Если будильник не звонит

… Скалли просыпалась медленно, словно всплывала из зеленовато-синей, прозрачной, пронизанной солнцем прохладной глубины. С каждым движением поверхность все ближе, но здесь, на глубине, так спокойно и хорошо, и прохлада успокаивает разгоряченное тело, утомленное, наполненное истомой, и всплывать не хочется, хочется нырнуть глубже, и протянуть руку… Но у жизни свои суровые законы. Скалли открыла глаза, вздохнула, закрыла их снова, повернулась на другой бок и уткнулась лицом в подушку. Натянула на обнаженное плечо тонкое одеяло, и протянула руку на правую половину постели. Малдера не было. Скалли приоткрыла правый глаз. Подушка справа была смята, одеяло отброшено. В квартире стояла тишина – не было слышно ни шума работающей кофеварки, который будил ее по утрам последнюю неделю, ни шума воды из ванной, ни осторожных шагов Малдера за стенкой – обыкновенно он просыпался первым. Скалли открыла второй глаз и повернула голову, отбросив с лица спутанные со сна волосы. Через постель наискосок падали теплые полосы света, и в них плясали золотистые пылинки. Часы на комоде показывали девять тридцать. Скалли рывком села на постели, прижав одеяло к обнаженной груди и проклиная слишком удобную Малдерову водяную кровать. – Черт тебя подери, Малдер, какого дьявола ты не разбудил меня??? – воскликнула она и прислушалась. Ответа не было. Очевидно, потому что Малдера не было в квартире. … Минувшая ночь закончилась совсем недавно. Скалли помнила, что когда они засыпали в объятиях друг друга – утомленные, пресыщенные любовью, в окнах уже занимался рассвет. Малдер, у которого буквально за несколько дней возникла милая привычка засыпать, положив колено ей на бедро и уткнувшись лицом в ее шею, пристраиваясь таким образом, что-то пробормотал насчет совещания у заместителя директора в десять утра в понедельник и провалился в сон. Скалли уснула не сразу. Она слушала его дыхание, щекотавшее ей шею, перебирала его волосы, запустив в них пальцы, и тихо целовала его в лоб припухшими губами. То, что происходило теперь, в ее жизни было впервые. Потому что в те далекие дни, которые сегодня казались вообще случившимися в другой жизни, не было ни кофеварки по утрам, ни льющейся воды в душе, ни возможности ежедневно засыпать и просыпаться в одной постели с человеком, в которого она давно проросла каждым нервом, каждой клеткой своего тела, каждым порывом своей души. С человеком, который точно так же пророс в нее – не отделить, не разобраться, где заканчивается один и начинается другой. Собственно, потому, что не было раньше такого человека. В которого ей захотелось бы так прорасти. Которого хотелось бы просто обнимать – спящего. Целовать в лоб, перебирать волосы. Чувствовать его сонную ладонь на своей груди, тяжелое колено на бедре и теплые губы, даже во сне целующие ее ключицу. Которого хотелось бесконечно принимать в себя – подаваясь вперед, распахивая душу, сжимая коленями его бедра, стискивая пальцами его плечи, замирая вместе с ним на высшей точке острого наслаждения и расслабленно дыша, закусывая губы и чувствуя, как грудь покрывают его горячие неторопливые поцелуи. С которым хотелось завтракать на этой смешной кухне, в которой даже не было стола – пить кофе, стоя возле кофеварки. Молча, просто глядя в глаза друг другу. Которого хотелось потом, после кофе, притянуть к себе за галстук, чтобы поцеловать еще раз. Перед самым выходом. И еще. И смеяться, отталкивая его нетерпеливые руки, уже готовые выдернуть из ее юбки тщательно расправленную блузку и скользнуть под нее в расчете урвать еще одну минуту близости. И еще. Часов, в которые вокруг не было ни души, у них было куда меньше, чем часов, в которые их окружали люди, дела, долг службы и Устав бюро. Скалли пришлось обзавестись привычкой возить в бардачке машины зеркальце и лишнюю помаду. Потому что красить губы до выхода из квартиры не имело никакого смысла – ведь был еще лифт, который ехал с четвертого этажа на первый. Но, черт возьми, всю