ВС-I «Министерская шишка»

Власова с трудом приходила в себя. Белые стены – больничная палата? Боже, почему так болит голова? И во рту совсем пересохло. Что она здесь делает вообще? Глаза плохо фиксировали обстановку, Рита снова их закрыла, попытавшись вспомнить, что случилось. Кадры захвата постепенно выстраивались в логический ряд. Калашников! Власова резко открыла глаза и тут же сщурилась от яркого света. Надо узнать у кого-нибудь, что с майором. На ее счастье, в палату вошла медсестра*. - Здравствуйте, как вы себя чувствуете? – улыбнулась девушка, совсем молоденькая, скорее всего, еще студентка какого-нибудь медицинского вуза. - Лучше, - выдавила из себя Рита, облизнув пересохшие губы. – Девушка, скажите, со мной был мужчина… наверное… - она поняла, что не помнит ничего после встречи с Шустовым и Даниловым. – Мой напарник, майор Калашников. - А, Григорий Савельевич? – улыбнулась та. – Да, он лежит в соседней палате. - Вы его так хорошо знаете? – не укрылась от Риты некая фамильярность в ответе. - Конечно, он же любимый пациент нашего доктора Девятова, - щебетала девчушка, что-то там проверяя у капельницы, и тяжело вздохнула: - Такой хороший мужчина, так жаль, что шансов нет. «Мне остался месяц, максимум два», - вспомнила Власова слова майора и ухватилась за возможность узнать все у неопытной медсестры. - Неужели все настолько запущено? – наугад спросила Рита, и девушка спохватилась. - Ой, я не должна была говорить, - испугалась она. – Вы только не говорите, что я сказала, ладно? А то меня выгонят. Это же все конфиденциально. - Не волнуйтесь, - повернув голову, Власова прочитала имя Софья на бейджике, и постаралась улыбнуться. – Мне можно, Соня. Мы же с ним коллеги, так что я в курсе ситуации. Я просто хотела знать… может, что-то изменилось. - Да куда там, - расстроенно махнула рукой медсестра, присаживаясь рядом на стул. – Когда такое случается… Эх, медицина тоже не все может. Мы же не боги! – всплеснула она руками, и Рита закусила губу, не зная, как подступиться. - Сонечка, ну неужели никаких совсем шансов? Может, не здесь, а за рубежом? - рискнула она. - Александр Александрович уже всех своих знакомых коллег обзвонил, со всеми посоветовался, - сообщила девушка, - но они все говорят одно и то же. Понимаете, Григорий Савельевич, он же тоже упрямый, он не хочет закончить свою жизнь овощем. Говорит, что лучше умереть достойно, чем прооперироваться и неизвестно сколько времени так бездарно существовать. Я его, конечно, понимаю в какой-то степени, но все равно… Софья замолчала, а Рита пыталась обработать полученную информацию. - И что, результат операции может быть лишь таким? – осторожно поинтересовалась она. - Человеческий организм до конца не изучен еще, а головной мозг – подавно, - словно процитировала учебник Соня. – У Григория Савельевича опухоль так расположена, что к ней не добраться, не причинив вреда другим отделам головного мозга. То есть если оперировать, то получается, что опухоль уберут, но и все другое покалечат. - А если нет? – прошептала Власова, постепенно осознавая, что происходит. - А если нет, то опухоль все сама съест изнутри – она же растет, - Софья вздохнула и словно пожаловалась: - А Григорий Савельевич не хочет оперироваться, говорит, что лучше проживет как человек все, что ему осталось, чем вот так. - Можно мне водички? – попросила Рита, ощущая, как комок подступает к горлу, и только когда медсестра вышла, поняла, что забыла спросить про себя саму – с ней-то что? Но что бы там ни было, ее ситуация была явно лучше Гришиной. Теперь были понятны лекарства на тумбочке, все его слова, готовность умереть на поле боя и… Власова почувствовала, как в глазах защипало. Черт! Неужели и правда ничего нельзя сделать? Двадцать первый век на дворе, нанотехнологии, человек всю жизнь воевал и выжил, и