Змей

      Тьма. Беспроглядная и всепоглощающая — наполненная одиночеством, наполненная пустотой, пугающая и оглушающая. Он никогда не боялся этой тьмы, потому что жил в ней долгое время. Ему был знаком только свет факелов и огонь свечей — единственных источников света в темнице, в которой прошло детство. Он не помнил, когда его успели чему-то обучить, он принимал свои знания как должное и не удивился бы, будь они у него с рождения.       Когда его выпустили из этой тьмы, он не осознал первых услышанных слов. За пределами пещеры, его темницы, был свет, такой удивительный и прекрасный, завороживший сознание. Однако приказ, который он получил, был краток.       — Сражайся.       — С кем?       — Ты должен руководствоваться собственными инстинктами. Иди, убивай людей из Скрытого Тумана.       И он пошел, потому что его оставили одного. Его не ждали, на него не смотрели. Казалось, уйди он, никто бы не заметил. Однако он не ушел, а последовал первому за долгое время жизни приказу.       На его взгляд, люди были похожи и под понятие «из Скрытого Тумана» подходил любой. Другие члены клана не стали бы спрашивать, интересоваться, откуда встреченные им люди родом, а нападали бы, следуя инстинктам. Кагуя давно превратились в охочих до битвы монстров, безжалостных и бессердечных, потерявших разум. Кимимаро, мальчик, чье детство прошло во тьме, спасся благодаря ей же, не поддавшись влиянию обезумевшего рода.       Первых двух людей на своем пути он не тронул, не напал, как сделал бы другой. Он был слегка потерян и обескуражен, от того не обращал внимания как на отличительные знаки путников, так и на их снаряжение. Он спрашивал. А еще — верил.       Наткнувшись на человека на возвышенности близ деревни Скрытого Тумана, Кимимаро счел его врагом и напал. Его атаку легко остановили и отбросили назад, сбив спесь. Он хотел повторить рывок, но был остановлен словами. Правдой они были или сладкой ложью, мальчик не знал, но вновь поверил.       «Ради чего я сражаюсь?»       Кагуя осталось мало. Кимимаро не причислял себя к «ним», но держался рядом. После долгих лет во тьме пещеры, он был готов следовать за кем угодно. Но у него был ум, были и вопросы.       «Кто я?»       Не зная ответов, он продолжал бой. Его рука не дрожала, нанося удары. Он знал, что убивает, знал, что кругом люди, но они казались ему обезличенными куклами. Единственная мысль, двигавшая его телом, была проста.       «Я кому-то нужен».       Он должен сражаться, чтобы выжить и остаться кому-то нужным, ибо смерть снова приведет во мрак, где его никто не ждет, где ему рада только тьма, которую он не боится, но искренне ненавидит.       Когда пришел рассвет, ознаменовавший конец безумной ночи, в которой кружили в последнем кровавом танце члены клана Кагуя, Кимимаро понял, что остался один. Единственный выживший из целого клана. Один. Снова.       Бесцельное скитание. Шедшее по пятам безумие клана с каждым часом становилось всё сильнее, сводя мальчика с ума. Он хотел с кем-нибудь поговорить. Потребовать доказательств своего существования.       И он их получил. Это была вторая встреча Кимимаро с Орочимару, змеиным саннином.       Сила последнего из клана Кагуя была велика и не поддавалась логическому объяснению. Его выделял даже внешний вид. Белая ворона в черной своре. Он словно был настоящим, истинным представителем клана, а другие казались никудышными подделками, созданными ученым-недоучкой. Как иначе объяснить мастерство, с которым Кимимаро использовал кеккей генкай?       Юноша был верен Орочимару. Для него полученная метка — огромная честь и ответственность, возвышение над другими заклейменными — неоспоримое право, идеальное выполнение поставленных задач — показатель силы. Он стремился оправдать возложенные на него ожидания.       Не оправдал.       Первые признаки болезни проявились незадолго до нападения на Четвертого Казекаге. Кимимаро скрыл их, надеясь, что она вскоре пройдет. Он не придал значение как кровавому кашлю, так и ослабевшему телу. Его самочувствие стремительно ухудшалось, до нападения на Коноху, к которому так долго шел господин Орочимару, времени оставалось всё меньше и меньше. Кагуя продолжал питать напрасные надежды, скрывая болезненное состояние, но после расправы над Казекаге его стойкость дала трещину. Он поддался боли и позорно рухнул на песок, стараясь остановить кашель.       — Кимимаро… Видимо, ты достиг своего предела. — Прозвучал приговор.       — Простите меня, Орочимару-сама… — Ему оставалось только просить прощения.       Болезнь приковала его к медицинской койке и сделала зависимым от лекарственных препаратов. Кимимаро не строил иллюзий, он знал, что это его плата за упрямство и гордость, знал, что надежды на исцеление нет. Страх? Никакого страха. Только стыд и боль. Он стыдился слабого тела, стыдился позорного положения, в котором пребывал, и испытывал боль за несдержанное слово, за то, что подвел господина. Кимимаро считал, что есть причина, по которой люди рождаются. У каждого должна быть миссия, которую нужно выполнить. У него тоже была миссия. И эта миссия — защищать господина Орочимару и его цель. Имел ли он право быть столь беспомощным, как сейчас? Нет, не имел.       Ему с трудом удалось расслышать, как непривычно тихо хлопнула входная дверь. Редкие посетители этой комнаты, этой коморки с массивными приборами, поддерживающими жизнь Кагуя, как правило, не считали нужным беспокоиться о покое живого мертвеца. Тем страннее для Кимимаро был посетитель. Из-за проникающего в тело через трубки раствора, его чувства притупились, и он не мог понять, кто к нему пришел. Не Кабуто (медик сразу проходил к столу с препаратами), не четверка звука (Сакон не упускал шанса поглумиться над бывшим лидером, а редко заглядывающая Таюя только и делала, что оставляла на столе вымытые пробирки) и даже не приставленный к комнате наблюдатель (он заглядывал раз в несколько часов, чтобы проверить работу приборов).       Гость хранил странное молчание, юноша не спешил его нарушать. Неизвестный подошел ближе, ненадолго остановил взгляд на смертельно больном, провел рукой по одной из ведущих к телу трубок, обвел пальцем печать, от чего Кагуя едва не пересилил слабость, чтобы наказать наглеца, посмевшего протянуть лапы к подарку господина. Его остановило только ощущение невероятной близости гостя к метке. Кимимаро с трудом сдержал удивленный вздох, когда гость аккуратно стер с его лица влажную дорожку от слез.       — Орочимару-сама!.. — Изумленно выдохнул юноша, порываясь встать, но был остановлен и уложен обратно. Он более не сомневался, что его навестил именно господин! Кагуя ждал команды, словно верный пес, он готов был принести тысячи извинений за беспомощность и слабость, за поразившую его смертельную болезнь. Но вместо этого, он услышал удаляющиеся шаги, и столь же тихо закрывшуюся дверь.       Следующим гостем Кимимаро стал Кабуто. Несмотря на смятение, овладевшее сердцем юноши после недавнего визита господина, он принял предложение медика и позволил вколоть себе экспериментальный препарат. Он доставит Орочимару-сама самое желанное, мальчика, который будет так же верен господину, как он сам. Он приведет Учиха Саске.       Время утекало сквозь пальцы, а сражение всё не заканчивалось. Проклятая печать и кеккей генкай клана Кагуя против песка. Кимимаро был уверен в подаренной ему силе, но раз за разом натыкался на песчаные преграды, будучи не в силах достать до врага. Его сердце успокаивало знание, что выбранный господином ребенок прошел преобразование и устремился навстречу своей судьбе. Он — мечта и цель Орочимару-сама.       Юноша ослаб. Он уступал противнику. Песок утянул его под землю. Двести метров под землей, сдавливающей со всех сторон. Собрав силы, Кагуя обратился к технике, после которой уже наверняка не смог бы вернуться к господину.       «Савараби но Маи».       Сотни костей вырвались из его тела, устремившись ввысь. Утянутый так глубоко, Кимимаро не мог ничего видеть, но он чувствовал, что промахнулся. Его тело немело, жизнь таяла, но он помнил обещание, помнил потаенное желание. Желание найти истину этого мира, пройти весь путь рядом со своим господином. Последний рывок наверх, к врагу, оскорбившему его мечту, и тьма, поглотившая сознание за секунду до решающего удара…       Внезапная вспышка ослепила. Невероятно красивое сияние сменило темное беспамятство. Разве он… не умер? Кимимаро не верил, что стоит на твердой земле, не верил, что слышит звуки, не верил, что способен мыслить и находиться под ярким теплым светом. Привыкнув к нему, Кагуя изумленно уставился на стоявшего напротив и вымученно улыбавшегося человека с такими знакомыми змеиными глазами.       — Хотел бы я тебя поздравить с днем рождения, но воздержусь. С возвращением в мир живых, Кимимаро-кун.

