Министр общественного благосостояния

- Достаточно, - шипит президент. – Я не позволю, чтобы двое моих министров ругались, словно дети. Окончательное решение будет принято на следующем собрании. Теперь, оба сядьте на место. Касен хмурится и садится. Маркус задерживается на секунду и медленно, словно нехотя, тоже присаживается, через стол уставившись на своего оппонента. Если бы только ему удалось убедить министра войны в правильности своей позиции. - Спасибо, - спокойно произносит президент. – Что ж, какой у нас следующий пункт на повестке дня? - Наказание дистриктов Панема. - А, да. Хорошо, - президент ухмыляется, обнажая зубы. – Как вы все знаете, дистрикты должны быть наказаны за восстание. Раньше мы пытались быть снисходительными, и вы видите, к чему это привело. Я предлагаю всем принять участие в обсуждении. Касен угрожающе улыбается. - Я думаю, нужно провести несколько показательных казней. Поселить страх в их сердцах. Глава миротворческого корпуса, Алерон, смотрит на него с сочувствием. - Нельзя принимать такие меры бездумно. Это может повлечь дальнейшие восстания, а мой департамент уже сейчас едва ли справляется с навалившимся на нас объемом работы. - Но не можем же мы просто спустить им все с рук, - говорит кто-то. - Они должны извлечь урок. - Будь у них возможность, они поступили бы с нами точно так же. - Хорошо, как насчет такого решения – мы обложим их налогом. Очень существенным. И арестуем всех, кто будет противиться, - это уже министр строительства, низкий лысеющий человек, который редко вступает в дискуссии. - Это может сработать. Менее жестоко, чем казни, но несет в себе достаточно угрозы. Мне нравится. - Может ввести какое-нибудь особенно ужасное наказание для противящихся? Отрезать им языки, например? Маркус не может поверить своим ушам. Он сидит в одной комнате с людьми, которые как будто с какой-то другой планеты. Бессознательно, он с отвращением неодобрительно качает головой. Алерон обращает на это внимание. - Что-то ничего не слышно от Маркуса, хотя ему, похоже, есть, что сказать. Давай, Маркус. Что ты думаешь по этому поводу? – Мужчина улыбается с издевкой, но его глаза холодны, как лед. Маркус терпеть не может манеру представителей военных ведомств дружно набрасываться на него. Тем не менее, это его шанс. - У нас нет необходимости их наказывать. Посмотрите на дистрикты. Они в руинах. И у нас есть Дистрикт-13, чтобы напоминать им о произошедшем. Да, следует наказывать тех, кто продолжает сопротивление, но зачем причинять еще больше боли всем остальным? По моему мнению, следует оставить их в покое. - Почему я был уверен, что он именно это и скажет? - вполголоса произносит Касен. Раздается несколько смешков. - Возможно, потому, что я выполняю свою работу, - сердито огрызается Маркус. – Заботиться о населении Панема, а не только о тех, кто живет в Капитолии. - Твою работу, - повторяет Касен. Он поворачивается к Алерону и министру производства оружия, пожилому ветерану войны по имени Фигаро. – Кто-нибудь знает, зачем нам вообще нужен министр общественного благосостояния? У меня такое ощущение, что нам просто надо было хоть куда-то пристроить героя войны. – Мужчины ухмыляются в ответ. Маркус яростно краснеет. - Моя роль во время восстания не имеет никакого отношения к моей работе, - отвечает он, настолько спокойно, насколько может. – Я сделал все, что мог, для жителей Панема, как стараюсь делать и сейчас. - Джентльмены, - снова шипит президент. Мужчины прекращают спор. Когда президент зол, он всегда переходит на шипение. – Мне кажется, я уже предложил прекратить вести себя как дети. Возьмите себя в руки, это ко всем относится. - Да, сэр, - едва доносится в ответ. - Отлично. Маркус, я понимаю твое беспокойство, но нам следует напомнить жителям дистриктов, что полный контроль находится в руках Капитолия. И я не думаю, что налоги – подходящий вариант. Как можно собирать деньги с тех, у кого и так их практически нет? Нет, нужно придумать что-то еще. За столом воцаряется тишина, пока все члены собрания раздумывают. Наконец, слово берет Фигаро: - Как насчет того, чтобы ежегодно казнить одну десятую населения? Или отправлять их в рабство? - Никакого рабства, - твердо заявляет Арацелли, министр здравоохранения. – Рабы не смогут тратиться на лечение. Мы останемся без работы, - поясняет она, сурово скрещивая руки на груди. - Но никаких возражений против казней, я так понимаю, - насмешливо бормочет себе под нос Маркус. - Что-что, Маркус? – спрашивает Арацелли. Он