тут такое! Как ни пыталась Рита не думать об этом, но, несмотря на усиливающуюся головную боль, мозг ее усердно искал выход из ситуации. Может, Селиванова попросить подключиться? Ну а вдруг у него какие-то связи есть? Или Рогозину? В палате вновь появилась Соня со стаканом воды, и Власова попыталась сделать непринужденный вид, словно ее только что не огорошили убийственной информацией. Узнав о ранении Калашникова, Шишкова не раздумывая рванула в больницу, где Гриша ее успокоил, что пуля прошла навылет и скоро все заживет, главное, что план наконец-то сработал, они всех поймали и посадили. - Мне нужно тебе кое-что сказать, Тимон, - посерьезнел Григорий, садясь на постели. - Ты что, лежи! – перепугалась Женя, но он лишь скривился. - Надоело уже лежать – спина болит, посижу немного, ничего не будет, - он устроился поудобнее и вернулся к теме. – Теперь, когда великая миссия выполнена, ты можешь заняться своей жизнью, а я… своей. - Что это значит? – нахмурилась Евгения, чувствуя подвох. - Я не говорил тебе раньше, чтобы не волновать, но так получилось, что мне через пару недель надо будет… уехать, - подобрал он, наконец, подходящее слово. - Султанов отправляет тебя в какую-нибудь горячую точку? Ты вернулся на службу? - Горячее не придумаешь, - усмехнулся Калашников. – В самый ад. - А как же твои головные боли? Ты же говорил, что нужно пройти обследование и… - Я прошел, - прервал ее Гриша и взял за руку. – Тимон, то, что я тебе сейчас скажу, тебе совсем не понравится. Да что там – мне самому не нравится, но вариантов нет. - Что ты ходишь все вокруг да около! Куда тебя отправляет Султанов? – воскликнула Женя. – Почему вариантов нет? - Потому что это не Султанов. Это мои головные боли, - он видел, как расширяются ее глаза. – Я давно прошел обследование, я прохожу его регулярно, но толку от этого мало. - Что ты хочешь сказать? – прошептала она. - У меня опухоль головного мозга, - прямо ответил Калашников. – Где-то там внутри, глубоко, что к ней нельзя подобраться. Помнишь Сан Саныча? Мы с ним вместе служили, он был нашим полевым доктором, я еще приезжал с ним несколько раз. – Евгения неуверенно кивнула. – Вот он наблюдает меня уже больше года. К сожалению, никаких оптимистических прогнозов он не дает. Опухоль растет постепенно и… - Вырезать! – выпалила Шишкова, как только к ней вернулся дар речи. – Это дорого, да? Мы продадим все, что есть, там осталась квартира в Ростове, она не очень дорогая, но все же. А еще тут если доказать, что я внучка своего деда, то тоже можно оспорить. Мы все продадим, слышишь? Все! Сколько стоит операция? – протараторила она, но он лишь покачал головой. - Операции не будет. Видишь ли, я небольшой в этом специалист, но я верю Санычу. А он говорит, что варианта два. Первый – ничего не делать и… как сложится. - А второй? - Лечь под нож. В худшем случае – летальный исход, в лучшем… - он вздохнул, - в лучшем случае я выживу, но потеряю почти все свои способности, буду как овощ. - Но ведь… ведь потом можно все вернуть, да? – цеплялась за последнюю надежду Женя. – Курс реабилитации, специальные программы… - Нет, Тимон, - сжал он ей руку. – Чтобы вырезать эту опухоль, им придется так поковыряться в мозгу, что потом уже ничего сделать будет нельзя. Она какая-то там сложная, неправильная… я не разбираюсь, но мне достаточно мнения Саныча. - А если он ошибается? – вскочила со стула Шишкова и нервно заходила по комнате. – Надо посоветоваться с другими врачами, надо… - Все уже сделано, - перебил ее Калашников и жестом пригласил вернуться на место. Женя медленно села на стул. – Я не хочу, чтобы ты питала лишних иллюзий. Поверь мне, я сделал все, что от меня зависело. И Саныч тоже. У него много контактов в разных странах, он со всеми советовался… - он снова взял ее за руку. – А я не хочу быть