***
Когда капитана Буйволсона на следующий день вызывают на слушание по делу превышения полномочий его сотрудниками, в первые секунды он совершенно растерян и не может выдавить из себя даже мычания своих диких предков. Слава всем звериным богам, что в тот момент он стоял лицом к окну и выражения его морды никто не видел. Но когда дело доходит до самого слушания, поперек Буйволсона никто и звука не может выдавить. Уж на что он был травоядным, но когда наглый хорек-адвокат якобы потерпевшей стороны — преступник-ягуар во время пешей погони швырнул Гризелле на землю, отчего тот случайно зацепил припаркованную машину потерпевшего — пытается опротестовать его слова, капитан затыкает хорька таким громогласным воплем и таким свирепым взглядом поверх квадратных очков, что тот до конца заседания не выдает ни писка, пока судья не спросит. Своих сотрудников капитан тогда отбил. На славу всем заголовкам газет следующего дня. Когда же проштрафившиеся Гризелле и Клыкадо — вечный дуэт из белого медведя и полярного волка — после слушания предстают пред его очи в кабинете капитана, капитан немногословен и совершенно спокоен. – Сегодня вам повезло, – веско говорит буйвол, скрестив когти верхних лап. Взгляд поверх очков пробирает зверей до самого нутра, и сотрудники понимают, что шеф говорит не только о слушании, но и об отсутствии жертв среди мелких гражданских зверей. – Но следующего раза не будет. Полицейские спешно заверяют капитана, что в следующий раз они будут предельно осторожны и такого больше не повторится. Про суровость шефа нового уровня ещё неделю по всему отделу — и даже по соседним — ходят самые разные слухи. Но уже к вечеру весь отдел номер один знает: шеф за своих ребят — горой. Поэтому капитан теперь встречает не просто дисциплинированные взгляды, но по-настоящему уважительные.***
Капитан Буйволсон всегда приходит в участок вторым. Первым всегда приходит лейтенант Бенджамин Когтяузер, гепард из приемной участка. – Доброе утро, шеф! – приветствует его каждое утро лучащийся позитивом оранжево-пятнистый шар на лапках. И капитан каждый раз неизменно строго кивает, внимательно осматривает рабочее место сотрудника и идет к себе в кабинет. То, что иногда у гепарда из воротника под щекой торчит пончик или недостаточно хорошо спрятан новый плакат Газелле, капитан как бы не замечает. Поначалу новый Буйволсон не знал, как ему относиться к Бенджамину. Если весь отдел при виде капитана ходил едва ли не на цыпочках и строго соблюдал субординацию, то лейтенант неизменно улыбался, шутил и совершенно не испытывал никакого стеснения. Если весь отдел представлял из себя эталонный образец полицейского — натренированный, профессиональный и готовый к действию в любую секунду — то лейтенант был абсолютной противоположностью им. Навыки-то Бенджамин сохранил, был уверен капитан. Но вот в боевой обстановке, как считал буйвол, гепарда не хватит не то что на стремительный рывок, присущий всем представителям его вида — даже на боевой перекат между укрытиями. Хотя на что уж колобок с вечной коробкой пончиков под лапой... На самом деле, на тему еды на рабочем месте капитан не зверствовал. Он прекрасно понимал, что с ненормированным темпом жизни полицейского, когда в любой момент могут сдернуть на срочный вызов, а потом ещё и смену впаять, каждый из них вынужден ухватывать любую свободную секунду на две самые важные вещи: сон и прием пищи. Поэтому ни старый, ни новый капитаны даже не обращали внимания на стаканы с кофе из "Старбарса", пончики от Когтяузера или коробки с фаст-фудом из "МакКрякенса". Требование было только одно — рабочее место должно содержаться в чистоте и порядке. Ни единой крошки, ни единого пятнышка. И Бенджамин это требование соблюдал — и соблюдает по сей день — неукоснительно. Но, как думает капитан, не из дисциплины, а из некоей кошачьей порядочности. А позже капитан наблюдает с балкона второго этажа, как Когтяузер мастерски обрабатывает посетителей. И утешает и сочувствует пострадавшим, и одним своим видом усмиряет гнев самых ярых, и просто радует всех проходящих мимо него зверей очаровательной улыбкой. У Когтяузера на случай чего есть подмена — обычно на случай, когда гепарду нужно сбегать за новой порцией пончиков — но ягуар-сержант Гибсон, несмотря на всю свою выучку психолога, просто не справляется с народом так, как это делает Бенджамин. В конце концов, капитан решает, так сказать, спустить вопрос с лейтенантом на тормозах. Потому что он понимает — нет более эффективного сотрудника в приемной отдела, чем Бенджамин Когтяузер. Как говорится, зверь в своей идеальной нише.***
Со временем новый капитан привыкает к своей новой жизни. Разнообразие зверей не вызывает удивления и капитан уже умеет отличать одновидовых не по именным плашкам, а по каким-то мелочам внешности. Сотрудники своего и смежных участков для него теперь не просто набор имен и характеристик, но личности со своими заморочками и проблемами, с каждым из которых он здоровается лично. А сам Зверополис из картинной псевдоутопии становится просто городом со своими светлыми и тёмными сторонами. Вообще, Буйволсон искренне считал, что ему повезло с восприятием города. По факту, в первое время в Зверополисе он был словно провинциал, слышавший о нём только хорошее и позитивное и жаждущий познать всего его блага; чего скрывать, сам Буйволсон первое время здесь был именно таким, безо всяких "словно". "Идеальный город, в котором каждый может стать тем, кем захочет" — так гласили рекламные и туристические буклеты. Но провинциалы рано или поздно разочаровываются, видя темные стороны города, налетая на