пожимает плечами. - Вам не кажется, что люди будут не в восторге от такой методичной децимации? И тогда начнется новое восстание. Отличная идея. - У тебя есть предложение получше? – с издевкой спрашивает Фигаро. - Я уже высказал свое предложение. - Просто хотел вставить свои пять копеек, - влезает министр пропаганды – крайне жизнерадостный мужчина. – Маркус прав. Мы не можем просто взять и децимировать население. - Спасибо! - Но что, если сделать это с детьми? Показать, что мы можем добраться до них, навредив тем, кого они любят. - Я беру свое «спасибо» обратно, - говорит Маркус. – Это варварство! Даже хуже. Мы не можем вот так вот казнить детей. - Почему бы и нет? – бормочет Фигаро. Маркус отчаянно пытается сформулировать причины, к которым эти люди прислушались бы. - Потому что это опустит нас до их уровня. Казни – это именно то, чего они от нас ожидают. К тому же, если мы будем казнить детей, то это только увеличит вероятность нового восстания. – Он смотрит на Алерона. – Неужели тебе действительно хочется бороться с еще одним восстанием? Не знаю, как тебе, а мне хватило и предыдущего. Ко всеобщему удивлению (включая самого Маркуса), Алерон согласно кивает. - Маркус прав. Это разожжет еще одно восстание. Министр науки добавляет: - Даже если активного восстания не будет, пассивного несогласия не избежать. Все мои исследования остановятся. Если мы голосуем, то мой голос против. Несколько людей кивает. Другие несогласно качают головой. В Маркусе зарождается проблеск надежды. Возможно, они соглашаются с ним по неправильным причинам, но, по крайней мере, они соглашаются. Президент поднимает руку, и все в комнате поворачиваются в его сторону. - Я думаю, ты прав, - медленно произносит он. – Но сама идея мне нравится. – Он поворачивается к Веру, молодому человеку с лукавым лицом. Он совсем недавно занял пост министра экономики, когда его предшественник умер. – Вер, мне кажется, у тебя была идея, которой ты хотел с нами поделиться? - Да, сэр, - мягко говорит Вер. – Я уже давно размышляю над этим, и, мне кажется, моя идея превосходно подходит к теме нашей текущей дискуссии. Если позволите? Президент кивает. У Маркуса появляется какое-то нехорошее чувство. Это не может быть совпадением. Может ли быть, что их специально подталкивали к этому моменту? - Что ж, леди и джентльмены, вот моя идея. Каждый год проводить мероприятие. По парню и девушке из каждого дистрикта будут приезжать в Капитолий, где их поместят в специальную арену. Они будут насмерть бороться друг с другом, и последний выживший сможет вернуться в свой дистрикт. А мы покажем все это по телевидению. - О, да, - взвизгивает министр пропаганды. – Я в восторге. Люди смогут делать ставки. Мы введем приз для победителя. Повернем все так, что жители Панема будут воспринимать это как соревнование, шоу. Я уже могу себе это представить: плакаты, призы, костюмы… Касен мерзко ухмыляется. Все, что связано с жестокостью, вызывает его интерес. - Натренируем этих недоносков и устроим настоящее шоу. Я голосую за. Слышится одобрительный шепот. Маркуса чуть не выворачивает от ужаса. - Это неправильно, - заявляет он. – Мы не можем так поступать. Убивать детей в прямом эфире и выдавать это за игру? Это неправильно. Люди за столом обеспокоенно перешептываются. - Не так уж это ужасно, - негромко говорит кто-то. – Мы же даем им шанс. - Представьте себе, что это ваши дети, - взывает Маркус. – Что бы вы думали тогда? – Он поворачивается к Арацелли и министру пропитания. – Вы обе матери. Арацелли, ты перед этим показывала мне фотографию своего сына. Как бы ты себя чувствовала, если бы его убили в телешоу, прямо у тебя на глазах? - Ужасно, - шепчет она. - Именно. Это бесчеловечно. - Зато это несет ясный посыл, - говорит Вер. – Дает понять, что у нас все под контролем. Они навредили нам, мы навредим их детям. Тогда все будут знать, у кого власть. - Но они уже и так это знают, - отчаянно призывает Маркус. – Им достаточно взглянуть на Дистрикт-13. - Разве ты не согласен с тем, что они нуждаются в напоминании? – мягко спрашивает президент, холодно смотря на Маркуса. У министра по спине бегут мурашки. В данной ситуации разумнее всего было согласиться с президентом, и Маркус знает это. И все же, он не может этого сделать. Он не может признать поражение, когда ставка столь высока. Не может согласиться с чем-то столь неправильным. - При всем уважении, сэр, нет, - тихо говорит Маркус. Если бы не чрезмерное чувство собственного достоинства, все за столом уже