Игры времени

      - Хигураши, не соизволите ли перевести этот абзац?       Кагоме рассеяно моргнула и огляделась. Со всех парт на девушку недоуменно глазели одноклассники, а рядом с партой стоял преподаватель. Судя по выражению лица, он был чрезвычайно доволен собой, и теперь ехидно взирал с высоты своего роста на провинившуюся ученицу. Судорожно подхватив учебник под корешок, Кагоме отчаянно пыталась прикинуть место, на котором закончила переводить Санго, но тщетно. Сзади что-то усердно нашептывал Мироку, пытаясь не попасться, но даже это Кагоме не спасло.       - Эм... Я не знаю, - понурившись, проблеяла Хигураши, стыдливо краснея.       На этот раз фантазия завела ее слишком далеко.       - Не расстраивайся, Кагоме-чан, - успокаивающе гладила подругу по плечу Санго, - я тебе помогу, хочешь?       - Не хочу отрабатывать, - угрюмо проворчала Кагоме, - я у Эри конспекты лучше возьму. Не хочу лишний раз тебя напрягать.       - Мне же совсем не трудно, - улыбнулась Санго мягко, - ты подумай, ладно?       - Угу, - кисло согласилась брюнетка, открывая дверцу металлического школьного ящика, - Санго-чан, может пойдем сегодня вместе?       - Эм... Извини, сегодня не получится, - и Кагоме стала наблюдать за тем, как подруга зарделась как маков цвет. Нетрудно было догадаться, кто за этим стоит. Эх, Санго, Санго... Лишь бы не получилось как в прошлый раз, когда гордый сын священника пришел в школу с огромным фингалом, делавшим его похожим на половину панды. Натворит чего - попадет. Ох как попадет, и не только при участии одной Санго. Ее-то терпение в отношении "блудливого монаха" было воистину безграничным, чего не скажешь о Кагоме, из года в год наблюдавшей за всем происходящим со стороны.       - Но ты можешь пойти с Когой, вам все равно в одну сторону идти.       И действительно, из конца школьного коридора приближался и активно махал рукой капитан школьной команды по баскетболу. Кагоме прищурилась.       Ее не отпускало какое-то ноющее и раздражающее чувство. Девушке казалось, что эта картинка ей знакома. Прямо до дрожи.       - Опять сейчас начнет признаваться в любви...       - Санго-чан, у тебя никогда не было ощущения дежавю? - отстраненно спросила Кагоме подругу, безотрывно наблюдая за тем, как Кога размашистой походкой стремительно сокращает дистанцию, подходя все ближе и ближе.       - Слышала, что это психическое расстройство такое...       Кагоме со вздохом задумалась о выходных. Что-то ее действительно тревожило, но понять, что именно, не представлялось возможным. Хотя…может она действительно просто устала?       - Так или иначе, мне его даже жалко.       - И не говори, - Кагоме отмахнулась от назойливой мысли и перекинула ручку сумки через плечо, - мне и самой не нравится так с ним поступать. Но все же до конца избавиться от преследующего чувства дежавю брюнетке так и не удалось. Снилось ей это, что ли?       - Йо, - отсалютовал парень, когда подошел к девчонкам.       - Привет, Кога-кун, - ответила Санго бодро, а потом принялась высматривать в толпе Мироку.       Кагоме вздохнула. Как говорится, чему быть, того не миновать. Придется полагаться на себя, коли Санго упорхнет решать свои личные проблемы с минуты на минуту.       - Привет, Кога-кун, - повторила девушка за подругой и слабо улыбнулась, краем глаза наблюдая за тем, как Санго, махнув на прощание рукой, вышла из холла в сопровождении Мироку. Итак, минута настала, пора ожидать самое предсказуемое.       - Кагоме, - парень не растерял инициативы и взял ее ладони в свои руки, красноречиво глядя девушке в глаза, - можно я тебя попрошу?       - Это еще о чем? - как обычно ей стало неловко. Еще бы: ловить на себе гневные взгляды местного фан-клуба не хотелось никому. Девицы-то без башни абсолютно, а Кагоме у них вообще в почете не была, оскверняя своими руками неприкосновенный для всех остальных смертных женщин идол. Брюнетка, в целях сохранения собственной шкуры, предприняла попытку попятиться, но слабо в этом преуспела. Отойти получилось лишь на шаг, ибо Кога как никогда был настойчив.       - Как о чем? До дома тебя проводить, раз уж ты осталась одна, - бодро заявил парень, широко улыбаясь.       За спиной послышались шепотки. Нужно было что-то предпринимать, пока ситуация не стала патовой. Перспектива быть побитой или униженной фанатками без каких-либо путей к отступлению ей совсем не улыбалась.       - Я сегодня не могу, - за Кагоме явно говорила паника, и девушка как можно более деликатно пыталась высвободить свои руки из его ладоней, - я с подружкой встречаюсь в парке после школы.       - Я могу пойти с тобой, - казалось, что Кога, не желая отпускать "свою женщину", сжал руки чуть сильнее. Настырный какой, впрочем, как всегда.       - Н-нет, Кога-кун... - замялась Хигураши, но практически сразу нашлась, - мы с ней полгода не виделись, хотелось бы многое обсудить... Без парней.       - Нууу, - задумчиво протянул парень, но Кагоме оказалась резвее.       - Ой, времени-то сколько. Я опаздываю уже, - она рванула ладонь на себя и быстро унеслась к выходу, - еще увидимся!       Она чувствовала кожей, как несколько пар глаз сверлят ее стремительно удаляющуюся спину. Кагоме поежилась и прибавила шагу, разумно полагая, что чем быстрее она покинет территорию школы, тем лучше будет для всех.       Кагоме чихнула. Погода откровенно шептала, и небо, серое и тяжелое, щедро делилось мелкими, как из пульверизатора, дождевыми брызгами. И, вроде, не холодно еще, но уже как-то зябко и неуютно было идти под кронами желтеющих деревьев в школьных юбке и блузке. Был бы рядом парень, можно было бы стрельнуть куртку или пиджак, лишь попросив жалобным голоском и взмахнув длинными ресницами.       В голове снова всплыл Кога. Действительно, вопреки собственным действиям, Кагоме было немного его жаль. Душа компании, спортивный, милый и, вроде, действительно ее любит. Кажется, что Кога для нее был готов пойти на все и делать все, что только душеньке ее будет угодно. Может, действительно не стоит так обходиться с ним? Ну и что, что она практически ничего к нему не чувствует. Как говаривали ее немногочисленные знакомицы "главное, чтобы любили тебя, все остальное приложится". Но только вот сердце говорило не идти на поводу у отчаяния и мысли остаться с серой действительностью один на один. Внутри ныло при одной мысли, что все может произойти вот так... Кагоме понятия не имела, из-за чего он начал проявлять к ней столь недюжинный интерес, распугивая всех потенциальных парней в поле зрения. Она не могла представить себе то, как в подобном будущем будет мириться с его извечными спутниками-чертами характера, такими как собственничество, толика эгоизма... Кога несомненно хорош, где-то даже слишком, но не до конца. Не для нее.       Порыв ветра растрепал волосы, погнал по дорожке жухлые листья. Кагоме не любила осень. Она казалась ей фальшивой, прикрывающей праздным золотом листвы серую и сырую действительность увядающих дней. Лето умирало на глазах, оставляя после себя лишь дождь. Хигураши посмотрела наверх, на раскидистые кроны деревьев, кое-где подернутые желтой листвой.       Сентябрь уже. В сентябре ей всегда становилось грустно.       В кармане загудел телефон. Состроив недовольную мину, Кагоме вытащила его, на экране которого высветился пропущенный от Коги. Она, конечно, все понимала, но эта его навязчивость убивала. Его поступки с каждым днем становились все более предсказуемыми, а слова о любви обесценивались. Эти слова хрупки и быстро теряют свой смысл. Поистине жуткий момент настает тогда, когда "я тебя люблю" превращается в заурядное "привет". Пусть и непроизносимая, но в голове давно сложившаяся, устойчивая ассоциация.       Идеал не идеален, как бы парадоксально это не звучало. Но что есть наша жизнь, как не сплошной парадокс?       Хигураши спрятала телефон в карман сумки и огляделась. Увлеченная взвешиванием всех "за" и "против" в отношении друга, брюнетка и не заметила, как зашла в часть парка, где и не была ни разу. Разросшиеся кусты вереска явно нуждались в стрижке, перепревшие листья у бордюра давно никто не убирал. У края дорожки, совсем неподалеку, виднелась деревянная лестница, затянутая светлыми пятнами лишайника. Девушка недоуменно прищурилась, чувствуя как сердце, почему-то, зачастило. Перебороть свой интерес Кагоме не смогла, и без особых раздумий тихо и осторожно двинулась к лестнице.       Она насчитала всего две сырые и скользкие ступеньки, а дальше лестницу скрывал колючий вересковый куст. Шипя и ругаясь, Кагоме кое-как продралась через его заросли и ступила на узкую дорожку, мощенную крупным круглым камнем. Сквозь щели в камнях пробивалась тонкая бледно-зеленая трава, а по обе стороны от дорожки расположились деревянные скамейки. Они местами были без перекладин, некоторые оказались вовсе сломанными или покосившимися. Девушка крутанулась вокруг себя, осматриваясь, и пошла по мощеной тропинке к старой сцене-ракушке. Она никогда бы не подумала, что практически под самым боком, в центе города, найдет заброшенный летний театр. Царство увядания и старых воспоминаний, как ей показалось. Хигураши осторожно ступила на сцену. Половицы скрипнули, и девушка всерьез забеспокоилась, что со следующим шагом пол под ней попросту рухнет вниз. Невысоко, конечно, но все-таки можно было покалечиться об острые обломки, что вовсе девушке не