овощем. Зачем? Быть тебе обузой? Медсестрам? Нет уж… - Можно? – в палату заглянул Данилов и замер на пороге, заметив, что у Евгении глаза на мокром месте. – Я… не вовремя? - Вовремя, капитан, очень даже вовремя, заходи, - ответил Григорий и сжал руку Жени. – Как там говорит твой любимый Шекспир? Мавр сделал свое дело – мавр может уходить. - Да какой к черту Шекспир! – она вскочила со стула, выдернув руку, и, разрыдавшись, выбежала из палаты. - Что… случилось? – чувствовал себя не в своей тарелке Данилов. – Если можно знать, конечно… - Нужно, - внимательно посмотрел на него Калашников. – Присаживайся, капитан. В ногах правды нет. А вот разговор серьезный у меня к тебе есть. - Слушаю, - насторожился Степан, опустившись на стул. - Буду краток: мне осталось месяц-два. У меня неоперабельная опухоль головного мозга, и Женя узнала об этом только что, поэтому она в таком состоянии. Я не говорил ей раньше, чтобы не провалить операцию, потому что это был наш последний шанс – больше я бы не смог ей помочь, а она бы одна не справилась. - Но… неужели ничего нельзя сделать? – аккуратно спросил Данилов. - Ничего, и я не буду это обсуждать, - твердо ответил майор. – Но прежде чем я отправлюсь на тот свет, мне нужно сказать тебе несколько вещей. Первое: Женек не знает, что Потапов убил ее деда и ее мать. Когда вы допросите Сурина, он вам расскажет, как все случилось с Лизой. По поводу Калинина… - он щелкнул языком, - тут все было очень ювелирно сделано, и только по обрывкам разговоров мы знаем, что это тоже дело рук Потапова. В эксгумации тела смысла нет. Во-первых, вы ничего не найдете, во-вторых, уже прошло слишком много лет. Имеет смысл сосредоточиться на том, что произошло сейчас. Если сделаете свою работу хорошо, Потапов сядет до конца жизни, - Калашников замолчал, пытаясь сесть по-другому, прямее. - Есть что-то еще? – догадался Степан. - Самое главное, - кивнул Григорий. – Береги ее, - он глянул в упор. – Не смотри на меня так. Я не собираюсь лезть тебе в душу и говорить, что ты должен делать. Просто… она сейчас останется совсем одна. И ей нужно не сломаться. Конечно, есть Султанова, которая наверняка будет ее наблюдать, но этого недостаточно. Ей нужен кто-то, кто будет рядом. Поддерживать, помогать, просто быть рядом. Она не сможет одна, как минимум на первых порах. - Заметано, - усмехнулся Степан. – Сберегу. - Имей в виду, капитан, - вдруг улыбнулся Калашников, откидываясь на подушки, - не сдержишь слова – я тебя с того света достану, - он указал пальцем в потолок, потом подумал и развернул ладонь на сто восемьдесят градусов, указав на пол. Данилов коротко рассмеялся. – Да, последнее, - посерьезнел Григорий. – Как там капитан Власова? - У Риты сотрясение мозга в легкой форме. Она уже пришла в себя, причем давно, домой рвется, ругаясь с персоналом, говорит, что хорошо себя чувствует и не собирается оставаться в больнице, - он усмехнулся. – Власова, она такая. - Не сомневаюсь, - коротко ответил Калашников и взглядом показал коллеге, что больше его не задерживает. – Найди Женьку. А то еще глупость какую-нибудь сделает. Попрощавшись, Степан вышел, а Григорий расслабленно выдохнул. И улыбнулся. Власова – боец, по ней сразу это было видно. Надо же было так случиться, что именно тогда, когда он считал, что может спокойно отправиться в мир иной, выполнив свою миссию, Господь послал ему Власову. - Маргарита… - тихонько прошептал он, словно пробуя, как звучит. В голове снова пронеслись те несколько совместных часов, ее глаза, решительные действия… этот поцелуй, который он украл у нее… который хотел украсть еще тогда, когда они были в доме, но благоразумно воздержался, потому что на кону стояла важная операция. «Ну все, теперь ты просто обязан на мне жениться», вспомнились ее уверенные слова. А глаза горели. И щеки. Потому она и