Игры времени

      Хлопнула входная дверь… Звук глухой, словно через вату, достиг ее уха, но она не придала ему никакого значения. Ровно как и тому, что находится в инуяшиной квартире. Ее больше не волокли, и, потеряв своеобразную опору, Кагоме завалилась боком на стену. Ноги стали ватными и слабыми, да и не хотелось двигаться. Хотелось в самой дурацкой манере осесть на пол и просто сидеть. Без движения, без дыхания. Ее накрыло волной какой-то безнадежности и… равнодушия. Неважно, что он с ней сделает, не важно как… Хотя нет, лишь бы быстро и без боли. Желание тела, не больше, ведь сознанием Хигураши была уже мертва. Да и слезы продолжали катиться по щекам крупными каплями уже скорее по инерции, нежели из-за желания реветь.       Она доверилась ему, приняла его и думала, что принята им взамен. Как же она ошибалась. Из-за желания быть такой нужной она теперь разбита вдребезги, и даже собрать осколки была не в силах. Как же была слепа… Воспринимая Инуяшу как всеми покинутого, бродящего вечность, сквозь бесчисленные года, в одиночестве, она не разглядела внутри беснующегося и ревущего от боли утраты зверя – холодного, расчетливого, целеустремленного в своем порыве забрать то, что родилось вместе с ее телом. Хотя, может, все к этому и шло? Сколько боли она ему причинила, возвращая в его памяти картинки, опаленные пламенем и обагренные кровью. Ей никогда не стать ему той единственной. Она не Кикио.       Она это всего лишь она.       Его руки подхватили лицо девушки, пальцы нервно прошлись по коже, Инуяша силился высмотреть хоть какой-то намек на эмоции в опустевших глазах. Кагоме сморгнула накопившиеся слезы, и серебристые капельки застыли на пальцах парня. Нервно пожевав губами, сереброволосый стал расстегивать пуговицы пальто, разматывать шарф, расшнуровывать кеды и снимать их с ног девушки.       - Все грязное, - ворчливо начал говорить полудемон, откидывая шарф с пальто куда-то в сторону, - не удивлюсь, что от сидения на мокром асфальте ты завтра простудишься.       Забота, дрожь в голосе. Неужели он может говорить так, прекрасно осознавая, что Нараку не анекдоты ей рассказывал? Зная, что он мог поведать куда большее, о чем он мог думать. Пальцы задрожали, и, для того, чтобы ее унять, Кагоме вцепилась в белую ткань рубашки. Сильно, что даже побелели костяшки. Ей до последнего не хотелось верить, что все сказанное черным демоном правда. В уголках глаз и носу снова защипало, означая новую вспышку бессильного плача. Но все, что она видела… Боже, как же это вынести?!       Инуяша подхватил ее за талию и потащил в гостиную. Девушка не сопротивлялась и позволила его сильным рукам волочить свое тело куда-то. Инстинктивно она подмечала, как он прижимает ее к себе, трепетно, будто боялся сломать. Поздно. Ведь сломлена уже. Секунда, и под колени ткнулось сидение кресла. Слабо качнувшись, Хигураши провалилась в тепло и мягкость темно-синей ткани. Инуяша же заметался, выискивая по всем полкам полотенца и теплый плед, чтобы хоть как-то высушить свою девушку.       «Прекрати…»       - Ты как вообще? – на голову легло тяжелое махровое полотенце, а на плечи темный, пахнущий лавандой, плед. Кагоме не шелохнулась, продолжая созерцать свои собственные колени.       - Кагоме? – приближаясь невыносимо близко, прогудел Инуяша. Осторожно, будто боялся чего-то. Запахло его парфюмом, задышало теплом.       «Прекрати это делать…»       - Ну не молчи ты, - почти умоляюще прошептал парень. Он знал, кто это был, кто довел ее до такого состояния, но упорно продолжал отрицать саму суть. Внутри начало клокотать, и тело бросило в дрожь. Борясь с внезапным приступом горестного отчаяния, Кагоме закусила щеку изнутри.       «Просто убей меня! Не тяни! Сейчас! Ну!»       - Эй, - начал было сереброволосый, потянувшись к нелепо свисающей пряди черных волос с намерением заправить ее за ухо.       - Я - девка?       В остекленевшем голосе не было ничего. Кроме холодной констатацией факта с вопросительным оттенком. Рука Инуяши замерла в паре-тройке миллиметров от волос, дрогнула.       - Что? – внезапно пересушенным голосом ответил парень.       - Я – девка, Инуяша? – тихо, но уже несколько твердо повторила вопрос Кагоме. Плед сполз с ее плеч и упокоился на коленях, скрыв под собой дрожащие от перенапряжения руки. Если уж ей на роду написано умереть от его когтей, она бы хотела знать, что правда, а что нет. Правда ли любил? Правда ли берег? Правда ли, что видел в ней другую?       - Да что ты несешь, - ошарашено открестился от ответов полудемон. И тут Кагоме подняла на него глаза – искрящиеся от отчаянного гнева и горести, они смотрели твердо, несмотря на льющиеся слезы и замершие капельки на ресницах. Эти слова стали спусковым механизмом. Наружу всеми доступными способами прорывалась истерика, что негативно сказывалось на всем ее облике. На переносице собрались гневные морщинки, плечи подрагивали. Грудь разрывало от рвущегося наружу крика. И сердце рвалось от слов. И душа разбивалась, умирая с каждым слогом. До чего же больно признавать самой себе, что так оно есть, и вновь терять опору под ногами. И умирать, медленно и мучительно, глядя в глаза ему, которому безбрежно верила. Вверяла свою жизнь.       А он всего лишь хотел Камень. Не с ней быть. Камень.       - Камень тебе нужен. Так вот почему ты со мной был все это время, у школы ждал, на танцы провожал. Ну что ж ты меня спас тогда ночью, а? Убил бы после моей смерти ту тварь. Всяко легче, не пришлось бы мною мараться! – каждое слово ее дышало злобой, грызущей изнутри сердце, и так бившееся через такт. Карие глаза широко распахнулись, да и сама Кагоме металась, судорожно выпутываясь из пледа и полотенец.       - Да что ты… - Инуяша ощетинился, вставая с кортов. Пусть он сейчас держался и вел себя более-менее спокойно, но Кагоме отлично знала, что теперь ему не хватает только вставшей дыбом шерсти на загривке. Он был зол ровным счетом так же, как и она сама. Возможно, даже больше, будучи уязвленным своими же собственными словами, прозвучавшими из ее уст.       - Чего ты мучился, глядя на меня каждый божий день? – плевала словами Хигураши, стараясь делать слова как можно более ядовитыми. – Забрал бы камень, отомстил за Кикио и дело в шляпе! Забыл бы все, как дурной сон! Ведь я не она, я не могу тебе ее заменить! А тут двух зайцев одним выстрелом – и напоминание долой, и того ублюдка со счетов убрать!       - Да что ты можешь понять?! – рыкнул Инуяша, резко делая шаг вперед и упираясь в подлокотники кресла. – Ни черта! Что ты можешь знать вообще?!       Нависший над ней парень выглядел страшно. Но Кагоме, подогретая яростью собственных слов, не замечала ни яростного огня в его янтарных глазах, ни утробного рыка.       - Все! – крикнула девушка ему в лицо, отталкивая его от себя. Вопреки здравому смыслу, она бросилась бежать, не разбирая дороги, и в итоге скрылась за первой попавшейся дверью. Щелкнув замком, Кагоме прильнула спиной к двери, судорожно и тяжело при этом дыша. Ванная. Теперь уж точно некуда бежать. И здесь она, судя по всему, умрет от когтей взревевшего в гостиной полудемона. Плевать! Теперь не страшно. В глазах его она успела прочесть все нужные себе ответы.       Все правда.       