Близость к океану

Любовь под маской походит на огонь под пеплом. К. Гольдони Точно огромный зрачок исполинского глаза, который тоже только что раскрылся и глядит в изумлении, на него смотрел весь мир. «Я ЖИВОЙ», - подумал он. Пальцы его дрожали, розовея на свету стремительной кровью, точно клочки неведомого флага, прежде невиданного, обретённого впервые… Чей же это флаг? Кому теперь присягать на верность? Р. Брэдбери, «Вино из одуванчиков»

- Ну, как ты себя чувствуешь? – спросил Данила, из-под полуприкрытых глаз наблюдая за лежащей рядом Лерой. - Ммм… полный релакс, - пробормотала она. Козловский улыбнулся. Вот уже несколько дней они наслаждались всеми возможными СПА-процедурами, не расставались друг с другом и были совершенно счастливы. Лера становилась всё прекраснее, хотя казалось, что это невозможно. Её ногти отдыхали от лака, лицо – от косметики, кожа с ультрафиолетом жадно впитывала витамин D, только почему-то не загорала, а всё больше светилась изнутри, волосы от высокой влажности хотя и пушились, но выпрямлялись от собственной густоты и тяжести. Здесь, без грамма внешнего лоска, она была великолепна. Словно создана была только для самого лучшего, чистого. И в глазах Данилы это, конечно, делало её самой привлекательной женщиной на свете. Он потянулся и с удовольствием вдохнул лёгкий, запашистый воздух. После сеанса массажа – он придирчиво следил, чтобы массаж Лере делали только девушки – они лежали на шезлонгах в соляной пещере, и обоим было так хорошо, что не представлялось возможным даже пошевелиться. Отпуск с Лерой – это отличная идея. Он солгал, когда сказал ей, что поедет всё равно, а как она поступит – её дело. Он отдавал себе отчёт, что теперь, когда он узнал её, быть вдалеке, улететь куда-то добровольно – худшее из зол. И ей этот отпуск тоже был важен. Данила видел, как Лера наслаждается каждым мигом, проведённым здесь, как замечает каждый цветок и волну в океане. Он улыбнулся довольно и полусонно. Теперь для неё не будет лучшего занятия, чем отдых. С ним. Солнце, вода… и он, и в конце концов шахматисту там наверху надоест над ним издеваться, и Он подарит ему её целиком. Лера потянулась, приподнялась, заставляя Козловского следить за ней внимательнее. Наклонилась и обхватила стопы, касаясь лбом коленок. Иногда в окно их дома он наблюдал, как Лера по утрам занимается йогой на пляже – да, да, обещание он сдержал, и по ночам, стараясь не выдать себя, целовал её в щёку и уходил к себе. Она продолжала упорно заниматься своей растяжкой, чтобы не терять форму перед возвращением в театр. Сам Данила для поддержания себя в рабочем состоянии ограничивался сёрфингом. Он не знал, что в это время за ним подсматривала уже она. - Ты самая красивая на свете, - может, он это прошептал, а может, всего лишь подумал. Что-то в нём без конца ворчало, наблюдая за Лерой в целомудренном белоснежном купальнике, том же самом, в котором она тогда вышла на соседний с его номером балкон. Соблазнительная в своей беззащитности, она была рождена для него – теперь он это точно знал. Её тело стало прекрасным и чувственным для его ласк. Он ухмыльнулся сам себе. Даже когда он готовился к Гамлету, не был зациклен на этом парне круглосуточно. А тут на тебе. Ни Петербурга, ни Москвы. И ведь не надоедает. Обдолбанный самым опасным наркотиком конченый мазохист. В чём он не мог себе отказать – так это держать её за руку. Застенчивость шестнадцатилетней девочки, с которой она смотрела на него в такие моменты, безмолвная улыбка, поделенная на двоих – не за этим ли они сюда ехали? За последнее время они научились понимать друг друга без слов. В доме их уже ждал накрытый стол, и после ужина Лера поднялась к себе. Это было очень удобно. Весь нижний этаж занимала столовая и небольшая гостиная с выходом на наружный бассейн. А наверху – две спальни с общим балконом. Так же, как было когда-то в Нью-Йорке. Лера, увидев, сразу вспомнила. Но так и не спросила Козловского, специально ли это. Её комната ей понравилась сразу. Данила держал слово, и появился здесь всего лишь несколько раз. Но ей хотелось видеть его здесь чаще. http://vfl.ru/fotos/c8604cd414146773.html Доигралась. Отлично ведь видела, как он смотрит на неё, и знала, чего ему хочется. Только сама о своих чувствах сказать ему не могла. Робость не позволяла, и потом, она сама настояла на раздельных спальнях, строго с этим условием ехать согласилась… И она думала, думала, бесконечно думала – ведь это было правильно. Она может как угодно позволять себе хмелеть от него, но это не значит, что она на самом деле может себе это позволить. Решения о том, как вести себя с ним, она меняла по сто раз на дню. А самообладанию и терпению Данилы, конечно, не могла не отдать должное. Разминая руки, Даня вышел на балкон. Это – самый странный отпуск в его жизни. Он увозил на курорты и Лизу, и Уршулу, и Ольгу. Только ни одна из них не была такой умиротворённой, тихой. http://vfl.ru/fotos/b5bb02ae14146783.html Лера и в самом деле тосковала по живой природе в Москве. Иногда она могла уходить в наблюдения на часы. А иногда – когда думала, что он не видит – бросала на него такие взгляды, что ему даже интересно было, сколько она продержится с данным ей словом. Козловский услышал, как ему в комнату принесли букет. Каждый день он дарил ей настоящие экзотические цветы, которых в Москве было не найти. Он вошёл и улыбнулся. Сегодня – бордовые. Нужно будет не поскупиться на чаевые для персонала. http://vfl.ru/fotos/5c3e373114146815.html http://vfl.ru/fotos/a32377e614146817.html Подойдя к двери её спальни – ведь через балкон ходить было нельзя – он остановился в приоткрытых дверях. Лера разлеглась посреди кровати с книжкой, и Данила не смог больше ни шага сделать. Он должен был быть здесь с самого начала. Девушка, чудесная, объект его фантазий всего последнего времени, лежит поперёк постели, выглядит такой уютной по сравнению с глянцевым пейзажем за окном, и кажется, что рядом с ней так тепло, и сияющие здоровьем пышные волосы переливаются, сыплются по выточенным из мрамора плечам… и ему настолько всего этого хочется. Данила осторожно постучал по двери, и Лера