«Es buscarte sin saber Y sentir escalofríos, En el alma y en la piel, Si te dijera lo que no se ve. Es quererte sin tener, Es decirte buenos días, Con el beso que inventé, Cuando te pienso sonrío después…»* Manuel Carrasco «Uno por uno»
Десять дней пролетели катастрофически быстро. В воскресенье вечером сын Власовой возвращался от отца, поэтому Калашников сказал, что днем отвезет ее домой, чтобы она успела подготовиться к встрече: убрать в квартире, закупить продукты и наготовить еды. И выкинуть все, что испортилось за это время. Рита стояла перед окном, рассеянно смотря на росшую во дворе яблоню, светло-зеленые плоды которой уже начали появляться среди листьев. Белый налив. Еще пару месяцев, и он будет вкусным и сочным, с кислинкой, если не передержать на ветке. Власова вспомнила, как когда-то срывала эти яблоки у своей бабушки прямо с дерева, а та ругалась, что внучка не дает им поспеть до конца. Но Рита всегда любила их чуть кислыми, а не желтоватыми и рыхлыми, как вареная картошка. Через узкую проселочную колею, разделявшую четные и нечетные дома на одной улице, стояла машина соседа, в которую тот загружал свои вещи. Увидев в окне Власову, он улыбнулся и помахал рукой. Она кивнула и подняла руку в ответ. - Готова? – прозвучало за спиной, и Рита повернулась. - Да, - просто улыбнулась она, хотя мысленно ответила иначе. Разве к такому можно быть готовой? - Тогда я сейчас быстро схожу в душ, и поедем, хорошо? – Калашников всматривался в ее лицо, словно почуяв неладное. - Конечно, - пожала плечами она, точно ничего особенного не случилось. Коротко поцеловав ее, Гриша хотел уже уйти, но Рита не пустила – впилась губами, словно последний глоток воздуха ловила, и обхватила руками, прижавшись крепко-крепко всем телом. - Маргарита… - еле слышно прошептал он, когда она ослабила хватку. - Все, теперь иди, - сдержанно улыбнулась она. Дождавшись, когда Калашников скроется в ванной, и услышав шум воды, Власова резко выдохнула: ну все, Маня, действуй. Теперь только вперед и не оглядываться. Она выхватила из своей сумки блокнот, вырвала из него лист, быстро-быстро нацарапала на нем одну-единственную фразу и оставила записку на кровати. После чего цапнула свою сумку и стремительно вылетела из дома. - Можно ехать, Валерий Капитонович? – выравнивая дыхание, с улыбкой подошла она к соседу, пожилому пенсионеру в старой ветровке защитного цвета. - Можно. У меня все готово, - подтвердил он. – А тебе срочно надо, да? - Очень, - снова резко выдохнула Рита, будто переходила с одного уровня квеста на другой, и уже через тридцать секунд машина тронулась с места, еще через несколько минут – выехала на трассу. Власова откинулась на спинку кресла, запрещая себе думать, вспоминать, анализировать. Но перед глазами так и стояла картина, как Гриша выходит из душа и обнаруживает, что она уехала, оставив после себя лишь строчку на бумаге: «Я не хочу с тобой прощаться…» Вот так, без подписи и лишних реверансов, она трусливо сбежала, потому что, сколько бы ни представляла, как он ее отвезет домой, не могла увидеть себя спокойной и уверенной, говорящей ему «всего доброго» или что-то подобное. Нет, разрыдалась бы как малолетняя дурочка, которую бросил парень. В глазах и так щипало только от мысли, что это все, конец. И память, как ее ни пинай в чулан, все пичкала и пичкала кадрами и сценами последних десяти дней. - Доброе утро, мой капитан, пора вставать, - его голос – первое, что она слышала каждый раз, как просыпалась. - Мм, а можно не вставать? – пробубнила тогда Рита, не открывая глаз, чувствуя, что совершенно не хочется выбираться из постели. - Можно, - усмехнулся он и ушел. Но очень быстро вернулся. Она ощутила, как ее сгребают в охапку вместе с простынями и отрывают от кровати. - Что ты делаешь? – моментально проснулась Власова. - Ты же не хотела вставать, - довольный своим замыслом улыбался Григорий. - С ума сошел – у тебя же кровотечение откроется, - не на шутку волновалась Рита, но он лишь заявил: - Поэтому будь умницей и не дергайся, пока я тебя несу. И ей ничего не оставалось, как выполнить приказ. Второй раз она всполошилась, когда