***

      Вы когда-нибудь видели людей, которым врачи привели смертельный приговор? Или, быть может, посещали клиники для лечения душевно больных? Или дома престарелых? Здоровому человеку никогда этого не понять. Каково это, когда знаешь, что жить осталось всего-ничего? А представляли их чувства? Чувства родителей маленькой девятилетней девочки, когда ей говорят, что у нее остался месяц, а она не понимает слез родителей и спрашивает, почему они грустят. Чувства юноши-спортсмена, которому прикатывают инвалидную коляску. Чувства детей, когда родная мать не узнает их из-за преклонного возраста.       Увидев Кимимаро, чью жизнь поддерживал только громоздкий медицинский прибор, вливающий спасительные препараты литрами, я испытал ужас. Проклятье, у меня сердце ухнуло куда-то далеко-далеко вниз. Ему же всего пятнадцать лет! Хуже того, его жизнь ничем не отличалась от жизни послушного и доверчивого раба, готового следовать за господином куда угодно. А я ведь, едва на горизонте показался Саске с шаринганом, стал считать этого ребенка за бесполезный мешок костей и списал в утиль. Эта комната — морг. Не больничная палата, где пациента любой ценой стараются поставить на ноги, а именно морг, где не нужны ни врач, ни близкие, откуда несет смертью и безнадегой. Мне стало противно от собственной невнимательности. Если бы я заметил его болезнь раньше! Да и ты, костяная башка, тоже хорош! Молчал в тряпочку, пока не довел себя до… до… Кхерк меня побери, я просто не в силах смотреть на юношу без жалости.       Я подошел ближе. Рваное дыхание, которое он пытается успокоить, напряженные мускулы, проступившие уродливыми синими узорами вены, на щеке влажная дорожка от слез… У меня ком стал поперек горла. Черт, мне ведь известны его чувства и мысли. Кимимаро сожалеет только об одном: он подвел «меня». Не смог исполнить треклятое предназначение. Невольно представил на его месте свою младшую сестру и содрогнулся. Плевать мне на твое предназначение, слышишь?! Плевать! Подумай о себе! Подумай о потерянном детстве! Ты же никогда не жил как обычный ребенок. Сначала темница, затем гибель клана, после темные подземелья моего убежища… Почему бы тебе не позавидовать юным ниндзя из той же Конохи? Они ведь такие счастливые, такие улыбчивые! Сокрушаясь внутренне, я только кривил лицо внешне. Не могу я ему этого сказать. Он просто не поймет. Он не увидит радости в жизни беззаботной ребятни из деревень. Ему знакомы только мои правила, мои устои, а также кровавое прошлое клана.       Как-то, еще до попадания, друг спросил у меня, что лучше: никогда не знать любви и заботы близких или знать, но потерять в одночасье? Разумеется, он намекал на судьбы главных персонажей вселенной, которая теперь является моим домом. По мне, так хуже потерять свой путь или лишиться всякой поддержки. Наруто не сворачивал с выбранного пути, беря природным упрямством, а у Саске всегда были друзья, хоть он и рьяно это отрицал, старательно от них улепетывая. Кимимаро же потерял свой путь и не нашел поддержки. Я — не его поддержка. Этот доверчивый ребенок просто ухватился за первую протянутую руку. Уже много позже всё переросло в поразительную преданность. Эта преданность его и погубила.       Я прикоснулся к одной из трубок, по которым текла жидкость, опустил руку к метке на груди юноши. Эта проклятая печать… Я обвел ее пальцем, чувствуя, как она отзывается на мою природу. Чертова метка. Проведя ладонью по щеке мальчишки, я стер дорожку от слез. Кимимаро узнал меня и резко рванулся, собираясь подняться. Я весьма жестко уложил его обратно, сдерживая шипение. Лежать! Ты должен жить. Ты мне нужен. У меня два варианта, как тебя спасать. И, как не парадоксально, оба просто омерзительны. В принципе, раз уж ты лежишь здесь в сознании, надо попробовать щадящий метод. А потом я сам отправлюсь за Саске. Если все получится, сил этого тела хватит, чтобы справиться с «командой по возвращению Саске». Бог ты мой, Шикамару, покороче не мог придумать?       