встрепенулась, взглянула на него, и в глазах тут же появилась улыбка. - Можно войти? Она наклонила голову. - Конечно же, можно. «Всё тебе можно, любовь моя. Всё». - Это тебе. – Он опустился у её кровати на колени и положил букет прямо поверх книжных страниц. Лера тихо засмеялась. - И не лень тебе? Данила с удовольствием смотрел, как в ресницах, прикрывших сощуренные глаза, плещется солнце. - Лера, перестань. Я хочу дарить тебе цветы. За то, что ты для меня делаешь, ты должна ходить по цветам, - он взял её руку и бережно поцеловал ладонь. – Я чувствую себя таким… живым, когда я с тобой. Я хочу делать тебе подарки, говорить комплименты… и чтобы ты не смущалась, как сейчас. – Он рассмеялся, глядя, как Лера опустила глаза. – Привыкни, пожалуйста. Я так хочу всего этого, и именно с тобой. Я не хочу обратно туда, где нет тебя. Знала бы ты, как мне этого недостаёт. Она не могла поверить, что всё происходящее – реально. Она уже год всё никак не может в это поверить. Данила не отпустил её пальцев, и Лера прислонилась к их сцепленным рукам лбом. Такая нежность… такая… - Спасибо. Очень красивые цветы. - Ты устала? – тихо спросил он. Лера вытянулась на кровати. - Ага… Странно. Ничего не делаю, а такой ленивой себя чувствую… Данила сел на одеяло рядом с ней. Она тут же перевернулась на спину, позволяя себе вволю насмотреться на него. - Первые пару дней это была детоксикация. Москва, никуда не денешься… - он медленно обводил пальцем черты её лица, и Лера млела и тала под прикосновениями. Ей хотелось лежать рядом с ним в кровати и не переставая целовать его лицо, или сидеть на диване, чтобы его голова покоилась у неё на коленях, и её пальцы перебирали мягкие густые волосы. Этого желало всё её существо. Она чувствовала что-то такое большое. Большое и сильное, сильнее, чем она. Раньше всё было просто. А теперь… Теперь ей не было спокойно, если он не держал её за руку. Теперь она вообще чувствовала себя целой, только когда видела его рядом с собой. Это ведь правда, то, что она от себя скрывает – хочет она того или нет, она принадлежит ему. И она бы никогда не подумала, что это сможет принести ей счастье. Словно услышав её мысли, он прилёг. Короткое, даже слишком, прикосновение губ к тёплой фарфоровой коже, и почему-то так много стало нежности, от которой слезятся глаза и которая сейчас, того и гляди, плеснёт через край. И он должен был видеть её глаза. - О чём ты думала сейчас? Ты выглядишь озадаченной… - прошептал он. Лера вздохнула. Имеет ли смысл скрывать?.. - Я думала о тебе. Данила улыбнулся и снова коснулся губами её щеки. - Думала обо мне что? – он мягко продолжал допрос. Она прикрыла глаза. Если он правда любит её, как говорит – зачем спрашивает?.. - Я… я даже никогда не представляла себе, что так бывает. Что можно так совпасть с кем-то сердцем. Самое глубокое и чувственное в моей жизни неизменно имеет отношение к тебе. Я счастлива с тобой, Даня, очень… всегда. Он не верил тому, что слышит. Но так естественно и просто она это… - Вот, вот когда ты так улыбаешься, по мне каждый раз мурашки бегут. Ты мне понравился с первого взгляда. Даже когда я убегала от тебя и отталкивала, я никогда не отрицала, что меня к тебе тянет. Ты говоришь, что со мной чувствуешь себя живым. Но на самом деле это я. – Данила чуть нахмурился, не понимая, о чём она говорит. – На самом деле это я никогда не чувствовала себя более живой, нормальной и свободной, чем с тобой… Смотреть на неё дальше – невыносимо. Закрывая глаза, он опустился к ней, прижимаясь с поцелуем к точёной шее. Он умирал от желания поцеловать её. Расцеловать всё её тело. И то, что поддерживало его жизнь, билось теперь в её груди. Он любит её, и спорить с этим так же бесполезно, как с тем, что солнце встаёт на востоке. «Поцелуй меня. Прошу, поцелуй меня», - мысленно просила Лера, но у него сейчас были другие планы. - Я приглашаю тебя погулять. - Погулять? – Лера потянулась рукой к щеке Данилы и погладила скулы большим пальцем, обвела глаза, под которыми больше не было тёмных кругов. – Сейчас? - Ну да. – От робкой ласки его губы растянулись в улыбке. – Ты же хотела встречать рассвет? Пойдём, солнце вон уже село. Скоро встанет опять. - Хорошо, пойдём. – Лера скатилась с кровати. Данила хотел тут же взять её за руку, но она открыла тумбочку и достала из неё очередную рубашку. Козловский насупился, но Лера стояла к нему спиной и не заметила этого. Он помнил, что она говорила ему о какой-то своей первой любви. - Откуда у тебя столько мужских рубашек? – он даже не пытался скрывать ревность. - Если ты намекаешь, что это рубашки моих любовников, то это не они. – Лера покосилась на Данилу и улыбнулась – чуть заметно, только глазами. – Их я оставила в Москве. Козловский, конечно, изогнул губы в улыбке, но весело ему не стало. Он поднялся и медленно – из опасений задеть Леру – приблизился к ней и твёрдо, даже требовательно приобнял ладонями за талию, останавливая её сборы. - А всё-таки? Ей не понравилось, как он это сказал. Она даже зажмурилась – так ей не хотелось с ним ссориться… Прежняя Лера холодно скинула бы с себя его руки, смерила надменным взглядом с ног до головы и ушла навсегда, не удостоив даже взглядом. Но эта Лера – иная. У этой Леры на одну ценность больше. Эта Лера обернулась к нему и пробежалась пальцами по широкой мужской груди, про себя удивляясь, как же гармонично сочетаются они оба. - Да мои они. Не понимаешь, - она хмыкнула, глядя, как выражение его лица даже не изменилось. – Ну, что? Нравится мне, как на мне рубашки сидят. Вот и покупаю себе периодически. Жалко, в магазине не примеришь. Всё просто… я всегда иду и делаю то, что хочу. Если я этого хочу. Ты ведь знаешь. – Она спокойно и уверенно смотрела Даниле в лицо. – Да? За невысказанную, но необоснованную претензию ему стало неловко. Он хотел было хмыкнуть и повести её за собой, но Лера не двинулась с места. - Стой. Он обернулся. Лера смотрела на него серьёзно, как… как раньше. Когда ещё не было между ними всех этих договорённостей. - Не смей меня ревновать. У тебя для этого меньше всего оснований. Данила застыл. Это ли не признание? Он не мог отреагировать