эту неделю она чувствовала себя слегка невыспавшейся. Малдер же, куда более привычный к недосыпу, напротив, был бодр и свеж, словно ему за глаза и за уши хватало четырех часов сна вместо семи. – Малдер! – еще раз позвала Скалли. Неужели он уехал без нее? Тоже позаботился, называется. Скиннер и так наверняка догадывается, что происходит. До тех пор, пока это не мешает работе, вряд ли он станет вмешиваться. Но если она опоздает на совещание… Скалли прикинула, сколько нужно времени, чтобы добраться до штаб-квартиры ФБР, и поняла, что в лучшем случае она там появится минут на сорок позже начала. Хуже не придумаешь. Но рассиживаться некогда. Она быстро спустила ноги с постели и отшвырнула одеяло, мысленно произнося все те нелестные слова, которые Малдеру предстояло услышать. В верхнем ящике комода Малдера, слегка потеснив его плавки и футболки, теперь пристроилась небольшая стопка ее нижнего белья, а в его шкафу как раз хватило места на пару дополнительных вешалок с ее костюмами и блузками. Впрочем, в комоде и шкафу ее собственной квартиры теперь творилось ровно то же самое. Скалли быстро выдвинула ящик, вытащила нужное, потом достала из шкафа свежую блузку и костюм, бросила на кровать и уже собиралась шмыгнуть в ванную, как услышала скрежет ключа в замочной скважине. В первое мгновение от неожиданности и резкости этого звука в теплой утренней тишине квартиры у нее по позвоночнику пробежали мурашки. Все-таки несколько неудобно встречать нежданных гостей, кто бы они ни были, совершенно обнаженной – да и табельное оружие совсем не под рукой. Кажется, она оставила его на журнальном столике возле дивана – там, откуда началась вчерашняя ночь. Скалли нащупала халат Малдера, висящий возле двери в ванную, но успела только притянуть его к себе, как дверь открылась. Знакомые до самого последнего звука и шороха шаги не оставили никаких сомнений. – Малдер!!! – возмущению Скалли не было предела. – Что случилось? Малдер шагнул на порог спальни – даже не сняв плаща. Плащ был расстегнут, и Скалли увидела, что Малдер-таки успел все – на нем был безукоризненно сидящий костюм, белоснежная рубашка и аккуратно повязанный галстук. Солнце играло на его в кои-то веки до блеска начищенных ботинках и прыгало по стенам солнечными зайчиками, отражаясь от стекол его очков. Обыкновенно Малдер пользовался контактными линзами. – Что ты делаешь? – удивленно спросил он, увидев возле двери в ванную обнаженную Скалли, прижимающую к груди его купальный халат. – Собираюсь по-быстрому принять душ, черт возьми!!! – Скалли была разьярена. – Малдер, без двадцати десять! В десять совещание у Скиннера! Какого черта ты не разбудил меня? Почему ты ушел без меня и зачем вернулся, хотела бы я знать? Малдер, я совершенно не против проводить ночи так, как мы проводим их теперь, но мне кажется, нам обоим не стоит забывать, что помимо этих ночей существуют еще и рабочие дни! Малдер оперся спиной о косяк, сложил на груди руки и слушал ее тираду, а лицо его расплывалось в улыбке. – Малдер! – Я внимательно слушаю тебя, продолжай, пожалуйста, – очень серьезно произнес Малдер, поправляя очки на переносице средним пальцем. – Значит, это саботаж? Диверсия? Я подстроил, чтобы ты проспала работу? Я считаю, это стоит того, чтобы отметить. Специальный агент ФБР Дана Кэтрин Скалли впервые в жизни проспала работу и не приехала вовремя на совещание, потому что полночи занималась любовью со своим напарником, специаль… – Малдер!!! – Скалли даже покраснела, представив себе лицо заместителя директора и его неумело скрываемую ухмылку. – Да-да, я тебя слушаю. Уже без пятнадцати десять. Если ты подождешь немного, я могу присоединиться к тебе, – Малдер сбросил плащ и шагнул к Скалли. – Впрочем, ждать совершенно необязательно. Выдернув халат из ее рук, Малдер прижал ее к себе, тут же обнаружив, что в некоторых обстоятельствах могут оказаться слишком тесными даже брюки достаточно свободного покроя. За спиной Скалли была стена, так что отступать ей было