он вынес ее на улицу и бережно опустил на приготовленную заранее туристическую пенку, заверив, что в это время никого в деревне нет – ей нечего бояться, что ее могут засечь в таком виде. А потом устроился рядом на траве, и она положила ему голову на плечо. Власова почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза, и быстро достала темные очки. - Солнце в глаза светит, - объяснила она соседу, бросившему на нее заинтересованный взгляд, но тот лишь вытащил пачку бумажных салфеток, и Рита поняла, что план не сработал. - Спасибо, - голос дрогнул. - Не за что, - вздохнул старик и добавил: - Плачь, дочка, если надо. Не обращай на меня внимания. Плачь – говорят, помогает. И Рита с трудом удержалась, чтобы не разреветься здесь и сейчас, хотя платочки все-таки пригодились. - Слушай, все это, конечно, здорово, но если мы собираемся пробыть здесь десять дней, то мне нужно сгонять домой за вещами – у меня же ничего с собой нет. - А что тебе нужно? - Ну, хотя бы зубную щетку и расческу. - Это все? - Какой-то минимальный набор косметики… - Не нужна тебе косметика. - Средства по уходу за собой. - Ухаживать за тобой буду я. - Сменную одежду. - Мм…. - Ну, хоть что-нибудь, чтобы переодеться – не ходить же десять дней в одном и том же. Не знаю, пижаму какую-нибудь. Холодно у тебя тут ночами? - Тебе будет тепло. И пижама не понадобится. Власова покраснела от воспоминаний так же, как и тогда, когда он все это ей говорил, столь уверенно, решительно, словно другого мнения быть не могло. И так легко стало от этого, что она махнула рукой, согласилась на все и не пыталась больше возражать, когда он говорил, что и как будет дальше. Было удивительно приятно просто следовать плану, его плану. - Ты в детстве, наверное, была пай-девочкой, отличницей и примером для всех. - Да прям! То есть училась-то я, конечно, хорошо, но за поведение к директору вызывали неоднократно. Грозили, что выгонят из школы, если я еще раз… - Что ж ты такого делала? - Да по-разному. Одному однокласснику как-то настучала учебником, другого чуть из окна не выкинула. Не, там всего второй этаж был, ты не подумай, и я так – попугать лишь хотела чуток. А он разверещался, как голодный петух... Что ты смеешься? А нечего было девчонок наших обижать и в собак камни кидать. Дебилы! Он лишь смеялся и закрывал ей рот поцелуем, чтобы остановить поток праведного гнева. Рита аккуратно вытерла платком уголок глаза. Валерий Капитонович не заметил. Или сделал вид, что не заметил. - Да, мы с Женькой все леса наши исходили, пока жили у тетки. То за грибами, то за ягодами, то просто так – в поход. Чай на костре, суп из крапивы, дикие яблоки, рыба из речки, запеченная на углях, – приключение. - А я только с одноклассниками ходила и потом пару раз уже во взрослом возрасте. Тоже чай делали и уху. - А кофе на костре варила? - Нет. - Ммм, совсем другой вкус. - Ты куда? - За дровами – сварю нам кофе. Потом еще чурбачков накидаем, и в обед можно будет сделать картошку и шашлыки. Хотя если наловить рыбы – недалеко есть речка, – и ее можно запечь. Власова сделала глубокий вдох. Теперь надо как-то вернуться в свою обычную колею, оставить все эти воспоминания в стороне, как книжки на полке, и научиться жизнь без него. Поблагодарив соседа за доставку домой ее совсем расклеившейся в пути персоны, Рита поднялась в квартиру и достала из сумки телефон. Она выключила его на всякий случай, когда уезжала из деревни, но, включив, не обнаружила ни новых сообщений, ни пропущенных вызовов. Власова бросила аппарат на тумбочку и попыталась убедить себя, что так правильно. Она же сама написала ему, что не хочет прощаться. Он просто уважительно принял ее решение. Все, Рита, просыпайся, сказка закончилась, теперь нужно снова включаться в реальность. У тебя не так много времени, чтобы убрать квартиру и сходить в магазин. - Не могу поверить, что мы все закончили, - Белая от души потянулась, закинув руки за голову. – Сколько же дерьма у этих политиков… - скривилась она и повернулась к Белозерову. – А у тебя что? - Да и у меня… все то же самое, - вздохнул он и признался: - Иногда очень сложно сохранять