прельщало. К счастью, доски на деле оказались прочнее, чем казались на первый взгляд, и Кагоме неторопливо вышла на сцену. В самом ее центре, завалившись на бок, грудой лежало фортепиано. Лак на красном дереве вздулся и растрескался, местами облетел. Кости валялись неподалеку, рассыпавшись, когда под гнетом неумолимого времени инструмент "преклонил колени". Сквозь полую коробку, продираясь через порванные и погнутые струны, проросло деревце. Маленькое, с молодой серебристой корой, оно цеплялось корешками за останки инструмента и тянулось к затянутому серыми тучами небу. Фортепиано напоминало умершего зверя, величественного и прекрасного, тело которого изъест ветер, растворит время, рассеет, оставив лишь молодое деревце. Кагоме, взирая на эту незамысловатую картину, задумалась о быстротечности жизни. Ей стало жалко фортепиано. Наверняка на нем были сыграны удивительные и прекрасные мелодии. Но теперь оно будет молчать, всегда, как и окутанный осенней дремой летний театр. Хигураши подняла с пола клавишу. Изъеденная временем, из белой она превратилась в желтоватую с серыми трещинками-прожилками по поверхности. Когда-то кто-то любил ее касаться, нежно проводя пальцами, извлекая трепетные звуки. Это трудно представить или описать словами. Это нужно только слышать. Музыка без чувства ничто, фикция, пустота. Только чувство, сильное, может звучать.       Снова загудел телефон. Спохватившись, девушка поторопилась ответить, подхватывая смартфон дрогнувшими пальцами.       - Эри-чан, - Кагоме чертыхнулась про себя, - я забыла, извини. Да-да, сейчас прилечу... Ага, давай...       Брюнетка спрыгнула со сцены и побежала по узкой дорожке обратно в парк. У самой лестницы, не дойдя пары шагов, она обернулась. На сцене покачивалось тонкое маленькое деревце с серебристой корой. Оно кланялось на ветру, прощалось, и почему-то сердце Кагоме кольнуло тоской. Какой-то необъяснимой грустью, тяжкой ношей угнездившейся в душе. Резко мотнув головой и отпуская неизвестное чувство, Кагоме понеслась по лестнице вверх, к свету фонарей.       День школьного фестиваля Кагоме провела насыщенно от слова "очень". Сначала застукали ее и Когу в классной комнате в весьма недвусмысленном положении: парень, практически уложив Кагоме на стол, крепко ее целовал и подавлял всяческое сопротивление со стороны девушки. Санго, которой в этот момент не посчастливилось открыть дверь, прошептала что-то про горячее, и никто не мог понять, про еду ли она говорила вообще. В голове метались мысли, одна бредовее другой, но одно Кагоме знала точно. Прекрасно понимая, что если она что-либо не предпримет прямо сейчас, то ее разорвут на куски фанатки. Они не будут разбираться, кто начал первый. Просто порвут. Собравшись с силами, Кагоме отпихнула от себя Когу и, отчаянно краснея, убежала в сторону спортивного зала, напрочь игнорируя боль от столкновения с какой-то девушкой. Не было времени просить прощения. Глаза застили слезы, Кагоме и сама не могла понять, отчего. Не из-за страха, не из-за смущения. Причина лежала, судя по всему, намного глубже, и пониманию отчаянно даваться не хотела. Да и не очень нужно было. Лишь бы убежать, и желательно подальше.       Невольные бегство и скитания привели Хигураши к дверям спортивного зала.       - Кагоме, ты рано, - удивленно проговорила девочка из хора, глядя на шумно дышащую Кагоме, которая залетела в зал и захлопнула за собой дверь, - мы еще даже репетировать не начали.       - Я тут подожду, пожалуй, - не размениваясь на объяснения, выдохнула Кагоме, стягивая через голову фартук. Девочка пожала плечами и ушла. Хлебнув воды из рядом стоящего стакана, брюнетка услышала приближающийся топот множества ног. Внутри все похолодело, вода стала поперек горла, и даже сделать вдох казалось непосильной задачей.       - Где эта дрянь!? - послышалось из коридора. Хигураши вжалась в стену у двери и, стараясь не дышать, неподвижно слушала, мысленно умоляя сердце стучать тише, дабы не выдать своего присутствия. В который раз удивившись тому, с какой скоростью по школе разносятся слухи, брюнетка прикинула, что к концу фестиваля ее будут искать все когины поклонницы. Хотелось перчика добавить в обыденную жизнь? Что ж, получите и распишитесь.       - Может, сбежать решила? - осторожно предположили за дверью.       - Было бы разумно с ее стороны, - рыкнули в ответ, - она должна ответить за свой поступок.       Кагоме возвела очи горе, бесшумно прошептав губами, что не она виновата. Не она начала подходить слишком близко, не она тянула руки, чтобы обнять. Не она настойчиво приближалась к губам. Единственное, за что девушка могла себя попенять, так это за то, что неосмотрительно осталась с ним наедине в злополучной классной комнате, краешком сознания понимая, что просто не будет. Ах, ну еще и красное китайское платье сработало тряпкой для быка, она могла в этом убедиться по шепоту над ухом "очень идет".       