Змей

      Мирный сон, в который я провалился, вскоре сменился кошмаром. В нем не было ни котлов ада, ни кладбищ с ожившими мертвецами, ни живописных картин смерти, ни сгущающихся красок, но я четко осознавал, это был именно кошмар.       Освещенная ночными фонарями улица, фармацевтическая лавка на углу, неуверенно переминающийся с ноги на ногу тридцатилетний мужчина. Он что-то невнятно бормотал, изредка поглядывая в окно магазина. Свет в здании погас, охранник перевернул табличку с надписью «открыто», появившаяся на ступеньках женщина попрощалась с ним, пожелав спокойной ночи, спустилась к мужчине, лучезарно улыбнулась, что-то спросила. Мужчина замялся, не найдя ответа, она рассмеялась его смущению, подхватила под локоток и повела за собой, о чем-то оживленно рассказывая. Пара исчезла во тьме улицы, не выйдя под свет следующего фонаря. Лампа близ аптеки с шипением замигала и погасла, вместе с ней, как по команде, потухли все остальные. Мрак мгновенно поглотил незнакомую мне картину, несуществующие ноги потеряли опору, и я начал падать.       Проснулся резко, неожиданно, совсем того не ожидая. Падение было слишком медленным, а сон – незавершенным. Мне показалось это неправильным, поэтому я уткнулся обратно в подушку, пытаясь вернуться в кошмар, но не смог. Разум был кристально чист, бодр и ко сну не склонен. Пришлось подняться, провести руками по лицу, сбрасывая неприятный осадок, а, узрев допотопную обстановку комнаты, промычать неразборчивое «видал я этот мир кое-где» и, наконец, осознать окружающую реальность.       Откуда кошмары? Видимо, перенос в другой мир и слияние со змеем бесследно не прошли. А ведь только вчера порадовался четкости воспоминаний, которые сейчас больше напоминали решето. Любое обращение к каким-то конкретным событиям прошлого оборачивалось тупой болью в висках, а вот знание о будущем этого мира всплывало подозрительно легко. При том, чует моя душа, виноват в дырявой памяти я сам. Где-то не досмотрел, что-то упустил, расслабился и не провел лишние пару диагностик. Разум великого гения услужливо подсказал, какие последствия могут быть у перемещений в пространстве (чисто теоретически, но что-то мне подсказывало, что умудрись змеиный саннин провернуть путешествие сквозь миры на практике, подтвердил бы все свои догадки разом), из-за чего мне хотелось взвыть. Необходимо срочно переписать куда-нибудь все сохранившиеся воспоминания о родном мире, иначе существует риск потерять их в ближайшем времени.       Откладывать дело в дальний ящик я не стал, освободил рабочий (вот теперь, когда я убрал все лишние склянки да пробирки, точно рабочий) стол, достал из ящиков чернильницу, перо и пергамент. Найденный там же карандаш я не тронул, доверия к нему нет, все же им явно свиток не испишешь. Не знаю, откуда дурак Джирайя (я честно не хотел вспоминать конкретно его и называть дураком, но по-другому не получилось) брал нормальную бумагу, а мне пришлось довольствоваться свитками. Впрочем, свитки «ненормальными» я считал лишь отчасти, так как Орочимару в них ничего зазорного не видел, да и я теперь, судя по всему, не буду.       Первым делом я записал события кошмара, так как в их долговечности сомневался больше всего, ведь если мне что-то снилось, то я, как правило, забывал об этом спустя час или два после пробуждения. Стоило мне вспомнить подробности, как сердце будто сжали в тиски. Горечь, боль, обида, страх… Теперь, после слияния, эти эмоции казались мне чужими, но от того не менее ощутимыми. Я сразу попытался вспомнить, кем являются те мужчина и женщина, но вспышки жуткой головной боли не позволяли сосредоточится. С каждым разом боль была всё сильнее. Мне пришлось сдаться, когда на свиток упала первая капля крови. Утерев рукавом нос, я отложил перо в сторону, ожидая, пока в ушах перестанет звенеть.       