О правилах и первой ночи

В родной дом приятно было возвращаться теперь, с гордо поднятой головой, когда он успел победить и мог зайти вот так – самый настоящий Путник, и, пусть вроде бы и нечего гордиться, получалось само по себе. Пусть нос задирать необязательно, но да это всегда лишнее, а ему хотелось показать не так проклятую гордыню, как то, что даже без помощи родственничков он может чего-то достигнуть. Если б, конечно, не повезло – вернулся бы крысой при чужом седле, но он – путник, не свеча и не простой уже видун. Альк мысленно отмахнулся от назойливых мыслей и спешился, поручая нетопыриху кому-то из слуг; хотелось впервые за долгое время увидеть родителей и сестру, пусть он старался и не проявлять особой привязанности к родне. Но да стоит признать – как ни крути, а даже самый чёрствый сухарь соскучится по родному дому за долгие годы отсутствия. Тут почти ничего не изменилось, только мать немного состарилась – в её белых волосах пролегла незаметная серебристая тень беспокойства, а худое лицо стало ещё более выразительным, словно черты кто-то вырезал настоящим ножом. Отец – тот и вовсе не поменялся; сестра стала чуть вреднее, но это для неё вообще было типичным возрастным изменением, причём с огромной скоростью. Не старела –становилась противнее. По характеру, естественно. Дома, подальше от ринтарских возгласов в стиле "бей саврянскую морду", после которой приходилось долго и нудно пояснять народу о том, как надо проявлять терпимость к согражданам и иностранцам, сидя на самом высоком дубе, ну, или запихнув куда подальше правила хорошего тона, бить морду уже ринтарскую, а то и меч доставать, было как-то поразительно спокойно. Не кричал никто. Альк, устав после дороги, особенно от наглючего попутчика, типичного ринтарца, кудрявого такого – встретит ещё раз, все кудри повыдёргивает, трижды крысу пытался увести, зараза, - порывался уйти спать, но дворянские обязанности, чёрт бы их побрал, догоняли вместе с батюшкой как раз у двери свободной, спокойной, тихой, что самое главное, спальни. - Что? – Хаскиль отозвался без особой культуры и взаимоуважения в речи, зная, что блудного сына простят, а если и обидятся, так пусть бы и подулись до утра, только не будили особо рано. - Пришли. За правом первой ночи, - доверительно сообщил отец. – Альк, ты ж знаешь, я не могу. У меня есть твоя мать… Альк едва сдержался, чтобы не послать первую ночь вместе с отцом и его верностью к Сашию. Дворянская псевдообязанность, вообще-то, должна была исполняться по желанию дворянина, а не каждой мимопроходившей барышни или, того хуже, бабы тридцатипятилетнего возраста и тридцатимешково-картофельного веса, но женщины как-то в это правило не особо вникали. А вот их оскорблённые женихи вникали ещё меньше, поэтому драться иногда даже с вилами приходили. Всё б ничего, Хаскили обычно традицию игнорировали, на кой им это счастье, но порой требования становились очень громкими. И чем старше невеста, чем страшнее, тем громче требования. - Меня временно кровать интересует исключительно как место для сна, - отмахнулся Альк. – А не как предмет для возлагания невинной двадцатипудовой девицы. За отцом неуверенно топтался слуга, которого так и подмывало поделиться каким-то фактом, и, не утерпев, он наконец-то заговорил: - Так симпатичная вроде бы. Хорошенькая даже! Только полукровка, кажись. Насмотревшись на ринтарок и саврянок – и эту кудрявую паскуду вороватую, прицепившуюся где-то посреди дороги с просьбой дорожку показать, - вдоволь за последние дни, а особенно на их недовольство, крики и сковородки, Альк неохотно скривился. - Ну, раз симпатичная… хорошенькая даже, так зачем пришла? – он добрался таки до двери, но отец решительно взялся за ручку первым, очевидно, собираясь избавиться от обязательства, что могло показаться приятным только самому настоящему идиоту. Обычно хорошенькие приходили только с одной целью – позор покрыть. Чтобы в отсутствии невинности у младой девы винить можно было дворянина, а что дети потом будут немного похожи на коровнюха, так то ничего страшного, кровь – штука