Добрый и щедрый человек

13 Апреля 1813 года Драко преследовало тяжкое предчувствие, что этот день принесёт ему неприятности. Кроме того, что сегодня было тринадцатое число тринадцатого года, проснувшись утром и увидев за окном дождь, он каким-то шестым чувством понял: впереди ужасный день. Хотя, вроде бы следовало воспринимать его иначе, ведь Драко предстояло вновь встретиться с женой. Он не видел её слишком долго, если быть точным, восемь месяцев, но сегодня она собралась вернуться домой. И он надеялся, что навсегда, потому что в противном случае этот день на самом деле стал бы для него самым несчастливым. Гермиона сама написала ему. Сообщила, что у неё имеется какая-то очень важная новость, которая больше не может ждать и которую необходимо сообщить лично. Написала, что чувствует: поскольку с тех пор, как уехала, на её жизнь не было совершено ни одного покушения, можно спокойно вернуться хотя бы на день. «День? Что значит один какой-то день? Это всего лишь набор секунд, составляющих минуты, а они, в свою очередь, складываются в часы и ещё более абстрактные мгновения времени. Я не могу обладать ей всего лишь мгновение. И не могу позволить вернуться только для того, чтобы затем снова покинуть меня». Драко не был уверен, что собирается сделать для того, чтобы убедить жену остаться, но, взволнованно расхаживая туда-сюда по берегу, размышлял как раз над этим. Он хотел приехать к ней, но Гермиона решила, что кузен будет не рад видеть его на своей территории: сама она занимала маленький коттедж в имении этого человека. «Глупый магловский баронет. Кем он себя возомнил, что готов отказать мне, лорду Малфою, в свидании с женой?» Она попросила Драко никому не говорить о её прибытии. Сказала, что приплывёт рано утром на лодке по реке. Единственные, кому доверено её сопровождать, — это горничная Эбби и Пайл, её отец, а по совместительству камердинер Драко. Драко Малфой терпеливо ждал их прибытия на берегу. Густой утренний туман мешал разглядеть хоть что-нибудь, а плотная мелкая морось дождя, лишь чуть более водянистая, чем туман, безмерно раздражала. «Почему надо было непременно плыть на лодке? Почему бы не приехать в экипаже? Или, что ещё проще, аппарировать? Правда, её кузен не знает, что Гермиона ведьма, но она, несомненно, могла бы сделать всё так, что он и не догадался бы, — Драко вынул из кармана часы. — Опаздывают уже на полчаса. Где же они?» *** Понимая, что муж уже где-то рядом, что скоро увидит его, Гермиона чувствовала стеснение в груди и под рёбрами. «Как сообщить ему эту новость? Как он воспримет её?.. Вряд ли с радостью, — думала она. — Я расскажу ему всё, а потом сообщу, что кузен уже договорился о нашем разводе и пообещал построить в собственном поместье дом для меня, так что я ни в чём не буду нуждаться. У Драко я ничего просить не стану. Обходилась последние восемь месяцев, так что не вижу причин просить о чём-то сейчас». Она всё ещё любила его, хотя теперь ни за что не призналась бы в этом. Она больше не доверяла ему из-за всей той лжи, что открылась. О сём неоспоримом факте (Гермиона была уверена) муж знал, так что она не собиралась заново ворошить неприятные воспоминания и перечислять причины. Она всего лишь намеревалась рассказать ему новость, а затем пожелать удачи и попрощаться. Сегодня её должны были сопровождать Эбби и мистер Пайл, но в последнюю секунду, камердинеру пришлось отлучиться, оставив Гермиону на попечение дочери. Она всё ещё не понимала, почему пришлось отправиться к Драко именно на лодках по реке, хотя Пайл и утверждал, что это единственный способ спокойно добраться: ведущая в поместье дорога и близлежащий лес оставались, как предполагалось, под наблюдением врагов. Но всё же Гермиона согласилась, что в