Поход за свитками у меня занял минут двадцать. Пока дошел, пока отрыл среди хлама нужное, пока проверил печати, пока совладал с внезапно резко онемевшим телом… В общем, потратил уйму времени по самым дурацким причинам. Но чего я не ожидал, так это не застать Кимимаро по возвращении. Вместо него у рабочего стола с самым невозмутимым видом стоял Кабуто, просмотревший медицинские записи.       — Кабуто-кун, — позвал я его, быстро пряча свитки в печатях, — где Кимимаро?       — Исполняет свое предназначение, Орочимару-сама, — учтиво ответил мне пепельноволосый, протягивая один из листов. Просмотрев его содержимое, я поднял взгляд на медика и нехорошо так прищурился. Кабуто, судя по всему, принял это за одобрение. Всё же, такое вполне в моем характере. Бывшем характере, попрошу заметить.       Внутри меня боролись два желания. Одно сводилось к тому, что надо наплевать на все медицинские таланты и научные заслуги парня и свернуть ему шею. Другое же напоминало, что гении на дороге не валяются, а заменять почти вменяемого парня на влюбленную в Учиха красноволосую идиотку — себе дороже. Второе победило. Пришлось в очередной раз изобразить главного гада всей вселенной и окольными путями похвалить Кабуто за хитрож… кхм, изворотливость. Теперь остался только один вариант. Надеюсь, Кимимаро его примет. Вернемся к проблемам, которые не потеряли актуальность… Саске я дожидаться не собираюсь. Сделаю что-нибудь с его телом — весь остаток жизни проведу в Цукиёми. Итачи об этом позаботится.       — Проклятье Третьего снова начинает действовать, — теперь на любую внештатную ситуацию у меня железное оправдание. Спасибо тебе, старик Хирузен, я обязательно принесу на могилку цветы и сердечно извинюсь за использование светлого имени в корыстных целях. — Я больше не могу ждать. Подготовь тело, Кабуто.       Как я и предполагал, из организованной схватки за звание сильнейшего победителем вышел Геньюмару. Его тело меня полностью устраивало, по крайней мере, оно не было женским. Да, я обратил на это внимание только сейчас и не сказать, чтобы чувствовал какой-то дискомфорт. Видимо, мне теперь по барабану, в женском или мужском теле существовать.       Спустившись вниз, я предстал перед юношей, перестав сдерживать ки. Его лицо побледнело, а тело пробила дрожь. Я довольно осклабился. Не держи на меня зла, малыш, но такова жизнь.       — Я отпущу весь твой клан, — холодно отчеканил я, — взамен на твою жизнь.       Проглатывать кого-то было… неприятно. Привычно для тела, но отталкивающе для разума. Шкура огромной белой змеи мне тоже не понравилась. Пожалуй, я предпочитаю человеческую ипостась, а не тварь из фильма ужасов. Проглотив Геньюмару, я переместился в измерение Фуши Тенсей.       Вот тут-то я и выпал в осадок. В этом месте, которое, судя по всему, как-то связано (или является) с внутренним миром, я не выглядел как Орочимару. Даже не как одно из его многочисленных тел. Под удивленным взглядом моего будущего тела, погружающегося в, эм, назовем это «неизвестная мягкая и склизкая материя», я рассматривал себя, ощупывал и неверяще проводил руками по вернувшимся шрамам. Да, лицо у меня весьма… неприятной наружности из-за произошедшего несколько лет знакомства с тибетской рысью. Искренне жаль, что родную внешность за пределы этого измерения не перенесешь. Придется довольствоваться короткими мгновениями. Как только процесс поглощения Геньюмару закончился, меня вышвырнуло в реальный мир и накрыло дичайшей болью. Голос я не сдерживал…