непредвзятость и просто делать экспертизы. Ты только подумай, сколько девочек через них прошло… - Ну да, - с готовностью поддержала Таня. – Мало Потапова с художественной гимнастикой, Шульгин еще со своим фигурным катанием, а потом и те два региональных урода, которые, видимо, попробовав и войдя во вкус, решили у себя там понаоткрывать секций для юношеского спорта. - Женя все-таки молодец, - задумчиво произнес Сергей. – Два года работать со всем этим и не сломаться, учитывая ее историю. Идти вперед, несмотря ни на что. С ее-то нервами – не сорваться. - Слушай, я вот сколько думаю об этом, столько и не понимаю – я бы точно убила раньше, как только бы узнала. Ну как, - взмахнула она руками, - как можно два года ходить рядом с этим козлом, охранять его еще, улыбаться и… - Месть – это блюдо, которое едят холодным, - философски изрек Белозеров. – А потом не забывай, что у нее были Калашников и Султанов по обе стороны, а также четкое условие, что все должно быть законно. - Да боже ты мой! Пристрелил при попытке к бегству, и все законно! – встала Таня со стула, чтобы размять ноги. - Кстати, заметь, она и на захвате его не пристрелила, - вспомнил Сергей. - Потому что ей Данилов не дал. - О, слышу свое имя! – в лабораторию вошел улыбающийся Степан. – Как у вас тут? - У нас тут – все! – торжественно отчиталась за двоих Белая. – Теперь все – в суд! – улыбнулась она, и коллеги поддержали. - У меня вот только один вопрос остался, - посерьезнел Белозеров. – Женя говорила, что она Калинина, и мать у нее Калинина, и сестра, и бабушка с дедушкой. - Ну и? – не понял Данилов. - Бабушка с дедушкой у нее по матери, то есть если они Калинины и дочь их в девичестве Калинина, - начал объяснять Сергей, - то предполагается, что, выйдя замуж, она меняет фамилию, и дочери у нее носят фамилию отца. Как-то нелогично получается. Был бы один ребенок, можно было бы предположить, что Елизавету бросил мужчина, и она стала матерью-одиночкой, но у нее двое детей, причем с приличной разницей в возрасте. - Ну, может, дважды бросили? – предположил Степан. – А в базе нет ничего на тему? - Если бы было, я бы не спрашивал, - заметил Белозеров. – В базе есть только ее брак с Потаповым. - Придет Женя – спросим, - улыбнулся Данилов. - Так это… - осеклась Белая, переглянувшись с Сергеем. – Ты не знаешь, что ли? - О чем? – напрягся Данилов. - Женя того… уехала. - Как уехала? Куда? – Степан изменился в лице. - Вчера еще попрощалась и сказала, что поедет домой, - ответила Таня. – В смысле в Ростовскую область, где она выросла. У нее там квартира или дом от родителей остался, насколько я поняла. Данилов сосредоточенно кусал нижнюю губу, шустро соображая план действий. - Серега, а найди мне адрес этого дома, - попросил он. – У нас же сейчас никто в отпуск не идет? - он посмотрел на обоих коллег. - Да вроде нет, - пожала плечами Белая. - Вот и отлично, - обрадовался Степа, - значит, пойду я, а то что-то… заработался. Отдохнуть хочется. Да и Корявому обещал заехать и обмыть его погоны. - Погоди, ты собрался к Жене? – догадался Белозеров. - Я собрался в отпуск, - загадочно улыбнулся Данилов. – На юга. Но адресок ты мне распечатай. Пойду заявление Рогозиной напишу, - с этими словами он довольно выскочил из лаборатории; эксперты переглянулись. - Слушай, ты действительно думаешь, что… - Таня недоговорила, указав рукой в направлении выхода. - Зная нашего Степана Андреевича, я ничему не удивлюсь, - кивнул Белозеров и повернулся к компьютеру. – Так, где у нас тут был адрес Шишковых… Евгения медленно вышла со двора и закрыла за собой калитку. Вот уже несколько дней она наводила порядок в родительском домике, заново знакомилась с соседями, которые дивились, как она похорошела и какой большой девочкой стала. Каждый норовил сказать комплимент, посочувствовать ее ситуации и предложить помощь – кто молоком, кто яблоками, кто дровами. Женя не спеша пошла к речке. Июнь выдался теплый, и она частенько ходила на местный пляж, потому что там ей думалось лучше. Вернее – не думалось лучше. Дома все давило, напоминало о маме с папой, о ее прошлом, о Грише… Он позвонил ей недавно, и