иначе. - Стой здесь, - приказал тихо, но весомо. Через балкон – так быстрее – дошёл до своей комнаты и вытащил из шкафа свою рубашку. Ту, тёмно-красную, которую хотел увидеть на ней ещё в самом начале их знакомства. – Вот, возьми. Примерь. Со снисходительной улыбкой она сменила рубашку, и Данила увидел, что в своей фантазии годичной давности был прав. «Особенно к фарфору её кожи подошла бы, скажем, тёмно-красная…» - Дарю. Носи только её теперь. Лера тихо засмеялась. Он нашёл идеальный выход. Он сам рядом с ней становится необыкновенно для себя мудрым и тонким. Таким же, как она. Она смеётся. Она, чтоб-её-офигительная-девочка-Лера-со-сломанными-мозгами, снова смеётся. Быстрые шаги. Короткое прикосновение губ к губам, поцелуй беглый, объятие, и её волосы щекочут ему щёки и нос. Он обнимает её. И чувствует, что она его любит. Он обнимает её, и отвечают на объятия бережно-бережно её руки. Почему-то на ум приходит эпитет «художественно», и вправду – театр рук мог бы предложить ей вакансию. Он обнимает её, и её кожа непроизвольно отзывается на прикосновение, вспыхивая. Она прижимается к нему. И он ещё крепче обнимает её. «Да реальна ли ты, Лера? Почему земная девушка из плоти и крови способна так сильно концентрировать меня на себе?» Козловский не знал ответов. У него было полное ощущение, что – так уж вела себя Лера – она в любой момент может растаять в воздухе, и всё, что ему останется – это долгие, мучительно сладкие воспоминания. Если посмотреть правде в глаза, так оно, возможно, в конечном итоге и произойдёт. Когда-нибудь. А сейчас… Сейчас она так естественна, так очаровательна, что ему не по силам отвести от неё взгляд. Сейчас он обнимает её, и во Вселенной, сузившейся до размеров их объятий, она улыбается. Данила и сам рядом с ней становился расслабленным и спокойным. Всё ещё отчаянно желая её, он отдавал себе отчёт в том, что с Лерой – немыслимо – это не главное. Секс в этом случае – лишь удовлетворение потребностей организма. Сильных. Заглушающих голос разума. Но банальных потребностей. То, какой Лера стала, та, в кого она выросла под его крылом, мягкая и открывающаяся – это значило несравнимо больше. Он погладил тёплую ладошку на своей груди и на секунду задержал на этом взгляд. Безупречно. Как и чистые, умиротворённые и до последней чёрточки знакомые глаза женщины, что стала так дорога ему. - Подожди меня внизу. Ладно? Козловский скорее по губам прочитал, чем услышал её слова. Может, он и в самом деле пьян... но она искушала его, медленно соблазняла, сводила с ума. В ней не было ничего, что не манило бы его ежесекундно. Волосы, длинные, шелковистые. Мягко струящиеся между его пальцев… Глаза, полные тёмных тайн и светлых мыслей, непролитых слёз и невысказанных откровений. Смотрящие на него с горькой нежностью… Губы сладкие, желанные. Сливающиеся в поцелуе с его губами… Тело идеальное, хрупкое. Податливо тающее в руках… Пальцы длинные, изящные. Поглаживающие, перебирающие его волосы… Рассвет встречать, конечно. На самом деле он сразу за дверью чуть по стенке не сполз. Лера здесь, на острове, будто разблокировала для себя новый уровень красоты, и стала такой совершенной, такой безукоризненно-хрустальной, что он бы… Он бы не выпустил её из кровати. Он бы стёр из её головы все мысли, кроме тех, что не о нём. В Лере при всей её впечатляющей внешней красоте – неискушённость, видная невооружённым глазом… он мог бы столько дать ей испытать. И для неё это было бы впервые именно с ним, и вот ещё одна причина, по которой он всего этого так отчаянно хотел. Горячая кожа под ладонями, смешанные дыхания и понимание в каждой доле секунды, в которой они касались друг друга. «Козловский, идиот, хватит думать о сексе. По крайней мере, о сексе с ней, и по крайней мере, сейчас. Начнёшь её домогаться – и снова всё испортишь». *** Она говорит, он слеп. Но он прекрасно видел, что остров делает её счастливой. Хотя это он вёл Леру к тому месту, с которого, как ему сказали, на восход солнца открывается самый лучший обзор, впереди шагала всё равно она. И она первой выбежала на обрыв, край которого в сумерках был им едва виден. - У нас с тобой настоящая экспедиция, - со смехом она обернулась и, увидев, как Данила зажигает фонарик, замахала руками: - Не надо! Москитов приманишь. И вообще, - поняв, как должно прозвучать то, что она собиралась сказать, Лера замешкалась, - пусть всё будет… по-настоящему. - Слушаюсь, Дерсу Узала, - пробурчал он – тоже понял. - Он ещё дразнится… - Лера рассматривала какое-то дерево, а Данила опустился на скамейку – видимо, для таких же натуралистов, как и они. За время, проведённое ими здесь, он и Сусаниным её называл, им Миклухо-Маклаем, и Магелланом, и Фёдором Конюховым – она только вздохнула «если бы» – и Николая Николаевича Дроздова пару раз всуе вспомнил. Женские руки обняли его за шею. - Ты устал? – в голосе мелькнуло чувство вины, и Данила улыбнулся. Потёрся щетиной об её плечо. - После съёмок в «Викинге», похоже, я в принципе потерял способность уставать. Иди ко мне. Замёрзла? - Не очень. – Лера с готовностью устроилась рядом, подобрав ноги и позволяя ему укрыть её в объятиях. – Вот так. Это то место, где я хочу быть. - Фиджи? - Нет. Твои руки. Он не узнавал её. Она действительно ему не врала, ни в одном слове. Она говорила о каждом уголке планеты как о своём родном доме, и ему было странно, как её душа способна на это, учитывая, что Лера не выбирается из служебной комнатки в театре. В следующий раз он отвезёт её в Индию. Там её языческая-ведическая натура точно найдёт, чем заняться. Да и ему это будет полезно. Ветер усиливался, и Козловский крепче обнял прильнувшую к нему Леру. - Присмотрись… присмотрись, как всё правильно, - она жадно вглядывалась в линию горизонта. – Как всё объяснимо, просто, логично. Мы в театре только имитировать это пытаемся, а тут – вот оно… Как этого можно не видеть? Я думала, тут – по-другому, не так, как в России. Оказалось, нет… Жизнь – она везде одинаковая. Везде пробьётся. Господи, как жить хочется… Она опустила голову ему на плечо, и Данила, вновь поражённый, автоматически погладил её руки. Эта девушка рядом с ним, кто