некуда. – Малдер, да пусти же меня! – воскликнула Скалли, но Малдер только сильнее прижал ее к стене, и Скалли почувствовала, как пряжка его ремня впилась ей в кожу. То, что было ниже пряжки, она почувствовала тоже. – Мал… Договорить у нее не вышло. Плащ и пиджак Малдера упали на пол. Казалось, Малдер вообще никуда не торопится, а то, что он полностью одет, а Скалли совсем наоборот, судя по всему, только еще больше возбудило его. Скалли, чувствуя, как его ладони скользят по ее бедрам, все-таки попыталась отпихнуть и его, и его настойчивые руки: – Малдер! У нас есть микроскопический шанс успеть хотя бы к концу совещания! И такой же шанс на то, что Скиннер поверит в сказку о пробках на дороге! – Я тебе больше скажу, – отпихнуть Малдера оказалось не так-то просто. Он перехватил запястья Скалли, прижав ее руки к стене и улыбнулся. – У нас есть вполне приличный шанс успеть к началу. Скалли не могла пошевелиться – Малдер, прижимаясь к ней всем телом, совершенно лишил ее возможности двигаться, и теперь медленно целовал ее – висок, глаза, скулы, уголок губ, под ухом, в шею… Дужка его очков мешала процессу, и Малдер снял их – правда, ему для этого пришлось отпустить левую руку Скалли. Ее рука дождалась возвращения его руки. – Но Малдер… – Скалли, сейчас и впрямь без десяти десять утра, – произнес Малдер, целуя ее в губы – медленно, проникая языком глубоко в ее рот, неторопливо, словно впереди у него была Вечность – и не одна. – Но могу сказать только одно. Тебе, несомненно, следует выспаться. Потому что сейчас без десяти десять утра воскресенья. Воскресенья, Скалли! – рассмеялся он наконец, глядя в ее изумленное, непонимающее лицо. – А понедельник – вместе со Скиннером, Бюро, совещанием и прочими элементами нашей обычной жизни наступит только завтра. Завтра! – Но… Но почему… – Скалли смотрела, как Малдер медленно целует ее левую ладонь, спускаясь губами к запястью. – Ты в таком виде? Костюм, галстук… О…х… Она прерывисто вздохнула, потому что Малдер опустился на колени и коснулся губами ее груди, напряженных сосков. – Я просто… вышел купить что-нибудь для воскресного завтрака, – Малдер отпустил руки Скалли, накрывая ладонями ее грудь, и Скалли глубоко вздохнула, прижимая к себе его голову. – И по рассеянности… Ну или мне тоже следует спать чуть больше… Оделся так, словно собрался к Кершу на ковер. Осенило меня только тогда, когда я достал контейнер с линзами. Как же она сразу не услышала? Из кухни доносился теплый аромат свежей выпечки. Острый запах горячего сыра, шоколада и чего-то еще, пряного и щекочущего обоняние. Скалли подняла его лицо за подбородок. – Малдер… – Ммм? – Ты сумасшедший, – прошептала Скалли и рассмеялась, стягивая с его шеи галстук. – Я знаю, – совершенно серьезно кивнул Малдер и понял, что следом за галстуком настала очередь ремня – в брюках стало заметно свободнее. Счастье есть. Водяная кровать мягко приняла их назад в свои объятия. Они никуда не торопились, словно смакуя каждый жест, каждое прикосновение, каждое движение – кожа к коже, ладонь к ладони, бедро к бедру, и в бесконечной нежности этого нового бытия они продолжали узнавать друг друга. … Малдер привлек ее к себе, и Скалли уткнулась лицом ему в грудь, вытянувшись и прижавшись к нему всем телом. Глаза закрывались, и ее неудержимо клонило в сон. Малдер обнял ее, поцеловав в лоб: – Спи. – Воскресенье, – рассмеялась Скалли и слегка стукнула его кулаком по груди. – Саботаж. Я ведь чуть не поверила, Малдер! – Ты просто не выспалась, – улыбнулся он. – Спи. До семи утра понедельника еще куча времени, – Малдер глубоко вздохнул. Слишком мало. Неделя бы, пожалуй, его больше устроила. – А как же круассаны? – Скалли осторожно, нарочито медленно провела пальцем по его нижней губе. Потом еще раз – чуть ниже красной каймы. Малдер перехватил ее руку. – Мы съедим их вечером, – сказал он. – Спи. Спи и ни о чем не думай. Я разбужу тебя. …Прозрачная, голубовато-зеленая, подсвеченная солнцем глубина сновидений. ...Двадцать часов до рассвета.