Моя практика

14 февраля       Кто-то там из древних и мудрых говорил, что мужчине надо непременно жениться. С женой может повезти, а может и нет. Вариантов тут, как я понял, только два. Но оба — беспроигрышные! Если повезёт — будешь счастливым. А если нет — станешь философом.       Если решу все-таки стать философом — Лана, похоже, как раз тот случай. Уже им становлюсь. От одного ее присутствия… А так хочется просто быть счастливым. Только где оно сейчас ходит, моё счастье?! По палатам? Или в смотровой?       А вот философский вариант рано утром уже объявился у меня в кабинете.       — Илюш, ты скоро? Ты же ночь отдежурил, устал! Я за тобой!       А потом любимый жест Ланы — треплет мне волосы. А мне совсем не нравятся эти ее прикосновения. И вообще. Что-то не припомню, чтобы в Москве Лана встречала меня после ночных дежурств. И непонятно, зачем она приехала за мной сегодня. Я и так в скором времени собирался домой.       — А я говорил, не надо за мной приезжать! Сидела бы дома! Зачем сорвалась? — еле сдерживаю своё раздражение.       — Я соскучилась! И потом! Эти твои дежурства — одно сплошное волнение!       Ох, Лана, и хотя ты в последнее время сама забота и внимание, но что-то ты не договариваешь. Ага, по последней ее фразе понимаю, что она беспокоится не столько обо мне, сколько о том, что со мной дежурят хорошенькие нянечки и медсестры. И с чего бы это вдруг в ней взыграло чувство ревности?       Впрочем, Лана быстро переводит разговор на другое, напоминая мне о том, что мы собирались на выходные к ее папе на юбилей.       Еще бы не помню. Забудешь тут, ага! Сто раз уже выслушал и про новое платье, и про туфли на шпильке.       — Помню, помню! Но так не хочется! — и это истинная правда.       — Нет, я там без тебя просто не выдержу! Ты что?        Стараюсь найти хоть какой-то аргумент, чтобы только никуда не ехать.       — Лан, но уезжать на все выходные из города…       — Только на выходные! Тебе нужен отдых! — какая трогательная забота обо мне! — я рисую мысленно себе эту картину:       — Отдых! Сидеть с профессурой и их женами — тот ещё отдых!       — Ну слушай, ты опять пошёл на попятную! Молодец! — Лана, как обычно, делает капризное недовольное личико.        Телефон. Беру трубку. Новое поступление. Мне срочно нужно быть там. Только успеваю бросить на ходу Лане, что меня вызывают и чтобы она ждала меня в кабинете. В городе крупное ДТП. Лана просит меня не задерживаться. Но я тут же забываю о её присутствии.       Выхожу в коридор. И чуть не сталкиваюсь с Женей. Самое главное сейчас — поймать ее взгляд. И понять: не привиделось ли мне «потепление», которое я заметил в ее глазах, когда держал на руках новорожденного. А еще пытаюсь вспомнить, что я вчера на ночном дежурстве собирался ей рассказать.       — Доброе утро, Илья Анатольевич! — Женя первая здоровается со мной. Голос доброжелательный. Она продолжает идти по коридору, я — за ней.       — Доброе, Евгения Павловна! Хотя, судя по утренним новостям, это не совсем так! — пытаюсь хоть как-то поддержать разговор.       Наконец, Женя останавливается, бросает на меня короткий взгляд и тут же отводит его в сторону. Неужели она боится, что если мы подольше посмотрим друг другу в глаза, то разлетятся все НЕЛЬЗЯ, которые Женя выставила между нами.       — Как отдежурили? — голос её мягкий, так и обволакивает теплом.       — Спасибо! Нормально! Даже удалось поспать немного! — я с трудом подбираю слова. Потому что сейчас могу только улыбаться и плавать в этом нежном теплом облаке.       — Ничего себе! Вы везунчик! Я уже забыла, когда последний раз дежурила спокойно! — Женя смотрит на меня, немного смущаясь. А я чувствую, что таю и с улыбкой растекаюсь по полу. На ее лице мелькает ответная улыбка. Робкая и легкая. Но такая долгожданная. А я опять ощущаю себя влюбленным мальчишкой.       — Я Вам хотел сказать что-то важное! — мне так хочется постоять рядом с Женей подольше. Да и она уже не опускает взгляд и внимательно смотрит мне прямо в глаза:       — Да, я слушаю! — и тут я вижу перед собой прежнюю Женю. Холодное выражение лица, которым она в последние дни отгораживалась от меня или защищалась от обиды, — растаяло! Я вдруг ощущаю, как от неё исходит такая же волна радости от того, что мы сейчас стоим рядом.       Она снова со мной. МОЯ? Я не ошибаюсь.       Такое чувствуешь сразу, где-то на подсознании…       Всё! Все мои мысли разлетелись! Я попал в ее глаза — и всё!       Не выплыть. Тону или погружаюсь.       Мы оба растеряны от того, что ничего не прошло, ничего не забылось!       И со страшной силой нас снова тянет друг к другу…       И сметаются все обещания и намерения…       И только одно желание: хоть как-то задержать ее здесь, возле меня! Ещё, хоть несколько мгновений…       Женя, Женя, и почему ты захотела уйти от меня?! Она смотрит, уже не отрываясь, и ждет моих слов. А я стою, как дурак — ВСЁ забыл, просто ВСЁ вылетело из головы. Пытаюсь что-то произнести вслух:       — Забыл! Вот так всегда бывает, помнишь, помнишь, а когда надо — вылетает! — и тут же сам понимаю, что сморозил какую-то глупость.       Только не уходи, Женя! Постой!       — Ну, а когда вспомните, расскажете мне?        И тут по ее взгляду я понимаю, что и без слов она ВСЁ понимает.       — Обязательно! — мы, конечно, еще поговорим, когда ВСПОМНЯТСЯ нужные слова......       — Давайте работать!       — Давайте! — А я все еще не могу от нее оторваться, пропускаю мимо себя Женю, и мы нечаянно касаемся друг друга.        И оба вздрагиваем. А прикосновения, оказывается, имеют память!       — Простите…       — Извините…       С трудом стряхиваю с себя это наваждение… Я на работе, надо собраться! Направляюсь в смотровую к вновь прибывшему после автомобильной аварии пациенту…       На кушетке молодой парень. По всей вероятности, с переломом руки, да еще и вывихом плечевого сустава. Несмотря на сильные боли, довольно активен и держится молодцом. Вполне возможно, что это эректильная стадия болевого шока. Судя по возбуждённому состоянию пациента, очень похоже.       А молодой человек, между тем, ещё и пытается выяснить у меня информацию о какой-то девушке. Правда я, к сожалению, ничем не могу ему помочь. Знаю только, что сведения о погибших в этой аварии к нам не поступали. Вижу, как от радости засияли глаза у парня. Похоже, что девушка эта ему не безразлична.       А рентген подтверждает мои предположения по диагнозу. Вправляю вывих и накладываю гипс на руку. Паренек рассказывает мне о происшествии. Как выясняется, именно он и был за рулем той маршрутки.       — Посадят меня и правильно сделают! — молодой человек искренне переживает, что покалечил столько людей. Я пытаюсь успокоить его тем, что сделал он это не специально. Да и сам он уверяет, что всему виной женщина с коляской, которая вдруг неожиданно выскочила на дорогу.       — Представляете! Одна секунда — и вся жизнь кувырком! — пламенно восклицает он.       Я как никто другой, наверно, могу его понять:       — У нас в медицине также. Один неверный шаг — всё — чья-то жизнь на волоске! — все это и мне очень хорошо известно. Даже сейчас тяжело об этом вспоминать…       — А как же Вы справляетесь? — в глазах парня такой неприкрытый интерес.       — Делаем все, что можем. А остальное уже будь что будет. Мы же тоже не Боги.       — Знаете, а если вот кто-нибудь по твоей вине умрёт? Как? — И снова прямо за живое! И снова всплывает в памяти тот случай!       — Некоторые не выдерживают, уходят из профессии. Особенно в хирургии. А бывает, наоборот… Спасешь кого-нибудь, и равновесие восстанавливается, — говорю ему, стараясь думать только о хорошем.       Но паренек все не унимается:       — Не знаю. Нет. Я бы так не смог. Как можно жить, зная что из-за тебя кто-то погиб?       Я тут же отвечаю ему с жаром:       — Ну как? Вот так вот! Жить и работать дальше! У каждого врача бывают неудачи. Если после этого каждый из профессии начнёт уходить, то кто ж живых будет лечить?       А у меня такое ощущение, что я убеждаю сейчас не столько этого паренька, сколько пытаюсь что-то очень важное доказать самому себе. Уж не знаю, понял он меня или нет. Но, судя по всему, больше всего его сейчас волнует совсем другое. А именно то, что как он выразился, хотел «понтануться» перед понравившейся девушкой, чтобы доставить её вовремя на занятия. Поэтому он, оказывается, так спешил и торопился, невольно став виновником случившейся аварии на дороге.       В ответ на его бурную речь, могу только лишь неопределенно пожать плечами. Если б кто-то мог всё знать наперед…       А на сегодня я, кажется, свободен! И могу с чистой совестью идти домой. Собираю сумку. Вспоминаю, все ли взял. И снова стук в дверь. В кабинет заглядывает Мамин. Приглашаю его зайти. Неужели опять что-то случилось? Но у нашего терапевта какое-то уж очень хитрое лицо.       — Никак смена не закончится? — вдруг неожиданно спрашивает он.       — Да, вторые сутки вырваться не могу… — вздыхаю я.       — Ну ничего, ничего! Скоро все закончится! — хотелось бы понять, куда на этот раз клонит Вячеслав Александрович.       Но тут наш разговор неожиданно прерывает звонок Ланы, которая с присущей ей настойчивостью, пытается выяснить, как скоро я буду дома.       Успокаиваю Лану, что скоро уже выхожу. Кладу трубку. И тут передо мной, как по мановению волшебной палочки, вырастают две рюмки с коньяком. Я в еще большем недоумении. Никак не могу сообразить, по какому это поводу Слава решил так расщедриться.       — Хотел выпить, так сказать. Мировую, так сказать. Чтобы по-дружески расстаться. Ну и потом отвальная, по поводу отъезда. — В голове моей тут же возникает только одна версия: неужели Мамин собрался уйти из больницы?       — Вячеслав Александрович, насколько я помню, мы с Вами не враждовали. Все вопросы решали в рабочем порядке. А вот насчёт отъезда — это, конечно новость! И куда Вы уходите? В коммерческую клинику?       — Шеф! Ну Вы и шифровальщик! А кто в Москву собрался? По пять капель! — Слава пытается всучить мне рюмку. Отказываюсь наотрез, предупреждая, что и у него сегодня тоже ночное дежурство.       — Да я знаю! Вы не волнуйтесь! Все будет нормально! — Вячеслав ободряюще смотрит на меня. А я терпеливо поясняю ему, что завтра мне на самом деле нужно ехать в Москву.       — Ну вот, я и хотел выпить за то, чтобы, так сказать, связи не терять. Мало ли что. Вам может свой человек здесь понадобится. А мне знакомый в Москве не помешает…— Слава все больше и больше интригует меня и я задаю ему прямой вопрос:       — Вы хотите, чтобы я Вам место в Москве нашёл?       — Мне?! В Москве?! Нет! Я отсюда никуда не поеду! А Вам я завидую по-хорошему. Правильно, что решили свинтить: Москва, карьерный рост, деньги!       — Мамин садится напротив меня и с большим удовольствием выпивает свою порцию коньяка. Славины приоритеты мне давно уже понятны и известны. Осталось только выяснить, кто же рассказал ему про меня эту чушь. И Мамин честно и откровенно делится со мной:       — Невеста Ваша, Лана. Кстати, тоже завидую. По-хорошему! Прекрасная девушка! — ну вот, наконец-то становится ясно откуда у этой сплетни ноги растут. И когда, интересно, успела-то! А Слава всё не унимается и начинает убеждать меня, что никому об этом не расскажет. Но мне уже правда нужно бежать. Говорю Мамину, чтобы побыстрее забирал свою бутылку. И что на этом вопрос закрыт.       — Конечно, конечно! Всё! — Слава уходит довольный, допивая из обеих рюмок остатки коньяка.       А у меня на душе остаётся неприятный осадок, от того, что теперь все решат, будто бы я, испугавшись трудностей, отсюда сбегаю. Но больше всего тревожит меня то, что подумает о моем отъезде Женя. Ведь она-то уж точно об этом скоро узнает. Рассказать что-то Славе — это то же самое, что на доске объявлений крупными буквами написать: СОКОЛОВ СБЕЖАЛ В МОСКВУ, НЕ ПОПРОЩАВШИСЬ…       Но объяснять каждому, что все совсем не так, у меня просто нет уже ни сил, ни времени, ни желания. Да и Женя на операции. Ей точно сейчас не до меня…       Не успеваю закрыть кабинет, как ко мне тут же подлетает пожилой человек — наш пациент с той же самой маршрутки. На вид вроде вполне себе здоровый. Ищет завотделением. Подтверждаю ему, что это я.       Мужчина начинает мне объяснять, что находится у нас после произошедшего ДТП. Я обращаюсь к стоявшему чуть поодаль Мамину:       — Вячеслав Александрович, это Ваш больной? Слава подтверждает и подойдя ближе, старательно пытается вникнуть в суть нашей беседы. Я стараюсь, как можно внимательнее выслушать подошедшего ко мне пожилого пациента, который сразу же начинает жаловаться мне, что ему не назначили никаких обследований и завтра уже выписывают.       — А мне гаишник сказал, чтобы я взял справку об увечьях для компенсации, — добавляет пенсионер. Я прекрасно понимаю, что это и есть основная причина его тревоги. Терпеливо объясняю мужчину, что все обязательно будет, только при выписке.       — Но все говорят, что у меня только ссадины и ушибы. Да у меня полное сотрясение! У меня вот голова болит! — дедуля изо всех сил стучит себя по голове, продолжая свои жалобы:       — Необходимо срочное вмешательство! Хирургическое! Да! — его речь невольно вызывает у меня внутреннюю улыбку и сразу все ставит на свои места. Да, пенсионер, хочется внимания. Но видно же, что абсолютно здоров!       — Вы знаете, у нас очень хорошие врачи! Не могут они так ошибаться! — вежливо пытаюсь убедить его я.       Правда, товарищ-то оказывается не из простых. Он вдруг делает суровое лицо и на повышенных тонах продолжает:       — Так! Вы выписываете больного человека! Я на вас такую телегу накатаю! Мало не покажется! Все будет у губернатора! Мне не привыкать! После этой фразы, я наконец начинаю понимать, кто передо мной. Любитель пожаловаться на всех и на всё.       — Так. Какую Вы хотите операцию? Какие сведения? — чувствую, что сам уже начинаю нервничать.       — Я и у вашей Королёвой был! Она меня отфутболила! Учтите! Я напишу в вышестоящие организации! Мало не покажется! И в прессу напишу! — стоящий рядом пенсионер распаляется не на шутку.       Но тут, к моему великому облегчению, в наш разговор вмешивается Вячеслав. На какой-то миг мне показалось, что именно слова про прессу заинтересовали нашего терапевта.       — Послушайте, — обращается он к возбужденному кляузнику, — я осмотрю Вас ещё раз! Внимательно. Тщательно. Назначу лечение. Сделаем кардиограмму. Если что нужно отрезать — сделаем!       — Вячеслав Александрович! Пожалуйста, займитесь этим тяжёлым случаем, а я ушёл. — Пусть Слава теперь разбирается.       