стену безразличия толпы и социальной изоляции каждого гражданина и понимая, что здесь их не встречают с распростёртыми объятьями. Буйволсон же, с первых дней окунувшись в темную сторону по самые рога, выработал флегматичный взгляд на этот вопрос. Да, есть светлые и тёмные стороны. Есть красивые виды центра — и есть мрачные подворотни окраин. Есть безопасные улицы — и есть опасные улочки. Есть добропорядочные граждане — и есть преступники всех мастей. Новый Буйволсон просто понял: одно невозможно без другого, и нет смысла заострять внимание только на светлой или только на тёмной стороне. Дело было даже не в том, что так недалеко до блаженного наивного или до озлобившегося на всех фанатика — Буйволсон просто помнил притчу о чёрной точке на белом листе. Поэтому новый капитан спокойно относится к виду восторженной толпы на очередном концерте Газелле, спокойно наслаждается утренним кофе и видом рассвета из окна кабинета — и так же спокойно выбивает дух из обкурившейся шпаны, что посчитала хорошей идеей наехать на него по пути домой.***
Капитан со временем привыкает не только к новой жизни и работе, но и к некоторым... особенностям последней. Как и в прошлой его жизни, в Зверополисе случались почти все виды городских преступлений, единственная разница — здесь убивали не в пример реже (что Буйволсон списывал на эффект эволюции звериной цивилизации). Но шеф полиции с равным спокойствием смотрит и на статистику преступлений по квартальным отчётам, и на очередной труп в подворотне в районе Тропического Леса. Ко всем вывертам тёмной стороны общества Буйволсон относился — и относится — совершенно спокойно. Ко всем, кроме одного. Но даже там он держит вечный покерфэйс. Зверополис на заре своего становления не избежал появления своеобразной касты "избранных". Точнее, тех, кто считали, что они — избранные, им можно всё и закон не писан. В простонародье таких что в прошлом, что в Зверополисе, называли просто — мажоры; среди более разумной элиты общества названия разнились, но все они сводились к одному смыслу — избегать таких как можно сильнее. Новый Буйволсон не знал, как разруливал ситуации с такими индивидами его оригинал. Но сам капитан в своей работе придерживался строгой позиции: "накосячил — неси ответственность соразмерно косяку", — и был в ней чётко уверен. Что было более важно — он прекрасно понимал, к чему она приведет, и был готов встретить последствия во всеоружии. Поначалу капитан просто выполнял свою работу. Пролетевшие "избранные" — в основном, за ДТП и хранение и употребление наркотиков, чуть реже — нелегальное хранение оружия и межвидовое насилие — отправлялись в КПЗ, затем СИЗО, а затем и в тюрьму наравне со всеми прочими преступниками. Никакие увещевания, никакие задаривания на капитана не действовали; более того, когда очередной "папик" пришел "уладить вопрос", Буйволсон со свойственной оригиналу прозрачностью ("бычья прямота", как в шутку потом называли это его подчиненные за спиной шефа) намекнул, что за такое "улаживание" можно и самому за решётку "уладиться". Когда "папики" взяли новую тактику и просто начали подкупать судей и присяжных, Буйволсон даже ухом не повёл. Не чесался он и из-за торжествующих взглядов освобожденных мажоров и их покровителей — казалось, он их вообще не замечает. "Не бодает", – ответил капитан со свойственным ему титаническим хладнокровием, когда журналисты на выходе из суда спросили его о мыслях и чувствах по текущей ситуации. Некоторые особо умные индивиды попытались в наказание Буйволсону развернуть против него информационную кампанию — мол, шеф центрального отдела превышает свои полномочия, какое безобразие, куда смотрит мэр! Но кампания дала ровно противоположный эффект — за капитана вступился не только мэр, которому сильно не понравился такой выпад в его адрес, но и жертвы "избранных" и их родственники, которые подняли самый настоящий народный бунт. Не то что бы Буйволсон был против... но пара ласковых организаторам всё же досталась — ибо чьих ребят аврально сдёрнули на обеспечение безопасности митингов? Пришлось даже отпуска отменять. Но был и своего рода особый случай. Тот, которого Буйволсон ждал несколько месяцев и тот, который поставил во всей ситуации жирную точку... с запятой. Один из "клиентов" капитана, которого он арестовал лично, после выхода на свободу решил отомстить совсем радикально. Капитан так и не понял, решил ли он это сам, в трезвом уме, или же его подтолкнула к этому очередная доза дури. Но "клиент" додумался организовать на Буйволсона покушение. К чести капитана, когда его машину начали расстреливать из засады, тот не растерялся и сумел не только оказать сопротивление, но и обратить покушавшихся в бегство и захватить себе пару языков. Позже Буйволсон будет благодарить всех звериных богов не только за удачу — его даже не поцарапали — но и за то, что надоумили его в первые месяцы в Зверополисе наверстать упущенное по должности. В том числе и боевые тренировки — спасибо продвинутому киллхаусу[2] в тренировочном комплексе. Эффект от покушения был сродни взорвавшейся бомбе. Как в шутку заметил капитан, даже Царь-бомбе. На следующий же день к Буйволсону с личным визитом пришёл мэр Зверополиса. Леодор Златогрив не стеснялся демонстрировать свою первобытную львиную натуру и рычал так, что не то что вокруг кабинета шефа — во всем полицейском участке на время его речи образовалась идеальная тишина. Шерсть стояла дыбом у всех без исключения; некоторые позже свидетельствовали, что рокот мэра пробуждал в них самый настоящий первобытный страх. И закончил мэр не менее эффектно: он дал Буйволсону