В дверь с той стороны ударили так, что затрещали петли. Затрещали, но не слетели. Пока не слетели. Хигураши, отпрянув от двери, попятилась. Почему-то инстинкт самосохранения эгоистично сработал именно сейчас, и глаза стали искать хоть какое-то укрытие.       - Открой дверь, - сухой рык с той стороны не принимал возражения. Кагоме благоразумно промолчала. Хотя, в этой ситуации ее молчание было самой безрассудной вещью, которую она могла совершить в эту секунду.       - Открой дверь, Кагоме, - голос набрал в громкости, но оставался все таким же уничижительно напряженным, будто напрасно силящимся придти в норму. Снова молчание. Секунда, и мощный удар вновь сотряс дверь, прогнувшуюся и ощетинившуюся щепками в середине, но так и не сдавшую своих позиций. Девушка, напуганная резкостью намерения полудемона снести дверь, забилась между раковиной и ванной в тщетной надежде, что выколупать ее отсюда, такую жалкую, он побрезгует или просто не сможет. Крепко зажмурила глаза, чтобы не видеть. Но только уши не заткнешь, и каждый удар сопровождался треском дерева, глухой руганью и проклятиями. Звякнула сорванная петля, злобный взрык, шкрябание когтей по дереву. Судя по силе удара, эта дверь, оказавшаяся в руках полудемона, неслабо улетела в стену, треща и разламываясь. Послышались шаги, по плитке казавшиеся еще громче, чем они есть на самом деле. Остановился. Наверное, смотрит.       - Встань, - тихо говорит, глухо. Она в ответ лишь сжалась в комочек еще сильнее, на сей раз прижимая ладони к ушам, чтобы не слышать этот голос, ныне столь ненавистный. Причиняющий боль ее душе.       - Встань, я сказал.       - Нет, - утробным от слез голосом слабо проблеяла девушка, собирая всю свою решимость. Ладонь грубо сгребла ее за запястье и подняла с плитки насильно. Кагоме больно отерлась о край ванной и вскрикнула. Вскрикнула даже скорее не от боли. От внезапно обнаружившего себя страха. Не решалась открыть глаза. Встретиться с пренебрежением в его золотом взгляде, злостью, ненавистью, отвращением… Она умрет от этого раньше, чем от его рук. Дохнуло теплом и дорогим парфюмом. Он насильно прижал ее к себе, все так же сильно удерживая запястье, больно растягивая тонкие связки. Из-под зажмуренных век дорожками вновь побежали слезы.       - Все ты знаешь, а? – шелестящим надменным шепотом выдохнул Инуяша ей в лицо. – Мою боль? Мои скитания? Мой выбор? Все, а? Отвечай, ну что же ты молчишь, как в рот воды набрала.       Брюнетка слабо всхлипнула. Сейчас, когда она была в захвате опаснейшего разъяренного зверя, остатки гордости, злости и, главное, смелости и решимости, покинули ее безвозвратно. Все, что она могла сейчас сделать, это безвольным кулем обвиснуть на его руках.       - Не можешь, значит, - ухмылка на его губах прямо-таки слышалась, - тогда давай проясним. Кикио напоминаешь? Да как две капли вы с ней похожи, делая скидку на возраст. Ведь он, судя по всему, все тебе показал. И как я оплакивал ее, и как стремился его порвать за то, что так просто сломил все то, что я лелеял в буквальном смысле этого слова. Как он убивал людей моими руками, как убивал меня.       Из его уст это звучит настолько горько. Как бы он не стремился придать словам надменность, уверенность в том, что контролирует ситуацию, но горечь-то никуда не уберешь. Изъеденную годами, пронесенную сквозь вечность безбрежного скитания в темноте. И Кагоме знала это как никто другой, с любовью вслушивающаяся в его голос, казавшийся ей таким солнечным все это время.       - Волк предупреждал тебя, девочка моя, что я опасен, - в голосе утробный рык, будто прятал яростную дрожь, - я убивал больше, чем жил. И мне нет оправдания.       