они встретились на площади. Рассказал, что собирается делать, и заявил, что не хочет прощаться, как и не желает, чтобы она наблюдала за его агонией. - Запомни меня таким, какой я есть сейчас, - ободряюще улыбнулся ей Калашников. – А когда… тебе сообщат. Она тогда не нашла, что ответить, просто обняла крепко-крепко, в последний раз. И с тех пор чувствовала себя самим одиноким человеком на свете. Продолжать работу после захвата оказалось сущей пыткой, но она стойко довела ее до конца, как мысленно пообещала Кате, когда нашла и прочитала ее дневник, в котором сестра подробно расписывала все ужасы Потапова. Женя могла проследить, как он ее обрабатывал, внушал страх и чувство вины, чтобы она ни за что и никому не рассказала о том, что происходит. Пальцы невольно снова сжались в кулаки, и Шишкова выдохнула, закрыв глаза на секунду. Все, все закончилось, теперь нужно просто об этом не думать. Ни о чем не думать. Разувшись, Евгения спустилась к реке, но едва успела сесть на песок, как рядом прозвучало: - Девушка, у вас тут свободно? Можно я присяду? Она подняла голову и тут же вскочила на ноги. - Степа? – округлились от удивления ее глаза. – Что ты здесь делаешь? - В отпуск приехал, - улыбнулся Данилов и бросил быстрый взгляд вокруг. – Хорошо у вас тут, - но, видя, что Женя не отвечает, участливо спросил: - Как ты? Шишкова пожала плечами, отворачиваясь, устремляя взгляд на реку. - Ребята сказали, что ты уехала. Закончила работу, со всеми попрощалась и… все. - Так и есть, - негромко отозвалась девушка. - И до какого у тебя отпуск? - У меня не отпуск, - серьезно посмотрела на него Шишкова. – Я ушла из полиции. - Что? – не поверил своим ушам Данилов. – Но… - Что слышал, - Евгения подняла с песка балетки. – Я пришла в полицию, чтобы засадить Потапова, - она вновь повернулась к нему, - чтобы отомстить ему за всю мою семью. Я ведь единственная осталась. Кто еще, если не я? А теперь… - она повела плечом, снова отводя взгляд в сторону. – Больше нет смысла там оставаться. - Мавр сделал свое дело – мавр может уходить? - Именно, - Женя хотела казаться решительной и уверенной в себе, но Степан чувствовал, что что-то здесь не так, не так просто, как она рассказывает. - И чем ты теперь будешь заниматься? – он подошел ближе. - Я не знаю, - тихо ответила она. – Я… я пока не думала… Руслан Султанович предлагает отсудить у Потапова все, что досталось ему от моей мамы и дедушки. - Это было бы справедливо. - Возможно, - она опустила голову и стала чертить произвольные линии ногой. - Можно вопрос? – Она кивнула. – У нас тут недоумение возникло: почему ты Калинина? Разве ты не должна была носить фамилию своего отца? - Папа работал на спецслужбы, - просто ответила Шишкова. – В целях нашей безопасности было решено, что мы все будем носить мамину фамилию. Когда он погиб во время одного из заданий, мне было чуть больше года… - она вдруг глянула на Степу и чуть ли не бегом понеслась вверх на поле, через которое шла тропа к дому. Данилов припустил за ней и обогнал, встав на пути. - Ты очень изменилась в последнее время. Женя подняла на него глаза, но ничего не ответила, обуваясь. - Я просто не знаю, кто я теперь и где мое место, - наконец, произнесла она. – Здесь прошло мое детство с моими мамой и папой, там прошло мое раннее детство с моей родной семьей, но… нигде никого не осталось. Я… я чувствую себя щепкой, которую несет течением, и я не понимаю, что мне теперь делать. Гриша говорит, что я слишком долго жила местью. Наверное, он прав… Поступить на юридическое, отучиться, пойти работать в полицию, добиться перевода в Москву, годами следить за этим уродом… Потратить столько лет только для того, чтобы засадить одного конкретного преступника в тюрьму... Я приехала сюда, думая, что смогу найти покой и… себя, но… - Не получается? – осторожно вставил Данилов. - Меня здесь не было слишком долго, - она всплеснула руками, не в силах сдержать эмоции, - мне здесь все чужое, хоть оно и мое… - она замолчала, опустив голову, и Степан решился. - На самом деле я приехал не просто в отпуск, - тихо начал он, - я приехал за тобой. – Женя вскинула на него