она? Как она так точно смогла прочувствовать мир? Понять его? А его ещё многие считают хорошим актёром. Как он может быть хорошим актёром, если он ничего, ничего о жизни не знает?.. В его мозгу только стучались, просились на язык строчки, и он прошептал, почти не понимая, что делает: - Покроется небо пылинками звёзд, и выгнутся ветви упруго… Лера вздрогнула, на её глаза вмиг навернулись слёзы. Она вспомнила, что, когда в последний раз выключала телевизор в своей комнате, по одному из каналов показывали концерт Анны Герман, и ей тогда подумалось, что эта песня, если бы только это стало возможным, сложилась в идеальную историю – только для них… Она продолжила: - Тебя я услышу… за тысячу вёрст… мы эхо… мы эхо… мы долгое эхо друг друга… Данила почувствовал, как Лера стиснула его руки. Разве мог он знать в их первую встречу, что в её душе есть и эти нежные, мелодичные струны? С ней он чувствовал себя на пороге новой жизни. Он снова надеялся. Он хотел пройти этот путь с Лерой. Хотел узнавать её каждый день всё больше. Снова и снова находить к ней пути. Быть счастливым от того, что она делится с ним своим миром. И свой мир раскрыть для неё до самого последнего уголка… - И даже в краю наползающей тьмы, за гранью смертельного круга, - Лера улыбнулась густоте его баритона и тому, как на небе сползались тучи, - я знаю, с тобой не расстанемся мы… мы память, мы память, мы звёздная память друг друга… Она перестала понимать, где находится. Лишь голос Данилы, глубокий, мягкий и родной, органично ложился ей на слух, как самая любимая музыка. Она отпустила слова, впуская в себя только их мелодию, и очнулась лишь тогда, когда её любимый мужчина губами коснулся её руки. Повернув голову, она смотрела, как он поочерёдно целует её пальцы. Картина лучше, чем в голливудском кино. Данила, красивый, сам как какой-нибудь Нептун на этом острове, перестал бриться и быстро оброс, и Лера так и не призналась ему, как ей это нравится. И всё – ей. Слишком щедро. Она снова уколола себя. Пока что об этом можно не думать. Пока что. - Пальчики всё равно ещё детские, - с поддразнивающей ухмылкой пробормотал он. Лера хмыкнула в знак молчаливого согласия. Всё вокруг них замерло, казалось ей. И пусть умом она понимала – такого не может быть, её любви к нему было всё равно. - Это… эта песня не всем подходит… - тихо проговорила она, разглядывая какую-то раннюю птицу, но совсем её не видя, и почувствовала на виске его поцелуй. - Ты здесь, Лера, мы вместе. Между нами нет препятствий, которые я не смог бы преодолеть. http://vfl.ru/fotos/5f5a562a14166343.html Так близко. И так искренне Данила верит в это, что… что… Он не отпускал её руки. Контраст кожи – его, загорелой, и её, белоснежной – завораживал. - Ты лучшее, что случалось со мной, дорогая. - А что… с тобой случалось? – спросила Лера, подумав. – Ты никогда не рассказывал мне о своих прошлых отношениях… - Как и ты. У неё в горле встал комок. - Пожалуйста, милый, не нужно опять. Меньше всего сейчас мне хочется думать о ком-то… другом, кроме тебя. Для меня, если ты не заметил, давно уже не существует никого, кроме тебя. «Всё тебе. Всё тебе одному». Он физически ощутил, как в грудной клетке горячая, взбудораженная кровь омыла его сердце. Из расслабленного он снова стал собранным и внимательным, Лера сказала ему то, что он так давно хотел услышать… Потянувшись к нему, Лера нежно прикусила мочку его уха. Он едва не дёрнулся прочь, его руки сжались вокруг неё. - Лера… - Да? – невинно спросила она. - Ты не знаешь, каких усилий мне стоит сдерживаться. Какой у него был больной, пропитанный тяжестью голос… Не узнавая саму себя, она повернулась к Даниле и заставила взглянуть на себя, опустив ладонь на его шею. - Ошибаешься. Я прекрасно понимаю, что ты чувствуешь намного больше, чем показываешь. Только теперь Лера поняла, что натворила своими страхами. Его лицо было очень близко. Карие глаза пылали, а ей хотелось раствориться в нём без остатка… Как воздух, стал необходим хотя бы один поцелуй. Хотя бы один… - Я не должен тебя целовать, - она скорее почувствовала, чем услышала, как он вторит её мыслям. – Но мне хочется. Если бы ты только знала, как я хочу поцеловать тебя. - Тебе и вправду было бы лучше не целовать меня, - всё, на что её хватило. Спустя долю секунды он прикоснулся к её губам, и Бог свидетель, как сильно она хотела этого. Бог свидетель, её никогда так не целовали... Невозможно описать этот поцелуй. Он лечил. Он вытягивал из неё всю её боль, все страхи. Лера проваливалась в ласку и любовь этого сногсшибательного мужчины. Его руки – везде. На её шее, плечах, талии. Его пальцы переплетались с её, гладили волосы. Мгновение – и она сидит на его коленях, закрывая собой всё. Ближе, чем когда-либо; держал он её крепче, чем когда-либо. И сейчас он ни за что не нашёл бы в себе сил оторваться от её губ, ни за что бы не выпустил из жадных объятий. «Моя любовь, моя жизнь, моё проклятье, моё благословение, подарок – ты для меня ВСЁ. Люблю тебя. Люблю так, как никогда не думал, что смогу полюбить, так, как никогда не позволил бы себе полюбить, так, как никогда не думал, что вообще можно любить». Его терпение было вознаграждено. Лера отдавалась ему в поцелуе полностью, такая открытая, страстная, что Данила всерьёз засомневался, сможет ли секс дать им больше удовольствия. Лера отдавала ему всё, что жаждала отдать. Они даже не заметили, что ветер усилился. Тропический ливень, который в таких местах всегда приходит неожиданно, не считаясь с чувствами двух влюблённых, с грохотом обрушил на землю поток холодной воды. Промокшие насквозь, задыхающиеся от того, что ледяной дождь заливал лица, мужчина и женщина коротко взглянули друг на друга – лишь на секунду до того, как их губы встретились вновь. Да, это было неправильно. Да, она знала, что если разрешит ему, то проблем будет не разгрести. Но… Но вместо этого она выбрала мгновение его ласки. Несколько секунд дарованного ей рая. По сравнению с жаром его тела – что ей какой-то ливень?.. Его поцелуй был песней, песней обо всём. О беспардонности и страсти, о нежности, о жажде и влечении, о желании и томном блаженстве, об