Мыльные пузыри

      — Нацу, Нацу, Нацу! — кричала в трубку Люси, прыгая на кровати, отчего та издавала протяжной писк, будто бы моля о помощи. У девушки было просто потрясающее настроение: инициалы стали понятными, и теперь, кажется, она понимала, кто же ее родственная душа. — Ты не поверишь, что у меня произошло!       — Хартфилия, ты хоть видела время на часах? — ворчал уставший Драгнил. Вчерашний день был просто отвратительным: целый день болели коленки, поэтому ему пришлось идти на работу с невыносимой болью в ногах и стоять около кассы чертовски много времени. Как назло, не было ни минутки, чтобы присесть. Единственным желанием было прийти домой и окунуться с головой в одеяло, а после провалиться в мир грёз. И только-только он заснул, как ему позвонила Люси. В час ночи.       — Ой, думаю, тебе придётся сменить тон своего голоса и просить у меня прощения, — загадочно произнесла Хартфилия, и даже через телефон Нацу мог ощущать ту хитрую улыбочку, когда она возвышалась над кем-то. Порой девушка могла надевала на свою голову невидимую корону, и какой же странной, загадочной она становилась в такие моменты. И пускай сон подождёт — видимо, что-то серьёзное случилось.       — Соизволь рассказать тогда, — устало вздохнул парень и откинулся обратно на подушки. Завтра вставать рано, идти грызть гранит науки в школе, а после никаким плестись на работу и мучительно долго проводить свой остаток дня там. И так не было сил после изнуряющих дней, проведённых вдали от мягкой кровати, но тут ещё и Хартфилия со своими тараканами на пару решили разбудить его среди ночи и интриговать! — И, пожалуйста, побыстрее, — прошипел он в трубку.       — Бу-бу-бу, — дразнила Люси, кажется, не понимая, что этим самым лишь сильнее выводила парня из себя. — Мог бы быть более нежным и трепетным ко мне! Ох, ты будешь наверняка просто вне себя от счастья, когда узнаешь это что-то!       — Да я уже, знаешь ли, пока тебя слушаю, не унимаюсь от этого прекрасного чувства, — чуть ли не прыскался ядом Драгнил, одной рукой потирая глаза, которые побаливали. — Беременна, что ли, поэтому так и радуешься?       — Ага, тройней, — улыбка всё не покидала её губ, а глаза буквально горели переполняющими изнутри чувствами. — Саламандр, знаешь, кто всё-таки оказался моей родственной душой?       И сон как рукой сняло, лишь услышав это. Пульс тут же участился, и всего на пару секунд Нацу, кажется, позабыл как дышать. Он сжал сильнее телефон в руке и устремил взгляд на свои колени, которые сейчас выглядывали из-под одеяла. Там всё так же находилась метка с Люси, и отчего-то по спине побежали мурашки.       — Нацу? — внезапно прошептала девушка, занервничав из-за друга. Чёрт, ну вроде не волновалась, а тут вдруг и пропало всякое желание говорить, кто же на самом деле являлся её родственной душой. — Ты меня слышишь, а?       — Да, — совладав с собой, ответил наконец парень и зажмурил глаза, готовясь к самому худшему. Хотя почему же это плохо? Этого он понять не мог.       — Моя родственная душа... — начала заговорщицки Люси, с каждым словом понижая свой голос. В голову неожиданно пришла отличная, как показалось девушке, мысль, и она тут же озвучила её: — А впрочем, думаю, я смогу показать тебе инициалы при нашей встрече. Как насчёт сегодня после твоей работы? — ненавязчиво предложила Хартфилия и вновь улыбнулась. Ох, Нацу определённо должно это понравиться!       — Хорошо, — тем не менее выдохнул Драгнил в телефон и отключился без всяких лишних прощаний. Он боялся услышать своё имя или, того хуже, чужое! Конечно, такое за всю историю существования родственных душ было и не один раз, но случалось такое чертовски редко. И если бы такое произошло и с Нацу, то он без зазрения совести признал бы себя тем ещё неудачником.       К счастью или нет, они увидятся завтра, а значит, можно было хоть немного, но морально подготовиться к этому. Только мозг упорно твердил, что от судьбы не убежать, какой бы она не была, и что бы ни сказала Хартфилия, всё никогда не будет, как прежде.       Нацу ухмыльнулся своим недобрым мыслям и тяжёло вздохнул, переворачиваясь на спину и смотря на потолок, где висела люстра, в стёклах которой отражался свет от фонарей с улицы. Так странно наблюдать за этими бликами и думать о той, что сейчас наверняка сладко спала. А он убивался, лишь представляя, как она говорит имя своей родственной души. Ну почему он не мог просто заснуть, хотя так хотелось? Закон подлости, не иначе.       ***       У Люси приподнятое настроение, и это заметил даже Джудо, который решил сегодня немного опоздать на работу, чтобы позавтракать с дочкой. Да, приходилось теперь жертвовать временем на работу.       — Как спалось? — спросил Хартфилий-старший, принюхиваясь к только что сделанной яичнице. Пахла она очень аппетитно.       — Великолепно, пап! — без толики иронии сказала девушка, раскладывая тарелки на обеденном столе и улыбаясь мило и беззаботно. — Я, кладя руку на сердце, клянусь, что не прочла ни единой странички! — в комнате тут же послышался смех Джудо, знавшего про страстное увлечение дочери книгами и даже несколько раз ловившем перед работой её за данным занятием. В пять утра, когда собирался на работу и замечал, что у неё в комнате почему-то горит свет. Конечно, следить он не мог, читала ли она перед сном или нет, но слышать подобные заявления всё равно было забавно.       — Но заснула ты поздно, да? — произнёс Джудо, пробуя на вкус блюдо дочери и чему-то кивая головой. — К слову, очень нежная яичница.       — Спасибо, — ухмыльнулась девушка, — для тебя ведь старалась. А легла я относительно рано — в полвторого, — гордо заявила она и постучала себя по груди. Её отцу лишь оставалось тихо удивляться способности Люси вставать бодрой и весёлой. — Пап, а можно вопрос?       — Разумеется.       — У тебя была метка с мамиными инициалами и изображением? — Хартфилия не стала ходить вокруг да около и прямо об этом спросила, посмотрев отцу в глаза. Из головы не выходило чувство, что такие вот странные инициалы или изображения, которые ну вообще ни капельки не олицетворяли родственную душу — а Нацу не был ледяным, вполне тёплым как внутри, так и снаружи — передавались чуть ли не по крови.       — Да, — отозвался Джудо, съедая последний кусочек еды, — что-то не так?       — А у мамы она была какой? — Люси как-то стушевалась, и Хартфилий-старший тут же обратил на это внимание. Он, почесав подбородок, припомнил кое-что интересненькое, связанное с меткой его покойной жены.       — Хм, её изображением на колене были усы, которые я, к слову, отрастил только после того, как женился на ней, — Джудо грустно улыбнулся воспоминаниям и продолжил: — Правда, мои инициалы смешались с какими-то другими буквами. Спустя какое-то время мы с ней пришли к выводу, что то были имя и фамилия одного одноклассника твоей матери, с которым она в начальной школе встречалась, — мужчина услышал, как дочка засмеялась, прикрыв рот ладонью. — А что? Знаешь, как обидно было!       — Представляю, — сказала Люси. — Но всё-таки остались твои инициалы?       — Не совсем. Сначала были того одноклассника, но почему-то позже появились мои и смешались с другими. И только уже потом «Д.Х.» гордо красовались под теми усами. Честно говоря, я до сих пор не понимаю, что это за вещь такая была, — признался Джудо и встал из-за стола. — Но буду надеяться, что у тебя этого не произойдет.       — Я тоже, — неуверенно прошептала Люси, с печалью в глазах опустив взгляд на свои колени, которые скрывали тонкие колготки. Отец, к счастья, не заметил этого, иначе наверняка бы последовали допросы, от которых отмахиваться сегодня не хотелось совсем.       Вместо этого Джудо, поблагодарив дочь за вкусный завтрак и напоследок потрепав её по голове, за что получил парочку нелестных комментариев о себе, удалился в коридор, где, взяв свой портфель с тумбы, громко попрощался и ушёл. Люси же, переведя дыхание, также встала и направилась в свою комнату без какого-либо намёка на хорошее настроение. Лишь одна мысль буквально раздирала её изнутри:       «Что, если позже инициалы Нацу исчезнут и на их месте появятся другие?»       ***       Нацу в который раз проклинал бабушек, толпившихся у кассы, за их постоянное желание дурить мозги всем и каждому. То им, видите ли, огурчик показался тухлым, и надо об этом обязательно сообщить кассиру, то цены слишком высокие для каких-то простых вещичек, то они двадцать раз пересчитывают сдачи, тем самым создавая длиннющие очереди. И только из последних сил Драгнил сдерживался, чтобы не накричать на этих «божьих одуванчиков».       — Молодой человек! — воскликнула женщина пожилого возраста, тыкая своим иссохшим пальцем на несчастный ценник. — Почему у вас булка вот этой фирмы подорожала на три цента, а? Вот вчера я была в другом магазине, и там она стоила дешевле!       