Голоса звучали все тише и тише по мере удаления их обладательниц, и Кагоме облегченно вздохнула.       - Итак, мы начинаем, - хлопнула в ладоши преподаватель по пению, - девочки, давайте распеваться.       Весь день Кагоме была как на иголках, ловила на себе косые взгляды, слышала доносящийся шелестящий шепот однокашников и ежилась. Ну вот почему ее угораздило вляпаться в историю именно сегодня? Она планировала провести хотя бы этот день своей распланированной до минуты жизни как-то иначе, улыбаясь, веселясь и радуясь. Но что получила в итоге? Ходьбу от класса до класса с оборачиванием назад, дабы просто-напросто не нарваться. Вопреки дикому желанию насладиться весельем разум уводил ее все дальше от скопления людей, в голове зудела мысль уйти домой, плюнув на фестиваль. Тоскливо, боязно на душе, но фанатки тут были не причем. Хоть это и было достаточно веской причины, но душу сжимало что-то иное. Не страх. В этом Кагоме была уверена на сто процентов, но не могла даже самой себе ответить, что же чувствовала на самом деле. Так или иначе, приходилось быть осторожной. Но в конце выступления, когда до классной комнаты и вожделенных вещей оставалось совсем немного, девушку настигла кара, когда она проходила мимо женского туалета. Ее затащили в тесное помещение. Кагоме слышала, как щелкнул замок.       - Ты, кажется, не поняла, что сделала, дрянь, - интонация не сулила ничего хорошего. И действительно, в следующую секунду ее с размаху вжали в холодную стену с выщербленной плиткой. Сперло дыхание, однако, отдышаться Кагоме не дали - рука с ярко накрашенными ногтями впилась ей в горло, сдавливая его и сжимая, врезаясь в мягкую кожу пальцами. Недостаточно сильно, чтобы задушить, но вполне достаточно для того, чтобы заставить захрипеть.       - Ты вьешься вокруг него, вьешься и вьешься, Хигураши, как муха. Знала бы ты, как хочется тебя прихлопнуть, - брюнетка по голосу узнала президента фан-клуба, - раз, и нету.       - А я тебе такой возможности не даю, да? - сама не понимая, что делает, начала дерзить Кагоме и тут же ощутила тупой удар в живот. Тело рефлекторно сложилось пополам, и девушка осела на пол. Ее голову резко дернули вверх, удерживая за волосы. Кагоме вскрикнула, раскрыла слезящиеся от боли глаза.       - Это было последнее предупреждение, поняла? - рыкнула ей в лицо президент.       - Да пошли вы, - огрызнулась Хигураши, собирая остатки достоинства, но помогло ей это мало. По щеке проехались ладонью. Кагоме смутно подозревала, что на пальце нападавшей было кольцо, так как скулу обожгло резкой, острой болью. Брюнетка покачнулась и рухнула на пол. Сверху, будто добивая, в нее кинули ее же сумку.       - Мы предупредили, - повторилась президент и, хихикая вместе со своей свитой, вышла, направляясь к выходу.       Кагоме не двигалась. Слушала. Когда шаги затихли, брюнетка, кряхтя, встала, цепляясь за край школьной раковины. Зеркало показало не самую приятную картинку: волосы спутались и теперь напоминали воронье гнездо, на щеке зрел пятном синяк, губа треснула и теперь, сочащаяся сукровицей, опухла. Кагоме пригляделась: на скуле можно было различить тонкую царапину, но от этого она болела не меньше. Кое-как умывшись и подтерев кровь, Хигураши вышла из туалета и медленно поплелась наверх в классную комнату, предпочитая забыть весь этот кошмар и скорее вернуться домой. Что же сказать маме? На результат падения полученные увечья походили меньше всего, но и признаться в том, что ее побили однокашники, было до омерзения стыдно. Не хотелось никого волновать. Все, чего желала Кагоме – вернуться к нормальной жизни. К той, которую вела всегда. Вернуться к тому однообразию, в котором находила утешение и обретала чувство некой защищенности. Словно броня, в которую добровольно себя заковывала. Звучит, конечно, хорошо и надежно, но сама-то Хигураши понимала, что та броня больше походила на цепи.       Всполохи костра отплясывали диковатые ломаные танцы на стенах и потолке классной комнаты. Кагоме, забывшись на минуту, сидела на одной из парт у окна, лениво болтая ногами в воздухе, и смотрела на костяшку фортепиано, которую вертела в руках. С того дня, как девушка подобрала клавишу в летнем театре, ей постоянно хотелось трогать пожелтевшую от времени частичку умершего инструмента, отдавать ей тепло своих рук. С каждым разом, когда ноготь цеплялся за очередную трещину, костяшка становилась чем-то особенным. Кагоме и сама не могла толком объяснить, в чем дело, но на душе кошки скребли. Можно, конечно, было предположить, что это все от обиды: ее побили, как-никак, но нет, это чувство было совсем иного сорта. Тоска, горечь... И еще что-то, чему она никак не могла подобрать названия. Чувство такое, словно смотришь за горизонт и ждешь, ждешь чего-то, считая закаты. Ждешь смиренно, тихо надеясь, хоть краем глаза увидеть то, чего ждешь. И от этого становилось грустно и тяжело.       