Ну что, страны, в бесконечность и далее?!

Наверняка каждый человек хоть раз в жизни задавался вопросом — «Существует ли судьба? Вольны ли мы сами выбирать свой путь в жизни, или все предрешено за нас и даже случайности в жизни не случайны?». Но вряд ли кто-то получил точный ответ… Жизнь слишком многогранна и непредсказуема, чтобы с точностью утверждать, что все предрешено. Но подчас слишком большое количество вроде бы не связанных друг с другом случайностей, но ведущих человека к одной и той же цели, заставляют задумываться о предопределенности жизни. Большое влияние чего-либо или кого-либо на жизнь человека, тоже могут натолкнуть на эти мысли, или даже подтолкнуть к еще более глубоким размышлениям о превратностях судьбы. Собираясь этим утром на работу, Кику Хонда, он же — Япония, все прокручивал в своей голове вчерашнюю чайную церемонию и ее итог: предписание доктора Анимуса — «Обязательно записаться волонтером в какой-нибудь приют для животных и найти себе там единомышленников и друзей». Легко сказать да сложно сделать. Кику понятия не имел, в какой именно приют ему податься и… как вообще туда записаться? Нельзя же так просто вломиться к людям, с требованием принять его в свои ряды. А если и проситься, то… наверное надо было бы уведомить людей заранее, чтоб не свалиться им на голову так же внезапно, как однажды европейские страны на его собственную… Хонда-сан так и отправился на работу, погруженный в свои тяжкие раздумья и переживания. И даже напряженная умственная деятельность разработчика космических двигателей не позволила ему выкинуть из головы задание доктора. А ведь посторонние мысли очень нежелательны на ответственной работе, и Кику, как ни странно для столь ответственного и дотошного человека, совершил несколько ошибок в расчетах. К счастью для него, его стародавний товарищ Людвиг был по близости и вовремя исправил недочеты японца. Самому Кику Людвиг об этом ни слова не сказал, дабы поберечь нервишки друга, но проблему надо было как-то решать… И в конце концов немец решил поговорить с приятелем на эту тему, во время обеденного перерыва. Обычно Япония обедал в их с Германией рабочем кабинете, собственноручно приготовленный бенто, но из-за вчерашней чайной церемонии он не смог позаботиться о своем пропитании и ему пришлось идти в общую столовую. То был просторный хорошо освещенный зал, заставленный квадратными столами, с одним стулом у каждой стороны. Взяв свою порцию — простой отварной рис с куском красной рыбы под овощами, Кику присел за самый дальний столик в углу зала. Туда же подсел и Людвиг со своей порцией из картофельной пюрешки с парочкой сарделек. В полной тишине они скушали свой паек, и когда очередь дошла до напитков, Людвиг решил спросить друга о причинах его задумчивости. — Все в порядке, Людвиг-сан. Просто уважаемый доктор Анимус-сама дал вчера одно задание… Не смею вас вовлекать в мою… кхм… небольшую загвоздку… Прошу прощения и благодарю за беспокойство… — Кику, даже сидя за столом, смог поклониться товарищу в знак признательности. — Но, все равно, Кику, если я могу тебе как-то помочь, я с радостью. Ты же знаешь… мы уже знакомы не мало времени, и я буду рад, если смогу помочь тебе хотя бы советом. Тем более, что ты сам сказал — это всего лишь небольшая загвоздка. Значит не стоит переживать. Просто скажи мне. — — Если вы настаиваете… — Кику вздохнул. — Задание доктора Анимуса-самы состоит в том, чтобы мне записаться волонтером в один из приютов для животных. По его мнению, это должно помочь мне завязать новые знакомства и научиться идти на контакт… Я не совсем понимаю необходимости всего этого. Мне вполне комфортно общаться только с хорошо знакомыми мне людьми, и я пока не считаю нужным расширять свой круг общения. Но я должен справиться с возложенным на меня заданием… Анимус-сама попросил меня найти ему питомца в том приюте, куда я запишусь. Если я смогу осчастливить домом хоть одного обездоленного котика, я должен постараться. Вы так не считаете, Людвиг-сан? — — Вполне согласен, Кику. Я считаю, что бездомных кошек и собак в цивилизованном обществе быть не должно. Сам помнишь, насколько я и мой народ соблюдали это правило. Если владельцу надоедала собака или кошка, и животное выставляли за дверь, это дорого обходилось нарушителю. — Действительно, в прошлом Германия и его граждане отлично справились с проблемой бродячих животных. Все началось с требования регистрировать каждую вновь заведенную собаку и кошку, вплоть до чипирования животного. И даже всех поступающих в приюты животинок регистрировали, прививали, и само собой стерилизовали или кастрировали. Получился замкнутый круг, благодаря которому бродячие животные попросту исчезли, а каждый новый блуждающий по улице домашний питомец в неприглядном состоянии вызывал подозрения полицейских. Проверить чьё это животное было не сложно, ведь, как упоминалось ранее, большинство питомцев были чипированы. Также не составляло труда обратиться к ветеринарам этого города, чтобы понять кто владелец. Действие владельца, посмевшего выгнать питомца считались административным нарушением и карались штрафом размером до двадцати пяти тысяч евро. Еще плохое обращение с собакой или кошкой грозило тюремным заключением до трех лет и бывшему владельцу приписывался запрет на дальнейшее владение домашними животными. — Отлично помню, Людвиг-сан. Признаться, я был весьма поражен вашим мудрым подходом к решению этой проблемы. Почту за честь получить от вас совет по поводу своей загвоздки… — Кику снова чуть поклонился товарищу в знак благодарности. — Я выбрал несколько возможных приютов, но… не знаю, как лучше с ними связаться. Прийти ли туда самому, чтобы показать серьезность своих намерений, или же лучше отправить им письмо по электронной почте, чтобы не утруждать лишним общением и не отнимать драгоценное время?.. Что вы посоветуете, Людвиг-сан? — — Ну… — немец задумался, рассуждая вслух, — лично я, для начала написал бы письмо, в котором подробно описал бы причины своего решения стать волонтером приюта для животных, потом перечислил бы… — — Кто-то упомянул приюты для зверья? — Донесся чей-то голос из-за соседнего столика. Оба бывших воплощения тут же посмотрели туда и увидели компанию из четырех щупловатых парней. — Оно вам надо? — Усмехнулся один из них. — Тут за день на работе устаешь, что голова гудит, еще зверье обслуживать. Так можно умишком поплыть, как… одна наша знакомая кошатница. — — Да ладно тебе, приятель. — Хмыкнул другой. — Может он не всерьез. Или будет наведываться туда по выходным, а не каждую свободную минуту, как… хех… та самая наша знакомая — «Сильная и независимая с сотней кошек». Все свободное время после работы бегает по приютам для котов. Ни пары у нее нет, ни друзей нормальных, ни приличного хобби, только… — Парень сделал долгую паузу, а затем все четверо здоровенных лбов насмешливо запричитали, пародируя девичий голос: — Котики, котики, котики, котики, котики… — Увлеченные своей клоунадой, эти типы даже не заметили стремительно покинувшего свое место азиатского коллегу. Людвиг тоже задерживаться не стал и припустил за ретировавшимся прочь приятелем. В полном молчании они дошли до кабинета, и лишь внутри, закрыв за собой и товарищем немцем дверь, и присев в изнеможении на свое место, Япония смог излить свою досаду и горечь: — Людвиг-сан… Скажите — почему?.. Почему люди так эгоистичны и жестоки? Почему большинство всегда высмеивает тех, кто выделяется? Почему даже здесь, спустя тысячу лет, разумные существа по-прежнему не могут с уважением относиться к… не таким как все? Не могут принять чужой индивидуальности… увлечений… Я столько лет прожил, ничего не изменилось… — Кику тяжко вздохнул, и шепотом, почти неслышно, добавил. — Поэтому я… не люблю большинство… не люблю толпы… не люблю быть среди людей… — Остаток рабочего для бедный японец тянул кое-как, всею своей силой воли борясь со своим же желанием сбежать домой из этого стада вечно недовольных и вечно осуждающих других… Сбежать, запереться в своей комнатке, засесть под одеялком с малышом Куро-чаном в обнимку, и просидеть там все обещанные ему триста лет людской жизни… «Не хочу я такой судьбы — жить в толпе… Верните мне мою самоизоляцию периода Эдо!» Судьба ли меняет нашу жизнь, или нет, но порой слишком резкие перемены могут сломить неподготовленного человека, заставив его желать, чтоб все вернулось на круги своя, в те времена, когда все было так привычно… Или, наоборот, заставить бояться самой мысли возвращения былых времен. Заставить трудиться на износ, лишь бы не допустить возвращения былой жизни, и все прокручивать и прокручивать в голове судьбоносный миг… «Что, если бы я не поступил бы так? Если бы я не попробовал это? Если бы я не пошел туда? Если бы я не встретил бы этого человека? Если бы я не рискнул заговорить с ним?..» — Каждый день Мэттью Уильямс, он же — Канада, задавал себе этот вопрос, и все думал и думал — какой была бы его жизнь без встречи с коммандером Небулой? — «Наверняка, я был бы тем же безмолвным призраком… Неудачником… Жалкой тенью человека…» Из-за недавнего похищения сородичей и проблем братца-раздолбая с законом, ну и из-за прочих переживаний, Мэттью сильно отстал от своего графика подготовки к поступлению сразу на второй курс. А попробуй тут учиться, когда одно, другое и третье накатилось снежным комом… Но все проблемы минули, и надо было наверстывать упущенное. И Мэтт старался. Вместе со своим напарником Кумадзиро, он изо всех сил пытался нагнать отставание