полный карт-бланш на разрешение вопроса. Со своей стороны мэр обещал полную политическую поддержку и помощь в доказательной базе коррупционеров. Когда Буйволсон в шутку, но с эталонным покерфэйсом поинтересовался: "значит ли это, что мэр изволит организовать внеплановый отпуск в особых условиях и себе?" — от громогласного хохота Златогрива, казалось, сотрясалась сама земля и должны были посыпаться стёкла во всем участке. А уж когда с капитаном связался и предложил свою "особую" помощь босс мафии Тундра-тауна, сам мистер Биг... Вместо тысячи слов для финала достаточно привести строчку новостей в конце месяца: по коррупционным делам без права на досрочное были осуждены более пятидесяти зверей различных рангов. Ещё столько же, до которых не дотянулась рука правосудия, внезапно пропали без вести. Капитана же с тех пор уважали не только в полиции, но и среди обычных зверей. Даже прозвище ему дали соответствующее: "Таран". Но Буйволсон помнил — и помнит по сей день: то была победа в сражении. Но не в войне.***
К весне капитан Буйволсон полностью занят ровно тремя вопросами: возросшей сезонной активностью преступников, тринадцатью пропавшими без вести хищниками и грядущим пополнением из полицейской академии. К своей работе новый Буйволсон относится с максимальной ответственностью. Не потому, что надо типа как не спалиться и соответствовать жизни своего нового... образа, аватара? — а потому, что понимает: без него и его ребят город мгновенно скатится в сущий ад. Это только в туристических буклетах все было радужно и позитивно; на деле же даже пятьсот лет совместной цивилизации не сгладили все острые углы отношений между зверьми. Даже в первые дни, когда от осознания размаха его проблем — на секундочку, под его ответственность отведены огромный даунтаун, весь Саванна-централ и поддержка зональных участков — так и подкашивались копыта, он не выходил из своего кабинета, пока не заканчивал последнее дело. По совести сказать, в первые дни он вообще не выходил из своего кабинета и даже ночевал в нём. Первую половину весны капитан проводит в разъездах по всему Зверополису. Каждую неделю он проверяет новые ниточки и зацепки по пропавшим без вести. Ему приходится принимать личное командование над подразделениями во время захвата заложников в торговом центре в Тундра-тауне и лично же разруливать коррупционный кризис уже в полицейском отделе Сахара-сити ("Чтоб я хоть раз в своем отделе доверил хомяку звание выше сержанта..." – позже скажет капитан, оставшись наедине с собой в своем кабинете). Ему же приходится идти глубокой ночью в одиночку на встречу с мистером Бигом, любимой дочке которого поступали угрозы расправы и который не хотел приводить ситуацию к полноценной мафиозной войне. К слову, та встреча была продуктивной — оба взаимно оценили умение договариваться, равно как и умение... видеть тонкости, скажем так. Но от арктической водки напоследок Буйволсон твердо отказался. В общем, работы весной у капитана Буйволсона — по самые рога. Но когда в конце мая к нему в кабинет приходит Леодор Златогрив и, закончив разъезжать рычащим катком по его ушам на тему пропавших хищников, объявляет новости, Буйволсон понимает — время пришло. Поэтому тем же вечером к нему в кабинет по личной просьбе приходит Рексон — один из его бывших сотрудников, зимой по личной рекомендации Буйволсона перешедший в подразделение SWZT[3].***
Утро первого июня для капитана Буйволсона знаменуется целой чередой новых событий. Во-первых, этим утром капитан впервые приходит на работу не вторым, а третьим. Второй оказалась миссис Выдрингтон, поджидавшая его у стойки Когтяузера. Буйволсон уже не впервые встречает её в своем участке и не впервые вынужден ей говорить скупые слова утешения и обещания разобраться в ситуации. Буйволсон чувствует, что его чёрствое сердце ненадолго охватывает тоска, но он держит морду и его голос не меняется ни на тон. Сейчас уже поздно отказываться от плана, и теперь вся надежда на его организаторские способности. И на то, что эффект бабочки его появлением ещё не привел к катастрофическому урагану изменений. Во-вторых, в лапах у Бенджамина обнаруживается его смартфон. И не просто смартфон — даже толстые лапы с мехом не могли скрыть звук весьма интересных... призывов одной певички. Шеф смотрит на отчаянного краснеющего лейтенанта и не только не сдерживает тяжелого вздоха (от которого у гепарда вся шерсть встаёт дыбом), но и усиленно трёт переносицу. Похоже, на этой неделе ему придётся заглядывать к своим сотрудникам чуточку чаще обычного. В-третьих, до планерки секретарь-пантера приносит ему на подпись несколько новых документов. Среди них — рапорты назначения в его участок. Среди рапортов с одной из фотографий на него смотрит и до рези в глазах оптимистично улыбается Джуди Хоппс. Рапорты Буйволсон подписывает. Но капитан чувствует одновременно нервозность и... безысходность. Безысходность — потому что не хочется ломать характер ходячего энерджайзера. Безысходность — потому что не знает, как это сделать — не сломать об реальность. Нервозность — потому что опять в рогатую голову лезет эффект бабочки. Поэтому на планерку капитан приходит в несколько скверном расположении духа. В случае любого другого зверя разница могла быть незаметной. В случае Буйволсона из-за плохого настроения рык острастки синей банды получился настолько пробирающим, что все двадцать пять сотрудников детективного отдела замерли, словно бетонные изваяния. На шефа смотрят и понимают: сегодня надо ходить на цыпочках. Ну, ещё смотрят на длинные кроличьи локаторы в первом ряду, торчащие из-за парты. Смотрят, но