Отзвуки мелодий

Котоклизм разрушает все, к чему прикасается. Съедает ржавчиной прутья железа, крошит пластик, как тонкий лед, превращает в песок камень. Все, к чему прикоснется. Все, до чего дотянется. Адриану кажется, что он по дурости призвал котоклизм и случайно задел им свою душу, и теперь, глядя на нее, почерневшую и потрескавшуюся, он почти слышит этот звук, с которым она осыпается к ногам. Звук отчаянного крика, знакомо-девичий голос, умоляющий прийти в себя, и тихий смех, такой редкий, почти забытый, оставшейся в памяти с того времени, как мать была еще рядом. Смех его отца, отчаянно желавший погрузить Париж во тьму ради возвращения своей любви.  — Нуар! Нуар, приди в себя! Слышишь?! — ЛедиБаг теснят к стене. Она отчаянно отбивается, пытается прорваться к замершей фигуре юноши, но из-за того, что она невнимательна, пропускает удары, теряя контроль над ситуацией. Адриан падает. Ему кажется, что он сгорает дотла, не оставляя после себя даже пепла. Ему кажется, что он растворяется в понимании того, что все это время он плясал под дудку злодея. Все это время он делил кров со своим отцом, с главным врагом его Леди. Кажется, мозг отказывается верить, и, если закрыть глаза — то все это станет кошмарным сном. Но правда, режущая, откровенно-кричащая, больше похожая на ложь, она не исчезает, не разбивается, как сам Агрест. Она остается неизменной.  — Адриан! — отчаянно, словно бы она его теряет, Леди рвется вперед, резко оказываясь перед своим напарником, что уже без своего геройского костюма. — Адриан, ты меня слышишь?! Соберись, Адриан! — безразличный зеленый штиль сталкивается с синей бурей, с торнадо, поднимающим глубокие воды океана со дна на воздух. Бабочка, порхающая над пропастью, взмахами крыльев управляющая всем миром. Чудо, которое…  — Не спасай меня! — первая разумная мысль кажется такой дикой, но у него нет объяснения этому. Адриан отталкивает свою Леди прочь, лишь бы уберечь от самого себя и своего проклятья, разрушающего души. Зачем он ей? Сын предателя. Сын врага. Вечно мешался под ногами. Вечно доставлял одни проблемы. Если бы его не было — Леди бы неплохо справлялась и в одного, только вот она тактичная, она добрая. Кто сможет прогнать бездомного кота, что не имеет крыши над головой? Не спасай. Не спасай. Не спасай.  — Мне все равно! Мне плевать! — кажется, кричит не сам Адриан, а кто-то другой. Свой голос юноша слышит со стороны, он почти не чувствует своих пальцев, до боли, до отсутствия боли стискивающихся в кулак пальцев. Адриан Агрест понимает, что уже не живет. Нет его прежнего, нет ничего, что было тем человеком. Осталось лишь оболочка и два неразрывных, несовместимых желания: спасти свою Леди и сохранить свою семью. То, что нельзя совместить. То, что разъедает изнутри. Кажется, Габриэль веселиться, наблюдая за своим сыном. Его смех отражается от стен чердака, бабочки разлетаются в разные стороны, мешая сосредоточится. Его забавляет то, как сын потерпел поражение, как он марионеткой валяется на полу, не способный более быть собой. Все, что сейчас остается — это позвать его. Все, что стоит сделать — это дать ему выбор, которого у него никогда не было.  — Адриан, — голос вкрадчивый, сладко-пряный, тягучий, как патока, в которой не можешь пошевелиться, утопая в ней, как жидкий янтарь, такой же яркий и манящий. — Ты же хочешь, чтобы мама снова была с нами? Чтобы она снова жила? Не спасай. Не спасай. Не спасай! Маринетт почти молится, она умоляет посмотреть его в ее глаза, тянет свои руки к отползающему Адриану, неотрывно смотрящего на своего отца. У этого треугольника нет начала и нет конца, от точки до точки, от угла до угла, что разрезает ее сердце от осознания, что он НЕ ДОЛЖЕН спасать самого близкого человека. ЛедиБаг старается не думать о том, что было бы с ней, будь у нее такой выбор и такая ситуация. Она боится услышать его голос и одновременно боится не услышать его ответ. Мари не знает, стоит ли верить сейчас Адриану, но и не верить она не может. И вовсе не потому, что знает его уже столько времени, хотя и не узнавала за маской Кота-Балагура. Нет, ее сердце отчаянно, почти на грани возможного продолжает любить этого человека даже таким, даже тогда, когда уже и любить-то вроде и не должна. Здесь и сейчас, все, что ей осталось, это пытаться спасти Адриана от вражеский ударов. Даже, если он отталкивает ее прочь, как когда-то она сама отталкивала от себя обманчиво-ласкового Кота, предпочитая прочертить между ними черту.  — Прекрати! — Адриан плачет, упираясь в ее плечи руками, не понимая, зачем она подставляет свою спину ради него. Зачем снова и снова обжигается об его огонь, прожигающий само время, когда она может просто оставить его позади. Он чувствует, как рядом Плагг больно кусает его за запястье, чтобы хоть как-то привести своего подопечного в чувство, но все тщетно, у малыша-квами слишком мало сил после трансформации. — Зачем ты это делаешь? Последний писк. Серьги мигнув, становятся черными, и Адриан с удивленными глазами наблюдает за тем, как распрямляет плечи Маринетт, тихая и скромная девушка, та, что всегда была за его спиной в коллеже, та, что была рядом, безмолвно поддерживая. Даже, когда костюм был спрятан глубоко в ее душе. Ее взгляд полон таких бурь, что парень и сам невольно чувствует, как попутные ветра захлестывают его, захватывая, увлекая куда-то вглубь. Куда-то туда, где находится центр, где самый штиль, самое беззвучье и центр всех чувств.  — Я спасаю, потому что хочу этого, — ее улыбка не похожа ни на что существующее в этом мире. Что-то неземное, что-то, чего не может существовать на самом деле. Слишком идеальная, слишком понимающая и слишком прощающая. — Погоди, я сейчас вернусь, — тихо шепчет она, поднимаясь на ноги, аккуратно усаживая себе на плечо свою напарницу квами, глубоко вздыхая полной грудью, твердо глядя на противника, которого ей не победить без костюма. Она над бездной, над самым обрывом, вот-вот сделает взмах невидимыми крыльями, что потом вызовут торнадо, сметающее белых и черных бабочек прочь. Она — хищная божья коровка, что нашла Моль. Она — его госпожа, и каждое ее движение кричит: «Спасай! Спасай!», и на этот зов отзывается душа, коснувшаяся котоклизма. Адриану плевать, его совершенно не волнует все, что твориться вокруг, кроме того, что он видит. ЛедиБаг всегда была почти всесильной, она могла сотворить чудо, даже тогда, когда чудес уже и не ждали. Так может, она сможет спасти Черную Кошачью душу, отчаянно пытающуюся соединить несоединимое? Может, ей под силу снять это проклятье?..

Пока правда не превратилась в ложь, До того, как ты изменишься, до того, как отречешься, Пока не поверишь. Вот он мой шанс, вот мой шанс — Я ловлю его, потому что смогу. Вот мой шанс, он нужен мне прямо сейчас