отвернулась – чтобы не увидел. Черт! И почему она не встретилась ему раньше. Он бы женился. На ней – да. - Какая женщина… - словно не осознавая, что говорит это вслух, пробормотал Григорий. – Как стрела, попадающая точно в цель… Потапов разыгрывал последнюю карту на допросе с Рогозиной: он настаивал на своей невиновности, но отказался говорить без адвоката. Что ж, имел право. Полковник велела Белой разыскать гражданина Вирина, чтобы тот явился в ФЭС, потому что на телефонные звонки он не отвечал. Какого же было удивление Потапова, когда выяснилось, что адвоката не просто нет дома, а есть там только его мобильник, а что он улетел из страны час назад. - Боюсь расстроить товарища министра, - с плохо скрываемым ехидством закончила Таня, - но все указывает на то, что гражданин Вирин сбежал, как только запахло жареным. - Видимо, кто-то успел предупредить его, - согласилась с ней Рогозина, глядя, как с Потапова слетает маска добропорядочности и вежливости. - Гнида!!! – побагровел он, с силой ударив по столу кулаком так, что Белая чуть не подпрыгнула на месте и поспешила ретироваться, от греха подальше. – Я ему такие деньги плачу!! - Я так понимаю, Вирин был в курсе ваших маленьких увлечений? – дернула бровью Галина Николаевна. - В курсе? – подался вперед Потапов. – Да он в них участвовал! – все больше зверел он. - Ну, к сожалению, доказать это мы никак не можем, - с притворным огорчением вздохнула полковник и строже добавила: - А вот на вас доказательств – больше, чем достаточно! Нам даже не нужно ваше признание. Вашу участь оно все равно не смягчит. У меня только один вопрос: если бы все прошло гладко, как вы думали вернуться обратно в общество? - Меня бы нашли в какой-нибудь канаве раненого, - буркнул Виктор Андреевич. – По легенде меня похитили, чтобы свести старые счеты, да мало ли у меня может быть врагов. Вот, видите, - он продемонстрировал запястья. – Меня связали, заковали в наручники, издевались надо мной, потом похитили мои карточки, чтобы завладеть моими деньгами, ключами, чтобы вскрыть дом и забрать все оттуда… - А дальше? - А дальше преступник допустил ошибку, не запер плотно дверь, и мне удалось сбежать. Меня бы нашли в канаве, избитого, раненого, в крови, и с частичной амнезией, - Потапов нахально улыбнулся. – Все было продумано. Потом я бы сказал, что из меня хотели выбить какие-нибудь признания, что это происки конкурентов, что меня ограбили, но я все равно не брошу свою деятельность и не оставлю моих девочек-гимнасточек без соревнований – они же у меня все молодцы! Народная любовь ко мне только возросла бы. В кои-то веки полковнику нечего было сказать. Читать морали такому человеку – бессмысленно, показания его ей не нужны, на вопрос он уже ответил. Рука потянулась к кнопке. - Что вы на меня так смотрите? – ухмыльнулся министр. – Вы хоть знаете, какие деньги в этом вертятся? Вы что думаете, что все эти региональные и московские упыри бесплатно развлекались? Такие порядочные с виду, главы семейств, толкающие речи о том, как нужно жить… Да они готовы были любые деньги платить за молоденьких девочек, они слюни рекой пускали при виде их голеньких или в купальниках… Рогозину передернуло от отвращения, а преступник продолжал. - Они приходили на соревнования, заказывали себе девочек, которых надо было подготовить. Они-то, конечно, сейчас вам будут рассказывать, что это все я, что они там оказались случайно и ни о чем не знали. Чушь! Они специально приехали, побросав свои дела, чтобы насладиться оргией, потому что такого масштаба раньше не было! И такого количества девочек – тоже. - Вам детей не жалко было? – задала полковник риторический вопрос, просто чтобы прервать монолог. - Жалко? – он рассмеялся. – Я своих девочек люблю, полковник, и плачу им щедро. Вы видели, как они живут? Во что одеваются? Благодаря