Восхождение

В Ферелдене было холодно и воняло псиной. Известная прибаутка, которая произносилась почти всегда, когда речь заходила об этой стране, но недаром — всё это чистая правда. Хотя Фиона не возражала. Карета, в которой она путешествовала, сейчас проезжала по каменистой дороге, то и дело напарывалась на торчащие камни. Фиона раз за разом подскакивала в воздух и чуть зубами не скрежетала: это становилось невыносимым. Но хуже было то, что она была единственным эльфом в карете в орлесианском анклаве. По большому счету потому, что её спутники в путешествии — посол Как-Бишь-Его, граф, заискивающий перед Императором и агент Верховной Жрицы — не слишком постарались скрыть от нее свое недоброжелательное отношение. Но хорошо было вновь вернуться в Ферелден. Фиона оперлась головой о стену кареты и закрыла глаза. Она плохо спала этой ночью, как и прошлой ночью, и ночью до этого — все ночи за последние двадцать двое суток, прошедшие в поездке. Пребывание в одной карете с орлесианской знатью, которая наверняка знала или хотя бы слышала о её бывшем владельце сильно действовало ей на нервы. Но покой и сон ей были необходимы, и она в конце концов задремала. — Почему маги до сих пор не создали заклинание, которое позволило б путешествовать быстрее? — визгливый, вызывающий раздражение голос Графа выдернул Фиону из дремы. Фиона открыла глаза. Она попыталась скрыть недовольство за улыбкой, но вышла жуткая гримаса. — Это было бы нарушением одного из общих правил магии. — С каких это пор магов так волнуют правила? — Это несколько иные правила. — Это какие же? — не унимался Граф. В его голосе слышалось снисхождение, и Агент, молодая женщина с длинными черными волосами и орлиным носом, вместе с Послом, который был седоволосым мужчиной с напомаженными усами и козлиной бородкой, издали тихие ехидные смешки. — Такие же правила, как законы гравитации. Пределы, в которых магия работает, — Фиона помолчала, покусывая губу. — Бытует миф, будто эльфы прежде использовали магические зеркала, в том числе для мгновенных путешествий на любые расстояния. Но я не знаю, насколько это правдиво. Граф прыснул. — Эльфы? Эльфы создали волшебные зеркала? — Да. В книгах они называются Элювианы, и описываются как… — И вы верите в это? Вы, Серый Страж, верите в то, что эльфы использовали сие чудо, в то время как люди не ведали об этом ни сном ни духом? Фиона прикусила внутреннюю сторону щеки. Она еле сдерживалась, чтобы не ударить Графа в лицо. — Я не знаю, во что верить, ваша светлость. Я лишь говорю то, что знаю из книг. Он вновь испустил смешок, переглядываясь с другими шемленами в карете и пожимая плечами. Фиона опять закрыла глаза. — Надо же, — сказал Посол насмешливо. — Она думает, будто ее жалкий народец мог создавать такие вещи, как магические зеркала. Он говорил на тевине, на коем говорили лишь блестяще образованные люди, полагая, будто Фиона ничего не поймет. — Тише, пожалуйста, милорд, я пытаюсь уснуть, — ответила ему эльфийка тоже на безупречном тевине, даже не открывая глаз. Кто-то от удивления громко ахнул. Фиона не поняла, кто, но предположила, что Агент Верховной Жрицы, — и слегка улыбнулась. Орлесианские шемлены, за исключением Стражей, несмотря на ее статус, относились к ней все так же непочтительно. Будь она десять раз Стражем-Констеблем, она все еще эльф и все еще маг. Это лишь раз за разом подтверждалось подобными беседами. Она была свободной женщиной, Серым Стражем, имела больше