Наконец-то еду домой. Мысль о том, что все отделение уже проинформировано о моём уходе, а точнее — бегстве — никак не даёт мне покоя. Не люблю выяснения отношений и разборок, но, похоже, Лана заигралась, и мне предстоит вечером неприятный разговор.       Лана встречает меня на пороге радостной улыбкой. Видимо, очень тщательно готовилась к встрече. Стол сервирован деликатесами. Свечи. Похоже, что здесь уже собирались отметить мой окончательный отъезд в Москву. Но меня вся эта бутафория совсем не радует.       Мою руки и молча сажусь за стол. Есть совсем не хочется. Лана тут же участливо пытается заглянуть мне в глаза.       — Хорошо, что ты хоть к ужину успел. А то я думала, будем есть холодное. Ты чего такой надутый? Не нравится?       — Нормально все! Просто ты меня ставишь в дурацкое положение! Зачем ты всем сказала, что я уезжаю? — еле сдерживаю свой гнев.       — Я просто сказала, что мы уезжаем на выходные, — Лана изображает полную невинность.       Да-да, Лана, по глазам вижу, что именно ТАК ты и сказала! Она понимает, что перестаралась, и начинает обороняться, пытаясь при этом наступать. Любимая тактика!       — Я ж не виновата, что кто-то что-то не так понял… и пошло-поехало. Да у тебя там вообще одни сплетники! Провинция! — последние слова Лана с говорит с чванливым высокомерием.       А ничего, что я тоже часть этой провинции? И я тут работаю. С нормальными, достойными людьми. Хотя сам прекрасно понимаю, что ей абсолютно наплевать на то, как мне уже дорого все, что связано с этой провинциальной больницей.       — Конечно! А я теперь должен каждому объяснять, что я остаюсь и никуда от них не сбегаю!       — Слушай, а давай, и правда, уедем! Все равно все с тобой уже попрощались, — Лана начинает по новой все ту же песню про отъезд.       — Лана! Прекрати! Ты небось специально все это подстроила? — не замечал раньше за ней таких способностей к интригам.       — Да честно! Я ничего не подстраивала. Послушай! Давай начистоту! Ты сам-то хочешь здесь остаться?       — Не хотел бы, уехал! Ты меня знаешь! — сколько ж раз ей можно все это объяснять!       — Да знаю я. Только не понимаю. У тебя там неоконченная докторская. Твой учитель, который тебя ценит. Передовая клиника. И вообще, развиваться и идти вперёд! — Лану злит мое упрямство.       — И твой папа, который не даёт мне шаг в сторону сделать. И все меня считают блатным, потому что я сплю с дочкой начальника.       — А здесь? Старая больница! Никакой науки! И куча гордыни! — последние слова Лана произносит с каким-то прямо театральным жестом.       — Конечно! Понимаю! Это вас на психфаке учат такой демонстрации! А здесь я ни от кого не завишу, не чувствую унижения и набираюсь опыта, — делаю последнюю попытку объяснить, как важна для меня эта работа, где приходится самостоятельно принимать иной раз нестандартные решения.       Но Лана меня не слышит.       — А там у нас есть шанс забыть все обиды и начать все сначала. Что перевесит? — Лана смотрит мне в глаза, при этом пытаясь коснуться моей руки. И тут я чувствую, как моя рука невольно отстраняется от этого прикосновения. Она пристально смотрит на меня, ожидая ответа на волнующий ее вопрос. Ну что ж, раз ты так хочешь, я скажу.       — А теперь послушай меня, Лана! Я взрослый мужчина, не МАЛЫШ, я сам решаю, где мне работать. И давай договоримся: впредь НИКОГДА и НИГДЕ не говори НИЧЕГО от моего имени! Я сам знаю, что и кому говорить. Или не говорить. И я сам решаю, куда и когда мне ехать.       Поднимаюсь из-за стола и, не глядя на Лану, направляюсь спать. Сегодня снова на диван. Наконец-то про себя окончательно понимаю, что никуда я завтра не поеду. Пускай Лана едет на юбилей одна! А я, так уж и быть, довезу ее до вокзала и посажу на скорый поезд. 