Atonement

      Я всегда ненавидел людей. Эти создания… Они погрязли в лицемерии, лжи и пороке уже так давно, что теперь и не припомнить, когда они были чище. Ну, или хотя бы не так отвратительны, как сейчас. Да, в век «великих» открытий (которые в масштабах вселенной — ничто) они достигли пика своего дурного развития. Хоть человечество и ставит себя выше всех в пищевой цепочке, на деле они не лучше свиней. Лишь разум отличает их от животных, и это, признаюсь, — великая вещь. Но что толку будет, если дать обезьяне вилку и сказать ею есть? Конечно, когда-нибудь она научится этому, но будет делать это очень дергано, а может и вовсе выбросит столовый прибор вон. Так же и у людей: им дан безграничный простор информации, а они используют его, чтобы делать коробки с мелькающими картинками. Но какими бы отвратительными и глупыми они не были, у них всегда получалось меня победить. Возможно, это неведомая удача, но слишком уж она у них затянулась. Каждый раз находился кто-то, кто запечатывал меня в моей клетке на века, чтобы потом я опять появился вновь от рук наивного глупца. И каждый чертов раз я не понимал, что же такое есть в этих созданиях, если они могут загнать меня в ловушку, но при этом сами так легко в неё попасться? И вот, сейчас, когда судьбой меня занесло на их родную планету в их обличии, у меня не осталось выбора, только как разрешить эту загадку. Слишком уж не ясна мне их порода, а, может, я даже найду способ их уничтожить. Такие мысли вертелись в голове, когда я только появился. Об этом размышлял, лёжа на лавке. Но никогда бы не предположил, что моё понимание людей начнётся так необычно. Падающая Звезда стояла у дверей беседки. Мэйбл Пайнс — так её окрестили, когда она появилась на свет. Имя, которое ей дали создатели, вовсе не подходило ей. Она была именно Звездой. Яркой, горящей и манящей своим светом. Она выросла, вытянулась и приобрела на свои глаза печать странной грусти. Но не поблекла от этого, нет. Наоборот, шоколад её глаз так и тянул в свой омут, светясь изнутри. На вид ей не больше девятнадцати, волосы собраны в свободную косу набок, в которую вплетены были ленты, маленькие косички и бусины. Все это было разбросано по каштановым волосам, как созвездия на небосклоне. Я был очень поражен тем, что моей нежданной гостьей оказалась именно она. Вероятность попасть в тот временной отрезок, где она жила, была очень мала. Не знаю, свезло мне или нет, но мне было интересно её увидеть и ощутить. В этой девочке была сила, что смогла меня победить. И я вновь почувствовал её сияние, но вот что показалось странным… Она излучала не только свет, который заточил меня однажды, но и дикую, не свойственную ей отстраненность. Когда я поздоровался с ней, она мне кивнула. Кивнула. Сказать, что я был ошарашен, это ничего не сказать, такой реакции я не ожидал. Во всем её облике ни тени страха или удивления. Лёгкие мерно вздымаются, а вместе с ними и шерстяной свитер цвета светлой бирюзы, который оголял немного белоснежную кожу плеча. Погода была ветреная, так что не удивительно, что она была одета так тепло. Совсем не загорела под солнцем, хоть на улице явно лето. Все вещи на ней напоминают одеяла разного размера и плотности, все чуть шире неё и укутывают от дневной прохлады. В руках же она держит большой потрепанный альбом для фото, весь в блестках и бантиках, часть из них уже затерлась и держится на добром слове. Даже тонкие ноги укутаны в гетры под цвет свитера. Но самая яркая деталь, что бросилась мне в глаза и буквально жгла их, была сеть пластырей на запястьях. Разные пластыри всех видов: цветные, с динозаврами и котами, цепью шли от самой ладони и скрывались за рукавами-одеялами. Сначала я не понял, почему сознание так сильно сконцентрировались на этой части её образа. Потом дошло. Это не образ. Взгляд шоколадных глаз проследил за моим взором, направленным к её запястьям, но она даже не прикрыла их. — Кому же в голову взбрело сделать из гнусного треугольника человека? — Звезда все так же стояла холодной скалой, и только руки, теребящие один из бантиков на альбоме, выдавали её заинтересованность. — Как грубо. Мои небольшие игры не прошли мне даром, хотя я искренне не понимаю, чем они плохи, — вздох сам вырвался изо рта, так много правды я не говорил лет эдак восемьсот, —, а худшее наказание для демона разума, Звёздочка, это быть тем, кого ненавидишь. — Тогда тебе не стоит задерживаться здесь, ведь ненависть взаимная, — атмосфера немного переменилась, из уст девушки так и летел яд, но говорила она как-то без уверенности. Это показалось весьма странным, разве так должен говорить человек, чью семью чуть не убил псих? Вряд ли в таком случае она не была бы уверенна в своих словах. — Да я и рад бы, только вот умереть не могу, — ухмылка так и лезла на лицо, а она удивленно вскинула бровь, — Может, Мейбл Пайнс ещё раз попытает удачу? Один раз у тебя уже получилось, а я только помогу. — Нет желания, — девушка покрепче перехватила альбом, — Да и раз это такое страшное наказание для треугольной головы, то убивать тебя нет смысла. — С каких пор ты так холодна, м, Падающая Звезда? Я помню тебя совсем иной. Как тут забудешь образ своего почти-убийцы, правда? — в голове проносилось намного больше вопросов, которые я не решался задать. Мои слова произвели неожиданный эффект. Блуждающие до этого момента глаза Мейбл остановились, воззарясь на меня со странной тяжестью. Бедный бант наконец был оставлен в покое, а тонкие бледные руки только сильнее сжали альбом. Послышался тихий звон — это пискнул крохотный колокольчик, заплетенный в невесомую косичку на волосах. Дыхание её на пару секунд замерло, что только больше распалило во мне интерес. — С чего бы мне тебе отвечать? — глухо ответила она, стараясь взять себя в руки, хоть это и выходило довольно плохо, — Проваливай отсюда. И лучше больше не появляйся здесь. — Ох, ты угрожаешь мне, как забавно. Это, похоже, твоё излюбленное место. Мне тоже тут понравилось, знаешь ли, — в такт словам я провёл рукой по дощатой поверхности лавки, — Так что вряд ли я уйду. Этому телу не хватает стойкости, оно провалилось в сон уже после недолгой прогулки по лесу. А это хорошая крыша над головой. На улице начал капать дождь. С каждой минутой он нарастал, так же, как и моя улыбка. Гостья буравила взглядом мой лоб, а по её свитеру уже текли небольшие струйки воды. Часть капель попала на ресницы и с каждым их взмахом они меняли свою окраску, отражая мир за стенами беседки. — Не слишком обольщайся, Билл Сайфер, — меня немного дернуло от такого прямого обращения. Девушка заправила за ухо уже мокрую прядь и продолжила, — Это место не испортит даже такая тварь, как ты. Да и тем более, ты сам побежишь отсюда в скором времени. После этих слов она развернулась, и даже не обращая внимания на разбушевавшийся ливень, пошла куда-то через водяную завесу. Её силуэт мелькал, размывался, а потом и вовсе исчез. Дождь забрал её. А я остался наедине с бесконечностью вопросов. В глаза бросилась какая-то вещица, что валялась на полу. Присмотревшись, я узнал в ней бант, отпавший от её альбома. Я поднял его и повертел в руках. Что же произошло с тобой, Мэйбл Пайнс? ..