власти, чем практически любой другой эльф во всем Орлее, но она все равно оставалась просто эльфом в глазах таких людей, как Граф. Маленькая много о себе возомнившая эльфийская шлюшка, которой требовалось сбавить спесь. Но она не поддастся. Эльфа голыми руками не возьмешь, что бы они там ни думали. Уже стемнело, когда Фиона проснулась. Её спутники давно уже спали. Эльфийка почувствовала облегчение. Она выглянула в окно кареты, и ей открылся прекрасный вид: темно-синее безоблачное ночное небо, усеянное несметным количеством крохотных звезд — их, должно быть, было больше, чем народа во всем Тедасе. Большая полная луна стояла высоко в небе и освещала раскинувшийся внизу пейзаж: огромный величественный замок на возвышенности, окруженной лесом. Фиона безо всяких указателей точно определила, что это Редклиф. Там жил ее маленький сын. Как он там, интересно? Что бы он сейчас делал? Быть может, нянька уложила его спать. А есть ли у него нянька? Быть может, сами Эрл и Эрлесса взялись ухаживать за ним? Точно Фиона не знала. Всякий раз, когда она получала письмо от Мэрика о мальчике, она не находила в себе силы его прочесть. Она бросила Алистера, исчезла из его жизни. Как бы любопытно ей ни было, это не ее дело. Создатель знает, если только он существует. Он присмотрит за Алистером, сидя на своем Небесном Троне. Фиона лишь надеялась, что Он присмотрит за ее сыном лучше, чем присматривал за ней. Мальчику сейчас должно быть три года. Как бы он сейчас выглядел? Изменили ли цвет его светлые волосы и голубые глаза? Появляются ли у него веснушки на солнце, как у Мэрика? Встреть Фиона мальчика в толпе, узнала бы его с первого взгляда? На глазах эльфийки выступили непрошенные слезы. Она судорожно вдохнула, пытаясь их сдержать. Это был ее выбор — бросить Алистера. Она сделала этот выбор, и только она. У нее нет права по нему скучать. А он имел право на счастливую жизнь в семье, которая любила бы его, а не влачить жалкое существование королевского бастарда от эльфийской рабыни. О, нет-нет, Фиона больше не рабыня. Нужно об этом помнить. Однако она не могла выбросить из головы мысли о мальчике. Она надеялась, что кто-нибудь уложил его спать, укрыл его теплым одеялом и заботливо подоткнул. Присел рядом и рассказал сказки на ночь о грифонах и драконах, об отважных королях, всегда спасающих принцесс, и принцессах, всегда спасавшихся своими силами.

***

В покоях короля Мэрика всегда было тепло. Да, он был толстокожий ферелденец, способный вынести самые суровые зимы, но это вовсе не означало, что холод был ему по душе. Огонь в камине жарко пылал, тяжелые шторы красного цвета не пропускали и малюсенький сквозняк. Маленькие огоньки свеч в канделябрах бросали блики на золотистый паркет и красные шторы, и от этого Мэрику казалось, будто он окружен пламенем, но это ему не могло не нравиться. В углу за крепким дубовым столом сидел Логэйн. Он был облачен в простую белую тунику и штаны коричневого цвета, которые, очевидно, принадлежали прежде Мэрику — для Логэйна они были коротковаты. Черты лица его выглядели еще более заостренными в тусклом свечном свете. Мэрик сел напротив Логэйна за стол, и тот тут же заговорил: — Орлесианцы скоро прибывают, — сказал точно выплюнул, как всегда, когда ему приходится говорить об орлесианцах. Он разлил медовуху по двум бокалам из стекла чистого синего цвета; золотистая медовуха в этих стаканах казалась зеленовато-бурой. Логэйн пододвинул один из бокалов