удовольствии, о самоотверженности, о чувствах… Лера хотела его. Хотела отдать ему всё, что у неё есть. Это ведь уже и так – его. Только его. Она смяла в пальцах его футболку, потянула её вверх, но мокрая насквозь одежда прилипала к телам, и Лера заворчала, Данила, поняв, чего она хочет, стащил с себя футболку и бросил на землю, чтобы вернуться с яростным поцелуем к её шее и ключицам, скидывая подаренную рубашку… Лера беспорядочно гладила, хватала пальцами его обнажившуюся грудь, плечи. «Забери у меня всё. Забери. Что-то оттуда, изнутри. Я не знаю, что это, но я хочу, чтобы ты забрал это у меня». В ответ на это Данила глухо заурчал от удовольствия. Он уже почти навис над ней, прижимая её бёдра к своим, почти держа её на весу. Прильнув к нему, Лера глотала, выпивала каждый издаваемый им звук. Его поцелуй был песней. Они целовались… вдохновенно. Высокохудожественно. Острейшее, непередаваемое наслаждение – целовать его, он окружил её своим ароматом и пылом, он был везде, и в мире не осталось ничего больше – только он. И безуспешно пытающийся разъединить их ливень. Вдалеке раздался гром, сверкнула молния, которой они не увидели. Разорвать поцелуй не представлялось возможным, и им всё было мало. Хотелось ещё, пусть они выхватывали кислород урывками, Лера мысленно умоляла его продолжать. Они слишком долго ждали, слишком многое стояло между ними, слишком долго она не могла позволить себе выразить все свои чувства к нему самым простым и приятным способом. Ещё один раскат грома – нет, не привёл её в чувство, куда там. Не напугал. Просто Лера, не разрывая поцелуя, поднялась с его колен и потянула Даню за собой. - Куда?.. - Бежим, - прошептала она ему в губы, и её слова совпали со сверкнувшей совсем рядом молнией. Происходящее совсем перестало походить на реальность, когда они, держась за руки, побежали к дому через лес. Ветви задевали лица, острый песок, подхваченный ветром, больно впивался в тела. Листья, слетающие с деревьев, застревали в Лериных спутанных волосах, но она смеялась. Данила никак не мог на неё налюбоваться. Они оба спотыкались на неровной дороге, не размыкая рук, и каждый раз он ловил её, как охотник добычу, прижимал к себе и с алчностью целовал. Её глаза сияли, это видно было даже сейчас, и чем яростнее бушевала буря, тем звонче Лера смеялась, тем настойчивее ловил её Данила и целовал, целовал, целовал без остановки. Ей казалось, что это не стихия, а сама их любовь, которой они не звали, обрушилась на них, и может сокрушить собой весь мир. И только их, пилигримов, оставить обессиленными и истомлёнными в объятиях друг друга… Хохоча, как дети, они ввалились в дом и только тут оглядели друг друга. С ног до головы в песке, одежда – в грязи. Лера, отвечая на бесконечные поцелуи, пыталась смахнуть с плеч Данилы песок его же рубашкой – его футболка так и осталась там, на обрыве. - Не-а, - наклонившись, он перебросил её через плечи, понёс наверх, Лера смеялась, но она не знала, что он несёт её в душевую кабину. – Слушайся меня, ладно? – нахально прошептал на ухо. Она подняла руки в знак того, что сдаётся. Козловский тут же стянул с неё рубашку и футболку. Лера не удивилась. Не воспротивилась. Яркий белый свет в ванной бил в глаза, контраст – цивилизация и джунгли, песок в ушах и под ногтями… да и вообще она не верила в то, что происходит. Поэтому ко всему была готова. На всё смотрела с любопытством естествоиспытателя. Он стащил с себя штаны, оставаясь только в трусах, и Лера тоже скинула шорты. Обернувшись на неё, Данила криво улыбнулся, притянул к себе за тонкую талию, не терпящей неподчинения манерой прижался губами к шее, оставляя следы. Девушка машинально обхватила широкие плечи, и в эту самую секунду он приподнял её, затягивая за собой в душевую кабину. Задвинул стеклянную дверцу. И всё. Никакой больше планеты Земля не осталось, только капсула и два человека. Он даже в лицо ей не смотрел. Чего он там не видел ещё. Взял только шампунь и включил тёплую воду. - Закрой глаза. Лера послушалась. Она отдавала себе отчёт, что такого в её жизни не будет больше никогда. Да и этот момент, по большому счёту – неправда. Чтобы ей щедро вылили на макушку малиновый шампунь, мягко намылили волосы, губкой тщательно стёрли с кожи песок. Чтобы она сама потянулась к нему сделать то же самое, и, тихо посмеиваясь, пеной с ладони как следует прочистить этому бесстыднику уши. Целоваться и тут же набирать воду в руки, чтобы прополоскать рот от попавшего мыла. Бельё промокло, и если бы Данила только чуть-чуть перегнул палку, она скинула бы с себя всё, не задумываясь. Как будто они уже в браке прожили не меньше пяти лет, и одновременно – как будто это самая невинная и настоящая дружба на свете. Теперь молча, не шевелясь, они стояли под включённым душем. Их руки тесно переплелись, Лера не только позволяла обнимать себя, но и прижималась ко нему – доверчиво, так открыто и неподдельно... Она наконец сдалась. Бережно поглаживая её по волосам, Данила слушал, как успокаивается её дыхание, как между нами всё словно выстраивается заново, и вокруг них выстраивается невидимая, прозрачная, но непробиваемая броня, этакое слияние двух аур из всего сразу – её слёз, его сомнений, её страха, его отчаяния, влечения, обоюдного выматывающего желания стать ближе, боязни неизвестности, удовольствия от прикосновений... из всего того, что они испытывали, находясь рядом. Она не могла не чувствовать этого тоже, как и не могла не понимать, что это уже точно навсегда. Разрушить это нельзя. Как бы там ни было… такое даром не проходит. Лера сумела стать центром всего его мира, пробраться в каждую мысль, сосредоточить на себе разум, подчинить себе мечты, планы, желания. Как он жил без неё? Вроде бы это он за ней ухаживает, на остров вот привёз. А на самом деле это она проникла в его одиночество, перевернула всё в голове. Вкачивает в него без конца любовь, в которой ещё не призналась. Показывает, как жить, дышать, видеть. Поменяла сознание. Сознание сдалось, оно даже не пыталось сопротивляться. «А что, разве, мол, надо?» Нет. Не надо. Ему нужно привязать её к себе, оставить её рядом, впустить туда, где до