от плана подготовки, самостоятельно выучивая вечерами по две-три дополнительных темы. Помимо этого Мэтти и работать успевал, и по вечерам тренировался с удвоенной силой… В итоге его организм, и без того ослабленный недавними стрессами и переживаниями, стал потихоньку сдавать. Вчера канадец едва смог встать по сигналу будильника. Виной тому был очередной учебник, который Мэттью читал прямо в постели, пока не отключился. Как итог, у мальчика голова гудела от недосыпа и тошнота подкатывала к горлу. Обеспокоенный мишка тут же засыпал друга расспросами о самочувствии, на что Мэтт лишь вяло отмахнулся: — Все в порядке, Кумадзиро. Сейчас выпью кофе, потом утренняя тренировка и я взбодрюсь. Все отлично! Просто, немного не выспался… Чуточку не выспался… «Зато почти нагнал учебную программу! Все, лишь бы оправдать надежды коммандера Небулы!» — И действительно, Мэтт стал бодрее, и на занятиях ни один учитель не догадался, что у бедняжки после первого же урока началась жуткая мигрень. Так стойко Уильямс скрывал своё недомогание ото всех. Но медвежонка ему провести не удалось. Кума сердцем чуял, что с Мэтти что-то не так, и решил расспросить друга о самочувствии ещё раз, во время обеденного перерыва. — Все в порядке… — Как всегда отмахнулся Канада, для верности выдув три кружки крепкого кофе, и добавив сверху какую-то таблетку… А вот от еды парень отказался. Слишком велика была не отступающая от горла тошнота… Закинувшись бодрящими веществами, Мэтт направился к своему глубокоуважаемому начальнику, за послеобеденным заданием. На самом подходе к кабинету главнокомандующего, Мэттью как обычно спросил: — Кумадзиро, как я выгляжу? — — Как не выспавшийся, изможденный дундук, зря гробящий своё здоровье… — буркнул мишка, даже не глянув на друга. — То есть? Я, правда, так выгляжу? — Мэтт застыл на месте и поспешно полез в нагрудное хранилище за зеркальцем. Оттуда на него глядело бледное лицо уставшего юноши. — Никуда не годится… Совсем никуда… Кумадзиро, подержи… — Он всучил зеркальце мишке в лапки и стал растирать ладонями бледные щеки, под бурчание лучшего друга: — Мэтт, это не правильно. Я понимаю твоё стремление делать все всегда на отлично, но ты прям зашиваешься. Ты зубришь эти уроки в тройном объёме, тренируешься до седьмого пота, и успеваешь отпахивать на дежурствах. И все бы ничего, но ты и ночами зубришь! Ты из-за этого стал бледней меня, про синяки под глазами вообще молчу. Выглядишь, как мои бурые сородичи после зимней спячки. Ты гробишь сам себя! — — Я просто хочу оправдать ожидания своего глубокоуважаемого коммандера. Разве это плохо? — — Именно это — не плохо. Плохо — жертвовать здоровьем ради этого. Если ты так переживаешь насчёт успеваемости и будущего поступления сразу на второй, ты бы мог попросить не нагружать себя тренировками. Или мог бы попросить освободить тебя от послеобеденных заданий, но нет, ты жертвуешь отдыхом. И это — не правильно. — — Я не могу так поступить. Тренировки важны. А отказываться от заданий я не имею права. Все рейнджеры работают изо всех сил… Почему я должен быть особенным? — — Потому что… уставший рейнджер, это — плохой рейнджер? Подумай сам, как ты будешь справляться с заданием в таком состоянии? А вдруг ты пострадаешь? — — Я… — Мэтт задумался. Слова медвежонка были не лишены логики и здравого смысла, в отличие от глупого упрямства его друга. Но сдаваться так просто канадец не хотел. — Ладно, я могу попросить менее сложное и ответственное задание. Все же, любая работа, есть — работа. — — Но, Мэтт, тебе нужно отдохнуть! Думаешь, я не знаю, как ты морщишься от головной боли? Или что ты отказываешься от еды, когда тебе бывает плохо? Ты смог провести учителей, но не меня. Ты сейчас — человек. Неизвестно, какие последствия могут быть у твоего глупого и совершенно ненужного самопожертвования! — — Да, да, Кумадзиро, я все понимаю… но я не могу. Коммандер так верит в меня! Он так ждет от меня хороших… нет! Отличных результатов! Как я могу подвести его, когда он ждет? Он единственный, кто за много-много лет поверил в меня, дал мне шанс и даже принял под свою ответственность. Это же он сказал нам, что мы настолько умны и талантливы, что сможем поступить сразу на второй курс. И я должен справиться! Должен оправдать его надежды! Кумадзиро, подожди немного. Скоро выходные… всего пара дней, тогда я и отдохну. Обещаю! — — Точно, обещаешь? — Мишка недоверчиво нахмурился. — Точно. Свое слово даю! — — Хорошо… Держи… — Кумадзиро протянул другу зеркальце, чтоб тот мог привести себя в порядок. Все-таки иногда, в очень редких случаях, его друг детства мог быть слишком упертым. Такого Канаду переспорить было невозможно, а ябедничать и портить отношения с ним мишка не хотел. Пришлось сдаться, чтоб попробовать воззвать к канадскому разуму чуть позднее. В пылу небольшого спора оба приятеля не заметили, что помимо них в полупустом коридоре был еще кое-кто. Скромный, неприметный кибернетический столик как обычно летел к коммандеру, чтоб отдать накопившиеся за утро бумаги, и стал невольным свидетелем сего разговора. Будучи не просто безмозглой офисной техникой, а высокотехнологичным кибер-секретарем с самообучающимся искусственным интеллектом, столик вмиг смекнул, что надо что-то предпринять, и поспешил к коммандеру с донесением. И пока Мэтт приводил себя в порядок, столик успел проинформировать Небулу о состоянии его ученика. Залетел стремительно в кабинет и вместо кипы бумаг, выдал хозяину аудиозапись с переживаниями Канады. Едва запись завершилась, подоспел сам Мэттью. Как обычно связавшись по коммуникатору с начальником, он спросил разрешения и только потом вошел к Небуле в кабинет. К пребольшому его удивлению, для получения задания Мэттью и его напарника мишку отправили на медицинское освидетельствование. Делать нечего, парень пошёл… А там, уже поставленный в известность о его состоянии врач был готов к принятию срочных мер. Бегло осмотрев парнишку и его друга, врач сказал обоим прилечь на кушетки и оголить руку для вакцинации. Кумадзиро перенес укол спокойно, лишь немного лапку потер, а вот Мэтт… отрубился почти сразу после укола, причем надолго. Аж до середины следующего… верней уже, середины сегодняшнего дня. Мальчику-то вкололи отнюдь не вакцину, а порцию снотворного с витаминами, по приказу его же глубокоуважаемого начальника. А пока он мирно спал, Небула обсудил с Кумадзиро его моральные проблемы. Мишка честно поведал начальнику обо всех мытарствах маленькой французской колонии и о том, как же легко и быстро первый опекун продул его Англии. Рассказал Кумадзиро и о том, что как бы маленький приемыш Британии ни старался быть хорошим и радовать нового опекуна, он не получил и половины внимания и заботы от того, что перепало любимчику Керкленда — Америке. — Он так всегда и думал, что плохо старается, что недостаточно хорош, раз его не замечают и не уделяют столько же внимания, как остальным… Возможно от того он и утратил веру в себя. Его ведь, до самого конца его жизни как страны, никто почти не замечал. Даже Франция. Вы стали первым, кто поверил в Мэтта, и дал ему шанс проявить себя. Возможно, сэр, сейчас он боится, что не оправдает возложенных на него надежд, подведет вас и… может даже, потеряет из-за этого ваше внимание. Ему бы понять, что хорошее отношение людей не всегда зависит от его успехов и неудач. Понять, что его не оставят из-за парочки проколов… — — Вот, значит, как? Что ж, раз надо, постараюсь донести это до него… — Небуле перепало достаточно откровений, чтобы переосмыслить поведение подопечного. Стало ясно, почему в начале службы Уильямс до дрожи боялся сложных заданий, и почему потом старался выполнить их любой ценой… даже в ущерб здоровью. И это надо было как-то исправлять. Срочно… Сразу после общения с кое-каким сородичем Уильямса. Судьба иль не судьба сводит порой совсем разных людей… или существ, таких как люди и инопланетные вороватые птице-люди, но для молодняка грифонов случайная встреча с одним из людей не прошла даром. Иван Брагинский, он же — Россия, решил не тянуть с недавно данным им обещанием, и сегодня наконец-то удостоился личного разговора с главой рейнджеров. До самых верхов дошёл, лишь бы сдержать слово! Во как! И подготовился он к разговору ответственно — речь составил и на зубок выучил, доводы все собрал, примерный план для воплощения задумки в жизнь составил… да и отправился на разговор к главному рейнджеру галактики «во всеоружии». Небула не смог не оценить столь грамотного подхода и основательной подготовки к беседе, да и благородные порывы русской души ему были по нраву, но… понять своим разумом — зачем этому странному человеку брать под свою ответственность ораву малолетних птичьих хулиганов? Зачем вкладывать столько сил, участвовать в перевоспитании представителей чужого рода-племени, тащить их в свой дом?.. Зачем? — Ну как это — зачем? — Удивился Ванька. — А куда же их? В тюрьму? Оно конечно хорошо, вроде я слыхал что ваших пенитенциарных* учреждениях к спокойным преступникам относятся нормально, пиццей кормят и дают работу по душе, но… уж лучше я с ними сам. Мне кажется что у нас они немного отживеют. Какая-никакая, но всё-таки — воля. Не бьют, не ругают, не мучают, иди куда хочешь, делай что… хм… Бездельников конечно терпеть не буду, договоримся. Я им — еду и кров, а они мне свои крылья и помощь. Как раз нужны свободные руки чтобы боронить и сеять. Думаете… они не согласятся? После такого-то житья что я от них слышал… Всяко лучше чем — сидеть взаперти и вышивать