И не объяснишь им, что это не он завышал цены на продукцию, и тем более не поймут, что они только мешают другим. Посему Нацу, натянув на лицо милую улыбочку, извинился перед ней, пробивая следующий товар, и мимолётно взглянул на часы, висящие на противоположной стене. До конца смены ровно пятнадцать минут. Нацу точно знал, что эти последние минуты пройдут для него, как в аду. Женщина всё не унималась и грозилась подать в суд за такое кощунство. Пришлось самому заплатить за неё эти жалкие три цента, дабы усмирить пыл покупательницы.       Но, какие бы ни были люди, два больших плюса определённо находились в данной работе, которые парень не мог не отметить: зарплата и тот факт, что его мысли постоянно заняты чем-то вроде «Ох, как я вас всех ненавижу» или «Да можно побыстрее расплачиваться?!», или «Вот когда-нибудь уволюсь, и пожалеют они все!» и тому подобное. Сегодня, к большой радости, не стало исключением. Вообще скучать, как и, впрочем, думать о Хартфилии, обещавшей рассказать ему про свою родственную душу, не было просто-напросто времени. Пререкания со старушками, пьяные мужики, предлагающие выпить за компанию — увы, Нацу ещё не настолько обнаглел, чтобы соглашаться — и всякие тётеньки, строящие ему глазки, отвлекали на отлично.       И вот настал конец рабочего дня. Нацу, видя парня, который замещал его по вечерам, устало вздохнул, тут же снял пиджак с фирменной эмблемой и передал его прибывшему. Ничего более не сказав, Драгнил чуть ли не бегом вышел из магазина и на миг остановился. До парка, где они должны встретиться с Люси, недалеко, и вот только в эту минуту Нацу почувствовал волнение, пробирающееся по костям.       Ноги сами вели его по знакомой тропе. В голове творилась каша. Снова перед глазами стали появляться видения, как Люси с радостью в глазах говорит его имя. Или не его. Как же здесь поймёшь, кто являлся её родственной душой?       За неделю намело прилично: снег покрывал небольшим слоем дороги, не успевшие опасть с деревьев листья, крыши зданий и скамейки в парке. Высокие столбы фонарей тускло освещали аллеи и тем более мимо проходящих людей. В глубине души Нацу даже стал надеяться, чтобы Люси его не заметила. Господи, как бы был он тогда счастлив.       — Бу! — некто со знакомым голосом накрыл тёплыми ладонями его глаза и чуть приобнял. Сердце, кажется, выпрыгнуло из груди, оставив на своём месте одну большую дыру. — Я уж было подумала, что ты не захочешь идти после работы, но я рада тебя видеть.       «Ага, кто бы мне разрешил не приходить на встречу с тобой», — подумал про себя парень и развернулся к Люси, смотря на неё с ног до головы. Выглядела она примерно так же, как и неделю назад, когда они внезапно встретились в магазине. Даже при плохом освещении Нацу обратил внимание на её метку на коленке, но инициалов он пока разобрать не мог.       — Какой ты нетерпеливый, Саламандр! Не можешь и минуточки подождать, хочешь сам на всё посмотреть? — язвительно сказала Люси, заметив на себе взгляд Нацу, и злобно захихикала. Драгнил, однако, предпочёл молча смотреть ей в глаза. — А знаешь, это не такая уж и плохая идея. Пойдём тогда на наше любимое место.       Любимым местом, в принципе, могла быть любая лавочка, которая только приглянётся Хартфилии. На сей раз она выбрала близстоящую к фонарю, чтобы Нацу было легче рассмотреть всего каких-то две буковки. Но от них столько зависело, если подумать.       Драгнил без лишних слов присел на лавочку, предварительно стряхнув с неё снег, и поморщился от холодка, пронёсшегося по коже. Он оглянулся на девушку, что бесстрашно села на мокрую скамейку и даже не вздрогнула. По всей видимости, ей и вовсе было плевать на то, что она вполне могла заболеть. Люси смотрела Нацу прямо в глаза, а увидя в чужих страх и нервозность, улыбнулась и протянула ладошку к плечу парня.       — Посмотри на мою коленку, — хоть и сказано это было почти беззвучно и даже мягко, но тон голоса не принимал отказа. Драгнил, сглотнув образовавшийся ком, перевёл взгляд на острую коленку, обтянутую колготками. Наклонив голову ближе к ногам Хартфилии, он задержал дыхание и закрыл глаза. Нужно досчитать до пяти.       Один. Глаза всё так же закрыты, но любопытство, кажется, одержало верх над разумом, шепчущим убежать из этого грёбаного места.       Два. Пальцы сомкнулись на деревяшках, которые наверняка могли оставить с десяток занос. Только в данную секунду, минуту, час Драгнила совсем не беспокоило это. Ему было необходимо что-то сжать.       