Продолжил я еще не скоро. Кратко обрисовывая события, к которым имел доступ, я старался избегать думать о моментах, вызывающих головную боль. Конечно, я мог бы перетерпеть и продолжить, но тело жалко. Лучше попробую повторить штурм памяти перед сменой сосуда. К тому времени я окончательно освоюсь в новом мире и приму чужую жизнь как собственную. Возможно, я сам заблокировал воспоминания, найдя для этого вескую причину. Сейчас-то уже не припомню, какие страшные вещи творил или пережил в прошлом мире, но дело крылось определенно не в смерти. С учетом того, какие ужасы повидал змей, и как спокойно я к ним благодаря слиянию отношусь, на собственную кончину я бы отреагировал… никак. Значит, память скрыта по какой-то другой причине. И причина как-то связана с приснившейся мне темной улицей и супружеской парой. Хм, вот так новость, пара-то супружеская, откуда мне это известно? Ауч, больно, понял, пока нельзя, больше об этом не думаю.       Исписав два или три свитка, я вынужден был смириться с тем фактом, что вспомнить больше ничего не могу. Гений. Пф, даже смешно с себя стало. С четвертым свитком я поэкспериментировал, с кислой миной отметив существенные минусы слияния. Во-первых, из моих навыков почти ничего не сохранилось. Они как бы есть, но тело к ним не приучено. Например, выводить русские буквы я мог, но такие кривые, жуть берет. Зато иероглифы рисовал - загляденье, ни одного лишнего штришка. Во-вторых, надпись на русском мозг воспринимал со скрипом. Вроде понятно, а вроде неправильно. Я прямо слышал скрежет шестеренок. Однако это не мешало мне брать проблему на вооружение и решать ее. В список «надо» я отнес практику письма и чтения на великом и могучем. Все же, шифра идеальнее не отыскать. Если только судьба не столкнет меня с еще одним попаданцем. Вот тогда начнутся проблемы. В-третьих, я с нескрываемым интересом следил за зарождающимся в душе любопытством, направленным на знания из прошлого мира. Часть от змея теперь явно доминировала, чему я не препятствовал. Не сказать, чтобы я интересовался наукой ранее и намеренно читал какие-то мудреные статьи, но даже имеющихся знаний оказалось достаточно, чтобы внутренний ученый по шустрому задумал несколько продвинутых исследований. В-четвертых, мне с каждой мыслью труднее отделять себя прошлого и себя настоящего. Не сомневаюсь, что вскоре перестану считать Орочимару приятным довеском, а стану им. Нет, без полной адаптации личности под известный канон (от этого я себя обезопасил в момент слияния), но…       Я выдохнул, сворачивая свитки и запечатывая их в один большой, а оный отправил в печать на запястье. Сложно. Не получается увидеть картину целиком. Слишком много маленьких деталей и нюансов, которые нельзя игнорировать и нужно учитывать.       - Проклятье… - Прошипел, запуская пятерню в волосы. Хах, такой привычный жест. Привычки неискоренимы.       Впереди еще три долгих года относительно безопасного существования. Так почему мне кажется, что время утекает сквозь пальцы? Трех лет хватило одному самоуверенному Учиха, чтобы превзойти учителя. Трех лет хватило одной злосчастной организации, чтобы переловить почти всех биджу. На что хватит трех лет мне?       Стук в дверь. Четыре раза. Я с удивлением отвлекся от размышлений. Уже время обследования? Не заметил. Но я часто забываю о приходе Кабуто, увлекаясь новыми техниками или экспериментами.       - Входи, Кабуто-кун.