крестиком. А будут хулиганить, я их сам… угомоню, — и быстро поправился и усмехнулся: — Этой самой тюрьмой и пригрожу, они видно не любят тесных помещений, чисто психологически им плохо в них. Стены давят видно… всё ж… птички вольные, летать любят… Как думаете? Что считаете? Дадите мне их на поруки, а? — заглядывая главе станции в глаза, русский стал упрашивать коммандера вновь. Слова этого здоровенного детины были не лишены смысла. Птичьи гуманоиды больше жизни любили свободу и небо, и попавшие в подростковую колонию юные грифончики мигом захандрили, от еды стали клювы воротить и буквально за пару дней все как один превратились в эдакие «ходячие трупики». Беда, да и только. Так что предложение Брагинского было как нельзя кстати. Но и отдать малолетних преступников просто так обычному гражданскому… даже такому сильному… было бы слишком опрометчивым шагом. — «Приставить что ли к ним кого-нибудь из моих ребят? Думаю, сэр Брагинский будет только за, если верить отчету следивших за их безопасностью рейнджеров. А, кстати, тот юнец…» Хорошо. Я понял вас. Но, сами понимаете, так просто я не могу отдать их вам. Нужно будет подписать необходимые бумаги, провести ряд подготовительных мероприятий, к примеру — надеть на каждого из них маячки слежения и приставить для охраны как минимум хотя бы одного моего рейнджера. — — Одного из ваших ребятушек? Я только за! Аха! — Ваня аж хлопнул в ладоши от радости. — Значит, договорились, да? Отдадут мне тех сиротинушек? Уж я их приючу. Научу ценить чужой труд, самих ручками работать приучу. Будут пользу приносить, глядишь, понравится им, сами себя уважать начнут, забудут навек о своём тёмном прошлом… — совсем размечтался сын Киевской Руси, не сомневаясь, что ему обязательно отдадут тех запуганных разнесчастных пташек. Он сам, как на крыльях, выпорхнул из кабинета коммандера, и полетел по коридору, желая скорей порадовать своих сестренок. А Небула поспешил к своему подопечному. Ему доложили, что Уильямс уже проснулся и, расстроенный тем, что — посмел проспать целые сутки, и сегодня ему тоже приказано отдыхать! — засел в своей комнате и даже с Кумадзиро общаться не хочет. Уткнулся в книжки и сидит подавленный и напуганный, что посмел такой-сякой подвести повершившего в него человека. Какое, спрашивается, он теперь имеет право на взаимную поддержку? Никакого. Тем более, он теперь не имеет права отвлекать уважаемого командира от более важных дел, чем он… слабак, неудачник, пустая трата чужого времени… Бедняжка от переживаний снова стал прозрачным, и его форма тоже, и зашедший в его комнату начальник даже не сразу заметил его. Спасибо Кумадзиро, что он уже предупредил о возможности рецидива старой канадской проблемы. «Мэттью точно должен быть где-то в комнате…» — Небула обвел взглядом комнату. Нечто едва заметное, смахивающее на его подопечного, сидело за столом, понурив голову над раскрытой книжкой. Мишка тоже был в комнате. Он вскочил с кровати и молча вытянулся в струнку, не сводя с начальника умоляющих глазенок. «Вижу, вижу. Совсем мой мальчик приуныл… Как бы мне его поддержать?» — Небула ещё раз глянул на почти прозрачный силуэт и, будто совсем не заметив Канаду, обратился к мишке. — Рейнджер Кумадзиро, где же Мэттью? Я его не видел сегодня… что-то случилось? Куда он исчез, куда ушел, где прячется? Я его чем-то обидел? — Услышав голос коммандера, Мэтт весь обомлел. Его глубокоуважаемый начальник, его кумир и образец для подражания, самолично пришёл к нему, а он этого даже не заметил! Сидит и нюнит, как дитё малое, когда на него тратит свое бесценное время такой человек! И ничем коммандер не мог его обидеть. Это он — тихий, неприметный Канада, от которого ничего толкового даже родственники не ждали, подвел впервые поверившего в него человека. В порыве чувств Мэтт подорвался с места и немедля встал по стойке смирно. Громко стукнулся об пол упавший стул, заглушив тихое приветствие Уильямса, произнесённое от чего-то еле слышным шепотом. «Не молчи! Повторить приветствие, и не шепотом!» — Промелькнула мысль в канадской головушке, и он снова открыл рот, но… — Добрый день, коммандер Небула, сэр. Рейнджер Уильямс перед вами. Готов ко службе, сэр… — Прошелестел едва слышный голосок. В этот миг Мэтти захотел сам себе отвесить оплеуху. Его начальник здесь, ищет его, а он — неблагодарный мальчишка! — не может собраться и нормально поприветствовать главнокомандующего. Стыд и позор! — «Простите, сэр! Простите! Не в того вы поверили! Не достоин я вашего внимания! Простите…» Но коммандер услышал его, и даже заметил и забеспокоился: — Рейнджер Уильямс… Мэттью, что с твоим голосом? Ты его сорвал где-то? И почему ты полупрозрачный? Тебе не здоровится? — — В…все в порядке, с…сэр… Я… я в норме. Прошу прощения за беспокойство и… что подвел вас вчера… — промямлил Канада, становясь ещё более прозрачным от стыда. — «Коммандер… Я же не заслужил… Почему же… вы тратите на меня свое время?..» Не беспокойтесь обо мне… Не стоит… Простите… — Почти уже невидимый парнишка застыл с понуренной головой, так и не договорив. Слишком стыдно и больно было ему на душе. — Как это — не беспокойтесь? Мэттью, ты что с астероида упал? Ты мой подчинённый, и я имею полное право о беспокоиться о твоём самочувствии. — Возмутился глава рейнджеров, но тут же смягчил тон, а то Канада весь сжался. — С чего ты взял, что подвел меня? Ты с заданием вполне справился — сходил к врачу на проверку здоровья и поспал. Это тебе и нужно было сделать. Мэттью, сынок… — Небула положил руку на плечо подопечного, — я каждый день вижу, как ты стараешься. Ты выкладываешься изо всех сил. Вот скажи — почему ты себя изводишь? — — Я?.. Я не успеваю с подготовкой к поступлению в академию… Пытаюсь наверстать по вечерам и… совсем забываю о времени… Прошу прощения, сэр… — — Значит, проблема в этом? Тогда, почему бы тебе не взять перерыв в службе и сосредоточиться на подготовке? — «Взять перерыв?! М…меня хотят на время отстранить от службы?!» — Мальчика аж холодный пот прошиб. Все, доигрался он. Не справился и получил по заслугам. — «Только не это! Умоляю!» С…сэр… Коммандер… Прошу… Я… я справлюсь. Я постараюсь… Не отстраняйте… м…меня… — — А кто говорил об отстранении? — удивился Небула. — Ты и так опережаешь нормативы. Не грех взять небольшой отдых, дня или недельки эдак на две-три. Ну хорошо, дня два, я понял. Снова много? О, пресвятая Венера, ты так хочешь мне угодить? А о себе совсем не думаешь. Ну куда это годится?. Да не отстраню я тебя… делать мне больше нечего. Я же не хочу лишиться самого лучшего своего ученика. — «Лучшего ученика? Это он обо… мне?! Да, какой я… лучший?..» — Мэтт качнул понурой головой. Он во всем и всегда был согласен со своим кумиром, но сейчас вдруг не смог принять его слова. — Сэр, прошу прощения, но вы… вы слишком высокого мнения обо мне… Я всего лишь стараюсь быть полезным по мере сил… Прошу прощения, что заставил вас волноваться… Впредь постараюсь лучше рассчитывать свои силы и не приносить вам проблем… Простите… — — Разве вы приносите проблемы, рейнджер? Вы не такой уж ненужный, поверьте. Вы освободили меня от бумажной волокиты. Вы помогаете с моими посетителями. Благодаря вам я теперь не спохватываюсь, что у меня через минуту будет важный посетитель, а имею время подготовиться ко встрече. Хотя с моим столиком и готовиться нечего, он у меня тоже умница. Но он — всего лишь робот, он разве что антенной может помахать, а ты… ты, Мэттью, можешь подбодрить меня своим обычным — «удачи вам, сэр!». У меня за все эти долгие годы появилось время на другие дела, которого всегда не хватало… И если честно — ты… вы, рейнджер Уильямс, мне очень нравитесь, как помощник, как секретарь, ведь столько много важных и нужных и ненужных мелочей на себя взяли, и вдобавок учитесь, работаете у нас, и стремитесь быть одним из наших лучших ребят… Я впечатлён вами, рейнджер Уильямс! Только у меня вопрос, Мэттью. Все ваши дела, ваши заслуги… пусть как сами вы считаете — небольшие и незначительные… почему же вы себя так обесцениваете, рейнджер? — — Я?.. Я… не… знаю… сэр… — еле выдохнул Мэтт. Хоть Небула и научил его верить в свои силы, он по-прежнему не умел принимать похвалу, даже заслуженную. Ну что такого особенного он делал, каждый день стараясь идеально выполнять все доверенные ему задания? Разве не каждый рейнджер должен быть таким? Или его волнение за здоровье начальника? Нет ничего такого в том, чтобы осведомиться о самочувствии человека, предложить свою посильную помощь, и разобрать завал в его бумагах пару-тройку… десятков раз. Или встретить его важных посетителей, извиниться за загруженность главнокомандующего, и скоротать время до его прихода интересной светской беседой. И прочие-прочие мелочи, сделать то, помочь с этим, или просто выслушать… ничего особенного… Так почему же его сейчас хвалили, будто он взаправду сделал что-то по-настоящему важное? Но раз сам Небула сказал, что помощь канадца бесценна, какое он сам имеет право отрицать это? Его начальнику явно лучше видно со стороны — заслужил ли похвалу его подопечный. И от осознания глупости самоуничижения стало так стыдно, что хоть ещё прозрачнее становись. — П…простите, сэр… Снова я заставил вас волноваться… Простите… — «Мэттью… Эх, Мэттью… Мальчик мой боязливый… Ну, ничего, терпение и внимание и это исправит, я постараюсь…» — Много ещё, очень много и долго предстояло Небуле работать над накопившимися за долгие годы моральными проблемами бывшего государства. Но отступать старый вояка не собирался. Не