Tinfoil

      …Нет — это отрицание. Отказ. А отказ — всегда больно слышать, чего бы он ни касался, но особенно больно — это слышать «нет» в отношениях. Горечь от отказа не сравнится с постоянными переживаниями о возможном счастье. Когда тебе говорят «нет» — это счастье потеряно, упущено, и вряд ли получится вернуть назад то, чего так и не случилось.       Но только не в этот раз и не в этом случае. Я сидела на стуле, и мне казалось, что все мое тело онемело, потому что даже с большим желанием я не могла пошевелить ни одной его частью. Этот ответ до сих пор звенел в атмосфере небольшого кабинета, в каждом его уголке откликаясь стальными нотками ледяного тона. Но мне хотелось улыбаться. Ничего особенного не произошло, но своим отказом Гаара только что подарил мне этот призрачный шанс на счастье. Может я слишком торопила события, но хор ангелов уже пел в моей голове, а воображение рисовало самые невероятные картинки — вот он встает и подходит по мне, заключает в объятия, и говорит столько слов, желанных и ожидаемых мною, что я в тот же миг тянусь к нему ближе…  — Могу я узнать, что же заставило тебя выдвинуть такое предложение мне? — но с небес на землю меня возвращает звенящий от раздражения голос врача. — Или, быть может, ты думаешь, что разбираешься лучше?        Последнюю фразу он сказал так тихо, и от этого еще более угрожающе, что мне захотелось провалиться как можно дальше. Но я была так по-дурацки счастлива. Отвечать я не стала. Во-первых мне, по сути, и ничего было ответить, а во-вторых я все же надеялась услышать еще что-то, что могло бы отразить истинное отношение Гаары к моей персоне. Но парень молчал, и это было как-то тяжело. Тяжело, потому что, видя неопределенные тени эмоций, мелькавших на его лице, я не могла понять, о чем он так сосредоточенно думал, просверливая взглядом выключенный экран своего ноутбука. — Ладно, Ино, — в этой тишине мягкий полушепот моего лечащего врача казался до безумия громким, — вернемся к разговору завтра, но моя позиция останется неизменной. Советую ложиться спать. — Спокойной ночи, Гаара-сан, — мой тон почему-то неосознанно изменился на этой притворно-вежливой приставке, но парень сделал вид, что не заметил. А может, это и правда так было. Мне не хотелось спорить, не хотелось выделываться, не хотелось вообще больше оставаться в кабинете, и я была рада, когда он меня отпустил. Я перенервничала и действительно просто хотела спать.        В коридорах было на удивление тепло, но мне не хотелось лишний раз здесь разгуливать, чтобы ненароком не наткнуться ни на кого, поэтому через несколько мгновений я уже закрывала дверь своей палаты. Поставив на зарядку телефон, я юркнула в кровать и не заметила, как заснула, согретая теплым одеялом.       Но выспаться в этот раз, видимо, было не суждено. Когда рассвет едва забрезжил, и послышались редкие трели первых птиц, в больничном коридоре, куда выходило внутреннее окошко моей палаты, почему-то включилось все освещение. Свет был слишком ярким, поэтому я не могла не проснуться. Приподнявшись на локтях и щурясь от резкой смены освещения, я пыталась понять, что происходит. Послышались какие-то невнятные звуки, которые с каждым мгновениям перерастали во все более громкие, но отрывистые крики. Я вслушивалась.  — Состояние стабилизировалось!.. — Стабильно тяжелое… — Везите в палату!..       Я не знала, кому принадлежат обеспокоенные голоса, не знала, в чем причина, но, судя по услышанному, понимала, что случилось что-то серьезное. Топот ног и крики становились громче, — видимо, направляются именно в мою палату. Я кинула беглый взгляд на свободную кровать, стоявшую у окна, а потом приняла сидячее положение. Дверь в мою временную обитель резко открылась, позволяя войти мед.персоналу. Их было достаточно много, учитывая время — обычно дежурили по одному человеку на отделение.       Шестеро человек в белых халатах и повязках на лицах ввезли в палату капельницу, а следом — каталку с лежащей на ней спящей девочкой… Мне удалось увидеть ее лишь мельком — она была до ужаса бледная, почти белая, как будто фарфоровая… Я не знала, что произошло, но заметила лица, судя по всему, родителей, заглядывающих во внутреннее окошко. Заплаканная женщина, которую поддерживал за плечи темноволосый мужчина.        Следом за медиками влетел и Гаара. Мурашки пробежали по моей коже — он был сам не свой. Я знала, что он замечательный врач. Но никогда еще не видела, чтобы он был настолько обеспокоен. На мгновение мне показалось, что его цвет лица не отличался по бледности от лица малышки. Не глянув на меня, молодой доктор помог одному из медиков переложить девочку на кровать, проверил и зафиксировал капельницу и сел на стул рядом.  — Хорада-сан, учитывая реакцию, нужно еще… — он говорил слишком тихо, и, хотя он и находился совсем недалеко от меня, я ничего не смогла разобрать из сказанного. Медики дождались, пока закончится жидкость в нескольких бутылках, которая вливалась в вены девочки через длинный шнур капельницы, отсоединили ее и поспешно вышли. Гаара последовал за ними, так и не проронив ни слова в мою сторону.       Я еще раз посмотрела на девочку — она, кажется, спала. По крайней мере, ее дыхание было глубокое и спокойное. Поворочавшись на своей кровати, я поняла, что уснуть у меня не получится — уже светало. Да и я переживала, что малышке может понадобиться какая-то помощь, а рядом никого не будет. Ведь в свое время мне помогли. Теперь моя очередь.       В коридоре, просматривающемся через внутреннее окошко, мелькнула ярко-алая шевелюра, но тут же исчезла. А может, мне просто показалось. Сегодня был до сумасшествия странный и тяжелый день, и, как оказалось, еще и ночь. Более того, у меня появилось много вопросов к Гааре. А еще непонятная дрожь пробирала меня до костей — предчувствие каких-то значимых событий никак не отступало, окончательно прогоняя последние остатки сна.