Складывалось впечатление, будто что-то безвозвратно ею утеряно. Неосязаемое, неуловимое, как время, отчего хотелось и дальше смотреть за горизонт, наблюдая за тем, как оно уходит. Смотреть, как оно уносит следом за собой что-то действительно важное, растворяя и распыляя в пыльный хвост.       - Трудный выдался денек?       Кагоме, испугавшись от неожиданности, резко развернулась. Костяшка вылетела из рук и, бренча, прокатилась по полу, скользнув к ногам незнакомой молодой женщины, одетой в белый свитер и синие джинсы. Женщина стояла, прислонившись к дверному косяку плечом, и деловито скрестила руки под грудью. Кагоме прищурилась, смутно припоминая, что именно с ней она столкнулась в коридоре, когда злая и смущенная, выбегала из кабинета. Щеки заалели от стыда. Хигураши поторопилась извиниться, однако незнакомка не дала ей это сделать.       - Лицо, - она провела пальцем по своей скуле линию, точно повторяющую линию пореза на лице Кагоме, - царапина сильно болит?       - Да нет, - удивленно ответила брюнетка, запнувшись на полуслове, - она заметная? Или... Вы видели что произошло?       Кагоме дико не хотелось, чтобы ее позор засвидетельствовала хоть одна живая душа, но на что она надеялась? Это же школа, немудрено будет, если невидимые глаза и уши уже завтра сделают из этого происшествия сенсацию.       - Я все знаю, - незнакомка загадочно улыбнулась и подошла ближе, - я сяду?       - Конечно, - Хигураши поспешно пододвинулась, уступая место, и женщина присела рядом. Красивая, с изящной и статной фигурой гостья казалась Кагоме куда старше обычных старшеклассниц, что мгновенно навеяло мысль о том, что это кто-то из посторонних, без которых школьные фестивали и не проходят вовсе. Хигураши зарделась по-новой. Вот уж стыд – разрыдаться на глазах незнакомого человека.       - Вы заблудились? Фестиваль уже закончился, - прогоняя возникшее смятение, участливо спросила Кагоме, обращаясь к гостье. Огонь отражался в темных глазах незнакомки, танцевал и извивался.       - Вроде того. Никак не могу найти выход, - женщина мягко улыбнулась, неопределенно пожимая плечами и вглядываясь в пламя жарко полыхающего костра.       - Так я могу вам помочь, - с ответной улыбкой отозвалась Хигураши, - через двери лестница вниз, потом направо. Элементарно.       Незнакомка молча посмотрела на Кагоме, отчего у той неприятно заныло в груди. Ее карие глаза, холодные без пламени костра, были полны необъяснимыми грустью и разочарованием. Женщина устало вздохнула, прикрывая веки.       - Похоже, что и ты не знаешь где он, - черноволосая гостья покачала головой.       - Ну нет же, - Кагоме запаниковала. Липкое, неприятное чувство заполняло ее, заставляя неметь тело. Сомнение, лишь на краткие доли секунды, заползло куда-то внутрь, - нет же, я так же и пришла.       - Прийти-то ты пришла. Без труда, практически без сопротивления, однако, выйти ты уже не можешь, - женщина соскользнула с парты, легко и грациозно, и наклонилась к Кагоме, заглядывая той в глаза, пробирая до самых неизведанных глубин души, - нужно искать другие пути.       Голову Кагоме будто заполнил густой белый туман. Необъяснимая дрожь сотрясла тело, и девушка поежилась. Под столь тяжелым взглядом ей было донельзя неуютно, будто незнакомка ее в чем-то осуждала. А она все смотрела и смотрела, и Кагоме, ведомая неизвестным доселе интересом, колючим и острым, который не мог одарить чем-то действительно хорошим, решилась подать голос.       - Кто вы такая? - прошептала Кагоме, ощущая что-то похожее на панический трепет. Эта небрежная, степенная грация, манера речи, казались ей смутно знакомыми, но непонимание пугало, заглушая голос сознания.       - Тебе никогда не казалось, - игнорируя Хигураши, продолжала незнакомка, - что место твое не здесь, и люди другие, и поступала бы ты иначе...       - Я не понимаю...       - Тебе никогда не казалось, что ты - это не ты вовсе?       - Я это я, Хигураши Кагоме! - выпалила брюнетка, но торопливо приложила пальцы к разбитым губам. Чего это она? Незнакомка ей ничего не сделала, а отчаянное желание дерзить будто бы возникло само собой. Словно она давно и точно хотела это высказать, но набралась решимости только сейчас. Но как так-то…       - Уже лучше, - довольно хмыкнула гостья в ответ на неоднозначную реакцию собеседницы, - но недостаточно.       