бы рты пораскрывали. - Ты… не согласен? – спрашивает президент, приподнимая бровь. Маркус решает, что пришло время проверить, осталась ли в этом собрании хоть капля демократии. - Да, сэр, я не согласен. Жители Панема усвоили свой урок, сэр. Даже когда я воевал, многие хотели сдаться. Они знали, что восстание ни к чему хорошему не приведет. Если мы сделаем это, мы скатимся до того, от чего обещали их защитить. Сэр, я с уважением прошу остановить это… это… зверство, еще до того, как оно началось. Если мы хотим наказать их, давайте искать какие-то менее суровые меры. Одного взгляда на президента достаточно, чтобы понять, что его выпад ни к чему не привел. - Хорошо, Маркус, но ведь это даже не то, чтобы наказание, разве нет? – Мужчина улыбается, как заботливый дедушка. – Мы предлагаем им соревнование, деньги, еду. Это же практически возрожденные Олимпийские игры. - Нет, сэр, - тихо отвечает Маркус. – То, что вы описываете, получит лишь один человек и один дистрикт. Двадцать три ребенка будут умирать каждый год. Я не могу этого допустить, сэр. Это не то, за что я боролся. За что все боролись. - Не надо грубости, - внезапно рычит Касен. – Прояви хоть чуточку уважения, Маркус. Все начинают возмущенно переговариваться, но Маркус молчит. Его лицо как будто застыло, он не даст им увидеть своих эмоций. - Нет-нет, - говорит президент. – У нас не тирания. Маркус вправе говорить все, что ему угодно, - он холодно улыбается. – Я думаю, нам пора голосовать. – Он смотрит слева от себя. - Касен? - За, - рычит тот. – Именно это и нужно, чтобы преподать мерзавцам урок. - Алерон? - За. Я не доверяю этим людям. - Фигаро? - За, - смеется тот. – Определенно за. - Калар? - Я считаю, что они должны быть наказаны, но не уверен, что это правильный метод. Я воздерживаюсь. - Арацелли? - Против. Я не могу поддерживать то, что принесет страдания тем, кого я обязалась поддерживать в здравии. – Она пожимает плечами. – Я приносила клятву. - Септимус? - За. Это так увлекательно! – министр пропаганды все еще в полном восторге. - Маркус? - Вы знаете мой ответ, - сухо отвечает тот. – Это неправильно. Я голосую против. - Оссиан? - Воздерживаюсь. - Виргил? - Где гарантии того, что это не приведет к дальнейшим беспорядкам? Возможно, когда-нибудь в будущем, но пока я голосую против. - Элата? - Против. Я бы не хотела, чтобы мой ребенок участвовал в таких играх, так как же я могу обрекать чужих детей на это? - Вер? - Было бы глупо, если бы я проголосовал против, учитывая, что это моя идея, - усмехается тот. – За. - Джаван? - Я согласен с Виргилом, так что я голосую против. - Тадеуш? - Я не знаю. Я воздерживаюсь. Президент смотрит на листок, на котором он вел подсчет голосов. - Что ж, очень хорошо. У нас пять голосов за, пять против, трое воздержались. Значит, мой голос будет решающим. «Это так, - думает Маркус. – Но твой голос все равно бы считался хоть за двести, если бы понадобилось». - Я принял решение, что проведение этих игр нужно обсуждать и в дальнейшем, и, после необходимой подготовки, воплотить их в жизнь. Я согласен с Вером, что это донесет четкий посыл до жителей дистриктов, и я не считаю это, ни в какой мере, жестоким или варварским – эти дети будут хорошо натренированы и подготовлены. У них у всех будет шанс на победу. Мы встретимся завтра повторно, чтобы обсудить, как это осуществить на практике. Собрание закончено. Министры Панема поднимаются на ноги, оживленно переговариваясь между собой. Никого особо не беспокоит перспектива проведения игр. Даже министры, голосовавшие против игр, разговаривают так, как будто ничего существенного не произошло. Только Маркус сохраняет молчание. Маркус собирается выйти из комнаты, когда его подзывает президент. Они остаются вдвоем, и Маркус начинает понимать, что сейчас произойдет что-то плохое. С другой стороны, что может быть хуже того, что уже свершилось? Президент встает лицом к Маркусу. Министр с вызовом смотрит старшему мужчине в глаза. - Маркус, - вздыхает президент, - Маркус, Маркус, Маркус. Ты бы знал, как ты напоминаешь мне своего отца. Он тоже был храбрым и самоотверженным человеком. - Спасибо. - Но, возможно, иногда храбрость проявляется не там, где нужно. – Он качает головой. – Но это я так, мысли вслух. Времени у меня особо нет, поэтому я сразу перейду к делу. По моему мнению, у нас слишком раздутый штат, тебе так не кажется? - Нет, сэр, - отвечает Маркус. – Вовсе нет. - Ты этого не замечаешь? Должен сказать, Маркус, количество споров на сегодняшнем заседании