недоуменный взгляд. – Калашников просил меня позаботиться о тебе и не оставлять одну. - Сдал меня с рук на руки, - криво усмехнулась Шишкова и вздохнула: - Гриша всегда обо мне заботился… - Теперь это буду я, - продвигался в своих планах Данилов. - Да нет, Степ, ты не обязан, - горько ответила она. – Гриша всегда видел во мне младшую сестренку, маленькую девочку, но… я выросла. Мне не нужны опекуны и присмотр. Я уже все могу сама… - медленно добавила Женя, и от этих слов ей самой хотелось взвыть. – Так что ты правда не обязан, - нашла в себе силы продолжать она. – Тебе тоже лучше забыть всю эту историю, которая напоминает тебе о Кате… как и я. - Что-то я не понял, - нахмурился Степан. - Да что тут непонятного? – усмехнулась Шишкова. – Совершенно очевидно, что я напоминаю тебе мою сестру, которую ты очень любил когда-то, поэтому ты здесь… - Погоди, ты это серьезно? – не смог сдержать улыбки Данилов, и Евгения насторожилась – теперь не понимала она. – Жень… - он сделал паузу, пытаясь найти подходящие слова. – Я, конечно, очень любил твою сестру. Когда-то давно. Сто лет тому назад. В прошлом веке. Но к тебе это никакого отношения не имеет. В том смысле, что… - Степан вздохнул. – Короче, мне не нужны ни заветы Калашникова, ни воспоминания о твоей сестре, чтобы быть здесь. Я приехал за тобой, понимаешь? – он наклонился, видя недоверие в ее глазах. – Когда ты только пришла в ФЭС, еще не было ни Кати, ни Гриши. Для меня не было. Была только ты. И как бы вся история ни оказалась связана с нашим общим прошлым, я умею отделять зерна от плевел. - Что ты хочешь сказать? – еще больше нахмурилась Шишкова, не улавливая, к чему все это, и он улыбнулся. - Знаешь, что сказала Власова после нашей с тобой первой перепалки? - Что? – заинтересовалась она. - Я тогда заявил, что одна министерская шишка пришла искать другую министерскую шишку, а она и ответила: «Ну, судя по всему, шишка отскочила прямо мишке в лоб». – Евгения прыснула со смеху, и, довольный такой реакцией, Данилов, воодушевленно продолжил: - Власова, она такая, она почему-то все угадывает наперед. - Рассердился мишка и ногою топ, - с улыбкой продолжила Женя. – А ты не только ногою топ, ты еще и… Суровый из тебя вышел мишка. - Бешеный, - поправил он, подходя чуть ближе. – По крайней мере, ты меня называла именно так. - Ты искал правду, - улыбка исчезла с ее лица, - ты чувствовал, что я что-то скрываю, поэтому и не отставал. - Да нет, Жень, - просто улыбнувшись, тихо ответил Степа. – Не поэтому… - он подошел еще ближе, - или не только поэтому… - Ты извини меня, пожалуйста, - тут же сделала она шаг назад, - но я думаю, что ты зря приехал, то есть… не стоит… в смысле… - она тяжело вздохнула, закрыв лицо руками, потом убрала ладони и вымученно посмотрела на Данилова. – Несмотря на мои долгие беседы с Ольгой Валерьевной, есть вещи, которые я должна преодолеть сама, а я… я не могу. И я не знаю, когда смогу. И… пожалуйста, я не хочу об этом говорить, и… тебе лучше уехать, - Женя не знала, куда себя деть от неловкости ситуации. Перед отъездом она виделась с Султановой и пожаловалась, что до сих пор шарахается от мужчин и впадает в панику, когда к ней кто-то прикасается. Что она пыталась тренировать себя поездками в общественном транспорте, но у нее ничего не получалось. Каждый раз, когда мужчина ее задевал, мозги словно застилало туманом. Наверное, еще и поэтому она уехала в деревню – здесь никого не было почти на квадратный километр. Ольга Валерьевна сказала, что должно пройти время, и Евгения решила отсидеться в родительском домике, а тут Данилов… - Жень, ты нормальная, - тихо и спокойно сказал он. – Я, конечно, не психолог и не собираюсь тягаться в этом с Султановой, но… я видел тебя другую, и я знаю, что эта другая Женя существует. - Ну да, где-то на чердаке подсознания, - нервно ответила Шишкова, не зная, что делать, чувствуя, как призраки прошлого снова начинают одолевать ее. – Кто бы еще знал, как ее оттуда достать… Степан протянул руку. Евгения перевела непонимающий взгляд с нее на его лицо. - Я знаю. Я не буду тебя трогать, - улыбнулся он, - но я знаю, что ты