И тут брюнетку словно прострелило. Она широко распахнула глаза и увидела перед собой склоненную голову и опущенные треугольнички ушей. Стальная хватка на запястье ослабла, опала, а сам Инуяша, тяжело задышав, завалился спиной на холодную, обложенную синей плиткой стену. Кагоме, почему-то, резко отпрянув, облокотилась о раковину.       - Я чудовище, не достойное ничего, кроме тьмы и одиночества. Я увидел тебя и сразу возомнил о том, что ты это Кикио, вернувшаяся спустя столько столетий. Я действительно ждал, помня ее лицо каждый день, воскрешая ее в своей памяти с каждым рассветом, памятуя с каждым закатом. И я правда разочаровывался все больше, убеждаясь, что вы так же похожи, как и различны. Даже больше различны, что я, - снова усмехнулся, только как-то слабо. Кагоме стояла и просто слушала. Запястье и содранное предплечье заныли, но это не было важным – сейчас только он, только его слова. Каждое, пропитанное болью и страданием, но он выговаривался. Говорил то, что держал при себе месяцами. Годами. Столетиями. – В припадке разочарования я просто хотел забрать камень и позорно сбежать. Думал, что раз убивал раньше, то и сейчас это не составит труда, только вот…       - Только что? – шепотом спросила девушка, делая неуверенный полушаг к нему. Опасливый, но первый. Самый трудный.       - Я не смог, Кагоме, - он поднял на нее глаза, - ты так быстро стала моим солнцем, что я даже подумал, что окончательно обабился за все эти годы. Каждый день я грелся в твоем тепле, отдыхал душой. Помнишь кафе-мороженое? Это я специально шарик уронил, чтобы увидеть твое лицо, такое новое для себя. Ты не похожа на Кикио. Хоть я и всегда буду помнить ее, но все же ты… Блин, я не знаю…       Он снова опустил голову, удрученно почесал затылок. А Кагоме… В груди колотилось сердце, быстро, но так… радостно. От того, что все позади. А на глазах слезы, потому что ему больно. Больно говорить, но она твердо решила для себя, что, несмотря на все произошедшее, сделает все, чтобы видеть его улыбку как можно чаще. Чтобы превратить себя, слабую и всего лишь человека, в его силу. Силу жить и смотреть в будущее, наполненное Солнцем и золотом.       - У тебя кровь на руке, - она и не заметила, как подошла к парню и взяла его руку в свои ладони. И практически тут же задохнулась от минутной потери дыхания – Инуяша резко прижал ее к себе настолько сильно, что только кости не трещали. Заметив под тканью рубашки кровавые точечки от содранной раны, сереброволосый ослабил объятья.       - Больно? – поинтересовался он тихо.       - Нет, - ныряя в растрепанные серебристые волосы носом, проговорила Кагоме. Все слезы, которые она пролила сегодня, стоили этой минуты, когда она снова могла держать его в своих руках. Солнце… Врет. Это он Солнце.       Ноги, скованные дрожью и страхом, ослабли и подогнулись. Инуяша, охнув, подхватил обмякшую Кагоме на руки и отнес в спальню, перешагивая через ошметки деревянной обшивки двери. Он усадил девушку на край кровати, а сам сел между ее коленей на корточки.       - Я бы никогда не смог поднять на тебя руку, - вглядываясь в ее лицо, сказал сереброволосый, - я жизнь отдам только для того, чтобы защитить тебя, Кагоме. Я не хочу тебя терять.       - Звучит как крик о помощи, - Кагоме слабо улыбнулась уголком губ. И с наслаждением увидела, как он улыбнулся ей в ответ. Парень взял ее руки в свою ладонь, переплел свои пальцы с ее, стал смотреть, трепетно поглаживая тыльную сторону ладони большим пальцем.       - Ты это ты. Моя Кагоме.       От нежности в голосе Хигураши будто коротнуло. Она слабо качнулась в его сторону.       - Скажи еще раз, - шепотом проговорила она, невольно проявляя инициативу.       - Что ты одна такая? – поднимая взгляд, усмехнулся Инуяша и с удивлением обнаружил как близко от его носа расположено ее лицо.       - Да, - упираясь своим лбом в его, прошептала девушка.       - Моя Кагоме, - он подался вперед, запечатывая ее губы поцелуем. Провел языком по ее нижней губе, обхватил, такую мягкую и сладкую. Степенно, смакуя вкус поцелуя, Кагоме обвила руками его шею. Забывшись, она приоткрыла рот, и когда почувствовала, как парень провел языком по ее зубам, коснулся ее языка, осторожно и нежно, то, почему-то, поцелуй прервала. Открыв глаза, она встретилась с недоумевающим взглядом Инуяши. Хотя, через секунду янтарь в глазах как будто потеплел, засветился изнутри.       - Ты боишься? – тихо спросил он, вставая с кортов и потянув девушку за собой вверх, приподнимая с постели.       - Я не знаю, что нужно делать, - испуганно прошептала Хигураши, отчаянно краснея.       - Я покажу, - так же шепотом, ответил полудемон, приникая к ее губам в легком полупоцелуе.       - А если я буду делать что-то не так? – теперь ее шепот звучал еще и обеспокоено. Тело бросило в мелкую дрожь, перед глазами начало плыть, чувства обострились до предела. Теперь она чувствовала своим телом каждую точку соприкосновения с Инуяшей, и кожа на мгновение полыхнула жаром.       - Я научу, - с этими словами он снова ее поцеловал. Вздох, стон, она потонула в его тепле. В его руках. Она осторожно закусила его нижнюю губу и удовлетворенно приметила, как он глухо рыкнул в ответ. В отместку Инуяша разжал ее губы своим ртом и ринулся внутрь, требовательно касаясь ее языка своим. Поцелуй становился все глубже, все жарче. Девушка прижалась к нему еще крепче, проводя руками по плечам, ключицам. Стало невыносимо жарко, казалось, что кожа полыхает пламенем. Его руки спускались все ниже, пока не остановились на животе над пуговкой джинсов. С большой неохотой отстраняясь от ее губ, сереброволосый словно дал ей возможность отступить, в последний раз подумать, стоит ли…       - Или я за себя не отвечаю, - глухо выдохнул он в ее губы, закончив мысль, так некстати пришедшую в ее голову. Кагоме, пытаясь унять дрожь, уткнулась носом в ямочку меж его ключиц. Она чувствовала, как торопится в его груди сердце, его запах… Брюнетка провела пальцами по его груди, отмечая такую же дрожь, сотрясшую его тело, по ключицам, шее. От шеи к горлу, потом подбородку. Постепенно, будто запоминая, от подбородка к губам, легко царапнула ногтями скулу, провела подушечками по длинным ресницам. И все больше и больше понимая, что доверить себя могла бы только ему, видящему в ней самое драгоценное сокровище. Она ответила его словам очередным поцелуем. Теперь дороги назад не существовало. Да и она не была нужна. Инуяша расстегнул злополучную пуговицу на джинсах, и теперь осторожно стягивал грубую ткань с девичьего тела одной рукой, а другой поддерживая Кагоме под спину. Девушке стало ужасно неловко, и она стиснула в ладонях ткань футболки парня.       - Не бойся, - ободряюще шепнул сереброволосый сквозь поцелуй.       - Не боюсь, - скорее инстинктивно, чем осознанно, так же шепотом ответила Кагоме. Да и разве можно было думать рационально, когда голого тела, такого горячего, касаются его пальцы, гладят и ласкают. Ей казалось, что этими прикосновениями Инуяша прожигает ее кожу дотла. Его губы скользнули от губ к подбородку. Он боднул его носом раз, другой, пока Хигураши не сообразила и не закинула голову назад. Нежной кожи на горле словно коснулись раскаленным прутом или миллионами мельчайших иголок. Он проводил губами сверху вниз, подался немного вбок и нашел отчаянно бьющуюся жилку. Приник к ней, покусывая и проводя по ней языком. Тело будто