мне они хоть прилично выглядеть стали! А что ноги надо раздвинуть перед богатым дяденькой, так то потерпеть можно, не так уж и страшно. К тому же, через год или два сами бы стали стелиться под кого попало, а у меня хотя бы приличные люди, - не без гордости добавил он, и Рогозина с силой нажала кнопку. - Уведите! – рявкнула она появившемуся лейтенанту и, лишь выровняв дыхание, вышла сама. Надо было срочно переключиться с этой наглой рожи на общее расследование. В коридоре ее поймал Круглов. - Галь, ты в порядке? На тебе лица нет, - заволновался он. - Да… - она махнула рукой и тяжело выдохнула. – Есть вещи, к которым сложно привыкнуть. Ладно, что там с остальными? - Да что с ними будет? Наши ребята в лаборатории результаты экспертиз печатают, как повар горячие пирожки печет. Как бы там адвокаты ни пытались юлить – ни у кого нет шансов. Пойдем, все наши уже в переговорной, и Султанов там же ждет. В кабинете за круглым столом действительно собрались все эксперты: Шустов, Данилов, Белая, Селиванов, Белозеров, а также Шишкова и Султанов. Дождавшись, когда Рогозина и Круглов займут свои места и Галина Николаевна перескажет допрос Потапова, Руслан Султанович начал: - Ну что, господа, поздравляю вас с окончанием такой сложной и масштабной операции, а также довожу до вашего сведения, что дело велось в строжайшем секрете, потому что у Потапова в министерстве был свой человек и нам нужно было его вычислить. - Вычислили? – рискнул Данилов. - Да, капитан, - кивнул Султанов. – Оказалась мелка сошка, шестерка, но именно она мешала нам вовремя накрыть преступника – он всегда ускользал от правосудия. А теперь, - он встал, - разрешите откланяться, как говорят. Меня ждут дела – министерство жужжит как потревоженный улей, а все остальное вам может рассказать капитан Шишкова. Ну что, Евгения Викторовна, - по-отечески улыбнулся он, - твой выход, - и довольно добавил: - Заслужила. Расскажи им все, они имеют право знать. Я бы даже сказал, что они тоже заслужили знать всю подоплеку этого дела. Когда министр ушел, все взгляды устремились на Шишкову. - Руслан Султанович давно подозревал Потапова в разного рода махинациях, - начала она с середины. – Я тогда только познакомилась с ним, нас представил Гриша, майор Калашников, - тут же оговорилась она. – На самом деле ситуация была сложная и запутанная… Если кратко, я вызвалась разрабатывать Потапова от и до. Султанов и Калашников оказывали мне в этом всяческую поддержку. Но каждый раз выяснялось, что преступник был на шаг впереди нас, у нас не было доказательств, были одни слова. Девочки, которые вчера рассказывали ужасы, на следующий день уже говорили, что все придумали, потому что разозлились на тренера, и лепили всякие разные отговорки. Потапов умел запудрить им мозги, запугать, обработать, - она перевела дух. – Калашников одно время работал у Потапова охранником. Гриша – майор спецназа, он умеет быть незамеченным в нужное время в нужном месте. Добытая им информация нам очень помогла в поисках места, где Потапов собирался устраивать свой притон. Много времени ушло на то, чтобы внедрить туда своего человека. Потапов не дурак и тщательно проверял каждого. Калашников проработал у него несколько месяцев и уволился под благовидным предлогом, чтобы его ни в чем не подозревали. Тогда мы выбрали один из домов в том же коттеджном поселке и начали готовить операцию. На это тоже ушло много времени. - Я не понимаю, - встряла Белая, - когда Калашников узнал, чем занимается Потапов, почему он не доложил тому же Султанову? - Потому что не было доказательств, - посмотрела на нее Женя. – Все было на словах, а слова к делу не пришьешь. Если бы Гриша донес, то мы бы потеряли все, что наработали. Кроме того… - она помедлила, словно собираясь с силами. – Мы не знали, что Потапов в этом не один. Мы