***

      Сознание вернулось… Не знаю, когда оно вернулось. Когда я перестал ходить взад-вперед по измерению Фуши Тенсей, которое оказалось моим внутренним миром, и, на свой страх и риск, решил вернуться в реальный мир. Я по-прежнему испытывал страх перед болью, накрывшей меня после первого возвращения. Неженкой я никогда не был, но, тем не менее, не хотел в очередной раз окунуться в раскаленную лаву и ощутить, как ломаются все кости разом.       К счастью, никакого дискомфорта, кроме легкого гудения в голове и бинтов по всему телу, я не обнаружил, чему несказанно обрадовался. Кабуто оказался прямо как по волшебству, протянув чашку с лекарством. В кои-то веки безоговорочно доверившись медику, опрокинул пойло в горло и с удовольствием помахал боли ручкой. Под действием таинственного препарата (впрочем, я прекрасно знал, какое из многочисленных лекарств так отменно снимало мигрень) я расслабленно откинулся на спинку кресла, в котором сидел. Эх, хорошо, всё-таки, живу. Еще бы всяких мстителей на кудыкину гору послать для полного счастья. К слову, об одном из них…       «Он здесь».       Чакра младшего Учиха ощущалась странно. В ней сильно преобладала моя энергетика. Он там в схватке с Наруто не перестарался? Теперь точно загляну в Коноху в ближайшее время, удостоверюсь, что с будущим героем мира шиноби ничего не сталось. Главное, на глаза Тсунаде не попасться. Не знаю, раскусит ли она маскировку, но рисковать не буду.       — Кабуто-кун, отдай приказ. Мы немедленно уходим в убежище в стране Травы. И отправь клану Фуума весть, что они свободны. Я встречу Саске-куна.       Клан Фуума, согласно официальной версии, присоединился ко мне в обмен на обещание восстановить их былое величие. На самом деле, среди них просто не было выдающихся бойцов, они не могли выжить в мире шиноби самостоятельно и искали возможность встать под начало кого-нибудь сильного. Так уж вышло, что их выбор пал на меня. Разумеется, я сразу забрал сильных бойцов, приобщив их к экспериментам. Многие погибли, многие потеряли разум, некоторые выжили. Геньюмару, чье тело ныне принадлежит мне, яркий тому пример. Фуума вряд ли воспримут весточку благосклонно, но их судьба меня заботит в последнюю очередь.       «Будущее тело» я ждал в коридоре с пленными, скрестив руки на груди. Учиха не заставил долго ждать. Мне не понравился его взгляд. Пылающий, ненавидящий, полный гнева и злобы, в какой-то мере завораживающий, но очень опасный. Вдвойне опасный из-за шарингана. Ему не хватало спокойствия и собранности. Я прищурился. Учить буду своими методами. Не теми, с которых начал змеиный саннин, а теми, которые у меня остались по прошлой памяти. Быть может, получится притупить ненависть мальчишки. Как было бы проще, будь он хоть немного похож на старшего брата… Но нет, напоминать Итачи он станет только после Четвертой Войны Шиноби, а ждать благополучного исхода истории я не собираюсь.       — Ты избран мной, — сыграем по правилам истории. Мне положено называть паренька избранным и облизываться на его успехи, вот и попробуем.       — Меня не волнует. Быстрее давай мне силу. — Ни грамма вежливости в голосе. Зато тонны презрения. Ожидаемо. Но не ты ли дрожал, как осиновый лист, когда я пришел за тобой в Лес Смерти? Или Проклятая Печать предала тебе смелости?       — Ты привел за собой хвост, — из моего голоса исчезли благосклонные нотки. Мне не нужно твое тело, Учиха. Мне нужно, чтобы ты не подох где-нибудь на углу. Пока не увижу прогресса, подачек не жди. — Поэтому мы уходим отсюда. Ты вместе с Кабуто отправишься в другое убежище, я прибуду туда через месяц…       — Меня…       — Я еще не закончил. — Мощная волна ки заставила Саске заткнуться, а пленников испуганно отпрянуть и вжаться в стены. — Ты начнешь обучение ровно через месяц. Не раньше.       Мне очень хотелось высказать Учиха очень много ласковых и неприятных слов. Наверное, я был на него чуть-чуть обижен. В конце концов, этот мальчишка, в какой-то мере, корень мирских бед. Моих в том числе.       — Понял. — Ничуть не поменяв интонации, проинформировал Саске.