Незнакомка вытащила из кармана старую костяшку фортепиано. Точно, она же вылетела у нее, Кагоме, из рук. Она так и не подняла ее.       - Что это? - спросила женщина лукаво, покачивая клавишей у носа Хигураши.       - Костяшка фортепиано, - буркнула Кагоме, протянув руку, чтобы забрать клавишу у женщины, ставшей ей враз неприятной.       - Откуда? - незнакомка взяла кость в другую руку, явно поддразнивая.       - Из летнего театра, - сухо ответила Хигураши, пытаясь отобрать свою вещь, но черноволосая ведьма словно в кошки-мышки с ней играла, и даже дотронуться до костяшки не давала, водя рукой из стороны в сторону.       - Что привело тебя туда?       - Я не знаю.       - Она дорога тебе?       - Не знаю...       - Однако, ты хочешь получить ее обратно.       - Очевидно, - съязвила Кагоме в темноту, однако не решалась посмотреть незнакомке в глаза. Не решалась и не хотела. При каждом взгляде в бездну глаз неизвестной ей женщины в груди что-то болезненно отзывалось, сдавливая и обжигая невидимым огнем.       - Зачем?       - Я не знаю! - в тишине показалось, что ее голос зазвенел. Кагоме начала злиться, хоть и понимала, что злиться-то не из-за чего. Эта женщина не сделала ей ничего плохого, однако она разжигала в ней гнев, огорчение, злобу. Показное спокойствие стремительно летело в тартарары, события предыдущих дней навалились, погребли под собой и закружили. Единственное, чего Кагоме хотела, так это вернуть кость фортепиано назад и избавиться, наконец, от ноющей боли где-то у сердца.       - Неужели ты не слышишь? - вдруг спросила незнакомка с грустью в голосе. Кагоме проигнорировала ее внезапную смену настроения, чего за ней никогда не замечалось. Ведь сейчас женщина, наконец, прекратила строить из себя пятилетнюю, и вожделенная вещь застыла в ее руках.       - Ничего я не слышу, - Кагоме отобрала клавишу, но, чувствуя пробежавший по спине холодок, все же прислушалась.       Тишина, полная и глубокая. Глухая. Казалось, что даже ветер за окнами затих. Хигураши, чувствуя, как ее бросило в холод, медленно заглянула женщине через плечо. И если бы только темнота могла ослеплять, то Кагоме решила бы, что потеряла всякую связь со внешним миром. Решительно отпихнув незнакомку, девушка подошла к окну и обомлела. Вокруг не было ни души. Костер исчез, по дороге не ездили машины. В рядом стоящих домах не горел свет.       И даже часы на стене больше не тикали. Будто само время растворилось.       Кагоме не на шутку испугалась. Она отошла от окна, сгребла все свои вещи в руки и уверенно зашагала к двери, намереваясь уйти и не оглядываться. За неимением аргументов, которые могли бы хоть мало-мальски объяснить сложившуюся ситуацию, она хотела забиться глубоко в себя, веруя, что это все страшный сон. Кошмар, не более. Если уйдет, то сможет проснуться.       - И куда ты? - спросила женщина, сверкая глазами, в темноте кажущимися бездонными, как пропасть, в которую если и заглянешь, то уже не вернешься.       - Домой, - Хигураши отчаянно хотела придать дрожащему от страха голосу хоть каплю уверенности, - если хотите, то оставайтесь.       - Когда же ты поймешь, дурная...       Брюнетка рванула дверь на себя и в ту же секунду отшатнулась прочь. Зияющая, сосущая пустота затянула все: коридор, лестницы, окна, будто отдельно взятый классный кабинет оказался просто отсеченным от реальности. Хигураши с грохотом шваркнула дверью и рванулась в сторону окна. А в окне ничего, лишь тьма, непроглядная и бездонная. Кагоме отшатнулась назад, уперлась спиной в стену.       Нет, этого не может быть...       Девушка стиснула голову руками, съехала по стене вниз. Этого просто не могло быть! Привычный мир рушился на глазах, в мгновение ока все, к чему она привыкла, все, что она любила... Все, абсолютно все, стало ничем. От потрясения слезы полились из глаз, сердце рвалось на куски от страха и отчаяния. Ей стало казаться, что она сходит с ума и уже давно переступила через край, потеряла ее, эту точку невозврата. Страх, словно яд, разъедал тело, разрушал душу. В груди ныло, нещадно жгло.       За какие-то доли секунды ее жизнь превратилась в Ад.       Несколько раз моргнули лампы дневного света, а потом заработали в полную силу, озаряя холодным светом пустую комнату с серыми стенами. Посреди этого оторванного от всего мира пространства стояла она. Незнакомый буревестник без грамма эмоций на красивом, будто выточенным искусным мастером, лице. Женщина стояла, засунув одну ладонь в карман джинсов, а в другой крутила между пальцами старую костяшку фортепиано. Кагоме, превозмогая страх, ошалело посмотрела на свои руки, будучи на сто процентов уверенной, что только что ее отняла.       - Это не то место, где тебе необходимо быть, - выдержав длительную паузу, продолжила свою мысль черноволосая ведьма.       - Что вам нужно от меня? - срывающимся на хрип голосом, спросила девушка.       Собеседница повела себя совершенно непредсказуемо: потеряв, казалось бы, стальное самообладание, она, изменившись в лице, швырнула кость на бетонный пол. Та, треснув, разлетелась на несколько кусков, и Кагоме вскрикнула от боли, что прострелила душу насквозь. Утрата, горечь, сожаление... Все смешалось, спуталось в один пульсирующий клубок где-то у сердца. И ныло, ныло, ныло! Она чувствовала все настолько остро, что даже не заметила, как ее буревестник подошла к ней вплотную, беспардонно дернула вверх, поставила на ноги и, схватив за плечи, сильно встряхнула.       - Ты не хочешь видеть очевидные и понимать вполне понятные вещи! - рявкнула она громко. - Такие, как восход солнца, течение времени, можешь придумать кучу аналогий, если требуется! Ты боишься принять решение, которое может повлиять на судьбы многих и многих людей! Боишься, что если не получится, то будешь виноватой! Боишься, хоть и сама говорила, что давно все решила! Для себя же решила!       Кагоме смотрела на нее сквозь пелену слез, но боялась даже моргнуть. Черноволосая ведьма говорила страшные и непонятные для нее вещи, разворачивая все ее нутро, раня каждым словом, затрагивая самые чувствительные струны. И сквозь эту призму непонимания, Кагоме начало казаться, что она где-то видела эти глаза... Полные печали и страха не успеть.       - Ты мне омерзительна, Хигураши Кагоме! - женщина отпустила брюнетку и широким жестом обвела комнату. - Я надеюсь, что ты довольна: это все твой страх, именно он сделал этот мир таким! Ты отчаянно хочешь нести свет, но глубоко внутри себя ты боишься обжечь им свои нежные руки! До тебя все никак дойти не может, что без этого не обойтись! Приходится чем-то жертвовать, чтобы сделать хотя бы один свой день лучше! Не осознаешь, что лучше иногда гореть и сгорать дотла, чем потухнуть, так и не почувствовав тепла!       Она вновь подлетела к Кагоме, уверенным и немного торопливым шагом сокращая дистанцию. Казалось, что от внезапной вспышки гнева не осталось и следа, но, возможно, Кагоме была в этом правой не до конца.       - Ладно… Ладно... Если ты и дальше намерена лгать самой себе, то ответь мне на один, всего на один, вопрос, - женщина подняла ладонь к глазам Хигураши. Кагоме задохнулась от удивления, увидев в пальцах ведьмы желтоватую костяшку фортепиано с серыми трещинками-прожилками, - кого ты так отчаянно ждешь там, у кромки горизонта?       Хигураши молчала. Она трепетно взяла у женщины клавишу, провела по ней пальцами, нежно, чувствуя кожей каждую трещину. Единственная частичка утратившего смысл мира грела, оставалась единственной живой искрой в охладевшем иррациональном пространстве.       - Я не знаю... Не понимаю, - шептала брюнетка костяшке, сглатывая слезы. Кроме этой искры у нее больше ничего не осталось. Она чувствовала себя всеми забытой, всеми покинутой, навсегда и безвозвратно.       Одинокой.       - А ты хочешь это понять? - гостья тоже перешла на шепот, шелестящий, но прерываемый частыми вдохами, будто боялась не успеть высказать все, что хотела.       - Как я могу понять то, о чем не имею ни малейшего представления? - со смешком в голосе, шепнула Кагоме, возведя взгляд вверх.       - Ты не пытайся чувствовать этим... - незнакомка постучала костяшкой пальца Хигураши по лбу, а потом, немного погодя, приложила ладонь к ее груди. По телу разлилось тепло, -ты попробуй вспомнить этим.       Кагоме посмотрела вперед. Женщина исчезла. Посреди комнаты стояло фортепиано. Старое, красного дерева и покрытое лаком, от времени ставшим золотистым. С неимоверным трудом, передвигая оцепеневшими ногами, Хигураши подошла к инструменту, обошла его, осмотрела со всех сторон. Как привет из далекого прошлого, умерший зверь, давший жизнь новому ростку, стоял перед ней во всей красе, живой, соединяющий исчезающий уголок пространства с миром, которого, возможно, не существовало даже.       Девушка заметила, что не хватает детали - кости белого цвета. Кагоме с опаской поднесла свое сокровище к панели. Клавиша в одно мгновение испарилась из ее ладони и появилась на своем законном месте - желтая от старости и испещренная трещинами, она невыгодно отличалась от своих кипенно белых сестер. Хигураши коснулась ее, и та издала чистый звук, идеальную, изумительную ноту. Внутри отозвалось что-то, томно и сладко, наполняя душу теплом. Брюнетка прикрыла глаза. Желая испытать это снова, она стала перебирать пальцами кости инструмента, извлекая из него пробирающую до самых потаенных уголков души музыку, так похожую на летний дождь. Ласковый летний дождь, под которым хотелось бегать и резвиться, чувствовать теплые капли, скатывающиеся по коже, ощущать себя безмерно счастливой, такой, какой мечтала показать себя, специально нарываясь на недовольное, но совершенно беззлобное, бурчание.       