***

      Горное убежище в стране Звука - моя первая база. Отокагурэ, селение, скрытое в звуке. Я основал его после того, как покинул Коноху. Перед этим пришлось завоевать страну Рисовых Полей, как она раньше называлась, но её даймё было нечего противопоставить одному из саннинов, и он быстро сдался, его место занял мой человек (не сказать, что доверенный, но не смевший перечить), а вскоре образовалось селение, главой которого я являюсь и по сей день. Спешите, молодые и талантливые шиноби, здесь вы сможете исполнить мечты… Целый лозунг. Жаль, не до конца правдивый.       После планового медицинского осмотра, я изъявил желание прогуляться по убежищу. Ну как, изъявил. Просто взял и пошел, дураков останавливать не нашлось. Подземный комплекс, знакомый мне как пять пальцев, пропитался страхом. Мне нравилось чувствовать чужой ужас, он тешил самолюбие. Хотя намеренно вселять его в чужие сердца я более не намерен. Печально, что как только здесь появится последний из Учиха, придется паковать вещи и переезжать в страну Травы, иначе велика угроза столкновения с одним буйным Узумаки. Вот уж с кем точно не хочу встречаться! Слишком громкий. И вообще, неприятно быть лидером списка «самое большое вселенское зло». В глазах главного героя истории даже девятихвостый не такой гад. Конечно, я же лишил жизни старика Хирузена и украл его лучшего друга, а про Обито и Мадару он еще не знает! Что-то канючить я начал, как маленький. Возьми себя в руки, змей!       На одном из поворотов я резко остановился, вперив взгляд в, как мог бы с уверенностью заверить сторонний наблюдатель, пустоту. Вот только для меня там была не пустота. Я на автомате сложил «кай», однако подозрение, что где-то притаился Учиха с шаринганом, меня не покинуло. Вот чье воображение могло исторгнуть это подобие дементора, зависшее посреди коридора? Душа в пятки не ушла лишь чудом. Неопознанное существо, сотканное из мрака, медленно приближалось. Когда я уже был готов сжечь эту тварь, протянувшую ко мне руку, она неожиданно завопила, оглушив меня, и исчезла. В голове тут же вспыхнули обрывки прошлого, колени подкосились. Прислонившись спиной к стене, ставшей мне опорой, я зашипел, стараясь отогнать образы. Прочь от меня! Не имею ни малейшего желания знать, что за вами кроется! Однако наваждение не проходило, а только становилось ярче.       Я снова наблюдал за улицей из сна. Только теперь стоявший под фонарем мужчина выглядел иначе. Гораздо более молодой, он казался увереннее и терпеливее, а в руках держал букет цветов.       «Прошлое?» - Неуверенно предположил я. Но женщина, вышедшая из аптеки, не выглядела моложе. Заметив визитера, она несказанно удивилась, буквально сбежала по небольшой лестнице и одарила мужчину теплой улыбкой. Мое сердце от чего-то болезненно сжалось. Эта улыбка… Она не должна быть адресована ему. Мужчина тоже улыбнулся, столь же тепло и искренне, протягивая букет. Женщина смутилась, но подарок приняла.       - Так ты… - Впервые я слышал голоса. Этот был мужской.       - Я согласна! – А этот - женский.       Против воли мой взор устремился к темному переулку между аптекой и соседним домом. Там, в бессилии сжимая кулаки, стоял мужчина из кошмара. Из видения я вынырнул так же резко, как из утреннего сна. Нет, в этот раз меня выдернули. Вокруг все плыло, в ушах звенело. Дезориентация, при том не шуточная. Рядом кто-то суетился. Судя по чакре, Кабуто. Прислушиваюсь к ощущениям. Мне не обязательно видеть, чтобы понять, где я. Не коридор, медицинское крыло.       - Орочимару-сама! – Не крик, а настойчивое обращение. Любой громкий звук я сейчас воспринимал как красную тряпку. Помещение заполнила моя Ки, пропитанная злобой и раздражением.       - Это плата, - шипя, отозвался я. Мне гораздо важнее дать понять, что проблема вовсе не в теле. – Чертов старик!..       