***

      Шестой час пути, бессменный пейзаж из следующих друг за другом деревьев. Не так давно я покинул убежище страны Звука, отвязавшись от назойливого Кабуто. Юноша был уверен, что мне не следует переутомляться и настоятельно рекомендовал устроить аналог постельного режима. На это я демонстративно снял бинты, продемонстрировав здоровое тело, и предложил провести полное обследование. Результаты превзошли все ожидания. Мне можно было прыгать, бегать, поднимать тяжелые предметы, использовать техники и спать по три часа в день. В общем, абсолютно здоровый организм. Моя сущность освоилась в новом вместилище с поразительной, по памяти Кабуто, скоростью. Заверив медика в прекрасном самочувствии, собрал вещи и, раздав короткие указания, отсалютовал. В мыслях, разумеется. Уходя, я чувствовал, как Учиха буравит меня взглядом. Ну да, ожидал незамедлительного левел апа, а получил свалившего учителя. Этак я на Джирайю стану похож с его «сбором информации». Подумал-подумал об этом и перекрестился. Не дай Рикудо, тьфу-тьфу-тьфу.       Наконец, я миновал Долину Завершения и достиг места, где предположительно сражался Кимимаро. Едва выйдя на огромную занесенную песком поляну с выпирающими из земли костяными копьями, напоминающими деревья, я присвистнул. Вот это они разошлись. Что один монстр, что другой монстр. Зато картинка у них получилась экзотичная. Выросший на песке костяной лес. Ладно, хватит красотами любоваться, пора к делу переходить. Мне и так очень повезло, что на уборку этого великолепия еще не отправили отряд АНБУ.       Конечно, во мне крайне тяжело признать змеиного саннина (сказал совсем не подозрительный человек с глазами, как у змеи) с учетом нового тела (свой, скажем так, «настоящий облик» я натягивать не спешил), но вряд ли отряд специального реагирования оставит без внимания случайного прохожего.       Торопясь, я поднялся по костяным деревьям прямо к телу Кимимаро. Аккуратно отделив его от огромной кости, запечатал в свиток. Теперь ему ничего не грозит. Ни лабораторный стол в Корне АНБУ, ни чей-либо еще. Спустившись вниз и найдя относительно ровную, твердую и не заросшую травой поверхность, я начал выводить на ней печать. Закончив, распечатал из другого свитка подопытного, которого специально захватил из темницы в тайне от Кабуто. Оказавшийся на свободе пленник попытался удрать, но змеи крепко связали его по рукам и ногам. Брыкаться человечишка не перестал и, поскольку никого рядом не было, я не только обругал его по первое число, но и от души треснул по башке. Фух, прям на душе легче стало!       Когда я закончил подготовку, то перетащил бессознательное тело в центр нарисованной печати. Рисунок, надо сказать, вышел объемным, но у меня не было времени довести технику до ума. Я только надеялся, что за месяц смогу её доработать. Иначе никакой я не гений, а так, жалкая пародия на великий ум.       — Уф… — Я глубоко вдохнул и шумно выдохнул. — И пусть всё получится.       Тигр! Змея! Собака! Дракон!       — Кучиёсе: Эдо Тенсей! — Я сложил печать концентрации, чтобы накопить больше чакры, и почувствовал, как солидная часть моего резерва ушла на активацию техники.       Образовавшийся пепел поглотил фигуру очнувшегося и издавшего крик боли подопытного целиком, принимая форму невысокого подростка. Светлые чешуйки начали медленно тлеть, освобождая беловолосого юношу из своего плена. Его серая кожа была покрыта мелкими трещинами, а склера глаз — черной. Тем не менее, радужка сохранила свой природный зеленый цвет.       Меня постигло небольшое разочарование, ведь, слегка подкорректировав технику, я рассчитывал скрыть бросающиеся в глаза признаки воскрешения. К великому сожалению, не получилось.       — Хотел бы я тебя поздравить с днем рождения, но воздержусь. — Вымученно улыбнувшись, произнес я, как только взгляд юноши стал осмысленным. — С возвращением в мир живых, Кимимаро-кун.