тогда, когда ему повстречался такой умница. Такой ответственный, надёжный и на лету запоминающий все-все рейнджерские премудрости. — Все в порядке, рейнджер. Всем надо учиться отделять дела первостепенной важности от чего-то… хм… менее важного. В данный момент учеба намного важнее практики и заданий. С вашим усердием, вы легко наверстаете упущенное. Так что не берите в голову, учитесь спокойно, готовьтесь к зачислению на второй курс. Но главное… Мэттью, сынок, не перенапрягайся. Твое здоровье для меня намного важнее, чем несколько невыполненных заданий. Пообещай, что побережешься. — — К…конечно, сэр… Я постараюсь… Даю слово… — — Отлично, рейнджер. Я могу быть спокоен. Знаю — ты сдержишь слово. — Тяжёлая рука старого вояки легла на плечо юного подопечного, снова ставшего полностью видимым. Тем заметней был румянец смущения на щеках скромняжки Канады. И даже когда Небула ушёл, канадские щечки ещё долго были алыми. Но главное, что все недавние переживания и страхи рассеялись. Ушли окончательно вслед за унынием, оставив взамен эйфорию от щедрых похвал и решимость стараться ещё больше. И, конечно же, сдержать своё слово и больше никогда не заставлять обожаемого начальника волноваться за его здоровье! Все, лишь бы радовать коммандера и быть ему прилежным учеником и надёжной поддержкой в будущем. Кто-то может оценить даже незначительную помощь, и потом каждый день благодарить судьбу за встречу с ним и даже горы свернуть ради того человека. Таким был Канада. Не то что его братец-близнец. Бывшее воплощение Штатов не особо ценило помощников. Ему помогли?.. Чушь какая-то! Было бы с чем справляться. С пустяковиной. Кто ему помог? Да, никто! Сверхдержавы сами справляются со всем! Остальные лишь создают видимость помощи. Примазаться хотят к его славе! Так считало могучее государство, самопровозглашённый оплот независимости и свободы. И даже став простым человеком, Джонс не терял былой гордыни… по крайней мере, до плена у «Императора Всея Зла Галактики». После того злополучного приключения парнишка заметно присмирел и зауважал своего спасителя и учителя. Но его гордыня периодически давала знать о себе всяческими заскоками — поупрямиться, поворчать, свернуть своими жалобами кровь и нервы старшему брату, лишь бы снять стресс от вынужденного послушания всяким разным старшим по званию ворчунам. Но вчера бунтарь Джонс был паинькой. Послушным, примерным курсантом, весь день выполнявшим все-все приказы начальства без единого намека на недовольство. Он даже жалобы Артуру и Кику не строчил! И в учебе он себя показал. Выучил все заданные ему на сегодня параграфы, плюс затребованные Лайтером — «Технику безопасности при выходе в открытый космос» и «Тех. минимум по использованию скафандров — «Пульсар-400», ученической модификации», что от зубов отскакивало. Ну и получил свою награду. Взял его препод на особую тренировку курсантов-старшекурсников в открытом космосе, как и обещал. Привезли их на крейсере к обустроенному под тренировочную площадку астероиду, дали парню свой скафандр и выпустили в космос. Ух Джонс был рад! От счастья весь сиял и, летая под боком у наблюдающего за ходом сдачи зачетов учителя, во все глаза пялился на соревнующихся старшекурсников, мечтая сам поучаствовать в их веселье. Жаль только дорогой учитель не спешил отпускать подопечного порезвиться на учебном полигоне. Хотя и обещал! А на расспросы бывшего воплощения Америки ответил коротко: — Потерпи! Сдадут ребята зачеты, тогда повеселишься! — А какое тут терпеть, если сердце стучит как бешенное и рвется в бой? Обидно, блин! Но Джонс недовольства не показал. Себе дороже, знаете ли, сердить строгого препода. Лучше действительно потерпеть и получить свою награду. Заслуженную награду! Но как же сложно терпеть, когда в груди все бушует от желания порезвиться! Так и хочется спикировать вниз к остальным и показать свои таланты! «Скорей бы! Поскорей бы! Базз! Отпусти меня хоть на какой-нибудь полигон! Хоть просто пострелять по вон тем мишеням! Там все равно никого нет! Отпусти-и-и-и-и-и!..» — Не выдержав своей же бурлящей энергии, Альф спикировал-таки к одному из полигонов. Тому самому — пустому и с кучей мишеней по периметру. «Ух, щас я эти мишени с первого виража снесу!» — Альфред вытянул правую руку, готовясь стрелять из наручного лазера. Живя в общежитии вместе с курсантами, он успел как следует напрактиковаться в стрельбе, и сейчас он хотел продемонстрировать плоды своих тренировок, но… — Джонс, живо стоять! — Раздался в ушах сердитый голос Лайтера, и вот уже он сам преградил егозливому подопечному путь. — Я разве разрешал отлетать от себя? — — Но Базз!.. — Возмутился было янки, но мигом стушевался от неоднозначного взгляда наставника. — Т…то есть, сэр… Я… Тут же никого нет. Пусто! Сами видите! Почему я не могу тут пострелять? — Ответом ему стала пара курсантов. Они на полном ходу вылетели из-за скал и промчались мимо, наперегонки поражая мишени. — Понял… Виноват… сэр… — Только и выдавил юный торопыга, до которого вдруг дошло, что он чуть не сорвал соревнование двух курсантов. — «Бли-и-ин! Вот я лоханулся! Только бы Базз не разозлился!» Но было уже поздно. Базз уже был зол, но держался со всей своей выдержки и даже дал подопечному шанс реабилитироваться в его глазах. — В чем именно виноват, Джонс? — Спросил у струхнувшего ученика. — Если извинишься и скажешь четко — в чем твоя вина? — то… может и получишь наказание, но не настолько трудное, чем если будешь сейчас лепетать невразумительное — «простите-извините-не хотел… Хнык!» — «Наказание?! Меня хотят… наказать?!» — И без того напуганный пацан весь сжался от паники. Повеселился, блин! Вместо развлечений получил нагоняй и получит еще больше, если не выдавит из себя вразумительный ответ. Но толковые мысли отчего-то не шли, и горло все пересохло от страха. В голове лишь вертелось назойливое. — «Получил, идиот? Выкручивайся теперь! Это — не Англия! Он тебя так просто не простит! На мольбы не поведется! Отвечай же ему, дурень! Идиот!» В…виноват, сэр, потому что… идиот… — — Так дело не пойдёт, — нахмурился Лайтер. — Что ты поступил по-идиотски, я сам вижу, но всё-таки? Что конкретно ты сделал не так, можешь мне объяснить? — Капитан скептически посмотрел на парня и вдруг вздохнул. — Может, хватит дрожать да винить себя? Отставить, Джонс! Мы сейчас просто разбираем эту ситуацию и мне нужно ваше понимание того, почему я вас ругаю, а не того что вы никчемный и непослушный. — — Полетел, куда не пускали… Чуть ребятам не помешал… Потому и идиот… — промямлил наконец парень, упрямо отводя глаза. — Уже лучше… — вдруг улыбнулся Базз. — Я надеюсь ты понял почему я на тебя разозлился? Не потому что мне могло попасть или тебя бы ругали, а… не надо так делать, ты мог помешать человеку сдать зачёт. А с этим у нас очень строго, не сданный зачет откладывается на осень, а то и на конец осени. И к сессии следующего года такой ученик может вполне не допуститься, если предмет профильный. Сам видишь, из-за того что кольца на разной высоте, и ученикам нужно пролетать сквозь них, попутно поражая мишени, эти ученики могли вовремя не среагировать и потерять скорость. Стать насмешкой в глазах других и неудачником в глазах учителей, ведь хороший рейнджер должен вовремя реагировать на всякие неожиданности. Даже на такие. А ты бы вылетел на площадку и… столкновение было бы неизбежно. Теперь ты понимаешь к чему могло привести твоё — «я хочу сейчас!», а Альфред? — — Да… Я все понял… сэр… — Кивнул Джонс, стремительно краснея от стыда и осознания собственной глупости. А то ж, вон чего чуть не натворил! Не то, чтобы он переживал за каких-то неизвестных ему курсантов, но портить с ними отношения не хотел. Все-таки старшекурсники были уже хоть при каком-то звании и вполне могли загонять его в отместку разными заданиями… Да и перед Баззом стыдно. Его взяли на закрытое для других новичков мероприятие, а он… — «Только бы не отослали назад! Пожалуйста! Я буду хорошо себя вести!» Я не должен был улетать, куда не пускали. Больше подобного не повторится… Прошу прощения… — — Ладно, летим назад. Будем ждать, пока старшекурсники освободят площадку. Это последний зачет, так что после них ты сможешь потренироваться. А наказание я придумаю тебе позже. И… Альфред, — окликнул он остолбеневшего ученика. — Молодец что понял. — — Д…да… спасибо… — Альф покорно полетел следом за Лайтером. Сейчас, когда угроза быть отосланным прочь и упустить все веселье миновала, у него прям от сердца отлегло. Но все равно обещанное учителем наказание тяжким грузом неизвестности давило на мнительного парнишку, и в итоге он не выдержал. Подлетел к учителю поближе и боязливо спросил. — А… какое будет наказание? Нужно будет что-то делать?.. Или… сидеть в… взаперти?.. — Базз усмехнулся, всё-таки волнуется его ученик, и смилостивившись, поведал парню о его наказании: — Скорее всё-таки делать. Не бойся, не тряпкой и мылом. Поможешь кому-нибудь. Или книжки разобрать в библиотеке. Или помочь учителю с накопившимися сданными материалами по контрольным. Мало ли таких дел… — — Ааа… Бумажная волокита… — Альф облегченно выдохнул. Хоть и не любил он возиться с бумагами, но это было лучше, чем драить полы в общаге, или… те самые. А в сравнении с сидением на гауптвахте то вообще было манной небесной. — Хорошо… Я все сделаю… Честно! — Остаток поездки Альф был тише некуда. Никуда не рвался, не отлетал, внимательно слушал учителя и терпеливо ждал своей очереди. Ну, прямо примерный пай мальчик. И когда настал его