думали, что все будет быстро – мы поймаем его встречу с девочкой, явимся с ОМОНом и все. Но пока Калашников работал у него дома, выяснилось, что Потапов успел организовать целую сеть и втянуть в нее других таких же похотливых уродов, - она на секунду закрыла лицо руками. – Мы решили ждать, пока они все соберутся вместе, чтобы накрыть сразу всех, потому что если бы мы взяли только Потапова, мы бы никогда уже не поймали остальных – они бы ушли на дно. Поэтому мы выжидали. Поэтому нам нужен был кто-то, кто логически и последовательно размотает всю эту цепочку до захвата. Нам нужны были доказательства на все, чтобы к ним нельзя было подкопаться, сказать, что это провокация и так далее. Поэтому Руслан Султанович позвонил Галине Николаевне, - Шишкова перевела взгляд на нее, словно передавая эстафету. - Совершенно верно, - кивнула та. – Я оставила здесь руководить майора Круглова и на несколько дней ушла в министерство. Я знала, что вы прекрасно справитесь без меня, - улыбнулась она, обводя взглядом коллег, - а вот там предстояло найти человека, который информирует Потапова обо всем, что происходит. Ну и подготовить операцию так, чтобы о ней никто ничего не знал до последнего момента. - То есть нам вы больше не доверяете, - подытожил Белозеров. - Дело не в этом, - вместо полковника ответила Евгения. – Захват, который нам удалось провести, это шестая попытка накрыть ВИП-бордель. Каждый раз нам что-то мешало провести операцию, мы были просто вынуждены ввести строгий режим секретности. Шестерка Потапова докладывала ему о том, что готовится, и они вместе устраивали что-нибудь, чтобы помешать захвату, но вместе с тем остаться ни при чем. Взрыв на юбилее Потапова – их рук дело. Он смешал все карты, и нам пришлось отменить операцию. - А убитые гимнастки – это тоже его рук дело? – вспомнил Шустов. - Сухареву Алису убил Лосинский, - ответила Шишкова. – Она хотела выйти из этого, бросить гимнастику. Она просто не понимала, что живыми из такого не выходят… - А его самого кто убил? Если убил… - продолжал Игорь. - Сгорел, - коротко процедила Женя таким тоном, что было ясно – погиб мужик не от несчастного случая, но расследовать никто ничего не будет. Круглов лишь хмыкнул и поинтересовался судьбой другой гимнастки. - Жукову мы не уберегли, - голос Шишковой дрогнул. – Она дружила с Алисой, подозревала, что что-то не так. А может, знала просто что-то, может, ей Алиса рассказывала. Мы хотели ее выловить – расспросить предметно наедине, без свидетелей, но… не успели. Когда она пропала вместе с Потаповым, стало понятно, что его снова предупредили. - Я одного не понимаю, - не выдержал Данилов. – Если Потапов знал, что ты его разрабатываешь, как он допустил тебя в охрану на юбилее и вообще? - Он не знал, - посмотрела на него Женя. – Он считал, что разрабатывает Султанов. А я… я была идеальным кандидатом для отвода подозрений, - она выпрямилась, - молодая глупая девчонка с внешностью куклы Барби. Никто бы на меня не подумал. Степан спрятал улыбку, прекрасно уловив намек. - А я еще одного не понимаю, - подала голос Белая. – С чего вдруг ты стала разрабатывать Потапова? Потянуло на острые ощущения? Захотелось поскорее получить звание? Продвинуться по службе, выделиться? - Не угадала, - теперь Евгения могла говорить спокойно, дышать ровно и смотреть прямо. И не следить за каждым своим словом. – Потапов убил мою семью. По кругу прокатился изумленный шепот. - То есть ты искала его, чтобы просто отомстить? – отойдя от удивления, заключила Таня. – Не проще было пристрелить и все? - Я хотела, - Шишкова вдруг улыбнулась. – Когда я его нашла, я думала, что убью его. Просто убью и все. Стащу где-нибудь неучтенное оружие, выберу момент… - она усмехнулась. – А потом об этом узнал Гриша и чуть не прибил меня сам. - Я смотрю, у вас близкие отношения, - заметил