Три. Так странно сейчас чувствовать ладонь Хартфилии на своём плече. Она будто была обратной версией Нацу — сидела себе тихо, дышала ровно и спокойно. Тогда почему парня так волновали эти наитупейшие инициалы? Ответ, к сожалению, был очевиден.       Четыре. Драгнил, вдохнув как можно больше воздуха, словно через несколько мгновений он умрёт, сначала расцепил пальцы с треклятой деревяшки, несмело взглянул снова на Люси, что лишь одним видом успокаивала, всё-таки посмотрел на её коленку — и вместе с сердцем ушёл ещё и разум.       Пять. Г.Ф.       То, чего он так сильно боялся, оказалось правдой. Нервный смешок бесшумно слетел с губ. А в глазах потухли последние искорки надежды, оставив после себя лишь сажу да пепел, которые скоро сдует ветер.       — Ты рад? — почему она говорила всё это с таким счастьем на лице? Похоже, она просто издевалась над ним. И его чувствами, что сейчас испарялись. На глазах стали предательски наворачиваться слёзы, и Драгнил поспешно встал со скамейки. — Нацу?.. — она произнесла имя так удивлённо, будто и вовсе не догадывалась, что подобный поступок как минимум испортит ему настроение. И для чего он не спал целую ночь? И для чего так усердно сегодня работал? И из-за чего он так волновался, чёрт возьми?       Только для того, чтобы увидеть на бледной коже при свете тусклых фонарей две буквы — Г.Ф.       В тот день Нацу убежал домой, так и ничего не объяснив ей на прощание. Только в четырёх стенах он дал волю слезам, что за весь его путь до дома копились в уголках глаз, и плакал так, как, возможно, никогда. Он отвергнут родственной душой. У которой метка не с его инициалами. И даже не с его олицетворением. Другой человек. Там другой человек.       Люси тогда не торопилась домой. Сказать, что такое поведение Саламандра обескуражило её, ничего не сказать. Она ожидала чего угодно: и признания в любви, на которое где-то в подсознании надеялась, и слёз, и удивления, и криков, но под «угодно» не попал побег парня. Неужели он настолько испугался Хартфилии, что взял и убежал?       Ох, наверное, он не хотел принимать тот факт, что его родственной душой будет являться девочка, которая периодически выводила его из себя, злобно шутила, чуть не вымогала деньги на чёртовы мыльные пузыри... Руки машинально потянулись к карману пальто, в котором лежали мыльные пузыри, купленные неделю назад.       Люси села на лавочку и попыталась выдуть эти мыльные шары, вот только не получалось. Тогда, приложив все усилия и набрав в лёгкие как можно больше воздуха, она выдохнула в миниатюрную трубочку с отверстиями, и один пузырь у неё всё-таки вышел. Правда, он, недолго левитируя в воздухе, сначала спустился вниз к ногам Хартфилии, а затем лопнул прямо напротив той коленки, где была метка. И тогда девушка поняла, почему Нацу убежал, ничего так и не сказав.       Дорожки слёз сами по себе побежали по щекам, а с губ слетел безнадёжный тихий стон. Как назло, пошёл снег, оседавший новым слоём на всём, что можно, и Люси, обняв себя за плечи, уткнулась носом в изгибы запястий, пытаясь согреться. Она чувствовала себя отвратительно. Чёрт, она обманула дорогого ей человека.       «Но я не знала, что они поменяются», — шептал внутренний голос, отчего Люси становилось лишь хуже. Да какая разница, знала или нет? Нацу ушёл, и сейчас одиночество, преследовавшее её чуть ли не с самого рождения, как никогда ощутимо и явно присутствовало с ней.       Неужели это такая насмешка судьбы — менять эти несчастные буквы в такой неподходящий момент? Зачем это нужно было делать, в конце-то концов? Только от бессмысленных вопросов, на которые всё равно не будет ответов, ничего не менялось, если не ухудшалось.       На её коленке было написано то, что, увы, стереть с кожи, как и из памяти, нельзя — «Г.Ф.». Инициалы настоящей родственной души Люси. Или, может, нет? Снова вздрогнув от холода, Хартфилия поёжилась и всё-таки встала со скамейки, вспомнив, что уже довольно долго находилась в этом чёртовом парке. На улицах было безлюдно, и тишина, создающая приятную вечернюю атмосферу, не могла радовать, хоть и ничего не мешало, не отвлекало. Сейчас хотелось совершенно обратного: суеты, шумных водителей и их автомобилей, людей, куда-то спешащих. И всё это нужно, чтобы Люси перестала чувствовать себя настолько одинокой. Слёзы сами собой навернулись на глаза.       И всё-таки, каким же глупым, наивным ребёнком она была.