черед, выложился по-полной. В общем, делал все, лишь бы умилостивить строгого наставника перед вынесением наказания. Вдруг его полностью отменили бы! Ну. На худой конец, уменьшили объем работ. Он же вот как старается! Все осознал! Раскаялся! Вон какой послушный! Простите несчастному секундную слабость! Но что-то подсказывало американцу, что наказания не избежать. Все же это был не Англия, коего легко было умилостивить подобным поведением, а не в меру суровый Лайтер. Слишком строгий и требовательный для свободолюбивого обалдуя. Но отчего-то тянулся к нему парнишка, хоть и сам не понимал — почему?.. Так бывает порой, ворвется в жизнь человек, которого ты знать не знал, смешает все, установит свои порядки и сам навеки закрепится в твоей жизни. И никуда ты от него не денешься. И не потому что не может, а потому что не хочешь уже. Привык. И уже жизни без этого человека не представляешь. Это и случилось с Америкой, и с кое-каким другим бывшим воплощением тоже. Бывший Тевтонский орден, он же — Королевство Пруссия, он же — непутевый Калининградушка… Нарцисс, забияка и любитель подкалывать блаженных искателей друзей, хилых родственничков и чересчур воинственных баб-амазонок… умудрился на своем веку стать частью первого и сдружиться с одной из представительниц последнего сословия. А ведь ничего не предвещало беды. Просто назначили ему в охрану нескольких рейнджеров. Просто съездил он с ними на одну из других планет. Просто поучаствовал он с одной особой в заварушке со спасением важных документов… и дите нашел там. И спасение младшего брата из лап одной рогатой образины… ничего особенного! Великий и не такие приключения знавал! Сотни умелых воинов перевидал! Так отчего же цепанули его эти рейнджеры? Отчего до одури хотелось к ним?.. «Воевать? Посвятить свое Величие рыцарское благому делу? Это само собой. Не в фермеры же воину идти? Вот, то-то же! Среди воинов Великому мне и место. И не важно, мужчины там служат иль женщины. Люди иль пришельцы какие. Главное — достойные, и точка!» — Так успокаивал себя Байльшмидт-старший, спеша по вечерам на встречу к своему «репетитору» по поступлению в рейнджерскую академию. Да, к той самой синекожей особе, однажды случайно встретившейся ему на пути. Или вот сестры-славянки… Обычная встреча с Бустером, выходцем планеты Джо Эд, и они решительно сменили родную планету на более подходящую и привычную их образу жизни сельских тружениц. А там, встретившись с найденным Гилбертом мальчонкой, они всерьез призадумались — «А не взять ли им под опеку не только Элиаса?», а тут пернатые беспризорники нарисовались. А Китай… Его жизнь понеслась вперед стремительным потоком благодаря все той же случайной встрече с роботом-рейнджером и одним бывшим слугой императора Зурга. Прибыль от необычных товаров под брендом — «Жителям будущего от Гостей из прошлого», лилась рекой, бизнес рос, для расширения производства была куплена еще пара зданий, и нанята куча народа. Не забыл Яо и двух неудавшихся креветкоподобных шпионов. Тот лазутчик — Пода Декари, оказался очень расторопным и рукастым работником, а китайцу такие нравились. Вот он и уцепился за ребят. Смог договориться с рейнджерами, чтобы бывшие шпионы не сидели у них под запором зазря, а приносили пользу, коротая время за производством товаров. Бывают люди, лишь на миг промелькнувшие в жизни, как вспышка или порыв ветра. Но и мига порой хватает, чтоб в корне изменить привычное течение дней или даже судьбу. Жизнь государств-долгожителей, таких как — Французская республика, насыщенная многими событиями, людьми, революциями… исчислялась многими столетиями. Не в пример ему, жизни его граждан, как и всех простых людей, были скоротечны и мимолетны, ибо что такое несколько десятков лет в сравнении с сотнями? Жизни людей хрупки и недолговечны. Они, словно розы, расцветшие на кусте на краткое время, чтобы в итоге завянуть. А куст останется. Переживёт долгую, суровую зиму, встретит весну, и вновь зацветет множеством прекрасных цветов. Но розовый куст не вспомнит ни единого из своих увядших цветков. Он просто дал им жизнь, они же украсили его. Государства же могли помнить своих детей, по крайней мере — самых ярких. Таких людей у Франции было множество, но самой яркой, самой прекрасной, пышной и благоухающей розой была лишь она — нежная, хрупкая дева, с сердцем истинного воина в груди… Его любимая — Жанна д’Арк. Увы, жизнь этой героини французского народа даже по меркам простых людей была слишком недолгой и оборвалась трагически… Погибла в неугасимом ярко-красном огне чистейшая белоснежная роза. Не осталось ничего, кроме имени, воспоминаний и щемящей сердце тоски. О столь много роз повидал куст, столь много дев знавал Бонфуа, но столь же чистой, невинной, прекрасной… Однажды он нашёл одну похожую. Молоденькая туристка с фотоаппаратом так была похожа на неё… Почти одно лицо. «Быть может, это судьба? Быть может, она переродилась, как я и молил Всевышнего?» — Подумал он в тот миг. И даже подошёл, поведав деве ту печальную историю, но… Испугался. Открыть бы сердце вновь! Отдать его той деве! Быть только с ней! Каждый день любоваться цветением её мимолетной… слишком мимолетной жизни… Но, как же отпустить её потом, когда придёт её зима, когда цветок увянет? Он испугался. Нет, это слишком больно — привязываться к хрупкому цветку. Не лучше ли как розовый куст, не помнить ни одну из роз? Забыть. Не вспоминать. Ведь это слишком больно — помнить… И он старался забыть. Он растворял свою тоску в дамском окружении. Играл со множеством юных алых роз, меняя их с той же лёгкостью, с которой срезал с куста розы настоящие. Все, лишь бы не помнить белоснежную чистоту любимой… Но доктор Анимус, сей «вероломный любитель заглянуть в человеческую душу», разбередил давнюю душевную травму. Заставил излить ту историю, заставил вновь пережить её, вновь страдать… Но всего сложней было требование — перестать пытаться спрятаться от проблемы за очередными легко доступными девицами, а принять реальность и… чтобы уменьшить душевную боль, попытаться сделать что-то, что понравилось бы той единственной и неповторимой Орлеанской деве. Что-то, что помогло бы успокоить томящееся от вины сердце француза. «За что же так жесток ко мне сей доктор? Неужели Бог послал его мне в наказание?» — Думал в тот вечер Бонфуа. Думал он так и сегодня, направляясь в свой выходной не на очередную свиданку с ветреной особой, а к своему давнему заклятому товарищу на работу. А точнее — в недавно открывшийся филиал главного исторического института Альянса, посвящённый углубленному изучению истории человеческой расы. То было здание в пять этажей, не особо выделяющееся своей архитектурой среди остальных футуристических зданий, с их прозрачными стенами, и с парковкой для летающего транспорта прямо на крыше… Зато аллея перед главным входом была самой настоящей аллеей славы многих исторических деятелей рода человеческого. По ее обочинам было понаставлено множество голографических изображений творцов человеческой истории, и сбоку от каждого красовался интерактивный стенд, в котором каждый желающий мог ознакомиться с их главными достижениями. Случайно ли, или благодаря стараниям Керкленда, среди исторических деятелей явно преобладали Англо-Американские личности. «А моего ангела даже и не вспомнил…» — Франциск прошёл к зданию, воротя взгляд от голографических изображений. Внутреннее убранство здания разительно отличалось от внешнего, футуристического вида — никакого избытка металла и стекла. Стены и потолок были искусно отделаны под белый мрамор, а пол был застелен паркетом из настоящего мореного дуба. По левую сторону от главного входа располагалась стойка с дежурящим за ней светловолосым пареньком в чёрном костюмчике.  — Пардоне муа, уважаемый месье, где я могу найти Артура Керкленда? — Обратился к нему Бонфуа. — А вам назначено? — Парнишка оторвал взгляд от каких-то бумаг и, едва глянув на пришедшего… растерялся, бедолага. — Ой… Вы ведь — Франциск Бонфуа? Бывшее воплощение Французской республики? Сэр Керкленд вас уже ждёт. Он в своём кабинете… Это прямо по коридору… в самом конце… Большая дубовая дверь… Вы не заблудитесь. Но я могу вас проводить, если вы пожелаете… —  — Нет, нет, не стоит, месье. Я сам пройду. Осмотрюсь тут. Оревуар. — Улыбнувшись напоследок забавному парнишке, француз пошёл вдоль по коридору. Стены были сплошь увешаны стендами с описанием различных исторических открытий или достопримечательностей, но Франциску некогда было их созерцать — он спешил на рандеву к своему недотроге. А британец уже ждал его, сидя в кабинете за рабочим столом, короткая время разглядыванием фотографий с раскопок. — Да, да, входите… — Ответил он на стук в дверь, сделав вид, что полностью поглощен исследованием фотографий. Но то была лишь видимость. Надо же было показать заклятому приятелю, что это не ради него знаменитый археолог торчал в кабинете, а то ещё возомнит о себе всякое! Не дай Боже, снова приставать начнёт, извращюга! — Вижу, ты весь в делах-заботах, mon cher. Впрочем, не удивительно. Тут весь сквер почти только в твоих деятелях прошлого. — Пробормотал Франциск вместо приветствия. — Не понимаю, какие ко мне претензии? — Арти отвлекся от фотографий и с недоумением посмотрел на француза. — Там могли бы быть и твои люди, и их свершения, если бы ты хоть иногда выбирался с кухни и заходил бы сюда почаще. — — Оу… Так ты хочешь чаще меня видеть? Артюр, я и не знал, что ты скучаешь по мне. — — Делать мне больше нечего, по тебе скучать! — Артур