Шустов. - Он мне как брат. Он спас меня, когда мне было шесть лет, и взял под свою опеку до… да до сих пор он обо мне заботится, - вздохнула она. - Как это? – не понял Селиванов. – В смысле в шесть лет взял под опеку? - Вы помните историю Потапова? - То, что он был женат, - начал Сергей, - имел двух дочерей, потом они сгорели в доме вместе с тещей, жена попала в клинику для душевнобольных, где и скончалась. А вслед за ней умер и тесть. - Именно, - кивнула Женя, - все умерли вокруг Потапова. - Судя по твоей интонации, не сами, - догадался Шустов, и она горько усмехнулась. - Не сами… - задумчиво произнесла Шишкова и тут же встряхнулась. – Во-первых, у Потапова не было дочерей – он женился на женщине с детьми, две ее дочери были ему падчерицами. Во-вторых, не было никакого несчастного случая – это он поджег дом, когда там были девочки и теща. Ну и в-третьих… умерла только одна падчерица, вторую майор Калашников, будучи тогда обычным мальчишкой, вытащил из горящего дома. Я – Евгения Калинина, младшая падчерица Потапова… Ее голос сорвался, в аудитории повисла гробовая тишина. Коллеги молча переглядывались, словно спрашивая друг друга глазами, правильно ли они расслышали, а Женя старалась не расплакаться. - У Гриши была сестра, - негромко продолжила она. – Мы с ней очень подружились. Это она сгорела вместо меня в доме, и ее опознали как меня. Дело в том, что… у них умерли родители, а тетка, которая получила опекунство, за ними не следила, поэтому Гриша рванул в Москву на заработки, чтобы выжить. Моя бабушка очень жалела их и часто оставляла в доме, когда нас не было. Когда мы приезжали, оставалась только сестра, Гриша уходил в ту избушку, где они жили. - Почему? – не поняла Таня. - Просто он… он был влюблен в Катю, мою сестру, - она бросила быстрый взгляд на Данилова, - и не хотел появляться у нее на глазах. Он чувствовал себя оборванцем, недостойным девушки из хорошей семьи. Я думаю, что бабушка догадывалась об этом, поэтому не настаивала, чтобы он оставался в доме. Ей было жалко его… просто у Кати в то время как раз появился другой мальчик, - Женя усилием воли не бросила очередной взгляд в сторону Степы, но краем глаза видела, как он изменился в лице. – В ту ночь Гриша слышал, как приехал Потапов, слышал, как они ругались… видел, как он их убил… Публика ахнула. - Чтобы замести следы, он решил инсценировать несчастный случай. Стояло сухое жаркое лето – это было несложно. Я вышла ночью в туалет – тогда удобств в доме не было. А когда вернулась к крыльцу, дом уже полыхал. Я побежала туда, я хотела разбудить бабушку и Катю, сказать, что дом горит, что надо выходить из него… - она не заметила, как по щекам текли слезы; картины из прошлого вставали одна за другой в памяти, и теперь можно было не держать всю эту страшную правду в себе. – Я не очень хорошо помню детали, помню только, что мне очень больно, жарко, душно, кто-то меня хватает, валит на землю… Это был Гриша. Он увидел меня, увидел, что я загорелась, едва попала на крыльцо, и вытащил меня, сбил огонь, - Шишкова всхлипнула. – Я была в невменяемом состоянии, он тоже не знал, что делать. Потом из газет он узнал официальную версию и решил, что нужно бежать. Он взял меня с собой, потому что пожалел и потому что он сам потерял сестру в этом пожаре. Мы на электричках поехали в Краснодарский край, где жила ее тетка, больше деваться было некуда. Гриша говорил, что если Потапов узнает о нас, то убьет. Тетка Гриши нас не сразу узнала и не поняла, что я не ее племянница. Она все время пила, курила и ругалась. Когда она умерла, Гриша отвел меня в приют. Нам больше некуда было пойти. Мы спали в сарае, а тетка в доме. Дом был деревянный, загорелся, возможно, от ее непотушенной сигареты. Гриша сказал в детдоме, что наши документы сгорели в этом доме. Нас оформили со