Мэрику. Тот с благодарностью его принял и мгновенно пригубил. Эта медовуха была гуще обычной и слаще. Король опустил бокал обратно на стол и уставился в его содержимое, словно в хмельной гуще скрывались неведомые тайны. — Фиона будет с ними, — сказал он. — Она мне писала прямо перед отъездом. Стражи отправили ее в качестве своего представителя. — Фиона — это… Мать мальчика? Мэрик усмехнулся краешком рта, но взгляд его был невеселый. — Да. — Я могу устроить так, чтоб кто-нибудь не подпускал ее к тебе, если только тебе этого хочется. — Нет, нет, нет!.. Это… мне этого не хочется. Я буду очень рад увидеть ее снова. Я по ней скучал. Логэйн взял свой бокал с медовухой и пару мгновений держал его в руке на уровне плеча. — Ты любишь ее, — сказал он так, словно лучший друг совсем извел его своими предпочтениями, и сделал большой глоток, осушив бокал наполовину. — Я такого не говорил. — А тебе и не нужно. У тебя взгляд такой… телячий, такой же, как и в те времена, когда… — Логэйн замолк, не смея договорить. Ему хотелось сказать, «когда ты влюбился в Катриэль». Даже сейчас они не упоминают о былой любовнице Мэрика, эльфийской бардессе. Былой! Потому что убил ее Король, подстрекаемый Логэйном. Это породило размолвки между лучшими друзьями… — …Во времена восстания, когда ты влюбился в кое-кого, — завершил Логэйн, но голос его звучал жалко. — Вовсе у меня не телячий взгляд, — возразил Мэрик. — У тебя всегда телячьи глазки, когда ты влюблен. Как у ластящегося мабари. Как Логэйн и надеялся, Мэрик улыбнулся краешками губ. — Что же, у собак телячьи глазки? Логэйн в ответ широко улыбнулся, обнажив зубы. — Конечно — когда они влюблены, — и сделал еще глоток медовухи. — Ты думаешь, она тоже скучала по тебе? — спросил он, поставив бокал на стол. Губы Мэрика дернулись, и он вновь быстро взглянул на свое питье, прежде чем вновь обратить взгляд на Логэйна. — Я не знаю. Такого не скажешь по ее письмам. Они всегда короткие, сухие, почти официальные. Она справляется обо мне, но никогда не говорит, как сама. Спрашивает об Алистере, но ни разу не написала, что скучает по нему. Словно боится, что в ее словах проскользнет хоть капля эмоций, — он сделал еще глоток медовухи, которая приятно обожгла ему горло. — Если честно, эти письма напоминают мне те, что ты присылал мне и Роуэн, когда она еще была жива. Мы почти не разговаривали тогда. Только, в отличие от нее, ты как курица лапой, — добавил он язвительно. — Я бы сказал, она по тебе скучала. Хотя бы как друг. У Мэрика щипало в глазах, словно хотелось плакать, но он не понимал, почему. Он сглотнул, понадеявшись, что это чувство пройдет. — Она бы тебе понравилась, Логэйн. — Я бы не был так уверен. — Нет, я серьезно. Она бы тебе очень понравилась. Фиона, она… На самом деле, она очень на тебя похожа, — Мэрик хмыкнул. — О. Это комплимент? Женщина, в которую ты влюблен, очень на меня похожа? — Ну, допустим, — Мэрик ухмыльнулся. — Хотя это не совсем то, что я имел в виду. Логэйн, все так же улыбаясь, почти как Мэрик пару мгновений назад. Он отпил еще от своей медовухи и сказал: — Не думаю, что Селии пришлось бы это по душе. Тогда Мэрик рассмеялся по-настоящему. Он не понимал, то ли это хмель заставлял его веселиться, то ли в самом деле вышло забавно, но он не ломал над этим голову — и смеялся. После они сменили тему, и это никак не касалось Фионы, но Мэрик не мог выкинуть ее из головы. Все внутри него сладко замирало в предвкушении ее приезда.

