Она не моя

— Черт, твою ж мать, — вспоминая все возможные ругательства, и проклиная кого только можно, Билан уже пятнадцать минут крутился возле одного из столичных кафе, выискивая место для парковки. Скажем так, день у него начался сегодня не самым удачным образом: проспал, в последствии чего опоздал куда только мог, собрал половину московских пробок, которые, как казалось ему, появлялись исключительно в те моменты, когда надо было бы побыстрее добраться до n-ного места, и в конец убил в себе надежду на что-то хорошее в сегодняшнем дне. Но когда телефон в который раз разрывался от чьих-то настойчивых звонков, а на экране высветилось имя подруги, пришлось отодвинуть мысли о самосожалении и все же ответить на вызов. И каково было его удивление, когда легкий голос блондинки неожиданно приобрел стальной оттенок, а сама девушка чуть ли ни велела ему немедленно приехать в их кафе, добавляя в конце скромное «пожалуйста». Немного подумав, он решил, что день и так безнадежно потерян, а так есть шанс провести время в приятной компании и немного развеять всё свое поганое настроение. Только вот, жаль, что время она не рассчитала, назначив встречу в самый час-пик…

***

— Поляныч, извиняй, пробки ужасные, — целуя подругу в щеку, он, в целом, опоздал на каких-то сорок минут. — По кофейку, или у тебя какое-то архиважное дело ко мне нарисовалось? — Важное, не то слово, — тихо пробубнила себе под нос блондинка, сильнее укутываясь в свое пальто, которое почему-то до сих пор не сняла. Слишком рассеянная сегодня, слишком. А за окном зима уже взяла верх над погодой, периодически заваливая неподготовленных людей долговременными снегопадами. С каждым днём небо становилось все темнее, а погода стремительно падала к минусовой температуре, заставляя, все тех же, неподготовленных людей кутаться в свои одежды и, в прямом смысле, бежать по своим делам, дабы не замерзнуть в пути. И разве есть ей дело до того, что на календаре всего-то середина ноября? — Два черных кофе, пожалуйста, — не дождавшись от собеседницы ответа, Билан решил все же сделать заказ а-ля «Нам как обычно, пожалуйста». — Один черный кофе и зеленый чай, скорее так, — поправив певца, Пелагея устремила взгляд на официантку, которая так не вовремя начала выполнять свои профессиональные обязанности, расхваливая артистам новое меню и новые десерты данного заведения. — Нет, спасибо, больше ничего не нужно, — фыркнув на нее, Поля уже не скрывала своего недовольства; уж слишком навязчиво, как говорится. — Какая-то ты злая сегодня, все в порядке? — Дима ещё при входе заметил это угнетающие настроение блондинки, в котором она прибывала крайне редко, а теперь и вовсе убедился в этом. — Всё хорошо, или все-таки что-то случилось? Давай, расскажи, ты ведь для этого и позвала меня, нет? — В целом-то все отлично, если не углубляться во всё это с головой, — девушка не торопилась раскрывать всё то, что случилось с ней буквально пару часов назад, решив начать откуда-то издалека. Знала, что должна рассказать ему, но не знала как именно начать, что сказать, чего ожидать после… — Хорошо, тогда давай медленно и по порядку, я сегодня, как ни странно, совершенно свободен, — вглядываясь в зеленые глаза напротив, мужчина безуспешно пытался сам найти причину такого настроения подруги, но ничего. — С Ефимовичем своим поругалась, что ли? Чаще всего именно с проблемами такого типа она прибегала к нему, выкладывала всё то, что тревожит, а после до утра сидела возле камина с белым полусухим. А он уже так ко всему этому привык, что периодически пополнял запас алкоголя в своем доме, не запирая дверь в дом до последнего. — Пока ещё нет, но, кажется, всё к этому и ведет, — тихо шмыгнув носом, она всё больше обматывала вокруг своей шеи шарф, чтобы согреться… Или, быть может, спрятаться от наблюдательного взгляда карих глаз напротив. — День рождения Добряковой помнишь? И у нее получилось. Взгляд Билан тут же помутнел, а после и вообще спрятал, устремив его куда-то в окно. Ни он, ни она не обговаривали ситуацию, которая произошла тогда между ними, сослав все на безрассудное алкоголическое поведение, в последствие которого они слегка забылись и перешли за рамки «обычной» дружбы. Они никогда не возвращались к ней, не было никаких серьезных разговоров типа: «Это была ошибка, и нам никогда не следует этого повторять». Нет, они просто проснулись утром