Жизнь после

Я сидела внизу и ждала возвращения Пита, когда на часах уже доходило девять часов. Весь вечер мы с Хейзел занимались уборкой дома: открывали окна и проветривали комнаты, вытирали пыль и полы, меняли грязное белье. Мы наготовили еды из тех продуктов, что Хейзел купила по дороге, и я смогла узнать ещё много секретов кулинарии. Трудно переоценить помощь Хейзел – она не только смогла поднять меня, но ещё и вместе со мной разбирала все накопившиеся беспорядки. Когда моя гостья торопилась идти, я чувствовала тоску. Мне было страшно оставаться одной, однако моя огромная благодарность этой женщине заставила меня справиться с другими хлопотами самой. Первым делом я пошла в ванну: выкупала своё тело и избавила от грязи, как делала тогда, когда выбиралась из гнетущей дыры страха в прошлый раз. После, встав перед зеркалом в поисках чистой одежды, я придумала план. Мой план был прост и очевиден, мой план должен был удалить из меня остатки депрессии и хандры. Я думала о Пите, когда выбирала свой наряд, одеваясь повседневно, но необычайно открыто. Я накрыла на стол, стараясь не думать о том, что мои намеренья могут не сбыться. Я заверяла себя всё теми же банальными фразами: «Всё будет хорошо» или «Мы всё сможем». Так проходили минуты, часы. Сначала я измеряла прихожую шагами, в ожидании Пита, а после просто села на табурет, поставленный недалеко от входной двери и занялась лишь собственными мыслями. Я отгоняла от себя все волнения по поводу отсутствия Пита в столь поздний час, но не могла сдержать своего учащающегося сердцебиения. И я даже подумала, что мне послышался скрип открывающейся двери, как силуэт Пита появился на пороге. В полумраке комнаты мне было плохо видно его лицо, но даже среди сумерек, покушавшихся на наши улицы, я могла заметить беспокойство в его глазах. Пит тут же потянулся к выключателю. Послышался щёлк, а после него вся наша комната стала залитой светом. Пит моргнул, будто не веря своим глазам, а после одарил меня бесконечно счастливой и радостной улыбкой, и только тогда осмелился обнять. Мы стояли посреди прихожей, обнимаясь, ухватившись друг за друга, будто в первый раз, будто после бесконечно долгой разлуки. Я была благодарна Питу. За то, что сжимал в своих объятьях крепко-крепко, за то, что оберегал, за то, что в трудную минуту был рядом. И от этой благодарности у меня снова защемило сердце, и я решила перейти к действиям, подогреваемая вновь посетившими меня эмоциями. Я отважилась накормить Пита приготовленной нами с Хейзел едой. Я усадила его за стол, расставила приборы, наложила еду. Сама же я есть не стала: после долгого голодания дополнительная порция пошла бы мне во вред. Я сидела напротив и любовалась этой незатейливой картиной. Ещё недавно казалось, что такого больше не может быть. Ещё недавно я не могла ощущать ничего, кроме собственного страха, пережитого после очередного кошмара. А теперь Пит ест, и я снова могу радоваться за него, могу замечать в нём те прекрасные черты, которые не были стёрты Президентом Сноу или Президентом Тринадцатого. Я могу его любить. Эта любовь заставляет меня идти дальше. После, когда посуда оказывается убранной со стола, а желудок Пита наполненным, я робко пытаюсь донести до Пита, чего я хочу. Моих ласковых взглядов оказывается недостаточным, а на мои загадочные улыбки Пит лишь улыбается в ответ, поэтому, одолеваемая огромной нехваткой Пита, нехваткой его нежной любви, я подхожу к нему со спины, когда он домывает посуду, и нежно обхватываю за талию. В ответ на моё движение Пит едва заметно вздрагивает, но продолжает заниматься посудой, лишь немного склонив голову с моей стороны. Я же, заглядывая ему через плечо, наблюдала за умелыми руками, ловко расправляющимися с посудой. Мне нравилось смотреть, как мозолистые пальцы Пита сжимали пенную