Надо было срочно вымесить на чем-нибудь злость. Я поминал добрым словом всех, кого мог припомнить. Тсунаде, Джирайю, Итачи, Хирузена, Данзо, старейшин… Когда закончились имена, я начал перебирать никогда мною не встреченных, но прекрасно знакомых из сериала личностей. Досталось всем. Абсолютно. Даже основателей с их братьями помянул. Самое забавное, больше всего проклятий свалилось на Рикудо Сеннина. В выражениях я не стеснялся, благо, что не вслух. Закончив гневную тираду на относительно спокойной ноте, я сосчитал до десяти и попробовал сфокусировать взгляд. Получилось.       Кабуто, заметив, что я соизволил успокоиться, с небольшой досадой осмотрел количество лекарств, потраченных на восстановление моего душевного состояния.       - Хорошая работа, Кабуто-кун, - в голосе еще сквозили нотки раздражения, но откровенно жалко он больше не звучал.       - Орочимару-сама, я помню, что вы запретили мне изучать печать Третьего, - я скосил на юношу взгляд и прищурился. Прямого запрета я не давал, но намекнул не пытаться выведать способ, которым избавился от проклятия старика. – Но как ирьёнину, мне необходимо знать, чего ожидать.       И я не стал спорить, выложив Кабуто легенду. Эта легенда способна объяснить вспышки боли, странное поведение, изменения в чакре (если таковые проявятся), в общем, едва ли не всё. Она заключалась в том, что без видимых последствий удалить печать Бога Смерти невозможно, вот я и расплачиваюсь головной болью и редким помутнением сознания. Могут быть другие отклонения, но о них ничего неизвестно. Чистую правду рассказал, между прочим. Я же сам еще не разобрался в причинах головной боли и дырявой памяти, а тут целую теорию выдал. Чем не вариант?       Кабуто похмыкал, к сведению принял, всерьез озадачился проблемой. Я было хотел остудить его пыл, но не стал. Пусть поломает голову. Если ему удастся найти способ избавить меня от боли, буду только рад. Я тоже терять зря время не стану и пройдусь по свиткам с запретными техниками, связанными с искажением пространства. Жаль, архива Конохи под рукой нет.       Медицинское крыло я покинул поздней ночью, когда Кабуто взял все анализы, на которые я дал добро, а тело перестало шатать. Юноша довел меня до комнаты, опасаясь повторения приступа. Привел он меня, значит, к хоромам и ушел. Я даже ручкой ему помахал, когда он отвернулся.       В огромной комнате, благо, тоже нашлись письменные принадлежности и стол. И, о счастье, бумага. Не свиток, а именно бумага. Едва ли не печатная. Я ведь до последнего сомневался в ее существовании, хотя прекрасно помнил, что таковая была во время экзамена на чуунина в Конохе, и книги из чего-то же делали.       Планы, которые я набросал на лист, выходили безрадостные. В первую очередь необходимо разобраться с собой. Черт с ними, с дементорами недоделанными, нервы крепкие, выдержу, а вот от наплыва воспоминаний могу сорваться. Вроде бы такая простая вещь, а так много проблем. Тут два варианта: либо в кратчайшие сроки менять тело и восстанавливать память, либо терпеть. Второй вариант отпадает сразу из-за скорого появления одного наглого Учиха. Эта мелочь мне спуску не даст. Попробуй с ним покажи слабость, как же! С него станется свалить и от меня. Как в сказке про Колобка. А вот если я упущу «последнего из», тогда плакали все надежды и планы. Не только мои, но и мира в целом. Так, во вторую очередь мне надо найти союзников или силу. Как же я теперь понимаю юного мстителя. Только он надрывается ради мести брату, а я ради спасения всех и вся. Кому расскажешь, не поверят. Из союзников… четверка звука и Кимимаро. Последний уже одной ногой в могиле. Его болезнь смертельна. Остается четверо подопытных. Именно, что подопытных, а не детей. Не могу к ним относиться снисходительно, просто не могу. Из всех разве что Таюя, несмотря на дрянной язык, может принести пользу. У остальных слишком выражены личные качества, проявлены пороки. Они могут зазнаться и предать, несмотря на печать. Нет, они непременно это сделают. Просекут, что к Саске обращение особое, и затаят обиду. Пороховые бочки, чтоб их. Как же не хочется терять Кимимаро. Если у Кабуто – восхищение, то у него – преданность. Есть у меня идея, как ему избежать смерти, как остаться в строю, не взирая на приговор, но я подожду. В конце концов, эту идею можно реализовать даже если он умрет.