слегка обнаженные, шокированные и возмущенные собственным поведением, а после разошлись по домам, продолжая свое привычное общение. Он не думал, что она когда-либо заведет разговор о той ночи… А она и не подозревала каким сюрпризом может для неё всё это вытечь. — Отрывками, — нервно передернув плечами, Дима решил, что будет лучше, если перевести все это в шутку, и после продолжить всё так же игнорировать этот маленький форс-мажор. — Уверена, что утро ты помнишь на отлично, — сейчас его неуместные шутки лишь бесили её, угнетали и всё больше сводили к тому, что было бы лучше послать этот разговор куда подальше и не обращать ни на что внимания. Только вот, увы, не обращать внимания не получится ни у неё, ни у кого-либо ещё. — Держи, — и, не решив какие слова более точно подойдут к этой ситуации, она просто отдала бумажку, внизу которой виднелось сегодняшнее число и подпись её врача-гинеколога. — Семь недель, — медленно, вникая во всё написанное, Дима не торопился ни с вопросами, ни с какими-либо выводами. Понимал лишь одно: все это как-то… Проблематично. — Ваш заказ, ещё что-то желаете? — девушка появилась слишком резко, неожиданно, отрезвляя Билана, который до сих пор пытался в своей голове всё состыковать. — Нет, если нам будет что-то нужно, то мы, непременно, сообщим вам об этом, — приторно-сладким голосом блондинка проговорила эту фразу, не двусмысленно намекая девушке, что она, вот уже второй раз, надоедает им своим затянувшимся нахождением. — Извините. — Ефимович, нет? — озвучивая самую адекватную причину данного «состояния» Пелагеи, ему сейчас изо всей души хотелось искренне верить в то, что певица решила немного подшутить над ним, как в старые добрые, и на самом деле все это неправда… Не такая правда, которая предстала перед ним сейчас. — Нет, он уезжал на месяц тогда по работе, приехал только под конец октября. Внешне Пелагея никак не выдавала свое внутреннее переживание и волнение. Словно, для неё это было в радость, в крайнем случае, ожидаемо. Как будто не она второй год носит на безымянном пальце кольцо и является верной женой и хозяйкой. — Если бы была хоть капля сомнения в том, что отец не ты, а Дима, то я и не срывала бы тебя со студии в разгар рабочего дня! — зная его как свои пять пальцев, выучив все привычки и особенности, только так она смогла оправдать его затянувшийся ответ на её вызов. Молчание. Он все ещё никак не мог свыкнуться с данной мыслью, смакуя в голове, только что произнесенный ею, слово «отец». А она из последних сил держалась, чтобы не разреветься сейчас перед ним, прижимаясь к его груди, и жалуясь на то, что она совершенно не знает что и как делать дальше. Аборт? Рассказать всё мужу? Развод? Или же врать? Раз… Два… Три… Не выдержала. — Димк, черт возьми, почему все именно так? Как только врач сказала ей о том, что она беременна, хотелось только одного: уснуть, проснуться и понять, что все это ужасный сон, который не имеет места быть в реалии. Только вот, это не сон, а то, что произошло уже не изменить. Второй мыслью был аборт, которая исчезла так же быстро, как и появилась. Она слишком давно мечтала об этом, слишком давно они с мужем пытались зачать ребенка, чтобы сейчас вот так просто убить его, не дав ни малейшего шанса на существование. И лишь после она вспомнила о том, кто подарил ей этот «подарок», кто сможет сейчас выслушать, поддержать, дать верный совет и вместе попытаться найти способ решения данной ситуации. — Ну-ну, хватить тут сырость при всех разводить, слышишь? Не смертельно же, Поль, — вмиг оказавшийся возле неё, он не раздумывая прижал подругу к себе, в попытках хоть как-то успокоить. Убедить в том, что всё не так обнадеживающе, он пытался не только ту, что сейчас ревела у него на плече, но и себя. Сегодня он был готов к любой новости, к любому событию, ведь день итак был испоганен, а сейчас… Всё то, что волновало его с утра казалось каким-то маленьким, неважным. — Тебе ж волноваться нельзя, Польк, нельзя плакать, нервничать, переживать, — покачиваясь из стороны в сторону, прижимая подругу ближе к себе, Дима знал, что это всегда помогает, создает вокруг неё некий защитный барьер, не давая плохим мыслям вновь забраться в её светлую головушку. — Я не знаю, что мне делать, — беспомощно прохныкала она, обнимая торс мужчины двумя руками. Как обычно, они так дружили. — Мы что-нибудь придумаем, все будет хорошо!