ШЕРЛОК И СОКРОВИЩА РАДЗИВИЛЛОВ

— Это невозможно, фрау Беннигсен, — довольно громким и безапелляционным тоном произнес мужчина, и несколько завсегдатаев ресторана «У Якоба» с изумлением обернулись, чтобы рассмотреть нарушителя их покоя. Мужчина оказался и вправду интересным, словно сошедшим с обложки мужского журнала: на нем был дорогой, сшитый с иголочки черный костюм, белая рубашка без галстука, дизайнерские туфли. Черные, почти до плеч, кудрявые волосы небрежно и в то же время с шиком зачесаны назад и чуть тронуты гелем. Длинная шея, высокие скулы, хорошо очерченные чуть полноватые губы и карие глаза, глядящие у упор на собеседницу с каким-то непонятным выражением, — все это делало мужчину практически неотразимым в глазах собравшихся в ресторане женщин и одновременно вызывало неприятие со стороны мужчин. Визави громкоголосого гостя ресторана что-то принялась объяснять ему вполголоса, очевидно все более и более раздражаясь. На вид ей было лет тридцать пять, она была худощавой, сидела излишне прямо, вполоборота к окну, так что лица её почти никому не было видно. Одета она была, в отличие от импозантного красавца, сидящего напротив нее, весьма неброско, в стандартной европейской манере: какое-то серое платье из легкого трикотажа, высокие замшевые серые сапоги; натуральные светло-русые волосы были забраны в «учительский пучок». Одним словом, женщина явно была не парой обладателю зычного баритона и модельной внешности. Тем не менее, было понятно, что, хотя дама и является инициатором разговора, молодому человеку встреча эта явно не в тягость — иногда он начинал выстукивать пальцами по столу какую-то незамысловатую бодрую мелодию. Ну, а если бы кто-то захотел прислушаться и понять, что же происходит между парочкой на самом деле, то он был бы весьма впечатлен. — Как Вы не понимаете, мистер Уильямс, — женщина нервно затеребила салфетку. — Я готова на все, чтобы этот человек провел остаток своих дней за решеткой. И пусть все факты сейчас против меня, пусть его длинные руки уже дотянулись до всех членов третейского суда, но справедливость должна восторжествовать! Я знаю, что именно он убил Марту! — Я просмотрел дело, — отхлебнув кофе, красавец-мужчина еще раз взглянул на свою собеседницу, чуть наморщив лоб, словно что-то припоминая. — У Трепоффа железное алиби, на момент смерти Вашей сестры его видели в Художественной галерее, по крайней мере, десять человек. Почему Вы так уверены, что это не несчастный случай? Полагаю, именно Вы подбросили газетчикам версию о преднамеренном убийстве, и после вспыхнувшего скандала герр Трепофф — один из самых богатых в Гамбурге галеристов — был вынужден обратиться в третейский суд, а? — Даже если так… Я предлагаю Вам взять это дело. Ваш покровитель, — она на секунду замялась, — хм, ну, то есть, Ваш высокопоставленный поручитель обещал, что только Вы сможете разобраться с этим делом и усадить мерзавца за решетку. Он сказал, что Вам это будет интересно и… — тут она снова смутилась, — если вина Трепоффа будет доказана, Вам будет предложен шестизначный гонорар. — Простите, фрау Беннингсен, мой «высокопоставленный поручитель», как всегда, пытается решить за меня, что мне будет интересно, а что - нет, — отрезал модник, и с недовольным лицом приподнялся, чтобы откланяться. Но тут его собеседницу, наконец, покинула её железная выдержка. Она злобно сверкнула неожиданно яркими голубыми глазами, покраснела и прошипела: — Пся крев! В один момент с холеного красавца слетела вся спесь, он рухнул в назад в кресло, и, облизываясь, как довольный кот, мягко сказал: — Я беру Ваше дело! От неожиданности у дамы в сером даже рот приоткрылся. Через минуту, прошедшую в молчании, она, наконец, произнесла: — Неужели на Вас так действуют польские ругательства? — В данном конкретном случае — всенепременно, фрау… Хотя, какая там фрау? Графиня? Герцогиня? Княгиня? Простите меня, безродного, не признал Вас сразу. Этот фамильный подбородок, разрез глаз, форма пальцев рук… Вы — почти точная копия портрета белорусской Джульетты — Барбары, не правда ли? — Да. Я её прямой потомок. Меня зовут Кристина фон Радзивилл. Баронесса. Так что с Вас церемониальный поклон, мистер Холмс! Кстати, я тоже догадалась, что Вы — никакой не Уильямс, и что Майкрофт — Ваш родственник. Братец, очевидно… Так что пора снимать цветные линзы. Мне они мешают. Не могу уловить выражение Ваших глаз. Мужчина с улыбкой склонился к столу, и через секунду его карие глаза превратились в озерные, зелено-голубые, в которых светилось почти детское любопытство, смешанное с торжеством.