прострелило электрическим разрядом, и Кагоме выгнулась с тихим стоном. Почувствовала, как он ухмыляется…       Инуяша с невнятным урчанием в кожу, заставил Кагоме вновь сесть на край кровати, окончательно стаскивая с ее ног узкие джинсы и отстраняясь от ее шеи. Сразу стало холодно. Со стоном, полным мольбы, она хотела было потянуться к нему снова, но замерла, наблюдая, как парень прикоснулся к лодыжке губами. Чудом не сработавший рефлекс спас Инуяшу от сокрушительного удара в челюсть, но Кагоме слабо понимала, почему тело не отреагировало. Она просто наслаждалась касанием его дыхания, губ… Он вел губами вверх, изредка останавливаясь и целуя нежную внутреннюю поверхность бедра. Чтобы подавить громкий стон в груди, так и норовящий сорваться с новым поцелуем, брюнетка до хруста сжала в ладонях простынь, сминала ее в пальцах. И тут внезапно опомнилась, если этим можно было назвать слабые потуги на протест.       - Только…не там, - краснея и тяжело дыша, выдавила Хигураши. Инуяша кивнул и, все так же сидя на кортах, потянулся к рубашке. В животе запорхали бабочки, щекоча легкими крыльями ее тело изнутри. Брюнетка выпрямила спину, выгибаясь ему навстречу. Он расстегивал рубашку и тут же нежно целовал кожу там, где раньше давила пуговка. От низа живота к груди, постепенно приподнимаясь, от груди к горлу. Парень обнажил хрупкие покатые плечи, приспустив белую рубашку к запястьям, припал к нежной коже губами. Нашел место с содранной кожицей, коснулся ранки языком. Неприятно кольнуло, и Кагоме нехотя дернулась.       - Я сделал тебе больно, и не нужно говорить, что это не так, - Инуяша поравнялся с лицом Хигураши и виновато опустил глаза. Кагоме коснулась рукой его щеки, побуждая парня взглянуть на себя. Тот, кто буквально секунду назад творил с ней немыслимые вещи, поднял ресницы – неохотно, будто опасливо.       - Инуяша, - она целовала его в нос, щеки, глаза, - это просто получилось так, потому что мы друг друга не поняли. Давай теперь чуточку серьезнее относиться к нашему с тобой обещанию?       - Какому? – тихо млея, проговорил парень, подставляя свое лицо ее губам.       - Говорить друг другу о том, что нас волнует, - только и успела проговорить Хигураши, как ее губы практически тут же снова оказались занятыми. И верно, сейчас не время размениваться на слова. Слова неуклюжи. Любить нужно без слов. Здесь и сейчас.       Заваливаясь вперед, Инуяша помог девушке продвинуться по постели, подсовывая свою руку ей под спину. Кагоме остро успела почувствовать лишь то, как в его пальцах щелкнула крючком застежка бюстгальтера. Он стал осторожно стягивать с плеч кружевные лямки вместе с мешающей теперь рубашкой. Ведомая природной стыдливостью, Хигураши подняла руки к груди, чтобы прикрыться, но была остановлена уверенными руками Инуяши, разведшими ее ладони в стороны и прямо-таки пригвоздившими их к кровати над ее головой.       - Не надо, - проговорил он в ее губы, - я хочу тебя видеть.       Снова задрожав, Хигураши повиновалась. Сереброволосый приник к ее губам с очередным поцелуем, а Кагоме, осмелев, подобралась к краю футболки на его теле. Слегка приподнявшись, Инуяша позволил ткани соскользнуть со своего тела, и теперь взору брюнетки представало прекрасное, натренированное тело. Не ведая, что творит, она провела пальцами по груди к животу, к выделяющимся кубикам пресса. Чувствуя, как его кожа подрагивает под его пальцами, Кагоме улыбнулась, но тут же спрятала эту улыбку, намереваясь отдать себя на поруки чувств, позволить инстинктам вести себя. И перед глазами, и так видевшими как сквозь мутное стекло, все поплыло, смазалось. Ее глазами стало ее тело, теперь ощущавшее