Tinfoil

      …Стараясь не шуметь, я аккуратно прикрыла дверь в палату и сделала это очень вовремя — в коридоре с грохотом упала швабра, а следом послышались ругательства уборщицы. С ночи, когда привезли девочку, мне еще не удалось ни поговорить с ней, ни разузнать, что произошло. Судя по лицам родителей — тех двоих взрослых, что были здесь с ней ночью — случилось нечто серьезное.       Я набрала в легкие побольше воздуха, задержала дыхание, чтобы как можно тише пробраться к своей кровати, и машинально посмотрела в сторону новоиспеченной соседки. Мой взгляд столкнулся с глазами ребенка — она уже не спала, но лежала все так же смирно и с любопытством наблюдала за мной. Поверх ее одеяла покоилась раскрытая детская книжка, наверное, любимая. Увидев, что я собираюсь что-то сказать, девчушка поднесла к губам палец, призывая меня к тишине, а потом указала в сторону человека, сидящего на ее кровати.       Несколько секунд я стояла у двери в нерешительности — или подойти к ним, или тактично занять свое место — но тело уже само последовало инстинктивному импульсу, подавшись вперед. Мужчина сидел на кровати неподвижно, тихо и слишком расслабленно, так что догадка не заставила себя ждать — он спал. Наверное, он пришел сразу после моего утреннего ухода, а учитывая то, что обед я пропустила, прошло уже немало времени. А еще, скорее всего, предыдущую ночь он бодрствовал.       Пока я прокрадывалась на цыпочках к кровати ребенка, взгляд фиксировал странные детали посетителя. Привычная мне статная осанка сейчас казалась какой-то обмякшей и…бессильной. Я нахмурилась: мне было неспокойно и тревожно от всей этой ситуации. Когда из раза в раз привыкаешь видеть человека в одном образе, а потом сталкиваешься с контрастно-противоположным его воплощением, то понимаешь, что этой смене есть существенная причина. Кто эта девочка? Почему он сидит с ней? И, в конце-концов, что произошло? Ох, иногда слишком много вопросов…  — Ты тоже можешь сесть ко мне или вот на этот стул, если хочешь, — малышка обращалась ко мне, и ее шепот со свистящей «с» отвлек меня от размышлений. Я улыбнулась ей, мысленно приказав себе перестать разглядывать такого знакомого, но такого неузнаваемого сейчас мужчину. — Мама говорит, что то, чем я болею, не может никого заразить, поэтому не бойся. Я Анко.       Малышка широко улыбнулась и заискивающе заглянула в мое лицо. Которое, к слову, помрачнело еще больше после сопоставления слов девочки о своей болезни с ее бледной и худой мордашкой, и с ночным переполохом, когда ее привезли. Мрачные догадки лезли в голову, но для полной картины нескольких пазлов мне не хватало. — Ино, — шепотом ответила я и наклонилась поближе к ней, отгоняя все свои мысли и улыбаясь так же широко. — Теперь мы соседки, и вместе с тобой мне уж точно будет веселее тут лежать.       Анко хотела сказать что-то еще, но шорох её перебил. Видимо, наши голоса и движения все-таки прервали беспокойную дрему уставшего мужчины.       Наши взгляды встретились, и если раньше я находила спокойствие, теплоту и мягкость в его глазах, то сейчас в них читалась тревога и какая-то отрешенность. Я даже не решалась прервать молчание первой, словно не было между нами всех тех порой слишком откровенных разговоров, тонких шуток, беспрерывного смеха, словно мы и правда впервые встретились. Он тяжело перевел взгляд на девочку и надел на лицо улыбку. Получилось криво и неправдоподобно. — Маленькая, ты уже проснулась, — он ласково потрепал девчушку по каштановым волосам. Она захихикала и, хитро поглядывая в мою сторону, сообщила ему, — Ино сказала, что ей будет весело со мной, так что теперь ты можешь спать в другом месте, а не на моей кровати!       Мужчина кивнул ей в ответ и положил руку мне на колено. Я ойкнула — от неожиданности и от его холодной ладони. А он продолжил, обращаясь не то ко мне, не то к ней: — Мы сейчас с Ино выйдем ненадолго, хорошо? — он посмотрел на меня так, что я поняла — предстоит разговор не из легких. — Ты пока посмотри картинки в своей книжке и сильно не скучай, мы вернемся быстро.       Парень щелкнул ребенка по носу, как делал и мне, когда я чувствовала себя особенно плохо.       Мы с ним синхронно встали и направились к выходу. Мне на плечи мягко легла теплая кофта — я, как обычно, выскочила без верхней одежды, а он не забывал проявить заботу и внимание. Обоняние сразу уловило легкий знакомый запах его парфюма. Молча мы прошли мимо палат, пациентов и посетителей, мимо ординаторской — оттуда слышались тихие разговоры врачей. Я попыталась заглянуть и прислушаться, нет ли там знакомых интонаций, но ничего не расслышала. Мы прошли ещё пару метров и остановились в тупиковом конце коридора. Я поежилась — не столько от противного холода, сколько от предстоящего разговора, потому что все еще не знала, чего мне ждать и как на это реагировать. Слова утешения никогда не были моей сильной стороной. — Эта девочка, Анко, — глухим ровным тоном начал он, — сирота.       И тут мне почему-то стало немного легче. Я не могла объяснить причину — может быть, от того, что он заговорил. Или от того, что у девочки-сироты есть человек, который так о ней заботится. Или от того, что это не его дочь или сестра. — Восемь лет назад я открыл детский дом, совсем небольшой. Тому было много причин, и я тебе расскажу о них позже — сейчас для этого недостаточно времени. Все мы там — семья, такая крепкая и дружная, какие редко встретишь в повседневной жизни. Какой не было у меня.       Последнюю фразу он добавил совсем тихо. А я все так же не решалась ничего сказать — этот человек открывался для меня с новой стороны. Пока он подбирал нужные слова для продолжения своего рассказа, я рассматривала его лицо. Бледное как всегда, с большими тёмными глазами, которые обычно скрывали стёкла круглых очков; растрепаные пепельно-седые волосы — мой знакомый сейчас напоминал привидение из детских страшилок — таким прозрачным он казался.       Кабуто вдохнул и продолжил: — Нам повезло, и многих детей забрали в семьи. Кроме Анко. Когда пары приходили за ребёнком, она была первая, на кого обращали внимание — на редкость милая и забавная кроха. Но когда мы рассказывали о её болезни, никто уже не решался. Гаара-сан много для неё сделал, мы с ним, кстати, и познакомились на фоне этого случая.       Я почувствовала, как сердце пропустило удар, когда Кабуто назвал это имя, но у меня получилось быстро совладать с собой. — Мы многое сделали вместе с ним, чтобы помочь ей, но состояние все равно ухудшается, — он тяжело вздохнул.       Было видно, что его очень тревожит эта девочка и все, что с ней происходит. Я ошибалась — хоть она и не была ему ни дочерью, ни сестрой, но относился он к ней так трепетно, заботливо и участливо, как к своему родному человечку. Мне захотелось хоть как-то облегчить его состояние, и я не придумала ничего лучше, чем просто обнять.  — Кхм…       Тактичное покашливание рядом с нами заставило меня отпрянуть от Кабуто, а мое обоняние уловило едва ощутимый запах мяты и сигарет вперемешку со свежестью зимнего мороза. Я оглянулась и замерла — в меня впились цепким взглядом два глубоких туманно-бирюзовых омута. Мне показалось, или там весьма выразительно промелькнула эмоция? Та эмоция, которую я никогда бы не ожидала увидеть?