даже не ведут ухом — шеф на тему уважения к коллегам ещё в первую неделю всем протоптался по мозгам. – Значит так, – шеф демонстрирует скверный настрой не только видом и взглядом, но и лаконичными фразами. – У нас сегодня на повестке три вопроса. Во-первых... сегодня мы слона таки заметим. Упомянутый слон громко сглотнул. – Франциско! – от подскочившего зверя с потолка посыпалась побелка... и опять рухнула люстра в помещении ниже. – С днём рождения. От неожиданности народ оживает только спустя несколько секунд. Но поздравительный гвалт компенсирует паузу с лихвой. – Второй вопрос, – продолжает шеф, и помещение мгновенно наполняется тишиной. – У нас сегодня пополнение... "... которое я по идее должен бы представить, но не буду, ибо много чести", — вспомнилось капитану незабвенное продолжение. – Офицеры[4] Тай, Бриггз и Хоппс — встать! – упомянутые, с непривычки впечатлённые суровым начальником, подскочили как кролики. Хотя среди них и был кролик. – Поприветствуем же их. На этот раз гвалт и аплодисменты куда скромнее. На офицера Хоппс полицейские косятся со снисходительностью, но крольчихе не до этого — она восторженно поедает взглядом своего начальника, прямо таки говоря: "не подведу!" Буйволсону стоит определенных усилий не применить фэйспалм. – И наконец последнее, – говорит он, когда с приветствиями покончено. – Мэр Златогрив в очередной — двести пятьдесят первый, если быть точным — раз напомнил мне, что у нас до сих пор числятся пропавшими без вести уже четырнадцать зверей. Не то что бы я вообще чесался от напоминаний мэра... Народ сдержанно засмеялся, чувствуя, как температура в помещении поднимается на пару градусов. Шутящий шеф — это уже не так страшно. – … но факт остаётся фактом — уже три месяца подряд мы не достигаем никаких существенных доказательств по этому вопросу. Буйволсон кратко смотрит на офицера Хоппс. Та, нахмурившись, рассматривает карту с метками пропавших без вести. Первый звоночек предстоящих разочарований. – Поэтому сегодня распределяемся следующим образом...***
После каноничного распределения Буйволсон успевает покинуть комнату и дойти до середины коридора, как позади хлопает дверь и его окликивают. – Шеф! Одну минутку! – вприпрыжку бежит за ним реактор на лапках. – Слушайте, у нас же столько пропавших без вести! – Угу, – кивает Буйволсон. – Может, я тоже буду искать? Возможно, вы забыли, но я — лучшая выпускница академии! Капитан смотрит на гордо выпрямившуюся фигурку крольчихи, на взгляд, полный веры в лучшее во всех вокруг... и не сдерживает вздоха. Подойди к нему с таким вопросом другой подчиненный — и он бы уже удостоился пары-тройки... десятков нелестных слов в свой адрес. Но Буйволсон смотрит на офицера Хоппс и понимает, что с ней так поступить он не может. – Я помню, – кивает шеф. И взмахом лапы призывает следовать за собой. В его кабинете он указывает гостье на стул напротив рабочего стола, садится в своё кресло и внимательно смотрит на подчиненную. – Офицер Хоппс, – Буйволсон особенно выделяет слово "офицер", да так, что крольчиха перед ним аж вытягивается в стойку смирно. Или, возможно, это был настолько пробирающий его взгляд поверх очков. – Во-первых, я прекрасно знаю о ваших результатах, – шеф указывает пальцем на до сих пор лежащее дело Хоппс на его столе. – И если вы думаете, что на парковке работать я вас из вредности заставляю — советую встать под холодный душ и остудить голову. Вы даже улиц своего района не знаете — даже в простом географическом смысле — а уже рвётесь вверх. Как прикажете вас потом выковыривать из джунглей Тропического Леса или лабиринта окраин Саванна-централ, м? Энерджайзер пытается что-то сказать, но осекается. В её глазах Буйволсон читает ещё отрицаемое, но неосознанное понимание его слов. – Поэтому первое правило нашей службы, которое вам стоит усвоить: здесь — суровая реальность. Живая батарейка, поначалу слушавшая со скепсисом, сейчас на шефа смотрит слегка растерянно. – Во-вторых, офицер, напомню вам, что все — подчеркиваю, ВСЕ — мы начинали с низов. Вне зависимости от того, какого вида зверь на службе и какого он происхождения, обязанности у нас одни. Поэтому второе правило, которые вы должны усвоить — всегда используй мозги по назначению. Ваш энтузиазм похвален, и я могу только приветствовать его. Но это не отменяет необходимости терпения. В противном случае, в будущем вы можете напортачить так, что потом сами же будете убиваться из-за этого. Ходячий реактор вновь пытается что-то сказать против, и вновь не находит слов. – И, в-третьих, – шеф поправляет очки и достает из стопки документов своё первое дело на сегодня. – Если вы считаете, что просто штрафовать нарушителей парковки — слишком слабо, то даю вам задание — оформить двести штрафов за просрочку... к обеду. Отчитаться до полвторого. Вы свободны.***