язвительно усмехнулся. — Я ради сохранности людской истории волнуюсь. Не хочу, взявшись за чужое историческое наследие, напутать в данных, а потом выслушивать чужие упреки. Потому и жду вас всех — выживших воплощений, чтобы вы сами, по своей памяти, восстанавливали частицы своей же истории. Но идете ли вы? Нет! Только Япония откликнулся. Обещал самолично написать о своих важных исторических личностях. А остальные… Видимо вам уже не так важна ваша же история. — — Не правда, mon cher. Не правда. Я тоже хочу возродить свою историю… — Франциск тяжко вздохнул и присел на офисный стул, стоявший чуть сбоку от стола. — Да? Неужели? И с чего, или с кого ты начнешь? — — С неё… — Бывшее воплощение Французской республики достал откуда-то белую розу и положил её на стол. — С моей Орлеанской девы… — — В…вот как?.. — Артур неосознанно вздрогнул. Франция никогда не говорил о Жанне д’Арк при нем, а тут с какого-то рожна вспомнил. — Хорошо. Можешь приступать. Я дам под твоё руководство одну из моих научных групп. Тебя это устроит, Франциск… Франциск? — Ответа не последовало. Французик молча сидел на стуле, пялясь невидящим взглядом на белую розу. «Вот черт! Как бы он в безумие не впал, как тогда… после той казни…» — Англичанин открыл ящичек в столе и стал что-то быстро искать там. Нужно было срочно как-то отвлечь приятеля от тяжких мыслей. — Насчет той исследовательской группы. Они — очень талантливые ребята. Выпускники, прямиком из исторического университета. Думаю, ты найдешь с ними общий язык. Так ведь? Вот папка с их личными делами. Держи! — Выуженная из недр ящичка папка перекочевала на краешек стола. — «Ну же, открой! Отвлекись!» Но Франциск и вовсе казалось не шелохнулся. Вместо этого он молча стал легонько поглаживать мизинцем лепестки белой розы, лежащей на столе, будто то был не цветок, а бабочка. И вспоминал. На лице у него появилась улыбка, но сами глаза всё ещё были печальными и смотрели в никуда. Ещё чуть-чуть и заговорит… непонятно с кем. Хотя — как раз таки понятно, если такие воспоминания и о той девушке… — Не хочешь… — всё ещё невидящим взглядом Франциск посмотрел на Артура. — Поговорить об этом… со мной? — Д…да… Как скажешь… — Не нашел Артур в себе наглости перечить человеку в таком состоянии. Лучше уж подыграть ему. Выслушать… — Но, прежде чем начать… может тебе дать попить чего? Кофе? Чай? Вина нет, прости. Сам знаешь — сухой закон на планете… Могу предложить виноградный сок. Будешь? — Франциск задумался. В таком состоянии хотелось только напиться, но виноградный сок мало подходил для того чтобы забыться. Тем более в такой момент… «Нужно держаться…» — И Франциск, стиснув зубы, потрогал свой лоб. Голова не то чтобы гудела, но он был не в очень хорошем состоянии… Нервы? Беспокойство? Плохое настроение? — «Скорее плохие воспоминания», — усмехнулся своим мыслям Франциск. — Mon cher… Можно попросить тебя. Чаю? Какого-нибудь успокаивающего. Прости, я когда шел, много всего надумал… Расклеился. — И Француа уже более осмысленно и чуть виновато взглянул на археолога, разведя руками. — Это не в моих традициях, но вино только заглушает тоску, и это не самая хорошая идея, ты прав. Тем более — на этой планете. Я не хочу тебя винить, mon cher, Артьюа, — тут же вскинулся француз, привстав со своего места и пристально вглядываясь в своего заклятого друга, — но… с этой болью… надо разобраться… И… какая шутка Бога, я прошу у тебя помощи! У своего бывшего врага! У того, кто более чем в этом виновен, ведь он — то воплощение! Помоги мне, Артьюа! — под конец Франциск чуть ли не вновь поник духом и чуть было не упал на пол. — Э…эй! Ты как?! Присядь! Я… сейчас… — Вскочив с места, Артур успел нажать кнопку вызова робота-помощника и, пробормотав: — Принесите мне чаю… ромашкового. И… салфеток… побольше… сразу пачку!.. — поспешил на помощь перенервничавшему Бонфуа. — Ты в порядке? Да, присядь же! Чего в стол вцепился… Садись! — Квелый индивид французского происхождения был усажен обратно на стул. И только после этого Керкленд смог выдохнуть спокойно и даже утереть пот со взмокшего от волнения лба. — Вот черт! Напугал же ты меня! Сиди спокойно, сейчас тебе принесут чай и мы поговорим. —  — Мерси, Арьтюа… Артур… Прости, что возишься со мной, но… — он виновато взглянул на суетящегося рядом ворчливого англичанина, поймав его практически взволнованное «да что с тобой?», и вновь опустить взгляд. — «Действительно, повезло… Возится со мной, помочь пытается… Неужели это взаправду? Неужели это наш… недотрога? О, Артьюа!.. Мне бы сказать, что я тебе благодарен за твое волнение, но… — француз грустно качнул головой, но тут же поклялся сам себе. — Скажу спасибо, обязательно. Это достойно благодарности. Тем более — если он действительно обо мне беспокоится». Мерси, Артюа… Буду благодарен… Очень… — только и прошептал он. — Отблагодаришь, если будешь сидеть спокойно. Нечего вскакивать, когда ноги еле держат. Вот и сиди! Да где же этого робота носит?! Надо было сразу графин чая заказать… мне он тоже понадобится… — Артур почти вернулся на свое место, но резко передумав, передвинул стул поближе к Франциску, и только потом присел на него. — Что-то долго чай несут. Подождем? Или начнем потихоньку… Ох… У меня тут есть заначка… немного коньяка. Ты не подумай, я его понемногу в горячие напитки добавляю… Будешь? —  — Да, конечно… прости, я видимо сейчас не в форме от этих мыслей. Ты прав, надо посидеть, успокоиться. Артьюа! — Ошарашился законодатель моды и любовных и свободных отношений, — А тебя… не заметут? Узнают — отстранят! Может, не стоит так рисковать? — Француа действительно испугался за англичанина, все-таки столько лет вместе и ему было бы огорчительно узнать, что его друга выпрут с работы за казалось бы такую мелочь. — Нет. Я же не какой-то там растяпа! Я — умею скрываться. Сам знаешь — кто из нас был лучшим шпионом! — Расхрабрился англичанин, в душе радуясь, что смог хоть немного отвлечь Франциска от грустных мыслей. — Робот всегда ждет снаружи разрешения войти. Сам увидишь. С минуты на минуту… — Артур покосился на микрофон обратной связи, постукивая пальцами по столу, пока не… раздался звуковой сигнал и роботизированный голос не спросил разрешения войти. — Стой там, я сам выйду… — Артур поспешил к двери, вышел на секунду и вернулся уже с подносом, на котором красовались две чашки и чайничек. — «Неужто тупая жестянка сама догадалась поставить две чашки? Да, нет! Бред какой-то! Скорее, кто-то из моих ребят подсуетился… Точно! Джеймс, умница мой!» — Улыбнулся Артур, заметив на краю подноса сложенные особым образом салфетки. Артур взял поднос одной рукой, на манер ресторанного официанта, а другой рукой закрыл дверь и запер ее на замок. Где-то в глубинах его цундэрно-паранойной до француза памяти промелькнуло, что сама ситуация напоминает начало трешовенькой немецкой порнушки… но он спешно отогнал эти мысли. Ситуация была не та, да и сами они значительно изменились со своего перерождения в новом времени. — Так как, будешь коньяк или нет? К нам сюда никто не проникнет, не запалит… Как Брагинский говорит — «По щуть-щуть?» — — Если это сочетается с твоим… успокоительным ромашковым, то давай. Три капельки, мон шер, — не стал сопротивляться Франциск, чуть улыбнувшись и промокнув влажные глаза салфеткой. — Это ты у Жана научился уговаривать? — Удивительно что Франциска нашлось сил на некое подобие улыбки. — Тогда… Как он говорит? — принял он из рук англичанина кружку с тремя каплями: — На здоровье! — — Да. На здоровье! — Хмыкнул бывший пират, отхлебнув добрый глоток коньяка прямо из горла. — Прости, что так бескультурно. Сам виноват. Напугал меня своими выкрутасами… — Артур отпил еще глоток и только после этого спрятал бутылку подальше от чужих глаз и присел напротив Франциска. — Вот теперь и поговорим. Давить не буду. Давай сам дозревай и выкладывай все. Можешь даже ругаться… Признаю… Заслужил… — — Non, mon cher, я не буду ругаться. Мы оба прекрасно знаем ту историю. Ни к чему ворошить прошлое, его уж не исправить… Мне просто необходимо выговориться. Раскрыть, наконец, душу. Выпустить то, что терзало меня столько лет. Все те эмоции, те воспоминания… Ты выслушаешь, Артуа? — — Конечно выслушаю. Все-таки… — Артур виновато вздохнул, — это все — моя вина… — — А, скажи мне, Артуа, я… — Франция отхлебнул глоточек чаю и пристально уставился на британца, — я разве всегда таким был? — — Каким? — Удивился Артур. — Ну, как, каким, mon cher? Таким вот — повесой и ветренным ловеласом на пару ночей… Я всегда таким был? Вспомни. — И Англия задумался. Действительно, если так подумать, Франция был еще тем распутником. Но, всегда ли он был таким? Нет — это Керкленд должен был признать. Конечно, во времена их бурной юности, Франциск питал слабость к красивым людям, и вообще ко всему, что приносило эстетическое наслаждение, но чтоб так маниакально увиваться за каждой юбкой, и мыслить в отношениях сплошь лишь… кхем… одним местом пониже живота — такого не было. Это уже позже он стал… вот таким… «Неужели именно после той трагедии?» — Поразила Артура внезапная мыль. А Франциск все ждал ответа. По вытянувшемуся лицу приятеля он догадался, что пытливый английский ум нашел правильный ответ. — Нет… Ты таким не всегда был. — Признался Артур наконец. — Ты, конечно, когда мы были совсем юными, всегда доставал меня… бесил жутко! Но таким похабником не был… — Виновато вздохнув, Артур потупил взгляд. Слишком больно было вдруг осознать, что это ты сам — своим вероломством! — превратил вполне