можешь сделать это сама. - Нет… - прошептала она, невольно сцепив свои пальцы в замок. - Да… - убедительно ответил Данилов, не сводя с нее глаз. – Это очень просто. Попробуй. Женя, опасливо глядя на протянутую ладонь, словно это была ядовитая змея, медленно протянула свою руку, то и дело одергивая ее назад. Но Степан был непоколебим в своем решении – не сдвинулся с места, пока она аккуратно не прикоснулась кончиками пальцев к его пальцам. Дотронулась и шумно выдохнула, словно марафон пробежала или подвиг совершила. Хотя для нее это было действительно геройством. - Я не хочу больше ловить тебя в критические моменты, когда ты за собой не следишь, - улыбнулся Степан. – Я хочу, чтобы настоящая Женя вышла из своего кокона страха. Опасность миновала, тебе больше нечего бояться – им светит пожизненное, а если что – я рядом, - ободряюще кивнул он, и Шишкова неловко улыбнулась, завороженно глядя, как он осторожно поглаживает ее пальцы, постепенно овладевая всей ладонью. Не выдержав, она выдернула свою руку и прижала к груди. - Я боюсь, тебе придется ждать очень долго, - Евгения отвернулась. – Потому что… И тебе лучше уйти. Уехать. Ну неужели в Москве девушки закончились? – в отчаянии воскликнула она. - Нет, - он снова вырос перед ней. – Не закончились. Но я хочу ту, которую вижу сейчас. Я, знаешь ли, не боюсь трудностей на пути. Это сопляки всякие и маменькины сыночки пусть берут себе мягких домашних девочек, а я человек закаленный, я хочу… дикую, чтобы приручать надо было, чтобы только моя… - То есть я для тебя дикая зверушка, да? – попробовала возмутиться Женя, но почему-то было смешно. - А что такого? – Данилов был невозмутим. – Ну, если я мишка, то ты можешь быть… лошадкой. Помнишь, мультик такой был, там мишка кричал в тумане: «Ло-шад-ка-а!» - Не мишка, а ежик! Ежик в тумане, - рассмеялась-таки Евгения, неосознанно положив ему руку на плечо. - Да? – как ни в чем не бывало отозвался Степа, замечая ее жест. – А мне казалось, что мишка кричал. Или они оба кричали? – он замолчал, потому что она замерла, обнаружив свою ладонь на его плече. – Вот видишь, - тепло улыбнулся он. – Все гораздо проще, чем ты думаешь. Я считаю, что проблема в том, что ты вбила себе в голову, что ты не можешь. Просто перестань грузиться на тему, и все придет само… Шишкова аккуратно провела ладонью по его предплечью, потом вновь по плечу к шее. Данилов видел, насколько она напряжена, и пытался разрядить обстановку, как мог. - Вот-вот, здесь, да, - он наклонило голову вбок, - если почесать, то я еще мурлыкать могу, - пошутил Степа, и Женя рассмеялась. - Не знала, что мишки умеют мурлыкать, - ее ладонь легко скользнула ему на грудь. - Я буду первым мурлыкающим мишкой, - со всей ответственностью заявил Данилов, аккуратно обнимая ее одной рукой и притягивая к себе. Евгения тут же напряглась, и в ее глазах моментально отпечатался ужас. - Спокойно, Маша, я – Дубровский, - выпалил Степан первое, что пришло в голову, и улыбнулся, услышав ее короткий смешок. – Предлагаю оставить уже дедушку Шекспира англичанам. Что у нас, своих классиков нет, что ли? Женя сосредоточенно следила за его маневрами, хоть он больше ничего и не предпринимал, и пыталась убедить себя, что нет ничего страшного в том, чтобы положить ему руки на плечи. - Ло-шад-ка-а, - шепнул ей на ухо Данилов, и Евгения, прыснув со смеху, снова на секунду позабыла о своих страхах. А когда вспомнила, обнаружила, что ее ладони вполне себе спокойно и уютно лежат у него на груди. Неужели он прав, и она сама себе мешает выйти из этого кокона? - Я не предлагаю тебе пойти облапать всех мужиков в деревне, чтобы вновь стать той самой, настоящей, - доверительно шепнул ей на ушко Степан, - но меня – можно. Верно? Данилов ждал, что она поднимет голову, но вместо этого, Женя сжала пальцами его футболку и уткнулась ему носом в плечо. Ну что ж, так тоже неплохо. Степа обнял девушку обеими руками и прижал к себе. Ему пришлось долго ждать, пока Шишкова совладает со своими мыслями и чувствами и подаст хоть какие-нибудь признаки жизни. На свой страх и риск Степан решил подстегнуть процесс. - Эй, ты там не спишь, я