Хоппс не появляется ни во время обеда, ни после него. Буйволсон прекрасно помнит, из-за чего такая задержка, однако помнит он и другое: здесь — не мультик, а всё-таки реальность. Поэтому, когда почти в полседьмого ему стучат в дверь, а из полупрозрачного окна видно только характерную шляпку, он не сдерживает тихого выдоха облегчения. Однако офицер Хоппс, войдя в кабинет шефа, видит только его вопросительный взгляд. – Двести штрафов к обеду, – коротко говорит она, кладя на стол ему валидатор и не поднимая взгляда фиалковых глаз. От крольчихи веет остаточным запахом цемента. – И ещё сто сорок два после. И, понурив голову, направляется к двери на выход. "Очевидно, глупый лис уже мелькнул на горизонте". – Я давал разрешение уходить, офицер Хоппс? Крольчиха вздрагивает, сжимает небольшие кулачки... но возвращается обратно. И всё ещё избегает прямого взгляда на шефа. – Я всё ещё жду отчета, офицер. Крольчиха вздрагивает ещё раз, наконец поднимает взгляд... и удивленно распахивает глаза. Вопреки её ожиданиям, шеф не злится, не пышет гневом и не сдерживает ярость из последних сил, как она себе надумала. Он просто смотрит на неё... с пониманием? Хоппс кратко пересказывает события уходящего дня. Упоминает и лисов-аферистов, но обходит тему спускающих с небес на землю слов Уайлда. Шеф цепляет взглядом висящий на поясе крольчихи подсумок на поясе с антилисинным баллоном, который она неосознанно теребит во время рассказа. "Жизнь — это тебе не дешевый мюзикл, в котором поёшь песенку, и твои глупенькие мечты сбываются как по волшебству", – сказал бы на его месте оригинальный Буйволсон. Но новый капитан — или уже просто Буйволсон, ведь скоро год, как в Зверополисе живет — просто смотрит... и не может подобрать слов. Он понимает, что Хоппс не доверяет ему до такой степени, чтобы просто воспринять его. Он видит, что Хоппс слишком раздавлена словами Уайлда. Он боится, что своими словами сделает ещё хуже. Поэтому Буйволсон принимает отчёт Хоппс и отпускает её домой. В дверях она сталкивается с Рексоном, ненадолго замирает от его волчьего оценивающего взгляда, смотрит на его экипировку — оперативники SWZT имели традицию даже во сне держать её под рукой — расстраивается ещё больше и уходит. Шеф провожает удаляющуюся крольчиху взглядом и даже выходит на балкон второго этажа, чтобы проследить за ней до выхода. Хоппс не замечает никого и ничего вокруг — даже на прощание Когтяузера только вяло махнула лапой.***
Следующим утром сотрудник Хоппс выглядит разбитой и не выспавшейся. Почти весь брифинг она отчаянно пытается слушать наставления капитана, но сверкает такими красными глазами, зевает настолько душераздирающе, что Буйволсон, не выслушивая никаких отговорок, после планёрки ведёт её в "Старбарс" через дорогу от участка и за свой счет покупает ей кофе. А затем строго наказывает, приправляя слова суровым взглядом, через полчаса выходить на парковочный патруль. "И только попробуйте уснуть за рулем, офицер", – не менее строго чеканит он напоследок. Дела в этот день идут на удивление спокойно. Но Буйволсон помнит, чем должен ознаменоваться обед... поэтому шеф совершенно не удивляется, когда через входные двери с поистине громогласным стуком к приемной подкатывается заточенный в бетонном пончике Хорьковиц. Однако не удерживается, строгим рыком спускает "героиню дня" с небес на землю и загоняет в свой кабинет. Не удерживается шеф и от крепкого разноса. Понятно, что уж лучше миниатюрная Хоппс будет вести преследование в Маленькой Родентии, нежели огромный носорог МакРог, но это не отменяло целого ряда жалоб на предмет опасности для граждан... и благодарственного звонка от мистера Бига. Но о последнем Буйволсон умолчал. Рано. Когда Хоппс возражает ему и заявляет, что украдены были не два килограмма репчатого лука, а два килограмма Rapulum Lunaticum, а так же объясняет всю опасность этих ещё не проросших клубней, шеф выслушивает её со всем должным вниманием, а затем отдает секретарю приказ принести контейнер изоляции и поместить растения в нём в камеру для вещдоков со всеми предосторожностями. Такую меру он предпринял не случайно: даже одного неосторожного вдоха, буквально небольшой струйки цветочного аромата хватило Буйволсону, чтобы внезапно почувствовать неоправданное раздражение. Капитану было страшно представить, что со зверем может сделать полностью распустившийся цветок. Но не успевает закрыться за секретарем дверь, как в неё проскальзывает миссис Выдрингтон. А вслед за ней — едва живой Когтяузер, который, заливаясь предсмертным хрипом и одышкой, пытается оправдаться, но в итоге машет лапой и обещает пойти где-нибудь присесть и откинуть лапки. Тут Буйволсон не сдерживает смешка... и заслуживает удивленного взгляда от Хоппс. Видимо, не ожидала, что суровый шеф может улыбаться. Про утренний кофе девочка, похоже, уже забыла. Каноничные события Буйволсон решает не менять. Как и его оригинал, он так же даёт на разработку дела двое суток, угрожает увольнением в случае провала ("За отсутствие субординации, – чеканит он в ответ на возмущенный возглас, напрочь игнорируя прожигающий в нём дыру взгляд энерджайзера. – Так что рассматривайте это как ваш шанс... во всех смыслах") и отпускает новоиспеченного детектива на все четыре стороны. Только в отличие от канона, мисс Барашкис, утешающая миссис Выдрингтон, встретилась им в приемной, и от неё уже не требовалось спасать бедную крольчиху. При виде главной виновницы исчезнувших хищников, с истинно-овечьим невинным видом щебетавшей с Хоппс, Буйволсон невольно сощурил взгляд и даже почувствовал желание хорошенько так фыркнуть... но остался предельно вежлив и нормален. В конце концов, и не с таким работали.***
В отличие от того же канона, офицер Хоппс в разговоре с лейтенантом Когтяузером умудряется не только нащупать едва заметный след лишь с помощью бутылки-подзорной трубы и такой-то матери, но и хорошенько пройтись по своему шефу. Буйволсон имел удовольствие выслушать целых двадцать минут весьма интересных эпитетов и выражений в свой адрес — а всё благодаря забывшему положить трубку Когтяузеру. Впрочем, не всё было так плохо — Когтяузер с удивительным рвением встал на защиту шефа, даже рассказал Хоппс о некоторых его приключениях... "Да, ТАК вздыхать не каждая сможет", – вынужден признать Буйволсон, когда Когтяузер закончил рассказ о покушении на шефа под аккомпанемент вздохов и удивленных возгласов рядового Энерджайзер. Но хорошего понемножку. Поэтому через минуту офицер Хоппс, красная даже сквозь серую шерстку, выметается из здания участка со скоростью гепарда-олимпийца, а лейтенант Когтяузер отчаянно молится, чтобы шеф это ему не припомнил в будущем, и прикидывает, каким количеством пончиков ему придётся пожертвовать в ближайшую неделю. А всё потому, что Буйволсон, включив громкую связь, предельно вежливым голосом поинтересовался: долго ли они ещё ему уши услаждать будут?***