все его ласки во много раз острее, четче. Стоило его пальцам пройтись под грудью или царапнуть крестец, спина выгибалась дугой, а прикосновение губ к полоске кожи над солнечным сплетением заставляло стонать. Сердце выстукивало бешеный ритм, стремясь вырваться из костяной клетки, а разум будто замерз, отдаваясь первобытному инстинкту и желанию получать удовольствие. Он целовал, ласкал, лизал ее разгоряченную плоть. Казалось, что на теле не было ни одного места, где бы не коснулись его губы. Она задыхалась. С каждым новым прикосновением ей начинало казаться, что, вздумай он остановиться сейчас, то она бы умерла в ту же секунду от того, что больше не чувствует его тепла, не слышит сбивчивого хриплого дыхания, на выдохе шепчущего ее имя. Только он, только здесь, и на все остальное наплевать. Ведь он рядом… Такой родной… Такой один…       И вдруг резкая боль заставила ее тело выгнуться, а голову запрокинуться назад. Перед глазами на миг туман наслаждения рассеялся, и девушка вскрикнула. Ее крик тут же был заглушен глубоким поцелуем, и девушка зажмурилась, невольно расцарапывая спину сереброволосого между лопатками.       - Инуяша…больно, - почти умоляюще застонала брюнетка сквозь прервавшийся поцелуй. Все мышцы внезапно напряглись, тело будто оцепенело. Пульсирующая боль угнездилась где-то внизу живота, и причиняла массу неудобств, включая и обеспокоенное лицо Инуяши, в этот момент бессильно зажмурившегося.       - Прости меня, - он приник к ее лбу своим, замер, ждал ее. Не сразу, постепенно, боль отступала, уступая место теплу чужого тела внутри своего. Она, дрожащими губами, дотронулась до его шеи раз, другой. Подождав еще немного, полудемон качнул бедрами – осторожно, будто на пробу, но с каждым разом, с каждым новым движением действо становилось все более неистовым. Полушепот и всхлипы переходили в крик, дравший глотку, ласки преображались в резкие движения тел, и только поцелуи не утратили своей нежности, хоть и стали не в пример предыдущим глубже и жарче.       Внутри, как лавина, разрасталось какое-то чувство. Оно было так же, как и стихия, неминуемым, несколько грозным. И оно требовало выплеснуться. Немедленно. Сейчас же!       Последнее, что помнила Кагоме, это ослепительно белый всплеск перед глазами, жар и одновременно холод, сотрясший кожу, свой собственный крик и глухой рык, сжигающей волной опаливший шею. Потом туман рассеялся. Чувство неотвратимого сменилось ощущением некой сытости. Теперь она могла сказать, что стала с Инуяшей одним целым. Она никогда его не покинет. Никогда не оставит одного.       Ведь она…       Уже лежа под одеялом, Инуяша смотрел на свою женщину, тихо спящую у него под боком. Не на Кикио, а на Кагоме. Ка-го-ме. Такую хрупкую, но такую сильную, принявшую его к сердцу настолько близко, насколько это было вообще возможно. В темноте, в которой он находился почти шесть веков, она стала его светом, его теплом, ведущим сквозь время, более не отмерявшимся секундами бесцельного существования.       Кагоме во сне по-хозяйски закинула на его бедра ногу. Усмехнувшись, он провел по нежной коже ее бедра рукой, искренне радуясь, что она сейчас спит, ведь могла и неосторожно вновь зажечь в нем огонь и желание. Сейчас только она, ее покой. Он хотел вечность смотреть в ее лицо, дрожащие во сне ресницы, полуулыбку, приподнявшую уголки губ. Черные, как обсидиан, волосы разметались по темно-синим простыням, что делало весь ее образ, такой нежный и любимый, еще более желанным. И он умрет, чтобы защитить ее и не дать Нараку вновь сломить то, к чему они так долго шли. Чего он ждал столько сотен лет. Ведь он…       «Всю свою жизнь я бежал…»