нормального человека в отпетого распутника. — Ты, правда, стал таким после… той трагедии?.. — — Oui, mon cher… Именно после нее… — Франциск залпом допил остатки чая и протянул чашку Артуру. — Можно еще чаю, дорогуша? — — К…конечно… Хоть весь! — — Благодарю… — Франциск сделал глоток из вновь наполненной чашки и… подумав пару секунд о чем-то своем, излил, наконец, душу. — Ты верно догадался, Артюр, это все после той трагедии… Я никого и никогда не любил никого столь же сильно и глубоко, как моего ангела. И хоть я знал, что это безумие, что любовь к смертному человеку не сможет длиться долго и в итоге принесет мне одни страдания… я рискнул. Я полюбил эту невинную, чистую деву с отважным сердцем. Я любил ее, как и она меня. Безумие! Чистое безумие! Я понял это в тот миг, когда она ушла. Ушла слишком рано, даже по человеческим меркам. Как жестоко, Боже мой! — Горестно всхлипнув, Франциск подцепил одной рукой салфетку и снова промакнул ею влажные глаза. — Артур, ты думаешь, что видел мою скорбь? Поверь, не видел. Те чувства, что я не смог сдержать пред тобою и всем миром, они лишь как вершина айсберга — крошечная белая льдинка над водой, таящая под собою гигантскую глыбу скорби и отчаяния. Когда мой ангел… моя чистейшая дева Жанна умерла, я безумно горевал. Словами не описать, в сколь глубокой бездне депрессии я побывал… А потом решил — раз у людей век короток, и раз уж я — страна любви, то не лучше ли дарить свою любовь не одному человеку, а всем! И раз время быстротечно, то пусть уж и любовь будет короткой. Не дольше месяца, чтобы сердце не успело привязаться к очередной мадемуазель, и не расстраиваться из-за отказов и прочих мелочей. Ты верно думаешь, что это безумство! Согласен, это ж распутство самое натуральное! Но у меня тогда было горе… На тот момент я считал, что это — наивернейшая мысль… Увы, тот доктор психологии, месье Анимус, посчитал иначе, и сам того не зная, разбередил мою душевную травму…. Такие вот дела, Артур… Теперь ты знаешь мой секрет… — Излив душу буквально на одном дыхании, Франциск в очередной раз вытер глаза салфеткой и вновь припал губами к чашке с чаем. Артур же молча смотрел на него, находясь в великом шоке от свалившихся на него откровений. Они потом еще долго сидели молча, думая каждый о чем-то своем. Наконец, Артур рискнул прервать затянувшуюся тишину. — Послушай, Франция… Франциск… Понимаю, в этом сейчас нет смысла… слишком много времени прошло с той поры, и свершившееся уже не исправить, но… — Артур облизнул пересохшие от волнения губы, налил и себе чаю, отпил глоток, и только потом смог произнести очень-очень и очень запоздалые слова. — Франциск, я очень виноват перед тобой и той несчастной девушкой. Я не прошу простить меня… вряд ли такое прощается, но… я признаю свою вину. Я сознаю, что причинил тебе огромную боль… Я виноват… — — Благодарю тебя, Артюа… — кивнул Франциск и, вздохнув, предложил: — Вторая рюмка чаю… за неё? Помянем её вместе? Поплачем у друг дружки в объятиях? Ох, прости, я не то имел в виду, не сердись… — тут же покачал он головой. — Я просто… не знаю как сказать, может мне до сих пор дурно от этих воспоминаний и мыслей, но мне показалось, что будет неплохо, если я просто обниму тебя и мы поплачем вместе? Обещаю, хоть и клятвам нетрезвых верить нельзя, но на этот раз — без всяких пошлостей. Я очень сильно устал и… — под конец Франциск перестал прятать глаза и на лице у него появилось нечто вроде румянца, но глаза по прежнему были грустными, хоть он и пытался улыбнуться. — Не знаю, что со мной, но я тут с тобой, а как будто до сих пор один. Извини. Видимо эти три капли всё-таки были лишними, я начинаю нести всякий бред. Не бери в голову, извини пожалуйста и забудь это. — Артур ничего не ответил. Ему и так слишком сложно далось извинение, а от слов Франциска остатки мыслей смешались в тугой комок недопонимания. Но если бы это помогло облегчить переживания Франциска, и хоть как-то искупить тот поступок… Что-то тихо стукнуло — это Артур переставил стул прямо под бок французу, и присел рядышком, понурив голову и опустив напряженные плечи.  — Ты обещал… — Немногословно буркнул он, не глядя на соседа.  — Спасибо большое… выпей, пожалуйста, — чуть ли не силой втиснул Франциск в напряженные руки археолога свою кружку. — Выпей, может мои мысли прочтёшь, поймёшь, что сегодня я не намерен. Мне надо её оплакать… Да с тобой поговорить… Можешь положить голову на плечо, а я… если не возражаешь, положу руку на… на твоё плечо? На голову — ты ведь не дашься, с поцелуем лезть — у тебя будет слишком неадекватная реакция, а куда ещё… Я обещал, да. Кстати… — посмотрел Франциск в лицо Артуру, — Прости за столь бестактный вопрос, но… почему ты так боишься, когда я до тебя пытаюсь дотронуться? Согласен, мои намёки бывают слишком двусмысленными и тебе это не нравится, но ведь бывают случаи вроде этого, когда я просто искал… родственную душу для успокоения или радости. Или ты до сих пор видишь во всех моих действиях что-то неприличное? Или — не только в моих? Но ведь… Альфреда же ты обнимаешь… хоть он тоже ворчит, что эти телячьи нежности не нужны его геройскому образу… Артур? Скажи пожалуйста, почему? Тебя что-то беспокоит? Или это… не та тема для разговора в этот момент? — Франциск всё говорил, участливо поглаживая впавшего в ступор англичанина, пытаясь его растормошить. И на удивление сдерживал своё обещание, его рука покоилась на плече чаефила. — А ты сам как думаешь? Вспомни, все ли мои люди были рады тактильным контактам с чужими людьми? Они и родным не всем обниматься позволяли. А твои люди вообще были для моих — образцом непотребства… Уж прости… — Артур все-таки отпил немного из чашки Франциска. — Так вышло, не привык я к прикосновениям. Вспомни хоть моих старших братьев. Хорошая компания, чтоб научиться принимать ласку, да? Ха… Ха-ха-ха… — Тяжко вздохнув, Артур вновь отпил из чашки глоточек. — «Дожил! Плачусь на жизнь Франции… Поделом мне!» Как видишь, всем нам доставалось… кому от соседей, а кому-то от родных. Это сейчас я понимаю, что наши привычные действия в тех или иных ситуациях нельзя назвать иначе, как дикостью, но тогда… Где же были наши головы? А нигде, верно? Их забивали сотни тысяч людских мыслей. Так и жили, верно? Эх, видимо мне еще привыкать и привыкать ко всем этим переменам. К свободе от своих же людей… — — Это у всех, так, дорогуша, это у всех… — тяжело вздохнул Француа. — Жану так вообще не повезло… — он отвел глаза. — От всех ему досталось. Однако… ты ведь замечал, что он постоянно просил ласки? Даже в юности? И сейчас тоже. И не считает это чем-то отвратительным и позорным. Правда, ему с сестрами повезло. Женщины они… они обычно всегда ласковы. Даже вроде Натали. А младшенький Венециано? Казалось бы — рос то с дедом, то с Людвигом, а тоже… чуть что руки распахнет, как Жан, и сопит на плече. А брат у него суровый, сам знаешь. Энтони так и не смог смягчить его характер… —  — Видимо, дело было всё-таки в людях. Мои даже к концу существования стран не смогли ужиться с людьми Скотта. Южные итальянцы как были больно наглыми, так такими и оставались. А люди Ивана? Хех… Умом Россию не понять! Вот уж истина от его же гражданина… Вроде ж и может обидеться и вставит по первое число, как Германии когда-то или тебе с твоим Наполеоном, но… слишком он отходчивый. В отличие от моего охламона. Дурень Америка до сих пор на него зубами скрипит… Идиот. Я и то уже с тобой нормально общаюсь. Когда там была наша последняя ссора? Вроде, ещё на той космической станции… Так почему даже я смог перебороть свои же предрассудки, а он нет? Впрочем, речь же не о нем… О нас… Я не хочу ссор. И хоть в силу своего недоверчивого характера я буду относиться к тебе настороженно, но ты всегда можешь прийти и поболтать. Идёт? — — О да, ты на меня так разорался когда я из ванной выскочил голый! — тихо засмеялся Француа. — Или когда я просил зашить мне одежду, ты кинул в меня свою шкатулку со швейными принадлежностями, назвав меня озабоченным! А ведь я всего лишь с тобой шутливо заигрывал… Видимо да, всё дело в наших согражданах… За Альфреда не беспокойся, когда-нибудь всё-таки его отпустит… как, надеюсь, и меня… Да, mon cher, идёт, я согласен. А ты всё-таки скажи, раз уж момент удобный и раз уж такой откровенный разговор пошел… до какой степени ты будешь не против, если… если я вдруг тебя обниму? Сам знаешь, всё-таки человечность в нас сейчас больше просыпается, я могу и обрадоваться больше чем надо, или заплакать… Или вдруг тебе станет грустно. Не стоять же мне столбом, ведь у меня тоже есть сердце, Артюа! А говорить, что всё будет хорошо — это как-то… Хочется знать, что мне можно, а за что — мне придется поплатиться своей красотой. — — Дать четкие инструкции? Я не против. — Пожал плечами Артур. — Запоминай: плечи трогать можно, как и спину на этом же уровне, а вот все, что выше или ниже — забудь. И не при всех! А то знаю я вас — чувствительных натур… Шепотков потом не оберешься. Не то чтобы я беспокоился о чужом мнении, просто репутацию надо беречь. — — Однако ты об этом всё же беспокоишься больше всего… — рассеянно ответил Франциск. — Ладно, я понял, попу не трогать, не щупать, голову тоже. А руки? Руки хоть можно брать? Не для поцелуев конечно, хотя-а… Это было бы заманчиво, но ты такой недотрога!.. Артюа! Ты чего это? Я ведь опять шутливо заигрываю, ты не понял? Ладно, mon cher, можешь меня начать душить или расколоти кружку об мою голову, если тебе легче станет. Но…   иногда это у меня само