неё никто ещё не был. Ему нужно быть с ней. Странное, не поддающееся описанию чувство сдавило горло, и на секунду Даниле не хватило воздуха. Потребность в Лере и в тишине сковала грудь, и так необходимо оказалось вдохнуть её запах, чтобы увериться в том, что она существует. Он выключил воду, чему она не удивилась. Уткнулся в её волосы, нежно и незаметно целуя их. Она здесь. Она с ним. - Лера, ты нужна мне, - его голос надломился, когда он снова признался ей в этом. Он не имел никакой власти над собой рядом с ней. - Я знаю, - лишь два коротких слова. Теперь её голос, тихий и спокойный, звучал так правильно и твёрдо в их общей тишине. Не хотелось делиться собственными чувствами с этой чужой ванной, чужой душевой, оттого-то она и говорила еле слышно – только для него. - Я не хочу терять тебя. – Банальное «не хочу» ничего не может выразить. Ему хотелось видеть её глаза, но держать её так близко, чувствовать её тело возле своего казалось безумно верным. - Я знаю. - Никогда. - Скажи ещё раз. - Боже мой, Лера. Ты нужна мне. Ты так мне нужна. Звук собственного голоса казался Даниле отчаянным; он накрыл ладонью её затылок, поглаживая, желая стать ещё ближе. С каждым словом, с каждой проведённой рядом с ней секундой, с каждым вдохом он всё больше понимал, насколько правильным является всё происходящее между ними. Единственно возможным для них обоих. - Я совсем себя не понимаю, - с тихим вздохом произнесла Лера, пока единственный её мужчина гладил её по волосам. – Со мной всегда творилось что-то ненормальное, но ты – это нечто совершенно дикое. Ты нужен мне… тоже. Я странно чувствую себя рядом с тобой, но без тебя я больше вообще ничего не представляю. Я не представляю, как я снова буду сама по себе. Больше… больше нет. Я не смогу без тебя, - она окончательно смутилась и уткнулась ему в плечо. Данила не знал, что ей сказать. Ему было нечего сказать. Убедить её в чём-то, поддержать могло только вещественное доказательство его любви к ней, и этим доказательством были его обнимающие её руки. В этот сногсшибательный момент они оба уже не чувствовали себя на земле. Лера не может без него, и будь он проклят, если они ещё раз расстанутся. Потому что и он не может без неё. Уже больше никогда. Закрыв глаза, он медленно и глубоко дышал, пропитываясь её запахом. Ему было хорошо. Им было хорошо. А больше ничего и не нужно. - Сейчас что-то произошло, да… - её шёпот не занял ни атома тесного пространства. - Да. Что-то очень хорошее. Она притихла, прильнув к нему, и мысль о том, что она наконец успокоилась, приняла возможность их совместного будущего не только как неизбежное, но и как желанное, заставила Данилу улыбнуться. Ещё раз. Эй, чувак там наверху… спасибо. - Знаешь, когда я только взяла себе Мышку, - мысли Леры тоже блуждали где-то далеко, - когда с ней играла, то так радовалась – она же на мою руку реагирует, значит, я существую… У меня было не так много поводов для радости. Малышка. Надо было забрать её ещё тогда, когда он услышал, как она под лестницей ругается по-французски. - К чему ты это сказала? Лера медленно выдохнула и снова прикрыла глаза. - К тому, что я никого не подпускала к себе так близко, как тебя, - прошептала она, обняв Данилу по-девичьи, прижавшись к груди. Он снова погладил её по длинным спутанным волосам, накрыл руками плечи. - Моя маленькая врушка. Ты подпустила к себе страх. Не знаю, чего именно, но я всё ещё не могу пробраться к тебе сквозь него. Что-то не так было для неё в его словах. Козловский увидел, как она нахмурилась, даже несмотря на то, что даже не смотрел ей в лицо. - Ну, извини, тут уж какая есть. На её глазах действительно снова выступили слёзы. Она отстранилась, заставляя взглянуть на себя, и сложила руки на его груди, серьёзно глядя в лицо. - Моя жизнь не имела никакого смысла до тебя, и это было логично и объяснимо, сам понимаешь. Я делала только то, что могла. Фонд организовала, например. Я тратила себя до дна. Из театра вытягивала всё, что он мог мне дать. Из каждой роли, из всех подряд партнёров. Я убеждала себя в том, что это нормально. Что я смогу, что так будет всегда. Но что было всегда – так это моё знание, что это неправда. Поэтому когда мы встретились… ты меня обезоружил. Я не знала, что мне делать. Я уже ничего не соображаю, так что нечего стесняться – ты, знаешь, вдруг стал для меня первоначален. С тебя начался весь мой мир. Боже мой, Даня… ты даже не представляешь, что ты для меня. До глубины души поражённый её словами, он не смог придумать ничего лучше, как с чувством поцеловать её. Но жизнь повернулась так, что слаще его поцелуя для неё больше не было ничего… Это был волшебный вечер. Больше они не сказали друг другу ни слова – им это было не нужно. Данила просто целовал Леру – её лицо, её плечи, её запястья. Целовал, когда заворачивал в белоснежное мягкое полотенце, целовал, ведя в её комнату – она тихо попросила не уходить – целовал, помогая расчесать волосы, целовал везде, где мог дотянуться. Она чувствовала себя чистой. Ей было уютно сидеть и ждать, пока он сам завяжет её волосы в хвост – «мне нравится, когда они вьются». Чтобы оценить, как она – такая, вышедшая из-под его рук – выглядит, она встала. Данила смотрел на неё в зеркало, стоя за её спиной, и они оба в полутьме видели девушку, которая принадлежит ему. Никто из них не стал зажигать свет. Он медленно протянул к ней руку и обнял ладонью её. - Иди сюда. Ей по-прежнему хотелось слушаться Данилу во всём, что он захочет от неё. Он опустился на угол кровати, глядя на Леру снизу вверх. Кончики его пальцев приподняли краешек её крошечной маечки. Возможно, раньше она бы выбрала для сна большую фланелевую пижаму. Но теперь ей хотелось льнуть к Дане каждым дюймом кожи. - Ты… ты такая маленькая, - чувственно, удивлённо и тихо прошептал он, его тёплые руки аккуратно изучали её тело, словно прося прощения за то, что сегодня они попали под ливень. Это было мягко. Это было очень мягко. Он будто собирался лепить с неё скульптуру, поэтому запоминал каждый изгиб. Она не выдерживала, на месте его рук должны были оказаться его губы. Она хотела, чтобы он дотрагивался до неё, чтобы