***

      На последующих днях я слабо акцентировал внимание. Моим основным занятием стали эксперименты с запретными техниками. Их у меня было немало, каждая – уникальна.       Тесты я проводил на живых людях. Камеры убежища периодически пополнялись. Я не был совсем уж бесчеловечной тварью, в отличие от пресловутого Данзо, потому с самого основания Отогакуре отдал приказ не трогать торговцев и гражданских, по возможности вылавливая бандитов. Конечно, это не относилось к обладателям редкого генома. А еще мне было откровенно плевать, кого притаскивали подчиненные, когда разбойников найти не удавалось. Ныне политику пришлось немного подкорректировать. Похищать детей я запретил и пообещал лично побеседовать с каждым, кто посмеет приказа ослушаться. Желающих испытать мое терпение не нашлось. Пройдясь мимо камер с заключенными, выставил прочь всех гражданских, которых эксперименты не затронули. Перед этим пришлось крайне неприятным способом промыть им мозги, чтобы позабыли, где и у кого сидели.       Я прекрасно понимал, как рискую. Вдруг резко стать избирательным с подопытными… Приходилось изредка шипеть «мне нужен особый материал». Шипел я тихо, неразборчиво, якобы в задумчивости, но все, кто интересовался причиной перемен, услышали. Когда немой вопрос исчез даже из глаз Кабуто, я позволил себе расслабиться. Пронесло.       К слову об ирьёнине. Отослать юношу не получилось, так как приступы у меня повторились еще дважды. Один из-за очередного столкновения с черным призраком, другой из-за попытки что-то вспомнить. Кабуто, обеспокоенный состоянием господина, отложил все возможные дела и работал над средством для снятия боли. Повода отрывать его от работы я не нашел, посему старательно изображал вселенское зло.       Вселенское зло вышло неплохое. С пленниками, особенно с нукенинами и бандитами, я обращался без всякой жалости. Пространственные техники лишали людей рук и ног, вызывая досаду. Множество свитков были напрямую связаны с запечатыванием, отдельные образцы – с короткой телепортацией. Техники телепортации переносились подопытными тяжелее всего. Они отделяли части тела, но оставляли между ними связь. Представьте, вам отрубили руку, но вы продолжаете чувствовать как ее, так и боль от раны. На проверках погибло немало людей, но я упрямо продолжал испытывать арсенал, пока не обнаружил, что испытывать больше нечего. Моему разочарованию не было предела. Только пять дней прошло, а свитков уже не осталось! Когда я на следующий день не пришел за следующей порцией жертв, пленники вздохнули с облегчением, им же вторили шиноби, лишенные сна из-за криков боли, не умолкающих ни днем, ни ночью. Я не считал нужным затыкать людям рты. Как иначе узнать, что им больно?       Натура змея постепенно брала верх. Я, как и раньше, не препятствовал частичному изменению личности. Это был мой единственный шанс избавиться от жалости. В этом мире жалость – чувство непозволительное. Я по-прежнему не собирался бросать многих на произвол судьбы, но считал, что жертвы на этом пути оправданы. Мне нужна гарантия жизни, мне нужны средства против грядущего хаоса, мне нужно лекарство и избавление от головной боли. Что если смена сосуда не поможет? Что если станет только хуже? Помимо этого, мне необходимо натаскать последнего из Учиха до приемлемого уровня, сведя использование джуин к минимуму. Пускай злится, пускай говорит, что я обещал силу. Я дам ему силу. Но такую, которая не аукнется мне и миру в целом. Спаситель человечества из меня, конечно, никакой, но что поделать.       И без того хрупкое душевное спокойствие пошатнулось еще сильнее, когда вернулась одна из моих змей. У кого-то почтовые птицы, а у меня змеи. Призывные животные оправдывают свою полезность. Конкретно эта змея следила за Учиха Саске. Мальчик возвращался в Коноху из страны Чая. Так быстро? Впрочем, планов это не нарушает. Пора отправлять за ним четверку звука.       С детьми я пересекся где-то на второй день, когда выбирал подопытных в темнице. Раздирающие душу вопли трудно проигнорировать, поэтому четверка бродила неподалеку от моей лаборатории, пытаясь удовлетворить любопытство. Они осмелились подойти к самым дверям как раз тогда, когда я измерял уровень чакры у пленника. Что-то больно борзыми стали, когда лидерство вернулось к Сакону. Огромные змеи, опутавшие их, разом сбили со смельчаков спесь. Выйдя из лаборатории, я мог лицезреть бледных, как смерть подростков. Не смотря на животный страх, они сохраняли укрепившееся в них чувство превосходства. Они знали, что попались и провинились, но также знали, что ничего серьезного им за это не будет. Правы, в общем-то. Но я окончательно отказался от идеи сохранять им жизни. Гордыня всё равно рано или поздно их бы погубила. Коротко усмехнувшись, я отозвал змей, позволяя четверке извиниться и убраться прочь.       Сейчас они стояли передо мной, преклонив колено. Я отдал короткий приказ и отпустил их, мысленно прощаясь.       «Если бы мы встретились раньше, ваша судьба сложилась бы иначе. – Я не извинялся и не скорбел, констатировал факт. – Но я живу настоящим и будущим. И в этом будущем вас нет».       Остался еще один нерешенный вопрос. Я направился в больничное крыло, где отдыхал после процедур Кимимаро. «Жизнь», которую я ему предложу, не пожелаешь никому. Я знаю, что стал мальчику едва ли не отцом, потому не имею права решать за него. Он сам должен сделать выбор.