надеюсь? – тихо спросил он. – А то мне уже макушку напекло. Может, мы тенек найдем? Евгения рассмеялась и немного отстранилась. Однако когда она подняла на него глаза, улыбка исчезла с ее лица. - Степа… шутки шутками, но… для меня все это очень сложно и… серьезно. И я не могу так быстро… - ее взгляд бегал по его лицу, ей так хотелось, чтобы он понял все сам, без объяснений. – Ты просто устанешь терпеть все мои заморочки. - У меня богатырское терпение, - не без гордости заявил Данилов, и она рассмеялась. - Как же, богатырское! Ты же бешеный! Тебе всегда нужно все и сразу! - Да, ты меня раскусила – я бешеный медведь, - он нарочно выкатил глаза, чтобы она уходила как можно дальше от этих ненужных мыслей, что она чего-то там не может. Шишкова искренне расхохоталась и перестала смеяться лишь тогда, когда почувствовала прикосновение к своим губам. Воспользовавшись ее полной расслабленностью, Данилов наклонился, чтобы поцеловать Женю. Морально он был готов, что на этом вся сказка и закончится, что он перегнул палку и поспешил, потому что если Евгения и была в чем-то права, так это как раз в том, что он бешеный и ему нужно все и сразу. Но как любой упертый в свои ворота баран, Степан был абсолютно уверен, что все ее страхи пройдут лишь с его решительными и, конечно, осмотрительными действиями. Поэтому он целовал ее мягко, нежно, чтобы не испугать или раззадорить, а наоборот, приласкать, дать понять, что она в безопасности. С ним. - Ну что, очень страшно? – спросил он, отпустив ее губы и посмотрев в глаза. К его удовлетворению, в них не было ужаса, как прежде, скорее он читал там недоумение и… интерес. - Нет, не очень, - пролепетала Женя, не отводя взгляда, чувствуя, как внутри все дрожит, словно судьба ее висит на волоске и больше ей не принадлежит. Ее снова достали со дна морского, но в этот раз не бросили плашмя на землю, а оставили на воде. И теперь она пыталась удержаться на волнах и понять, умеет ли она плавать. Обнаружив, что Женя вовсе не собирается вырываться из его объятий, Данилов провел ладонью по ее щеке, убирая светлый локон, и снова наклонился к губам, замерев в миллиметре от них. Он видел, как она закрыла глаза, инстинктивно приготовившись к поцелую, и улыбнулся. - Женька, - прошептал Степа ей в губы и снова прильнул к ним, а потом обнял крепко и почувствовал, как она обнимает его в ответ. - Тебе будет очень тяжело со мной, - снова услышал он ее сомнения и честно заявил в ответ: - Не будет. Мы со всем справимся, я тебе обещаю. Ты просто верь мне и все. Вместо ответа она положила голову ему на плечо, и Данилов крепко прижал девушку к себе. Он не просьбу Калашникова приехал выполнять – он приехал ловить свою удачу за хвост, потому что как ни крути, сильно досталось ему этой шишкой. И не то, чтобы именно в лоб. - Ма, я с пацанами пойду в футбол погоняю, - крикнул из коридора Никита Власов, как в дверь позвонили. Рита вышла из кухни пару мгновений спустя, но никого чужого не увидела, лишь сын стоял на пороге и с любопытством вертел в руках конверт. - Что там? – поинтересовалась она. - Не знаю, какое-то письмо. Из Германии. Тебе, кстати, - он протянул ей конверт и схватил мяч. – Ладно, я погнал. - Давай, - машинально ответила Власова и, спохватившись, крикнула: - Только чтобы не до полуночи! - Да, мам! – донеслось с лестницы, уже двумя этажами ниже. Рита захлопнула дверь и прошла в комнату. Письмо из Германии? Странно, у нее там никого нет вроде. И обратный адрес на конверте отсутствует. Только по марке и штемпелю можно понять, откуда оно пришло. Аккуратно разорвав конверт по краю, Власова достала лист бумаги, развернула и… медленно попятилась назад. Почувствовав ногами диван, она рухнула на него, закрыв ладонью рот.Мой капитан,