В тот же день Буйволсон понимает, что услаждать Хоппс ему будет не только уши, но и глаза. Не своей кроличьей фигуркой, нет, но своим выражением мордочки. – Вы?! – Я. Хоппс настолько ошарашена, что не замечает, как у неё отвисла челюсть. Уайлд за её плечом после всего увиденного за эти полчаса, кажется, и вовсе был потерян для этого мира. Так интересно началась свадебная церемония Фру-Фру, дочери мистера Бига. Как понимает Буйволсон во время финальной подготовки, канон и здесь не стал сильно меняться. Поэтому ненадолго отлучившегося хозяина торжества он проводит совершенно спокойным взглядом. На секунду капитан приходит в ужас от мысли, что процедура знакомства с ледяной ванной пройдет быстрее и успешнее, нежели в оригинале, но, увидев поспешившую за отцом Фру-Фру, меняет направление движения от двери к праздничному столу. И уже через десять минут оказывается прав в своих менее пессимистичных догадках. Как и в оригинале, Хоппс и Уайлд в своем расследовании добрались до лимузина Выдрингтона, а затем попались полярным медведям мистера Бига. Мистер Биг, будучи чрезвычайно радушным хозяином, сделал им предложение, от которого невозможно отказаться — то есть принять последнюю в жизни холодную ванну — но незадачливых детективов в последний момент спасла дочь мистера Бига. "Интересно, а обмен поцелуями был?" – Буйволсон косится на стоящих рядом гостей и по отрешенному виду Уайлда понимает, что да, был. Либо Уайлд до сих пор не понял, что избежал смерти — ибо выражение морды у него было совершенно не лисьим. Пока священник тонким голоском проводит церемонию, Хоппс и Уайлд на её буксире пристраиваются рядом с Буйволсоном. Силуэт капитана офицер замечает ещё при входе, но отчаянно надеется, что это глюк. Вскользь брошенный взгляд, впрочем, разрушает все надежды в корне. Тем временем, сам Буйволсон был эталоном спокойствия и невозмутимости. И с истинно аристократическим видом — даже мизинчик отогнул! — попивал чай из миниатюрной кружечки. – Но как... что... – Хоппс тряхнула ушастой головой, пытаясь привести мысли в порядок. – Как вы вообще здесь оказались? – Очевидно потому, что меня пригласили, – невозмутимо ответил Буйволсон. – Или вы уже забыли утреннее... услаждение ушей? Ник моргнул и недоуменно покосился на напарницу. Хоппс слегка покраснела. – А вы, я так понимаю, имели удовольствие близкого знакомства с ледяными ванными мистера Бига? То, как содрогнулась крольчиха, было весьма красноречивым ответом. Затем торжество плавно перешло в пиршество, танцы и сопутствующее веселье. Хоппс сначала сообщила о промежуточных результатах Буйволсону, получила от него скупой одобрительный кивок, а затем переключилась на беседу с мистером Бигом. Наконец очнувшийся Уайлд присоединился к чаепитию. – Не ожидал, что легендарный капитан полиции будет иметь знакомство с главой мафии Тундра-тауна, – разрождается он на осторожную шутку. – Не ожидал, что известный в узких кругах мошенник согласится помочь полицейскому в расследовании, – замечает в ответ Буйволсон, усмехаясь самым уголком рта. – Туше, – вынужден признать Уайлд. Мудрость мистера Бига об эволюции и глубинной природе зверей Буйволсон на всякий случай старается запомнить.***
После свадьбы их пути расходятся. Хоппс, немного помявшись, сначала предлагает шефу присоединиться к расследованию, но говорит это таким неуверенным голосом, что Буйволсон тут же — к общему и плохо скрываемому облегчению парочки — говорит "нет". Поэтому он отправляется обратно в участок... … чтобы, едва успев переодеться, быть выдернутым оттуда на запрос подкрепления от Хоппс. Сидя за рулем полицейской машины и несясь по улицам, Буйволсон испытывает серьезное волнение. Одно дело, когда какие-то нападения случаются в мультфильмах — там герой по определению погибнуть не может. Но тут был не мультфильм. Тут была реальность. А взбешённой пантере кролик и лис в реальности всего-то на один зуб — даже кости поперёк горла не встанут. Тем не менее, и в этой реальности "сладкая парочка" обнаруживается висящей в переплетении лиан в метре над дорогой. Хоппс даже улыбается при виде шефа. Но, как и в каноне, на мосту никого не оказалось. Хоппс, только что заливавшаяся соловьем на тему одичавших зверей, только недоуменно хлопает глазами, а затем робко смотрит на шефа. И тут же съёживается под его тяжелым взглядом. И тогда канон даёт первые ощутимые трещины: Уайлд вступился за Джуди ещё до того, как Буйволсон успевает произнести хоть слово. – Она жетон не отдаст. Буйволсон молча переводит взгляд на лиса. – Тоже мне, – фыркает рыжий пройдоха, шагая вперед и ненавязчиво закрывая собой поникшую крольчиху. – Дал ей этот шутовской наряд, трехколесную тарантайку и двое суток на дело, которое полмесяца никто не может раскрыть. Классно. Потрясно. Не удивительно, что она попросила меня помочь. От вас же помощи не дождешься, так ведь, шеф? Буйволсон молчит. – Значит так, шеф — ей было дано двое суток. У нас еще осталось... – Уайлд смотрит на воображаемые часы на запястье и щёлкает когтями, – примерно десять часов на поиски. И, кстати, каждая секунда на счету... И тут их прерывает самое неожиданное действие со стороны Буйволсона — его аплодисменты.***