её положении подобное путешествие пройдёт несколько комфортней, чем в экипаже, а уж про аппарацию и речи не шло. Ей было неудобно, что Эбби пришлось самой править веслами их маленького судёнышка. Но горничная настояла на том, что не стоит использовать магию, ведь её может заметить кто-нибудь из магглов. Гермионе это показалось мудрым решением. Она откинулась на спину и принялась обдумывать всё, что произошло за прошедшие месяцы. Кузен рассердился, когда узнал, что она отправляется на встречу с мужем. Гарри наверняка разозлился бы ещё сильнее, но ей казалось необходимым увидеть Драко в последний раз. Гермиона многим была ему обязана. «Даже если он на самом деле женился на мне не по любви, а для того только, чтобы вернуть состояние, Министерство сняло с него обвинения в том, что он был разбойником и покушался на мою жизнь. Наверное, это что-то да объясняло? Ведь освободили же его из-под стражи». В ночь его ареста разбойник нанёс ещё один удар. Он снова ограбил дом на пощади Гриммо, а так же коттедж «Ракушка». Он даже осмелился ограбить Грейсхолл! Поскольку Драко сидел под замком, Министерство сочло его непричастным к преступлениям разбойника с большой дороги. Тем более, что единственной, кто утверждал на допросе, что лорд Малфой и был тем самым человеком в маске, оказалась Мари, девушка-сквиб, которую тогда, восемь месяцев назад тоже взяли под стражу, но после допроса отпустили. Однако, по какой-то необъяснимой причине сразу после она бесследно исчезла, так что вряд ли теперь могла считаться достойным доверия свидетелем. У миссис Грейнджер, которая на допросе так же утверждала, что Драко являлся тем самым разбойником, тоже не оказалось ни одной улики, так что министерские чинуши не поверили ей. Правда, доказать, что она каким-либо способом пыталась навредить Гермионе, они также не смогли. Так как Мари бесследно исчезла, всю вину взвалили именно на неё. Гермиона посчитала, что весь этот фарс похож на плохую шутку: девушка с рождения была сквибом, а большая часть случившихся несчастных случаев были вызваны магией. Тем не менее она решила больше не думать о столь неприятных вещах. Ей хотелось, чтобы все несчастья закончились, так и случилось. Если её браку тоже суждено закончиться, так тому и быть. Гарри наведался к ней через месяц после того, как она ушла из Грейсхолла, и сообщил, что подал в Министерство прошение от её имени на расторжение брака, но она так и не дошла до конца, потому что к тому времени уже была в курсе новостей, которые сегодня намеревалась сообщить Драко. Даже сейчас, плывя по реке на встречу с мужем, она не была окончательно уверена в том, что хочет добиться развода. «Придётся всё ещё раз обдумать». Эбби как раз улыбнулась ей и сообщила: — Мы прибудем в ближайшее время, Гермиона. Они стали такими хорошими подругами, что она часто называла собственную госпожу по имени. Эбби давно открылась, что на самом деле её реальная работа, как и у отца, — телохранитель. Драко нанял его много лет назад под видом камердинера, однако он стал одновременно и охранником и кем-то вроде опекуна. Когда стало ясно, что Драко всё же женится на Гермионе, Эбби, так как была дочерью Пайла, была нанята в качестве горничной, хотя фактически стала её телохранительницей. Она часто сокрушалась, что, по её мнению, ужасно выполняет свою работу. Гермиона не соглашалась, призывая обратить внимание на тот факт, что до сих пор жива. Их небольшая лодка начала вращаться на месте, стоило только Эбби попытаться развернуть её против течения. Дождь так и не прекращался, по реке стелился густой туман, а лодка описывала круги, с каждым разом приближаясь к самому глубокому месту в русле реки. Слабо улыбнувшись, Эбби попыталась успокоить Гермиону: — Не