странная, а они с коровнюх, может быть, двадцатиюродные брат и сестра… - Да она не сама, - поделился доверительно слуга, вновь перекрывая дорогу. – Её это… Муж привёл. - Муж?! Альк был уверен, что сегодня его интереса к любой девице не будет вообще, но посмотреть на мужа неожиданно захотелось. Грустно вздохнув, словно на казнь собираясь, он согласно кивнул, позволив-таки проводить себя вновь на ту же улицу, которой ему с головой хватило – спасибо, утром хоть дома помыться дали, а вот поспать они ему позволить, видимо, не собираются. На улице действительно стояла девушка, совсем ещё молодая – лет восемнадцать, конечно, замуж уже можно, но не факт, что очень хочется, - и вправду довольно симпатичная. Полукровку в черноволосой девице выдавали зеленовато-жёлтые глаза, типично саврянские, да и тонкий стан, ведь ринтарские женщины в основном своих мужчин предпочитают соблазнять пышными формами, не стройной талией. Зато мужчина рядом с нею был – ах, загляденье! Альк к нему отношения никакого не имел, да и то передёрнуло, а что ж бедной девице? Странное какое-то, невысокое, вместо волос – колтях какой-то торчит в разные стороны, глазки позападали… Аки крыса, только похуже свечи, какой-то оборвыш отвратительный. - Вот, жених, - представил слуга ободранца. Впрочем, одного вида обоим Хаскилям хватило для того, чтобы понять, зачем девушку привёл – она, может, сирота, или какая-то тётка злая воспитывает, сбыла поскорее за прогрешение, а оно решило себе денег лишних получить. Вспомнило же старую традицию… Награду за невинную девицу, точнее, за моральный ущерб жениху периодами действительно платили. - Мне бы крысу, - прохрипел женишок, протягивая руки, тоже скрюченные, и Альк поймал себя на мысли, что ему лет семьдесят, наверное. Какие тут деньги! Путник… Или обратившийся – хотя о таком он никогда и не слышал, - тянул свои руки к путничьему дару, чувствовал, что крыса рядом. – Она тоже может, - что она может, понимал только Альк из присутствующих, даже не сама девушка, но дар видуньи ощутить можно было и так. – А ты мне свою отдай! Отдай! Отвратительное существо схватило девушку за руку; та дёрнулась в сторону, в глазах заблестели слёзы, но моментально просохли, она выпрямилась, словно и вправду дворянкой была, и с таким отвращением покосилась на своего пленителя, что девчонку и вправду стало жалко. Альк отцепил кошель от пояса, наполовину опустевший во время дороги и, судя по звону, уже не с совсем настоящими золотыми, наполовину они стали пересыпаны какой-то мелкой медью, - швырнул его под ноги гостю. - Больше она не стоит, - грубо промолвил он; за девкой утром зараза эта вшивая всё равно не придёт, он не может сам обратить видунью в свечу, сил не хватит, да и умений, а его крыса… Нет, путники таким не делятся, слишком сокровенное. Правда, и девчонка дар пригасит, сильная, но не настолько, чтобы прямо ощутимо; Альк всё ещё явственно чувствовал дороги, а выспится – и врата сможет открывать, необученная вряд ли ему в этом помешает. Мотнув головой – саврянские косы, конечно, штука хорошая, но волосы всё равно в глаза лезут, - он перехватил запястье девушки и потянул за собой, всем видом показывая, что больше не даст. - А крыса! – завопил проситель, но Хаскиль даже не обернулся; отец и слуга так и вовсе не поняли, что случилось, им оно как-то мимо, что крыса, что за девушкой, пусть хоть за сотой ночью приходят. Пока "жених" был в пределе видимости, девушка вела себя относительно спокойно, не дёргалась даже, но стоило только переступить порог, как на неё словно что-то нашло – в зелёных глазах гордо взблеснула слезинка и пригасла, а рука дёрнулась так, словно она её оставить в его же пальцах хотела, лишь бы освободиться. Громко захлопнулась дверь, и Альк хитро изогнул бровь, отпустив-таки девицу. Она отступила на шаг и осмотрела комнату цепким взглядом, на предмет того, чем бы это его по голове стукнуть. - Альк, - внезапно протянул руку он, словно они сейчас знакомились перед деловым разговором. – Может, тоже представишься? - Что? – неуверенно переспросила она, на всякий случай спрятав