– В любой другой ситуации, – говорит Буйволсон сидящим на заднем сиденье Хоппс и Уайлду, – я бы так и сделал. Потому что звучит всё это до невероятного абсурдно. Сладкая парочка, кажется, до сих пор не может поверить в происходящее. – Но вам повезло. В вашу пользу существуют определенные... аргументы. Поэтому по возвращении Буйволсон выписывает офицеру Хоппс допуск к базе данных камер наблюдения. Он же стоит за их спинами и вместе с ними смотрит сначала на кадры погони, затем на пленение одурманенной пантеры, а затем и на маршрут фургона. Даже Уайлд, в присутствии капитана чувствовавший себя скованно, под конец разрождается ещё парой острот и указывает на лазейку с техническим тоннелем. Буйволсон, впрочем, держит в уме ответную колкость: как можно скрыться от служебных камер, ныряя в служебный тоннель, если и он, и все выезды под наблюдением тех же камер? Держит в уме... но молчит. Потому что знает: пусть народ заблуждается... его ведомству на пользу. Да-да. Хитрый буйвол. Глупые преступники. Ещё не успевают закончиться кадры видеосъемки, а Хоппс уже не может усидеть на месте и рвётся к месту предполагаемого удерживания. К удивлению Буйволсона, Уайлду тоже не терпится ей помочь, хотя он и держит себя в лапах не в пример лучше напарницы. Немного подумав, Буйволсон даёт добро. С одним условием. На вошедшего волка в полной экипировке спецназа и при оружии Хоппс смотрит с большим удивлением. А вот к Уайлду под оценивающим взглядом оперативника мгновенно возвращается нервозность. И, кажется, галстук ему начинает ощущаться петлей уже отнюдь не дизайнерского назначения. – С Рексоном вы уже знакомы, – констатирует Буйволсон. И мысленно подмечает интересную цепочку: кролик — лис — волк. Провожая образовавшуюся команду до выхода, Буйволсон всерьез прикидывает шансы того, что цепочка станет кругом. А то кто знает эту Хоппс... лИса же, вон, обхитрила.***
Буйволсон не спит до самого утра и ждёт ключевого звонка. А когда дожидается, то замирает в напряжении, делает в свою очередь ещё два и отрывистым рыком даёт короткие распоряжения. Поэтому с рассветом мэра Леодора Златогрива и его сообщников к капитану доставляют не в шумихе полицейских сирен и под вспышки фотокамер, а в неприметном чёрном фургоне с конвоем машин SWZT. И только когда несколько потрепанного, но все такого же гордого и прямого льва в костюме садят в кресло перед его столом, а по сторонам от него замирают Хоппс, Уайлд и Рексон, Буйволсон позволяет себе немного расслабиться. – Итак, мэр Златогрив, – начинает Буйволсон, и от его многообещающих голоса и взгляда лев в кресле чуточку ссутулится. Хоппс и Уайлд заведомо проникаются сочувствием к арестованному, и только Рексон хитро блестит глазами под шлемом. – Весьма интересное положение у вас. Мэр молчит. – Вы мне из-за пропавших без вести катаетесь по ушам целых три месяца, даже не ленитесь позвонить мне лишний раз перед сном — честно, я тронут — но тут вскрывается, что пропали они... из-за вас. Буйволсон тяжело смотрит на своего "клиента". – И не стыдно вам, господин мэр? Что-то в голосе капитана заставляет мэра посмотреть в его глаза. И совершенно неожиданно для всех в кабинете оба вдруг начинают смеяться. Офицер Хоппс переводит непонимающий взгляд с одного на другого, и в глубине фиалковых глаз зарождается подозрение. – Шеф... вы что, заодно с ним? Златогрив порывается что-то ответить, но останавливается под тяжелым взглядом Буйволсона. Равно как останавливается и лапа Джуди, тянущаяся к поясному транквилизатору — но уже в мягком сдерживании качающего головой Рексона. – Офицер Хоппс... назовите мне причины ареста мэра, а также инкриминируемые ему преступления, – спокойно отвечает Буйволсон. Хоппс забавно морщит брови, дергает ушками и перечисляет небольшой список. – А теперь напомните мне два самых важных правила полицейского. Хоппс открывает рот для ответа... и замирает. Буйволсон видит в её застывшем взгляде огонек понимания. – Именно, офицер Хоппс, – кивает он, когда девушка смотрит сначала на мэра, а потом на него. – Как нетрудно догадаться, не наш уважаемый мэр ответственен за одичание зверей. Однако именно он организовал тайную лабораторию по их излечению. Скажу сразу — я ненавижу все эти "тайные" и "черные" секреты — от них не бывает ничего, кроме проблем, и наш уважаемый мэр уже успел это понять на собственной шкуре. Однако попробуйте представить, Хоппс, что бы случилось, если бы об одичавших хищниках завтра узнали газеты и новости. Крольчиха вновь хмурится... и вновь замирает. Но в глазах её уже не огонек, но самый настоящий пожар из мгновенного осознания, мелькнувшей паники и страха. Да, офицер Хоппс. Второе правило. – Хищников бы посчитали особо опасными... – бормочет она и косится на Уайлда. К чести лиса, тот старательно держит морду кирпичом. – Именно, – наконец подает голос Златогрив, почувствовавший себя куда увереннее. – А вспомнив, что в кресле мэра сидит тот же хищник, а в полиции три четверти сотрудников — не травоядные, граждане бы спровоцировали волнения! Массовые беспорядки! – Мягко говоря, – добавляет Буйволсон. Мэр улавливает намёк на события с коррупционным скандалом. Но последствия себе представляют абсолютно все присутствующие. – Поэтому я был вынужден изолировать их и в обстановке строжайшей секретности попытаться хотя бы понять причину одичания. – Но не преуспели в этом, – замечает Уайлд. – Увы, не преуспел. – Зато преуспела офицер Хоппс, – крольчиха удивленно вскидывает ушки и широкими глазами смотрит на начальника. И слегка съеживается, явно чувствуя себя неуверенно под скрестившимся на ней взглядами. – Рексон, принесите содержимое ячейки хранения восемь-два-два.***