бойтесь, миледи. Это было последнее, что она успела произнести, прежде чем потеряла весло. Гермиона наклонилась, чтобы попытаться спасти его, но осознав, что они оказались близко к берегу, решила дотянуться до низко свисающей ветки. Эбби сделал то же самое одновременно с ней. Это стало ошибкой. Лодка резко накренилась и тут же качнулась в противоположную сторону. Эбби попыталась встать, но начала заваливаться назад и с криком и всплеском упала в воду. Гермиона потянулась за ней, но безуспешно. Лодка плыла всё быстрей, так как течение в этом месте было стремительным, а дождь превратился в ливень. Второе весло тоже упало в воду, и Эбби поплыла к берегу, когда поняла, что не может найти свою палочку. Выбравшись на сушу, она начала кричать, окликая Гермиону, но лодку уже уносило вниз по течению. Эбби бежала и бежала следом за ней по берегу. Она знала, что до Грейсхолла ещё порядочное расстояние, но всё же необходимо было добраться до него, однако и Гермиону из поля зрения выпускать было нельзя. Эбби не могла себе позволить снова подвести её! Нос лодки накренился, и Гермиона, соскользнув с лавки, шлёпнулась на дно. С трудом сглотнув, она полезла в ридикюль за палочкой, после чего затянула шнурок матерчатой сумочки на запястье. Она не могла сообразить, каким заклинанием воспользоваться, только понимала, что в своём состоянии не может аппарировать. Ещё она догадывалась, что Грейсхолл находится где-то неподалёку, а Драко ждёт на берегу, поэтому, призывая на помощь, взметнула сноп искр палочкой, после чего спрятала её в сумочке. Ожидая помощи, Гермиона вцепилась в борта лодки. Вдруг, как если бы она находилась в безбрежном океане, а не на реке, маленькую посудину туда-сюда начали раскачивать большие волны. Всхлипнув, Гермиона ещё сильней вжалась в лодку и, прежде чем та перевернулась кверху дном, лишь одна осознанная мысль билась в её голове: «Я уже никогда не смогу сказать мужу, что он должен был стать отцом». Внезапно Гермиона оказалась в воде, которая была холодней, чем она ожидала. Намокшие юбки потянули её ко дну, но она тут же вынырнула, кашляя и отплёвываясь. Ей удалось зацепиться и повиснуть на перевёрнутой вверх дном лодке. Прежде чем снова уйти под воду, Гермиона посмотрела в её тёмную зловещую глубину… «Ладно. Она всё ещё там. Придётся попытаться достать мою палочку. Рядом никого нет, так что спасти себя могу лишь я сама». Ещё одна большая волна, гораздо выше первой, вновь накрыла её, и это вовсе не было похоже на природное явление. Гермиона снова ушла под воду, на этот раз вместе с лодкой, и растерялась, почти запаниковала: окружающий сумрак казался лишённым света и звука. Чувствуя, как намокшие юбки свинцовыми кандалами сковывают ноги, она вынырнула, чтобы глотнуть воздуха. Но почти сразу корма лодки обрушилась на неё, ударив по голове. Обмякшая Гермиона камнем пошла ко дну, погружаясь в глубокое бездонное забвение. *** Первым Драко заметил сноп искр и почти одновременно услышал крик, раздававшийся где-то ниже по течению. Он начал пристально всматриваться в даль противоположного берега. Надвигалась гроза, дождь лил всё сильней, но течение реки в этом месте не было слишком быстрым, так что ему не составило особого труда разобрать, что какая-то женщина выкрикивает его имя. Он отозвался и снова услышал: — Лорд Малфой! Лорд Малфой! — Кто там? Эбби, это ты? Драко побежал на этот голос и наконец заметил на противоположном берегу знакомый силуэт. — Ужасное, страшное несчастье случилось! Я потеряла весло, а затем выпала из лодки. А саму лодку унесло течением, стремительным течением! — испуганно кричала девушка. Драко молниеносно аппарировал на ту сторону реки, чтобы услышать окончание истории, схватил её за плечи и спросил лишь одно: — Моя