было запредельным. - Сэр, у меня есть право слова, и я не вижу причин, по которым… - Нет, нет, ты меня неправильно понял, - мягко перебивает его президент. – Это не было выпадом в твой адрес, я просто констатировал факт. И споров стало больше, когда возросло число министров. - Сэр, но аргументированные споры – это хорошо. Они дают рассмотреть вопрос со всех сторон. Президент печально качает головой. - Да, это так, но всему есть предел. Споры, которые я наблюдаю, основываются не на рациональных аргументах, а на личных убеждениях. Я не могу позволить этого в своем правительстве. «Если это, конечно, не твои убеждения», - возмущенно думает Маркус. - Я уже давно раздумывал над этим. Маркус, я не думаю, что твой пост нужен стране в наше время. У нас есть Септимус для общественного мнения и пропаганды, Арацелли для здравоохранения, Вер для экономического положения. Боюсь, что для тебя, на самом деле, работы уже не осталось. «Конечно, для меня есть работа, - с горечью думает Маркус. – Я должен заботиться о том, чтобы все перечисленные тобой люди правильно обращались с жителями Панема. О том, чтобы к концу твоего правления вообще остались жители. Я представляю их права, мысли и чувства. Я – их последняя линия обороны». Президент вздыхает. - Мне очень жаль говорить тебе об этом, но я должен распустить министерство общественного благосостояния. Естественно, тебе заплатят вперед за три месяца, и я с удовольствием помогу тебе устроиться на другую позицию в правительстве или в армии. Я знаю, что из тебя выйдет хороший военный. - Что произойдет с другим сотрудниками моего министерства? – спрашивает Маркус. - О них мы тоже позаботимся. - Зачем? – Маркус не знает, что еще сказать. – Зачем делать это? – Он на мгновение замолкает. – Это потому, что я не согласился с вами, сэр? Я очень сожалею об этом. Президент с удивлением, или, вернее, с наигранным удивлением, приподнимает одну бровь. - Нет, конечно, нет, Маркус. У нас не тирания. Все министры имеют право свободно высказывать свое мнение. Нет, я просто пытаюсь, чтобы управление Панемом было более рациональным. Когда вернешься на рабочее место, тебе надо начать собирать свои вещи и поставить сотрудников в известность об этих изменениях. Чуть позднее всем будет разослано оповещение, в котором будет сказано, в ком еще есть необходимость, а кто может не приходить завтра на работу. Все остальные организационные вопросы по упразднению министерства я беру на себя. - Он протягивает руку. – Желаю тебе в дальнейшем всего наилучшего. Маркус на секунду рассматривает возможность не пожимать протянутую руку, но, хотя он и очень зол, он не настолько глуп, чтобы продолжать еще больше раздражать президента. Он жмет ему руку и, развернувшись, покидает комнату. Маркус оцепенело возвращается на свое рабочее место и садится за стол. Его ассистентка предлагает ему чашку чая, но Маркус только качает головой. - Сэр, у вас сегодня встреча с Немо Вазиром, и он хотел бы, чтобы вы прочитали его замечания до пяти. Оставить их здесь? - Нет, - выходя из ступора, отвечает Маркус. – В этом, э… В этом не будет необходимости. - Сэр? Маркус встает и открывает ящик стола. - Отмените встречу с мистером Вазиром, пожалуйста. Боюсь, она не состоится. - Какую причину мне ему назвать, сэр? Маркус вздыхает. - Скажите ему, что ему следует назначить новую встречу через президента, поскольку с сегодняшнего дня министерства общественного благосостояния больше не существует. - Что? – Женщина шокирована. Она слышала много причин для отмены встреч, но такую – в первый раз. Маркус с убитым видом смотрит в глаза своей ассистентке. - Президент посчитал, что министерство не играет существенной роли в управлении Панемом, и, поэтому, должно быть упразднено. Я должен сделать объявление перед всеми. - Но… Но почему? – изумленно спрашивает она. - Видимо, мы мешаем работе других министерств, - сухо отвечает он. – По крайней мере, со слов нашего лидера. И так дело не пойдет. Женщина присаживается рядом с Маркусом. - И все же, я не понимаю, - говорит она. – Зачем это делать? Зачем нас всех увольнять? – Она качает головой. – Зачем избавляться от этого министерства? Мы же выполняем столько полезной работы, - ее голос немного дрожит, когда она отчаянно шепчет, - я просто не понимаю. - Я понимаю, - жестко говорит Маркус. – Я прекрасно понимаю. – По его лицу текут слезы, и он отворачивается. – В конце концов, зачем нужно министерство общественного благосостояния, если никого не волнует положение общества?