руки за спину, чтобы не прикасаться часом к гадкому дворянину – ну, это желание у неё было крупными буквами на лбу написано. - Твой жених предпочитает лобзать безымянных крыс, но я предпочитаю дам с именами. Ну, тебя зовут… - он вновь требовательно протянул руку. - Рыска, - со вздохом дополнила она, вновь отступила на шаг и, к вопиющему возмущению для себя самой, натолкнулась на кровать. Вскрикнув, словно там только что было нечто ужасное, она отступила куда-то в сторону. Рыска, значит. Это становилось интересным; дамы, которые были готовы прыгнуть с разбега на несчастного с правом первой ночи, его интересовали ну очень мало, но эта девица показалась интересной. Вспомнился почему-то прискорбный факт, что перед тем, как стать путником, ну, или свечой, предстояло почти полгода к даме не прикасаться; а путником он стал всего неделю назад, ну, и в дороге никаких особо интересных дам не попадалось, чтобы на них тратить своё время… И здоровье, потому что как-то ему приставшая было барышня не приглянулась, подозрительная уж очень, особенно запах изо рта и характерные пятна. А тут – ну прямо как по книге писано, невинная прелестница, хорошенькая и гордая, с отчаянным желанием сопротивляться. Так почему бы и нет? Девушка всё отступала подальше, спасаясь от него, а Альк, издеваясь, каждый раз делал шаг вперёд. - Ну, Рыска, - деловито и издевательски соврал он, - я ж не зря выбросил на тебя целый кошель золотых. - А я не просила! – возмутилась она, отступив к столу и всё ещё не капитулировав. Быстрые и удивительно тонкие, как для селянки, пальцы скользнули по столу в поисках хотя бы чего-то, чем она могла бы защититься, кажется, натолкнулись на чернильницу, но слишком маленькую, чтобы она оставила что-то кроме чёрного следа на белых саврянских косах, наткнулись на маленький пушистый комочек… - Крыса! Она взвизгнула так громко, что даже сам Альк чуть не подпрыгнул от неожиданности, а после разжала в истерике пальцы, повернулась к проснувшейся крысе лицом, испуганно отступая всё назад и назад, чтобы не позволить гадкому животному коснуться неё. Крыса ощерилась – оно и ясно, Альк бы тоже ощерился, завизжи кто так у него спросонку под ухом. Девушка чуть не упала по дороге, а самое главное, отступала уже от свечи, а не от путника, но Хаскиля боялась явно меньше, чем несчастного крыса, по крайней мере, вскрикнула немного тише. Стоило только положить руки ей на талию, как у девушки появились удивительные царапающие способности. Ладони она столкнула удивительно быстро, вывернулась, словно дикая кошка, и рванулась к двери. Запертой, между прочим. Альк удобства ради устроился на кровати и скрестил руки на груди, наблюдая за сценой. За последнее время, успев девицу немного рассмотреть, он окончательно признал её привлекательность и собственное желание несчастную невинную прелестницу обижать – по крайней мере, вести себя, как её псевдожених, он точно не собирался, ну а что другое… Посмотрит по ситуации. Девушка подёргала за дверную ручку, после попыталась как-то её открыть, но крыса перешла в наступление, и она, вскрикнув, капитулировала, отскочив подальше и из двух зол выбрав меньшее. Когда Альк вновь перехватил её за запястье и усадил рядом с собой, Рыска уже даже не сопротивлялась, почти притихла, но было ясно – до первого поцелуя. - Не дёргайся, - предупредил он, уже предчувствуя стандартное шмыганье носом. Зелёные глаза от слёз, естественно, вновь заблестели, но девушка их украдкой вытерла и отодвинулась в самый дальний угол кровати, поддаваться откровенно не собираясь. Альк отловил её и там, умчаться на край мира так и не позволив, и все попытки его как-то посильнее ударить закончились царапиной у него на плече и её сильным ударом о стену – сама врезалась. - Да что ж это такое! – наконец-то возмутился Альк. – То от вас спасу нет, то царапаетесь, словно гарпии! - Вот и иди… те к тем, от кого спасу нет! Извращенцы проклятые, крысолюбы! Мой брат сегодня должен был вернуться, вот он вам всем, гадам, отомстит! А я с удовольствием помогу! – вспыхнула она; краска залила щёки, сделав