Отчаянно заколотилось сердце, и Кагоме резко открыла глаза. Вспышка, всплеск, проблеск. Лампа, одна из десятка, щелкнув, перегорела и выбросила в пространство сноп ярких искр.       - Музыка... Очень красивая, - мурлыкающе проговорила молодая женщина в белом свитере и синих джинсах, облокотившись о верхнюю крышку инструмента.       - Я никогда не слышала... Собственного сочинения? - Кагоме зачарованно наигрывала волшебную мелодию, начисто игнорируя тот факт, что на фортепиано она играть не умела. Движения чаровали, будто кто-то вел ее, направлял руки и, казалось, что дышал ею. В голове роились мысли, тысячи, которые, как ей казалось, вовсе ей не принадлежат.       Ее вело вперед что-то... То, что она никак не хотела отпускать.       - Что-то вроде того, - ответила за нее незнакомка, - меня зовут Кагоме. Раз так, то как зовут тебя? Парень с густой гривой выбеленных, с хромовым оттенком, волос до самой поясницы выносит хрупкую, красную от смущения, черноволосую девушку из фонтана в городском парке. Она брыкается, волнуется, а он... Ему хоть бы что, серьезно. Идет и не оглядывается назад... Чай у камина, размытые тени. Огонек в холоде квартиры, где вечно гуляют сквозняки, заставляет быть непозволительно близко, отчего душа рвалась танцевать, прямо как тогда... Когда снег за окном падал большими хлопьями, заглушая бой часов и крики толпы. Слабая девушка всегда держала в своих руках свет, который не хотел ее обжигать, не желал и всегда этого боялся, поэтому затухал, повинуясь холодному дыханию времени. Маленькая хрупкая девушка, слабая смертная, хотела смотреть в золото глаз и делать все, чтобы теплый огонек в них всегда сиял. Она хотела преодолевать трудности и непонимания, снова и снова. Она хотела, безумно хотела жертвовать лишь для того, чтобы он улыбался...       Музыка прекратилась. Женщина удрученно посмотрела в глаза застывшей на месте Кагоме.       - Он сказал, что любит меня, - еле-еле слышно прошептала она.       Незнакомка обошла инструмент и взяла Кагоме за руки. Прикосновение холодных пальцев к коже вывели Хигураши из оцепенения, и она посмотрела на нее.       - Ну, - умоляюще протянула незнакомка, заглядывая брюнетке в глаза, - как его зовут, скажи.       То нетерпение... Полузабытое, но не умаляющее трепета в душе, что она испытала когда-то осенним вечером на рубеже лета и праздного осеннего золота. Все в нем, в этом голосе, в этой дрожи. Все прямо так, как было тогда, когда он спас ее от этого мира впервые.       - Инуяша...       Мир на секунду померк, но словно по щелчку пальцев в него как будто влили свет. Практически в прямом смысле - Кагоме обнаружила себя в бескрайнем, бесконечном помещении, полном белого света. Оглядевшись и убедившись, что серые стены исчезли, Кагоме повернулась к своему буревестнику и слабо улыбнулась. Черноволосая женщина мягко улыбнулась в ответ и шагнула Кагоме навстречу.       - Раз уж мир снова "твердо стоит на ногах", можно тебя спросить кое о чем? - женщина заложила руки за спину.       - Я думала, что вопрос будет только один, - Кагоме усмехнулась, а потом продолжила, - разве что в обмен на мой: где ты растеряла всю свою серьезность? Улыбаешься мне во все тридцать два, а это как-то не вяжется с образом святой мико.       - Будь я серьезной, как раньше, тебя бы тогда вообще люди избегали.       Кагоме тихо засмеялась. Да, печальное было бы зрелище, с этим она могла согласиться.       - Так это оно? Это и есть твое истинное желание? - осторожно спросила женщина немного погодя. - Ты в этом абсолютно уверена?       - Абсолютно, - ответила Кагоме тут же, не раздумывая и секунды, - я обещала.       Незнакомка пожевала губами.       - Что ж, - она подошла к Хигураши ближе, взяла ее лицо в ладони, - удачи, Хигураши Кагоме. Могла бы я сказать, что это опасно, но ты же меня не послушаешь.       - Как я могу тебя слушаться? Мы соперницы, забыла? - проговорила Кагоме, чувствуя, как этот белоснежный мир начинает испаряться, словно песок, выдуваемый сильным порывом ветра.       Буревестник ухмыльнулась. В ее карих глазах блестел огонек. Она поцеловала Кагоме в середину лба и наклонилась к уху девушки, но ее голос Кагоме уже слышала словно сквозь года:       - Поцелуй его от меня.