***

Кайлану не спалось. Он вообще плохо спал с тех пор, как умерла его мать. Обычно это проходило так: подремав пару часов, он пробуждался и по-прежнему чувствовал себя усталым. Будучи не в состоянии вновь уснуть, он принимался слоняться по темным коридорам замка и заглядывать в комнаты, ища, чем бы занять себя до утра. Нынешней ночью он, освещая себе путь каганцом, поднялся на самую высокую башню замка. Там он приметил одно окно, из которого был виден весь город с высоты птичьего полета. Он поставил каганец на подоконник, облокотился рядом и принялся рассматривать раскинувшийся внизу вид. Денерим никогда по-настоящему не спал. Даже далеко за полночь народ вовсю жег масляные лампы и свечи, и было ясно так, что можно было различить очертания зданий и перемещающиеся по улицам темные фигуры: те, кто не из благих побуждений оказался в этот час на улице, и городская стража, изо всех сил старавшаяся не позволить негодяям нарушить покой. На красивой площади перед замком высились поместья различной знати. Кайлан различал поместье Кусландов, которое они занимали, когда приезжали в Денерим, поместье Хоу и еще нескольких других, более богатых семей. Если бы Логэйн пожелал, он бы тоже здесь жил. Кайлан был поглощен разглядыванием домов и слуг, входящих и выходящих, когда за его спиной неожиданно раздался чей-то голос: — Ты давно должен быть в постели. Кайлан, конечно же, узнал этот голос — это был голос Аноры. Логэйн, ее отец, был старинным другом его собственного отца, и они иногда проводили за разговорами всю ночь, как сейчас, например. Анора не могла вернуться домой, и ей приходилось ночевать в замке. — А ты нет, что ли? — не оборачиваясь, спросил Кайлан. — Я услышала чьи-то шаги, и решила удостовериться, что в замок не проникли злоумышленники, — Анора встала у окна рядом с Кайланом, положила ладони на подоконник и стала наблюдать за тем, что творилось внизу. Кайлан исподтишка взглянул на нее. Пряди ее светлых волос были скручены полосками ткани, чтобы их завить. На ней была такая теплая белая сорочка, точь-в-точь как его собственная, и она стояла босиком, как и он сам. — И что бы ты сделала, если бы все-таки обнаружила злоумышленников? — спросил Кайлан, переводя взгляд обратно на город внизу. Он увидел кого-то из городской стражи разговаривающего со стражей эрла Хоу. — Ты же не умеешь драться. — А вот и умею! Папа меня научил! Кайлан высунул язык и издал совершенно неподобающий для будущего короля звук. — Не-а. Не умеешь. — Ах, так! Вот сейчас возьму и покажу тебе! — Ну уж нет! Не буду я с тобой драться, только не сейчас! Твой отец живьем с меня кожу снимет, если я сделаю тебе больно. — Ты просто трусишка, — ответила Анора, но не стала развивать эту тему, что было очень благоразумно. Пару минут парочка в тишине разглядывала в окно ночной Денерим, где когда-нибудь они вместе будут править. Тут Кайлан вновь повернулся к Аноре: — Серый Страж скоро прибудет, — сообщил он ей. — Не понимаю, что в этом такого особенного. Разве Дункан не наведывается постоянно? — Это не Дункан. Это женщина. Более того, — мальчик понизил голос до шепота, — она магичка. — Все еще не понимаю, что в этом такого, — Анора отвернулась от окна и села на пол, подперев подбородок кулачком. Синие глаза обратились прямо на него, и Кайлан не замедлил сесть рядом, поджав ноги. Кайлан вздохнул и спросил: — Ты никогда не встречала мага прежде? Анора призадумалась на секунду. — Сын Альдебрантов, Флориан, — маг. Я его видела перед тем, как его забрали в Круг. — Это не считается. Он тогда не был магом. А я имею в виду мага… ну, прям мага-мага. — Ерунда какая-то. — Не-а, — возразил Кайлан. — Да, — твердила Анора. — Попытайся объяснить еще раз. — Ладно-ладно. Маг. Маг, который… настоящий, который уже выучился и овладел своими силами, а не тот, который о них еще даже не подозревает. — Нет, такого мне встречать не приходилось. — Ну вот! А завтра мы встретим мага! Настоящего! Кайлан прямо-таки просиял, а Анора состроила гримасу, но ничего не сказала. Вновь воцарилась тишина, и дети пару минут просто всматривались друг другу в лица, озаренные неясным желтоватым светом от каганца, пока Кайлан не отвернулся. — Знаешь, тебе пора ложиться, — заявил он, тяжело поднимаясь на затекшие ноги. — Тебе тоже, — заметила Анора. — Скоро лягу. — Пока не уснешь, я побуду с тобой. — Это было не предложение, а утверждение. Кайлан с усмешкой кивнул девочке. — Ну ладно. Только тихо, а то весь замок перебудишь.