девушку ещё красивее, а Альк, не выдержав, с хохотом покатился по кровати, благо, достаточно широкой, чтобы не свалиться хотя бы на ковёр. Впрочем, почему не свалиться? Приземление прошло удачно, и мужчина, упёршись спиной в кровать, вновь рассмеялся, на сей раз ещё громче. Девушка, кажется, обиделась; спустя мгновение стояла уже перед ним, уперев руки в бока. - Что смешного я сказала? – воскликнула она, забыв воспользоваться возможностью сбежать, только вытерла наконец-то остатки слёз и уже вполне возмущённо смотрела на него. – Разве тут есть с чего хохотать? - А брат – это такой кучерявый, тёмноволосый? Жаром зовут? – уточнил Альк. – Ринтарец? Она неуверенно кивнула, и он вновь расхохотался; девушка обиженно фыркнула. - Так я за тебя дважды заплатил, - наконец-то сообщил он. - Братец твой у меня кошель спёр, женишок остатки забрал… А рассчитываться кто будет? - Вот они пусть и рассчитываются! – с непомерным возмущением воскликнула девушка. – А я – не буду! Альк вздохнул. Прежде б обозвал весчанской девкой, но читать вроде бы умеет; заинтересованный взгляд то и дело скользил по какой-то бумаге, которую он оставил на столе. Бумага Альку ничего хорошего не сулила; завтра утром ему придётся рассказать о её существовании – и о проклятом обете тоже, - родителям, а послезавтра матушка впишет туда какую-то вредную костлявую девицу – эта тоже не толстая, но есть же определённые границы между тонкой талией и рёбрами, визуально сосчитываемыми где-то там, где должна быть грудь, - и будь ты хоть путник, хоть не путник, а законы Саврии имеют определённые особенности. Не по любви ему хотелось меньше всего на свете, а ещё и на скучной, занудной, ненавидящей его… - Ты, что ли, обет безбрачия дала? – язвительно уточнил Альк. – Что не будешь? - Почему обет безбрачия? – Рыска так и оставалась сердитая, но тон постепенно смягчился. – Но до свадьбы – никогда! Альк вновь тоскливо покосился на бумажку, а после перевёл взгляд на девушку. Интересный экземпляр. Уникальный в своём роде – это ж надо, какое сопротивление. - Ну… - он подтянул бумажку к себе. – А ты писать умеешь, а, красавица? Она обиженно фыркнула, но после кивнула; писать худо-бедно она умела, читать – тоже, но для этого надо было время. Её причеши, наряди в платье покрасивее, научи манерам – и так не глупая, - и ничего, будет толк… А деду вредному-то какой толк будет! Пусть порадуется своим аферам, пока не увидит, чьё имя вписано на бумажке. - Сядь, - он указал ей на край кровати и пододвинул перо, уже обмакнутое в чернило, и бумагу. – Вот сюда своё имя. Вот там, где точка стоит… Она опасливо покосилась на вновь уснувшую крысу. - И что тогда? – наконец-то уточнила она. – Если подпишу. - Ну… Я прощу твоего брата, а не казню его, это раз, - начал перечислять Альк, - подумаю относительно того, на каких расстояниях от милых дам должны быть крысы… Ну, и свой добрачный обет ты не нарушишь. Она заинтересованно покосилась на него и по весчанской наивности имя своё поставила. Расписалась даже не крестиком – хотя почерк был кривоватым, явно непривычно ей было вензеля свои на официальных бумагах выписывать. Когда бумажка просохла, Альк деловитым взглядом её изучил, после скрутил, спрятал в стол, чтобы крыс не позарился на угол с фамилией или подписью, или на слово какое в клятве, а после всё так же деловито подтянул Рыску к себе за талию. - А как же обещание?! – возмутилась девушка. - А я ничего и не нарушаю, - хмыкнул Альк. – Всё, что обещал. Честно, верно, в горе и в радости и до гроба. Только не кусайся. …Кажется, когда минуты через две до неё сквозь ступор дошло всё случившееся, а самое главное, кошмарность сложившейся ситуации, девушка собиралась как минимум его придушить, но Альк, как раз нагло развязывающий глупую шнуровку на старом платье девушки, мирно этот факт проигнорировал. Но, впрочем, он немного ошибся. Эта покорная не будет. Но и скучать тоже не придётся. Ни секундочки. Ни по ночам, как продемонстрировал сегодняшний яркий пример… Ни утром, когда у него будет, пожалуй, на глаз, а то и сразу на два станет меньше…