жена?.. — Я бежала следом за лодкой по берегу реки, чтобы не выпустить её из вида и позвать на помощь, когда увидела, что огромная волна ударила в наше небольшое судёнышко. Сэр, она явно была вызвана неестественными причинами! Вероятней всего, магией. Из-за этого лодка перевернулась, и ваша жена... ваша жена... — она зарыдала. — ГДЕ ГЕРМИОНА? — Она под водой! Её накрыло с головой, а стоило ей вынырнуть, покатилась ещё одна волна, которая снова утянула её на дно. После этого я уже не видела госпожу. Я недостаточно хорошо плаваю, чтобы была вероятность спасти её, к тому же потеряла палочку. И потому побежала к вам! — Быстро беги к дому и позови на помощь! — крикнул Драко и отчаянно рванулся туда, откуда появилась Эбби. Он не был уверен, что отыщет место, где перевернулась лодка и вспыхнули замеченные им искры, но всё-равно раз за разом выкрикивал имя Гермионы. Дождь мешал ему, заливая глаза и туманя зрение, но ему всё же показалось, что он заметил дно лодки. Не теряя времени, Драко сотворил заклинание воздушного пузыря и прыгнул в холодную стремительную реку. С зажжённым на конце палочки огнём он искал Гермиону под водой, взывая ко всем известным и неведомым богам: «Пожалуйста, спасите мою жену! Ну, почему, почему это случилось вновь?» Наконец, он увидел ее. Гермиона застряла в переплетении каких-то подводных лиан. Они, словно кандалы, сковали её и без того спелёнутые юбками ноги. С помощью волшебной палочки разорвав водоросли, Драко крепко обхватил талию жены и изо всех сил оттолкнулся от дна, стремясь наверх, к бесценному, так необходимому сейчас обоим воздуху, взмолившись: «Пожалуйста, пусть будет не слишком поздно!» Достигнув поверхности, он потянул жену к мелководью, где, заламывая от волнения руки, его ждала Эбби в сопровождении дворецкого и нескольких лакеев. Прибежал взволнованный Пайл и с криками напустился на дочь, пытаясь выяснить, что случилось и одновременно отчитывая дочь. Драко происходящее рядом не волновало. Всё его внимание было сосредоточено на жене. Он осторожно опустил её на землю. Она лежала неподвижно и казалась мёртвой, и он закричал от горя, склонившись над её телом, но один из лакеев произнёс: — Сэр, это, конечно, не моё дело, но лучше бы доставить её домой как можно быстрей. Мы уже послали за целителем. Опёршись на колено, очнувшийся Драко подхватил Гермиону на руки и, как только мог осторожно, поднял её тело с земли. Он бежал всю дорогу до Грейсхолла, крепко прижимая жену к себе, но, ощущая её так близко, не мог испытать даже капельки счастья, потому что существовала вероятность того, что Гермиона была уже мертва. В гостиной, где их уже ждал целитель, Драко положил её на самый большой диван и отступил. Слуги толпились позади. Целитель произносил заклинание за заклинанием, Драко метался туда-сюда неподалёку от неподвижного, не подававшего признаков жизни тела жены. Спустя непродолжительное время целитель объявил: — Теперь только время покажет. Если ваша жена придёт в сознание в течение трёх дней, думаю, ей удастся выжить. Уложите её в постель со всеми удобствами. Я пока не знаю, выживет ли ребёнок, до родов осталось совсем немного, так что мы можем на это лишь надеяться. Только в этот момент Драко осознал кое-что. Он посмотрел на выпирающий живот Гермионы, сражённый мыслью: «Ребёнок. Она беременна… моим ребёнком…» Он опустился на колени рядом с неё и откинул влажные волосы с её лица. Оно было пока ещё слишком бледным, а дыхание поверхностным, почти незаметным. Тело Гермионы казалось, сковало холодом, который прокрался в сердце Драко впился в него ледяной иглой. Коснувшись жены кончиками пальцев, он наклонился, поцеловал её и попросил: — Ты должна жить, Гермиона, не ради себя и не ради меня, но ради нашего