забрал себе, чтобы запах его кожи впитался в неё. Она должна была стать его. - Иди сюда, - шёпотом повторил он. Лера жаждала его рук, его губ, его тела. Его всего. Она наклонилась и прикоснулась к его губам, подумав, что, возможно, стоило бы уступить инициативу ему, но… мысль промелькнула и тут же погасла. Он целовал её. Он был невероятно талантлив в поцелуях. Чувствовал каждое её еле заметное движение, ловил каждый чуть слышный стон, внимательно отзывался на каждую просьбу ласки и тепла. Такие аккуратные губы… и в то же время в движениях Данилы было столько тщательно сдерживаемой, будто дозируемой страсти, что у неё кружилась голова и возникали сомнения в том, что этот удивительный нежный мужчина реален. И было неважно, на ком он учился этой чуткости. Теперь это принадлежало ей, он принадлежал ей. Она хотела не переставать таять под его губами. Давать ему обнимать и гладить себя, как сейчас. Хотела остаться рядом с ним, навсегда. Раствориться в нём, поглотив его, перемешавшись, чтобы от неё ничего не осталось. Он был без исключения всем, чего ей хотелось – сейчас и когда-либо вообще. Виртуозно, сумев не остановиться, Данила перехватил Леру, подался вперёд и опустил её на подушки. - Даня, что мы делаем? – отпуская последние крохи рассудка, прошептала она. - То, что нам нужно, - его состояние ничем не отличалось от Лериного. Будто одеялом, он укрыл её собой от всего внешнего мира, и, мягко целуя, прошептал, - я не хочу... чтобы сейчас ты видела что-то, кроме меня. - Только ты, - отозвалась она. – Только ты. Просто обняв её покрепче, Данила всего лишь мягко касался её губ своими, и она проваливалась в сладкую дремоту, теряя от его ласки и тепла разум, слепо доверяясь его объятиям. Он был так аккуратен, так сдержан и последователен в этом неглубоком поцелуе, будто пробовал – а как это, целовать её нежно. И его изучение их общих способностей плавило её, как масло. Оказывается, нежными умеют быть они оба. - Прекрасная моя девочка… Чувствуя её всей кожей, впитывая робкую, нерешительную сладость – она словно смущалась каждого своего движения, и это было очаровательно – Данила на самом деле чувствовал себя счастливым и хорошим человеком. Она не доверяет никому, но ему почему-то решила довериться. Может быть, он и в самом деле стоит чего-то, она же с ним, они же в одной постели, она же… Она же его. Он любил это чувство – будто он свободен и спокоен, будто он всё может, пока Лера смотрит на него и позволяет к себе прикасаться, пока выбирает его. И за это ему хотелось подарить ей всю свою жизнь. «Я хочу тебя», - чуть не прошептал он. – «Одну тебя». В его руках. Придавленную сверху его телом. Страстную, сладкую, жаркую, гибкую. Всхлипывающую от удовольствия, чутко отзывающуюся на каждое полуприкосновение, стремящуюся к нему. Ищущую его ласк, отвечающую на них. Он жаждал её – пьянящую, помрачающую разум, с пылающей кожей. На всю ночь. Или несколько. Или на все оставшиеся ночи его жизни, и хуже этого ничего на свете быть не может, потому что он подсел на неё и теперь зависим, как героиновый наркоман. - У тебя… у тебя это тоже так? – сбивчиво выдохнула Лера. – Ну, когда… целуешь и будто проваливаешься куда-то, голова кружится? Боже, она восхитительна. Чиста и откровенна, как единственная девушка на земле. Кто бы мог подумать, что в этой саркастичной, по-кошачьи независимой актрисе, умеющей бросить вызов одним только прищуром зелёных глаз, на самом деле таится наивная, неопытная и искренняя девочка, которая покоряет и притягивает к себе этой невинностью, и о которой он хочет заботиться. Данила не сразу понял, о чём она. А когда понял, улыбнулся: - Да, Лера. Со мной это тоже так, но только когда я целую тебя. Плавятся мысли, и всё теряется, да? Это твоё влияние, знаешь ли. Он ещё немного помолчал, прикасаясь губами к её лицу. - А помнишь, - даже в его голосе чувствовался свет, - когда-то ты говорила мне, что мы не будем с тобой счастливы. - Думаешь, я врала тебе? - Нет, не думаю, - рассудительно ответил он. – Теперь я совершенно точно знаю, что ты создана для меня. Ты просто ужасно боялась. Так боялась, что сама в это поверила. Лера поёжилась. Он опять заговорил о страхе. - Данила, всё не так просто. Только Бог знает, как мне с тобой хорошо. И я всё время думаю о том, что… краду это счастье с тобой. У кого-то краду… может, у самой себя. Я так боюсь сделать что-нибудь неправильно. Со мной такое впервые. Ты со мной впервые. - Не так-то просто тебе будет сделать что-нибудь неправильно, - он тихо засмеялся. Ему вспомнилась их встреча в театре, после того, как они расстались насовсем. Как только он увидел её, почувствовал, как всё внутри него реагирует на её присутствие. Сердце сжималось, зрение перестраивалось, и он следил только за её движениями, сердце замедляло ход, тело не отзывалось на команды мозга, да и мозг функционировал через раз. С тех пор так было всегда, потому что Лера ему нравилась. В его глазах она была просто неповторима, всё в ней. Голос, поведение, глаза, аромат. Она больше не отпускала его взгляд. Она была идеальна. Ему нравилась её светлая бархатистая кожа. Ему нравилось её лицо с его особенной, неповторимой красотой. Лера даже не понимает, насколько эта красота притягательна, каким она, Лера, обладает шармом. Ему нравились её тяжёлые, густые волосы, и нравилось касаться их, ощущать их вес на ладони и вдыхать их аромат. И нравилась её стройная, женственная фигурка, не выдававшая, сколько в этой девушке сил. Это выдавали её глаза, упрямые, глубокие – дна не увидишь… Они вернулись друг к другу, несмотря ни на что, они вместе. Данила с удовольствием думал, что должен сделать всё возможное, чтобы Лера начала, в конце концов, жить. И сегодняшняя ночь что-то в нём надломила. Он стремился защитить её, помочь ей, развеять страхи. Стать всем для неё. Она, кстати, была такой только в этот раз, только однажды. Маленьким существом, нуждающимся в том, чтобы опереться на кого-нибудь… на него. Она смотрела на него с такой эфемерной надеждой, она сама не верила в то, что то, чего она хочет, возможно. И в этот момент он понял окончательно – никто и ничто на свете