Big and little wolf

Пока Клаус борется с внезапно возникшей надписью на запястье и пытается выбросить из памяти её полумесяц под рваной майкой, Элайджа твёрдо продолжает игнорировать въевшееся уже ни на одно столетие имя на руке. Майклсоны рухнули под своим проклятьем, которое пророчили все враги, и вогнанные под кожу чернила не выводятся ничем. Элайджа хочет воткнуть себе кол в сердце, каждый раз открывая глаза и дико проклинает того, кто додумался спалить весь дуб дотла. А Кэтрин замечает его туманный взгляд, мысленно перечеркивая имена на руке. Потому что никто из них не согласен. Лучше бы Элайджа был с Хейли. Клаус наоборот. Раньше он бежал от проблем, оголяя клыки и грубостью защищаясь, спал с каждой красоткой, обещая бросить мир к её ногам, впивался в жизнь, как самый страстный вампир, глотая лучшие, но совершенно безвкусные [до Хейли/без Хейли] дни. — Убейте её и её ребёнка. Мне плевать. – как всегда, выдаёт он сквозь рваное дыхание и сдавленный в горле ком. Почти не врёт. Почти плевать. Пытается выжечь со своего запястья это чертово имя, но лишь сдувает пепел сквозь крики и стоны от боли. Очередной ожог. На руках вздутые вены, весь особняк пропах выжженной кожей, плюсом ко всему. Хейли лишь роняет недоверчивый взгляд и мурлычет словно кошка, оставаясь ещё на одну ночь. Ей плевать, что вся спина Клауса в шрамах от царапин. — Уйдёшь или останешься? — Ты мне скажи… — закусывает изодранные в кровь губы и не жалеет об утраченном времени, совсем никак. Стёрла бы его имя и отправила в топку его картины, утопила бы себя в виски хоть с кем, лишь бы не с ним. Но к соулмейту невольно привязываешься и вырваться сквозь вывернутые запястья становится всё сложней. Переболела. Не девочка уже. И не шавка из лесов.

***

— Не льсти себе, Катерина. Не первый двойник в их жизни. Не последний, скажем так. Элайджу тошнит от её шпилек в 16 сантиметров и карамельной помады на губах, локонов кудрявых и украшений броских аля прошлый век. — Была другого мнения о тебе. – говорит она так тихо, будто шепчет. Пирс вырывает клочки из сотен писем, заводя одну и ту же песню про собственную фальшь. Пропускает пальцы через его ледяную руку, испепеляя одним касанием, соединяя искорёженные чернилами руки. Уничтожая все написанное зря. — Я помню нашу первую встречу… — и ещё горящую кожу – не договорил он. Помнит, как оставляла на нём вишнёвый вкус своих губ, убегала, пряталась, не давала даже знать, что жива. — Ты играла со мной… Она в ответ что-то там язвит своими губками в форме бантика и закатывает глаза, не признавая этой скучной игры. Кто скажет правду? — Элайджа, пока-пока. Да никто. Вокруг его горла остаётся только завязанный узел галстука, тесное удушье, запах её рассевшихся поцелуев на ветру.

***

А у губ Хейли запах алкоголя, иммунитет к мелким ссорам и безумная ненависть к его самолюбию. Нет, Клаус не выживает рядом с ней, он лопается, а Маршалл лишь смеётся от новых трещин, прибавляющихся с каждым днём. Кто знал, что беременность приведёт к решёткам на окнах и к жизни с монстром в особняке. — Я не знал, что ты королева… Буря никогда бы не утихла, не в их сердцах, не в их доме с приглушенным светом и дымом от свечей. — Клаус… Впивается взглядом в его пустые глаза, подчиняться не собирается. Может, вырезать кусок кожи с изъяном 'Клаус'? Разорвать на флаг. Дальше генам оборотня дать залатать? Жить в унисон вряд ли про них, но Клаус умрёт за волчицу, продолжая прятать 'позор' под рукавами мешковатых кофт.

***

— Уже вернулась? — Элайджа… Я не думаю, что знаю, как правильно поступать. Пререклась сама с собой и это – ошибка. Верная смерть, если быть точней. Поражение старомодному парню в костюме, чьи речи доводят до мурашек, притоков желчи к горлу от одного лишь аромата его духов. Майклсон оставляет взгляд на смазанной туши и каплях дождя. Вселенная, видимо, решила, что пора бы уже небесам разорваться и склеить [остатки] этих двоих. За 500 то лет. В ней больше нет и капли притворства, кончились силы на актёрскую игру, Элайджа забыл, что Кэтрин можно было не любить. — Не такая уж ты и ледяная, какой хочешь казаться. — от его руки на своей шее — тает, улыбается наивно так. Если бы могла – сбежала. Ну а пока Кэтрин ещё нежится в его руках и позволяет носам соединиться, пока гиацинтовая маска ледяной Пирс сходит слоями, как шелуха. Всё потому что Вселенная решила за них сама.