ребёнка. Два лакея отлевитировали её тело наверх, в гостевую комнату на втором этаже. Драко не был уверен, но ему казалось, Гермиона не обрадуется, когда очнётся и обнаружит, что вновь находится в своей спальне. Он сел рядом с ней на кровать, осторожно обнял и, обхватив щёку ладонью, поцеловал. В комнату вошла Эбби. — Следует переодеть её в сухую одежду и уложить под одеяла, милорд, а затем я должна вернуться к её кузену и рассказать обо всём. Он будет волноваться. — Почему ты не защитила её? — тихо спросил Драко. — Простите, сэр, — пробормотала девушка, — я сожалею об этом, но, в свою очередь, должна спросить вас о том же: почему вы не выполнили свой долг и не защитили её? У Драко не было ответа, хотя именно этот вопрос он задавал себе раз за разом с того самого дня во время войны, когда Гермиону пытали у него на глазах. Взглянув на Эбби, он сказал: — Я оставлю вас на минуту, чтобы ты могла переодеть её. Он знал, что Эбби права, но не нуждался в упрёках какой-то девчонки. Ни сейчас, ни в будущем. *** Ещё одна ночь подходила к концу, Драко сидел в углу спальни и неотрывно наблюдал за тем, как спит его жена. Единственными источниками света были одинокая свеча возле её кровати и тлеющие в камине угольки. Драко преследовал страх, ему казалось: если они догорят, если их тусклый свет погаснет до наступления зари, жизнь Гермионы тоже закончится, и это будет полностью его вина. Он понимал, что это глупое, иррациональное, недостойное разумного существа чувство, но ничего с собой поделать не мог. Ему необходимо было, чтобы жена пришла в себя. Хотя бы для того, чтобы показать, насколько он стал другим, изменился в лучшую сторону. Он не мог допустить, чтобы Гермиона ускользнула из этого мира, зная его тем человеком, каким он был раньше. «Ну почему, почему, когда я был самим собой, обязательно вёл себя с ней хуже некуда, словно самый отъявленный хам, а когда представал перед ней в роли подлеца, мерзавца и негодяя, мог быть добрым и щедрым? Почему так и не сумел признаться в собственных чувствах, и что более важно, почему она не смогла полюбить меня таким, какой я есть?» Заканчивалась ещё одна ночь, и Драко чувствовал страшную усталость. Она пропитала его всего, до самых костей. Он был измучен и казался сам себе утлой лодчонкой, брошенной в пучину мощного прилива, он тонул так же неотвратимо, как совсем недавно в бурной реке тонула Гермиона. Драко не впервые испытывал подобные чувства, они были ему знакомы не понаслышке. Он чувствовал то же самое практически всё время с тех пор, как Гермиону внесли в его дом. Это же ощущение не давало ему покоя, пока он не встретил её. Единственный раз, когда Драко чувствовал себя хоть немного живым, когда его жизнь имела цель, был в то время, когда она украшала его дом в качестве жены. Теперь же, когда её жизнь опасно висела на краю, готовясь вот-вот покинуть этот мир и перейти в другой, Драко кое-что ясно понял: он любит её. Любит вне зависимости от того, отвечает ли она ему взаимностью. Любит, несмотря на всё, что происходило между ними. Любит все её прегрешения, которые не простил бы себе. Любит её всеми фибрами души, хотя когда-то думал, что никогда не сможет любить кого-то кроме себя. Сидя в кресле он наклонился и коснулся её руки. Даже спустя двое суток после несчастья на реке она так и не стала теплее. Снаружи Гермиону сковывал тот же холод, что Драко чувствовал всю свою жизнь внутри. Борясь с отчаянием, он попросил: — Вернись ко мне, Гермиона. Покажите свой несгибаемый дух. Живи, чёрт бы тебя побрал, хотя бы ради того, чтобы устроить мне ад на земле. Живи, чтобы могла сказать, как сильно ненавидишь меня. Живи, даже если больше никогда не захочешь видеть меня, — нежно поцеловал её в лоб и повторил: — Живи.