не может сравниться с Лерой… с его Лерой. Он теперь обязан быть рядом. Быть рядом с ней, принадлежать ей, отдать ей себя, если она попросит. Смотреть на то, как Лера отводит глаза, стоит ему заговорить о будущем, было невозможно. Ему хотелось прошептать ей: «Лера, я так сильно в тебе нуждаюсь, что это просто сумасшествие какое-то», но он не мог, это было сейчас лишним. Любые слова были бы лишними. А потом она уснула в его руках. Данила ещё долго ещё наблюдал за ней спящей, потому что именно в такие моменты она не просто сражала, она ошеломляла. Изумляла, очаровывала, завораживала. Сводила с ума. Дыхание ровное, рамка длинных пушистых ресниц, светлая мягкая кожа, густые волосы... кровь прилила к голове, гулко заколотилась в ушах, когда Лера глубоко вздохнула и сонно заворочалась, невольно вынуждая Данилу её отпустить. Она была красивой. Нет, не просто красивой – это не определение для неё. Она была безупречна. Полностью, захватывающе, невыразимо безупречна. И ещё она теперь его. Он только сейчас понял, что ошибался, когда думал, что не отпустит Леру. Он не просто не отпустит её – он никому её не отдаст. Никакому другому мужчине. Она принадлежит ему вся. Це-ли-ком. Так должно быть. Только к нему она будет прижиматься во сне, только под щекоткой прикосновений его губ будет вздрагивать, только его имя будет шептать ранним утром, когда они, заспанные, приоткроют глаза. Ничего – и никого – другого он ей теперь не позволит. Он чуть не заскрипел зубами, когда представил её в своей спальне в Петербурге. Он возвращается с работы, когда она уже спит, в тусклом свете она такая же, как сейчас. Аккуратно ложится рядом – на секунду она просыпается и улыбается, довольная, что он пришёл. Обвивается вокруг него, и они засыпают. Лера снова прошептала во сне его имя, и даже эта мелочь вышла у неё офигительно чувственно. Мозг в голове будто вздулся. Козловский зажмурился, и ровно в эту секунду в окно снова дунул ветер, пытаясь претендовать на главенство. Ну уж нет. Не сегодня. *** Лера пришла в себя от того, что Дани не было рядом. Слабость во всём теле, усталость от прошедшего дня не позволила сбросить с себя пелену дрёмы, она только зевнула и перевернулась на другой бок, надеясь, что он скоро вернётся. Ей теперь нужно, чтобы он возвращался. Она больше это не отрицает. Было время, когда она так сильно обижала его. Отталкивала, бросала, строила из себя невесть что, а он всё вытерпел и не отказался от своих намерений. «Это было ради его же блага!» Да. Но это его жизнь, и он решил, что с ней делать. Её совесть чиста. И в глубине души она была ему очень благодарна за то, что он не отступился, потому что никто не был с ней таким, как он, таким терпеливым и несгибаемым, таким сильным. Она была счастлива здесь. И хотела ещё. Не оставил её тогда – не оставит и дальше. Не бросит. Балбес. Она лениво приоткрыла глаза, сама не до конца понимая, зачем. Он – тот самый, который не оставил – сейчас вполоборота сидел прямо перед ней, на широком подоконнике, спокойно наблюдая за тем, что происходит на воде. Спросонья картинка почему-то сбила её с толку, и она просто рассматривала выделяющийся в темноте мужественный силуэт, не находя в себе ни сил, ни желания даже на то, чтобы моргнуть – чтобы он, не дай Бог, не исчез. Поняв, что она смотрит, Данила повернул голову и взглянул на неё. Открыто, тепло, так по-своему, по-мальчишечьи улыбнулся, и Лера резко выдохнула, будто её ударили в солнечное сплетение, дыхание сбилось. Должно быть, ей это снится. И это потрясающий сон, лучший из всех, что она видела. Она не знала, что он только что был погружён в созерцание иного рода – любовался ей. Не знала, что являла ему собой ни много ни мало – образец изысканной красоты и покоя. Что он смотрел, как её грудь мерно вздымалась в такт с дыханием, и что его сердце переворачивалось, потому что считало её совершенством. - Вернись, пожалуйста… Он беспрекословно подчинился. Он же обещал, он говорил, что ей не нужно бояться своих желаний. Когда Данила поднялся, Лера с трудом сдержала вздох восхищения. Их ощущения совпали. Сколько она ни пыталась, не могла представить себе мужчину красивее него. Он лёг рядом с ней, и она устроилась поудобнее – смотреть. Глаз ведь не отвести. http://vfl.ru/fotos/d435b1ac14168262.html Тёплая ладонь прикоснулась к его волосам и тихо погладила – симпатичное ощущение. Замерла, словно ожидая разрешения. Он выдохнул, давая его, пытаясь поймать неожиданную ласку. О чём, интересно, Лера думает сейчас? Пальцы потеребили пряди волос, погрузились в них, пробежались по шее. Он прикрыл глаза. Видеть, как он доверяет ей, резануло по сердцу. http://vfl.ru/fotos/b4bd160714168367.html Рано или поздно она не выдержит, и тогда… Тогда ей будет очень-очень плохо. Хуже, чем было когда-либо. Всё, что она может – успевать любить его. Пока можно. Он единственный, кто принял её такой, какая она есть. - Ты что, правда такой альтруист? – шёпот взрезал воздух прежде, чем Лера это осознала, и Данила каким-то немыслимым образом понял её. - Никакой я не альтруист, - тихо сказал он. – Нет. Я хочу тебя для себя. Но я хочу только тебя. Никто другой не может быть на твоём месте, поверь мне. - Тогда поцелуй меня ещё раз, - тут же потребовала она. – Я в тебе очень нуждаюсь. - Лера… - Ты сказал, что всё будет так, как я захочу. Сейчас я захотела, чтобы ты поцеловал меня. Он опасался опять сорваться, но Лера распробовала на вкус его поцелуи и не собиралась от них отказываться. Они целовались с упоением, пока он не шепнул ей в губы: - Сладкая, нам завтра рано вставать… Она покорно свернулась калачиком на его груди. Ощущать его руки на коже было… изумительно хорошо. - Ты мой, - снова прошептала она. – Хочешь ты того или нет, ты мой. Я не смогу без тебя. Лера не увидела его улыбки. Но Лера знала – она там, на его губах. - Спи, родная моя. Ты со мной, всё хорошо. Спи. Она поцеловала его плечо и вытянулась, прижимаясь к сильному телу. «Любимый, я убью тебя собой. И теперь я не остановлюсь. Просто не сумею».

Его свет совсем не даёт уснуть, Не даёт себя оправдать ни в чём, Но зато он целится прямо в суть Кареглазым своим лучом…