Если ты читаешь это письмо, значит, у меня не получилось обмануть судьбу. После того как ты уехала, я в очередной раз прошел обследование, и Девятов сказал, что ситуация изменилась. Удивительно и непредсказуемо. Опухоль стала расти не так, как прогнозировали врачи. Появился мизерный шанс, что удаление ее из моей непутевой головы не сделает меня овощем, и я согласился. На случай неудачи я подписал бумагу, чтобы мои органы, пригодные для трансплантации, были использованы по назначению, и попросил Девятова отправить два письма: тебе и Женьке. Не знаю, существует ли жизнь после смерти, но теперь у меня будет возможность это проверить, а главное – дождаться здесь тебя. Нет, ты не спеши, у меня времени полно, я пока тут осмотрюсь, найду главных, заведу нужные контакты, чтобы меня вовремя проинформировали о твоем появлении. Сама понимаешь, дело это не быстрое. Это там я майор спецназа, а тут, может, сошлют меня за грехи мои в мелкие подмастерья у костра – дровишки подбрасывать да угли вычерпывать, буду какой-нибудь Гришок-на-побегушках. Пока снова поднимешься, карьеру сделаешь, уважение заслужишь, в рай попадешь, чтобы тебя встретить… Ты главное не спеши, я тебя все равно дождусь – у меня впереди вечность. Так что я тоже не прощаюсь. Маргарита…Искренне твой, засранец-майор Г.С.К.
Власова всхлипывала и смеялась одновременно, позабыв обо всем. Слезы падали на бумагу, разъедая буквы, но она не могла справиться с эмоциями. Засранец, какой же ты действительно засранец, майор! Все равно последнее слово за собой оставил. Рита неуклюже вытерла мокрые щеки. Что же в тебе есть такого, Калашников, что даже через три недели после расставания мысли и воспоминания о тебе никак не хотят уходить из головы? Может, она неосознанно ждала этого письма? Как реакцию на ее записку и трусливое бегство из деревни. Раз так и не дождалась звонка, хоть это было и логично. А он… он все понял правильно. «Так что я тоже не прощаюсь». Вот и она так и не смогла проститься, словно не уходил он навсегда, а просто уехал надолго, словно ничего страшного не произошло. Власова медленно подошла к окну и открыла раму. Ей не хватало воздуха, свежего и теплого июльского воздуха, чтобы понять, что жизнь продолжается, и теперь, по крайней мере, ей будет не страшно умирать. Глупости, конечно, все это про жизнь после смерти, но на душе в кои-то веки стало не так больно, не так горько, словно на ее не желавшую заживать рану наложили повязку с благотворным бальзамом. Теперь полегчает, перетерпится, сможется. Должно. Телефонный звонок вывел ее из размышлений. - Да, Галина Николаевна, - ответила она, посмотрев на дисплей. - Рита, ты в Москве? - Да, дома, а что-то случилось? - Да Данилов у меня отгулы просит, - расстроенно ответила Рогозина. – Он до сих пор на югах отдыхает, и все ему мало – говорит, что билетов нет, - скептически хмыкнула она. – А я только ребятам отпуск подписала. Я понимаю, что ты тоже в отпуске, но, может, ты могла бы выйти хотя бы на день-два? А то у меня работать некому. Власова задумалась, закусив губу, а затем вдруг выпалила: - У меня встречное предложение: я с понедельника выйду из отпуска, а оставшуюся неделю перенесу куда-нибудь на другое время, может сентябрь или октябрь, когда все уже отгуляют и будет поспокойнее. В понедельник напишу заявление задним числом вместо того, что сейчас в отделе кадров, а бухгалтерия сделает перерасчет. - Принято! – обрадовалась полковник и тепло добавила: - Спасибо, Рита, очень выручаешь. - До понедельника, - попрощалась Власова и, положив трубку на подоконник, посмотрела в небо. – Ну, что ж, майор, до встречи! – на заплаканном лице появилась слабая улыбка, как первые лучи солнца пробиваются после грозы через уходящие тучи. Внизу на футбольном поле гонял мяч Никита со своими друзьями. Она только недавно вернулась с сыном из Анапы, куда, наконец, свозила его, выполняя давнее обещание. Ближайшие пару недель он погостит у бабушки, потом отец забирает Никиту на три недели снова на море с собой, уже за границу, а там и школа не за горами. Все складывается как нельзя лучше. А ей нужно работать, много работать, уйти в работу с головой, чтобы снова войти в привычную жизненную колею. А все другое останется лишь в ее сердце и воспоминаниях. Рита аккуратно сложила письмо, убрала его обратно в конверт и спрятала между разными документами в ящичке. Когда-нибудь, если ей будет очень плохо, она будет перечитывать его, чтобы вновь наложить благотворный бальзам на вскрывшиеся раны. Наверное.