15 февраля       Просыпаюсь в думах о Жене. Последнее время только и остается, что ДУМАТЬ о ней. Или вспоминать. Но сегодня на душе добавилось какое-то странное чувство. Тревоги, что ли? Наверное, уже все отделение судачит о моем отъезде — представляю под каким пикантным соусом подал эту новость Слава! И Женя уж точно в курсе. И очень неспокойно мне за нее. Мне надо в больницу. Мне надо к ней.       Но сначала надо еще успеть отправить Лану в Москву. А пока она спит, тихо собираюсь и еду на вокзал за билетом. По дороге пробую спланировать сегодняшний день: вокзал, билет, домой; снова вокзал уже с Ланой, горестные проводы; домой. Женя ведь знает, что у меня выходной. И она сегодня дежурит. Значит у меня есть еще время и можно не спешить особо.       А вот вечером…       Как бы только дожить еще до этого вечера…       И снова Тульский вокзал. Скорый поезд. Помогаю Лане занести чемодан в вагон. Лана дуется на меня еще со вчерашнего ужина, хотя кто на кого должен дуться — тот еще вопрос. Поэтому мое решение остаться и не уезжать из города — приняла молча. Разве что метнула пару молний в мою сторону… Ну и демонстративно горестно повздыхала. Стараюсь сохранять спокойствие. Поезд трогается, а я с огромным облегчением машу ему вслед…       …И вот я снова иду по коридору такого уже родного отделения.       Ускоряю шаг. Сдерживаю себя и снова чуть не бегу. Мысль, что Женя совсем рядом, что она не так все поняла… Да просто осознание того, что я ее сейчас увижу… Такое чувство, что я был где-то очень далеко и вот наконец — вернулся домой…       Подхожу к двери ординаторской и слышу незнакомый женский голос:       — У меня такая фраза. Королеву прикрывал заведующий отделением Соколов, пока не сбежал обратно в Москву. Это правда?       Открываю наконец эту дверь — на диване Женя и…       Впрочем, вижу только Женю.       Вижу счастливое изумление в ее глазах.       С трудом перевожу взгляд на женщину рядом, похоже, журналистка. Надо ответить на последнюю фразу, а я все никак не могу оторваться от Жениных глаз! Голос перехватывает, но я все же отвечаю:       — Да нет, все совсем не так! Соколов строже всех спрашивал с неё. И будет делать это дальше, потому что он никуда не уезжал и продолжает руководить своим отделением.       — Простите, а Вы кто?       — Тот самый Соколов! Заведующий отделением! — говорю, а сам гляжу только на Женю. Как давно она не смотрела на меня так ласково!       — Понятно! Мне, наверное, пора… Спасибо Вам огромное… — Где-то далеко-далеко раздается голос журналистки. Странно, а мне казалось, что мы уже одни: только я и Женя.       Женя поднимается мне навстречу. И вся накопившаяся во мне нежность подхватывает меня, ей уже тесно в груди, и я уже не могу сдерживать ее… Хотя бы прикоснуться к НЕЙ!       По ее глазам вижу, что она мысленно уже попрощалась со мной, а сейчас, когда я вернулся — такая радость и облегчение в её улыбке. Это улыбается мое счастье.       — До нас доходят слухи…       — Все это гнусная ложь и ПРОВОКАЦИЯ! — чувствую, как сбивается мое дыхание и от нарастающего волнения начинает дрожать голос. — Я даже не собирался!       Подхожу совсем близко, бережно касаюсь губами ее руки.       Снова смотрю ей в глаза: а там такая нежность!       Тихонько притягиваю ее к себе. И Женя тянется ко мне.       Глазами, губами, всем телом.       Какая она гибкая и теплая. Её тепло волной прокатывается по всему моему телу. Вдыхаю ее запах! И не могу надышаться! Мне кажется, что мы не были рядом целую вечность. Как соскучились по ней мои глаза, мои губы, мои руки… И как же мы выдержали так долго друг без друга!       Сегодня ты не будешь мне сниться — сегодня ты со мной…