собой, прости. — И Франциск из игриво-ласкового вновь стал поникшим. Только вот прежней тяжелой тоски в нём не наблюдалось. — Я не настолько богат, чтобы фарфор о твою пустую голову бить… а вот чаем пополощу! — С этими словами английский цундэрэ встал с места и… перевернул чашку над головой Франциска. Но оттуда выкатилась только одна капелька, упав на шелковистые волосы съежившегося от надвигающегося чайно-ромашкового душа француза. — Шутка! Ахах! Я тоже, как видишь, шутить умею! По-своему, но умею… Руки тоже можешь трогать. В пределах разумного, конечно же. И шутки твои своеобразные… Хочешь — шути, но будь готов и к моим шуточкам. — — Договорились… — Франциск приоткрыл один глаз и улыбнулся. — Ах, Артюа, ты можешь бить об мою голову свою хоть весь свой сервиз, теперь уже я куплю тебе ещё, но ты не представляешь, как я тебе благодарен! — И Франциск прильнул к своему недотроге. Но как и обещал — без рук, одной головой. — Ведь к кому я теперь могу приходить чтобы поговорить о нашей истории, обсудить важные сердечные дела или просто произошедшим за то время когда мы не виделись? Спасибо тебе, дорогой мой недотрога, — Франциск отнял лицо от пиджака археолога и посмотрел на Артура благодарной лучистой синевой, — спасибо, что ты ещё раз дал мне шанс общаться с тобой безо всякой вражды! Давай выпьем ещё чаю? Мне уже полегче, благодарю. — — Ну вот и замечательно! Тогда, если ты не против… — Артур подлил еще чаю в обе чашки и, передвинув свою чашку и стул по другую сторону стола, присел там, — заодно обсудим твое кураторство и другие дела… — Оба давних соседа еще долго просидели в кабинете, потягивая ромашковый чаек и обсуждая насущные дела. Как порой причудливо переплетаются судьбы людей. Два непримиримых врага в прошлом, те кто и дня не мог прожить без склоки и драки… в своей новой свободной жизни они смогли наконец-то примириться, обсудить и простить былые грешки и даже договориться трудиться вместе ради всеобщего блага. Да, да, бывшее воплощение Французской республики согласился побыть куратором одной из исследовательских групп, назначенных изучать его же историю, и особенно жизнь и подвиги Жанны д’Арк. «Быть может, хотя бы так я смогу воздать благодарность моей чистой деве и хоть немного искупить перед нею свою вину…» Этот день был богат на разные события в жизни бывших воплощений и окружающих их людей или существ. Как впрочем и вчерашний день и позавчерашний. И хоть на первый взгляд события были не особо значительные, как и в другие дни, но кто их знает — так ли не значительны они были? К примеру, в случае с Канадой. Казалось бы обыденная, привычная похвала от глубокоуважаемого начальника, и столь же привычные слова поддержки, но что-то изменилось в Уильямсе в тот день. Он вдруг понял, что никто, особенно коммандер, не оставит и не прогонит его. И так легко стало парню на душе, так спокойно и так радостно… Что он остаток дня сиял от счастья. Или случай с Америкой. Сегодня безбашенный юнец в очередной раз уяснил, что препод его — «Жуть какой строгий и злопамятный! Зверь просто! Наказал! Опять!», хотя Джонс был таким паинькой. На один лишь миг забылся, а ему теперь… книжки по полкам расставлять вместо игрулек на ноутбуке Джитти!.. Хнык! М-да, Джонс ничего не уяснил и не получил полезного… Зато Лайтер почерпнул для себя полезный опыт, в очередной раз убедившись, что с таким обалдуем, как его ученик, лучше не торопиться. Не давать волю гневу, не орать и не грозить парню страшной карой, а следовать совету Великого и спокойно все обсудить. И да — оставить вынесение приговора на потом. Вон как хитрюга Альфи себя примерно вел после разноса! Послушный был и вежливый — от братца Мэттью не отличить! У Китая тоже не случилось ничего особенного… вроде как. Ну купил он ещё пару-тройку зданий для новых производственных помещений, да арендовал в Торговом Мире парочку павильонов под магазинчики, и в добавок открыл свой сайт онлайн продаж… Или экс-Пруссия вернулся в общагу со встречи с «фройляйн-репетиторшей» довольный дальше некуда и окончательно уверенный в своём дальнейшем жизненном пути. Как и Россия с сестрами. Вот уж у кого за один день жизнь разительно изменилась! Выпросив разрешение забрать бедовых птенчиков себе, и получив все необходимые бумаги, распоряжения и денежные дотации, славянин заскочил на работу в приют к старшей сестре, порадовать её и приласкать Елисейку. Потом он рванул домой со строительной бригадой, чтобы поскорее приступить к строительству нового жилого корпуса для оравы пернатых подопечных. «Будет у нас своя — Республика ШКИД!» Ах, какой сюрприз ждал юных грифончиков в будущем! И у Франции с Англией за один лишь день произошли разительные перемены в жизни. Они наконец-то выговорились друг перед другом и окончательно примирились между собой. После беседы Артур познакомил Франциска с его собственной исследовательской командой. Она вся состояла сплошь из молоденьких парней и девушек. Потерять бы французскому ловеласу голову от юных выпускниц исторического института, соблазнить бы их своим сладкоречием, но… он этого не сделал. Просто официально познакомился со всеми, а потом остаток дня только и рассказывал всем о своей прекрасной и несравненной Орлеанской деве. Этим вечером Кику уходил с работы совсем измотанным. Из-за дурацких шутников в столовой, так бестактно отвлекших его, он так и не смог решить — в какой из кошачьих приютов податься? А значит, один бездомный котейка проведёт ещё один день в приюте, вместо того чтобы приобрести у доктора Анимуса свой собственный дом. В полном молчании японец плелся за другом по парковке, погруженный в свои безрадостные мысли. — Ничего страшного, Кику. Может, мы дома все решим. А Италия нам поможет. — Людвиг на ходу достал связку ключей от своего минивэна и, подойдя к чёрной машине, стал открывать дверь. Кику все так же безмолвно стоял подле, словно не услышав слов немца, как вдруг из его кармана раздался звук. «Извещение о сообщении на электронной почте…» — Унылый Кику достал телефон, открыл сообщение и… чуть не выронил своё средство связи. — Кику? Все в порядке? — Забеспокоился немец. — Д…да… Людвиг-сан. Просто… тут сообщение… Приглашение… С официального сайта одного из кошачьих приютов… Приглашают меня к себе… Просят помочь… облегчить жизнь одиноким, неприкаянным котикам… — Пролепетал Кику, неверяще пялясь в телефон. — Так неожиданно… и так… так… так… вовремя… Словно… сама судьба вмешалась… — — Судьба? Хмм… — Людвиг покачал головой. Не верил прагматичный немец в такие неопределенные понятия, как судьба. Но раз суеверному азиату так будет проще… — Да. Может, и судьба… Раз такое дело, соглашайся, Кику. Тебя там уже ждут. — — Благодарю вас, Людвиг-сан. Тогда нужно поскорее отправить ответ с согласием. Назначить время визита и поблагодарить их за любезность… — Приободренный японец залез в машину и стал спешно набирать ответное сообщение… И никто не заметил одинокую девчушку, идущую мимо парковки по своим делам. Неприметную такую, курносую, чуть смугловатую, с выбившимися прядями из заплетенного на затылке в тугой хвост волос. Она шла мимо здания института и казалась совсем тут не уместной. Невысокая, одетая в черную юбку чуть ниже колена и белую блузочку, с похожей на старинный портфель сумкой в руках, она больше смахивала на школьницу, а не на гениальную ученую. И не мудрено. Не по годам умная, она еще до совершеннолетия закончила и школу и пару институтов. Черный минивэн скрылся в небесной дали, и почти сразу что-то пискнуло в сумке у девчушки. Она тут же суетливо огляделась, опрометью подбежала к ближайшей лавочке, вытащила из сумки ноут и спешно раскрыла его и открыла браузер, а там… Пестрел сайт приюта для котиков. — Войти от имени модератора… — Пробормотала девушка, что-то печатая, как вдруг она радостно хихикнула, хлопнула в ладоши, чуть не уронив ноут… вовремя поймала его и, радостно хихикая, еще раз прочитала сообщение. — Придет! В эти выходные придет! — Она пристально вгляделась в фото Кику Хонды и умильно вздохнула. — Святая матушка Венера, как же он сам на неприкаянного котика похож! На нашего нелюдимого Тимми! Такой же бояка-недотрога… Надо будет их познакомить. Может хоть он успокоит бедняжку и найдет ему терпеливых хозяев? Ох, поскорей бы с ним пообщаться! Поскорее, поскорее, поскорее… — Мимолетное происшествие в столовой не прошло даром для Японии. После обеда те насмешливые парни поспешили подколоть свою кошколюбную коллегу-недотрогу, но не вышло. Девушка ни капли не обиделась, а даже воодушевилась. Хамы ушли ни с чем, а девчушка немедля стала выяснять — что же это за Кику Хонда такой? «Котиков любит? Волонтером стать хочет? Тогда ему к нам!» — Решила девушка, сама отослала ему приглашение, и теперь… — Поскорее бы! Поскорее! Он-то намного лучше тех гордых нарциссов… — презрительно фыркнула она, вспомнив хамов. — «Стала бы я общаться с кем-то, кто кроме себя никого не видит! Сначала они безразличны к животным, потом к близким… Нет, спасибо! Мне такого «счастья» даром не надо!» — Усмехаясь бездушным коллегам, девушка открыла фото палевого в темно-серую полоску котейки и, наложив треугольные кошачьи ушки на фото коллеги Хонды, не сдержала восторженного писка. — И впрямь как котик! Милахааа! — В это самое время на Япошу напал сильный чих. А где-то близ их с Германией и Италией дома, промелькнула пушистая дымчатая кошка. Она тащила похожего на нее дымчатого котенка в беседку Кику… тихое, безопасное и сытное место, где его радушный хозяин всегда приласкает и успокоит…