Мэр Златогрив слушает фермерские рассказы Хоппс, смотрит на сумку с растениями, невероятно похожими на обычный репчатый лук, и поначалу просто не может поверить, что разгадка была настолько близко. Но Буйволсон его не винит, потому что мэр и его личный "Ангел Смерти", пардон, доктор заведомо смотрели в другую область науки. Они искали ответ в генетике — а он был скрыт в химии. Да и, если по совести подумать, кому бы пришло в голову искать ответ в деревне, в растениях, ни одно название которых — ни простонародное "ночные горлодеры" (Буйволсон не удержался и блеснул знанием, чем страшно удивил Хоппс), ни высокозаумное "Rapulum lunaticum" — городскому обывателю даже в книжках по ботанике не встретится? Но даже не это стало для льва настоящим шоком. Мэр Златогрив выслушивает отчёт Рексона, смотрит на фотографии и материалы прослушки, а затем не выдерживает и закрывает морду могучими лапами. – Как я мог так проколоться? – слышит Буйволсон его тихий рык. – Барашкис... Дурашкис... Она же всегда была... я ей доверял всё это время! Хоппс смотрит на поникшего мэра грустными глазами и сочувственно гладит его по руке. – В тихом омуте черти водятся, – негромко говорит Буйволсон. – А уж ожидать такое коварство от невинной овечки... – "Эволюция эволюцией... но внутри мы... всё те же животные", – говорит Уайлд. И вздрагивает, наконец полностью осознавая смысл слов мистера Бига. Буйволсон почти наяву слышит, как разбивается последний кирпич в мировоззрении Джуди и Ника. И он же видит, как эта парочка, переглянувшись и сжав лапки друг друга, решительно начинает возводить новый фундамент.***
После круговерти этих двух дней арест Барашкис и её сообщников поначалу проходит даже как-то до обидного обыденно. Ни перестрелок, ни сопротивления. Заместителя мэра без лишнего шума заковывают в наручники прямо в офисе и уводят под удивленными взглядами гостей в приемной и — грустно-осуждающим — Златогрива. Её сообщников в полиции ещё у входа принимают под лапы сотрудники ВСБ[5] и уводят в глубины участка. Баранью группу хитмэнов взял на себя Рексон со своим отрядом. И с Хоппс и Уайлдом на хвосте — прыгучий энерджайзер так скакал вокруг сержанта, так просил взять её на дело, смотрел на Рексона такими большими и умильными глазами... Даже закаленное волчье сердце не устояло под таким напором. Буйволсон был совершенно не удивлен ответом оперативника. Но наказал всем троим быть предельно осторожными, индивидуально пообещал спустить с Рексона шкуру, если тот накосячит, и лично проверил экипировку Джуди перед погрузкой в грузовик. Видимо, как позже подумает Буйволсон, наказывать надо было строже. Потому что реактор на лапках не удерживается и умудряется сначала угнать поезд с вещдоками, а потом, едва не спровоцировав страшную аварию составов, взорвать его на заброшенной станции метрополитена. Благо хоть Уайлд успел спасти кейс с орудием покушения и зарядом из выжимки растения. За раскрытие заговора Барашкис и содействие в добыче доказательств капитан Буйволсон на официальной церемонии награждает офицера Хоппс медалью. А потом уводит в свой кабинет и устраивает громогласную выволочку за взорванный поезд.***
– Сэр... я всё хотела спросить, – Хоппс неловко рассматривает собственные нижние лапы и водит носочком по полу. Спустя полгода канон дал знать о себе в последний раз — Николас Уайлд полностью прошёл курс подготовки полицейской академии и получил свой значок из лап офицера — точнее, уже сержанта — Хоппс, предварительно толкнувшей по-настоящему вдохновляющую и пафосную речь на тему всеобщего равенства. И Буйволсон, к своему изумлению, даже ни разу не скривился от целого водопада наивной доброты и веры в лучшее, исходящего от офицера... от Джуди. Впрочем, в тот день это ему было простительно. Потому что он был по-настоящему рад, что ситуация с крольчихой — с его подопечной — разрулилась так благоприятно. И что ходячее солнце его участка сумело не только не потухнуть, но и разгореться с новой силой, невзирая на препятствия и всё то дерьмо, что вывалила на неё темная сторона Зверополиса. И не просто разгореться, но ещё и заряжать этой силой всех окружающих... и совершенно оправданно и официально получить звание "ходячего реактора" из уст шефа. Буйволсон до сих пор считает, что куда надежнее его панцирь флегматичности... но кто знает. Может, энергии солнца хватит ей и на следующую жизнь, а его броня рано или поздно даст трещины... Кто знает. Справедливости ради стоило заметить, что Буйволсон восстановил свой баланс добра и зла в тот же вечер, вызвав Уайлда к себе в кабинет для личного разговора. Нет, капитан не стал кричать, трясти рапортом о назначении и мультяшно выпускать пар из ушей. Он просто уведомил Уайлда, что в течение испытательного срока каждое опоздание, каждая задержка по документации и каждая жалоба на него будут тщательно учтены на рассмотрении его постоянного назначения. И как бы мимоходом заметил, что сержант Хоппс будет очень расстроена, если ей до нового года не достанется такого долгожданного напарника. Как бы ненароком торчащие за полупрозрачным стеклом двери длинные локаторы Буйволсон тогда как бы не замечал. – Я слушаю, – капитан смотрит на Джуди поверх квадратов очков. – Во время первой встречи вы упоминали о двух правилах каждого полицейского. А... есть ли третье правило полицейского? Буйволсон смотрит на свою подопечную и усмехается от пришедшей ему в голову идеи. – Есть. Во время секретных операций выключайте у телефона звук.