губку, как плескались под струёй воды, и полностью втянувшись в это зрелище, я стала терять над собой контроль. Я ластилась к Питу. Мои руки проникали под его футболку, обжигаясь о прохладный живот, а мой нос уткнулся в пшеничные волосы, втягивая неповторимый аромат. Когда посуда была вымыта, а мои ласки стали для Пита невыносимыми, он повернулся ко мне. Лишь секунду я могла видеть его глаза, полные нежности и вожделения, а после того нас обоих охватил полный страсти поцелуй. Я наслаждалась родными губами, вспоминая подзабытые ощущения, прокручивая те самые моменты, когда такие же горячие, необходимые поцелуи спасали меня. Постепенно втягиваясь в водоворот этих прекрасных чувств, отдаваясь во власть инстинктов и гормонов, не управляя собой, лишь шествуя по пути у сердца, я шагала назад, пытаясь отыскать место опоры, но проделав несколько шагов, оперлась о стол. Я слегка отшатнулась, и Пит, всё это время продолжающий меня целовать, отпрянул и осмотрелся. Но после, когда идея сделать это прямо на кухонном столе заинтересовала его, он лукаво улыбнулся, а после продолжил с ещё большей страстью. Я уселась на стол, а губы Пита спускались всё ниже. Он целовал мою шею, ключицу, а его руки сжимали мои бедра, заставляя ещё крепче впечататься в стол. Я уже не могу терпеть, кажется, я ждала этого момента целую вечность. После всех тех дней, когда я была оторвана от мира, чувствовать это неутолимое желание и неземную страсть становится для меня лучшим спасением, тем самым лучом света, который возвращает меня в реальный мир. И чувствуя это, я открываюсь всем позывам с неистовой силой, отдаюсь своему желанию до конца. Я изгибаюсь в спине, тихо хнычу, мечтая о большем, и не перестаю тянуть Пита к себе. Я сдираю его футболку. Именно сдираю, а не стягиваю. Я поднимаю его лицо, желая заглянуть прямо в родные небесные глаза. Мне важно знать, что мой Пит здесь, совсем рядом, что он также сгорает от желания, что снова справляется с собой ради меня. И когда наши взгляды встречаются, кажется, исчезают все границы, стираются грани, сгорает весь мир. Мы оказываемся близко настолько, насколько это вообще возможно, и я крепче вцепляюсь в его волосы, слегка оттягивая голову Пита назад. Он снимает с меня мои крошечные шорты, оценивающе, не без доли вожделения, проводит своим взглядом вдоль моих ног. Выпуклость его брюк касается моего тела в ноющем от неутоленного желания месте, и я глубоко вдыхаю, когда Пит едва заметно поднимается вверх, проводя прямо меж моих ног, десятикратно увеличивая нарастающее удовольствие. Заметив мою реакцию, оценив мои блаженно прикрытие глаза, Пит распалился до предела, и в следующую секунду нетерпеливо стянул с себя штаны, но возможность расправиться с остатками моей одежды Пит предоставил мне. И вырываясь в друг друга, словно в запертые двери, мы снова оказывается сгустком простых, животных желаний, наполняя себя лавой жгучих, таких необходимых чувств, не оставляя места не для чего иного. Только Пит во мне, только моё дыхание, касающееся капель пота на шее Пита. Только эта ночь, скрывающая отголоски прежних нас, умеющих жить, любить, чувствовать. Мы снова вместе, мы снова живём. И пусть за дверью этого дома окажутся люди, напоминающие о прошлом, пусть пронесутся слова, врезающиеся в мою плоть, словно сотни топоров и ножей, но я могу найти спасение здесь, в объятиях Пита, когда его руки, его голос, его взмокшие волосы будут манить меня и вновь возрождать. Мы вернёмся в реальность только следующим утром, когда слепящее солнце заглянет в наши окна, разрывая драгоценные объятья, возвращая в реальный мир, полный кошмаров и нерешённых проблем. И тогда я испугаюсь, словно опадая на землю и соберу все свои силы в кулак, чтобы начать этот день с той же жаждой жизни, которой упивалась вчера, в объятьях Пита.