слов соседей – мы же жили в одной деревне, Гриша им помогал за еду и какие-то деньги, они нас знали, - она перевела дух и вытерла тыльной стороной ладони слезы. – Мне было семь лет, когда я оказалась в детдоме. Грише – семнадцать. - Как семнадцать? – встрял Данилов, которому до этого момента все было известно. – Мы же смотрели, что у вас восемь лет разницы, а не десять. - Гриша был низким и худеньким, ему семнадцать никто не давал, поэтому он решил сказать, что ему пятнадцать, чтобы подольше пробыть в детдоме. - Но зачем? – не понял Сергей. - Ради меня, - она грустно улыбнулась. – Так бы его через год уже выпустили, а так у него было три года в запасе. - В запасе для чего? – на этот раз вопрос исходил от Шустова. - Чтобы найти мне семью. Я была единственным его близким человеком, я заменила ему сестру, я была сестрой девушки, которую он любил… Наверное, это тоже сыграло роль. Я не знаю, Гриша не любит говорить о том времени, он все время беспокоился за меня, но я думаю, что самому ему тоже было очень несладко. Но тогда я ничего этого не знала. - То есть Шишковых нашел Гриша? – уточнила Белая, и Женя кивнула. - Нам повезло – я им сразу понравилась. И тогда Гриша мог спокойно уйти в армию. Да так и остался служить и воевать. На самом деле мы им понравились оба, своих детей у них не было, поэтому они воспринимали Гришу как своего второго ребенка и моего брата. Гриша приезжал к нам в отпуск… Они и не знали, что он мне не брат. И все было хорошо, пока мы не начали проходить в школе Шекспира. Я не помнила свое детство, пожар… - Так бывает, - подал голос Селиванов. – Память вытесняет болезненные воспоминания, замещая их свежими положительными. - У меня так и получилось. Все мои воспоминания начинались с Гриши, с нашего детства в деревне, с его тетки… - А причем здесь Шекспир? – поинтересовался Белозеров. - Катя очень любила «Ромео и Джульетту». Присмотр за мной лежал на ней, поэтому я часто слушала от нее и цитаты из пьесы, и ее восторги от мальчика, который ей нравился, - она вдруг улыбнулась, заметив, что щеки Данилова порозовели. – Я была маленькая, ничего толком не понимала, а она и не объясняла, просто я видела ее счастливой, читающей стихи, ну из «Ромео и Джульетты»… Думаю, что они отложились у меня в памяти, потому что как только Шекспир начался в школе, у меня начались странные сны – мне снилась Катя, мама, бабушка… мне снилась моя другая семья… а потом пожар… Я стала плохо спать, плохо учиться, потеряла аппетит… Я не понимала, что происходит, потому что сны были очень реальные, я просыпалась в слезах и в первые мгновения думала, что я – это не я. Родители, приемные родители, стали бояться всего этого. Я сама была очень напугана. Это было как раздвоение личности – днем я была одним человеком, ночью – другим. Две жизни, две семьи, две судьбы… - она медленно вздохнула – как нелегко рассказывать всю свою жизнь. – Гриша тогда уже знал Султанова. Да и Потапова тоже. Да, он тоже его искал, тоже хотел сделать что-нибудь, чтобы расквитаться, посадить в тюрьму. Он знал, что Потапов – преступник. Он заметил, что Султанов не доверяет Потапову, потом Руслан Султанович сам решил взять Гришу для слежки за Потаповым. Тогда-то Гриша и решился рассказать Султанову про меня и вообще – он увидел в нем союзника и не прогадал. Они приехали в деревню к нам втроем – Гриша и Султановы. Жена Руслана Султановича – психолог. Им пришлось все рассказать и мне, и моим новым родителям. Ольга Валерьевна долго занималась со мной, а я, наконец, стала понимать, что происходит. И ко мне начала возвращаться память. Кусками, оборванными событиями и ситуациями, которые я не смогла связать воедино. Но мне хотелось отомстить. Мне было пятнадцать, и все, что я хотела, это убить Потапова. К тому времени вся моя семья была уже мертва, и я слышала из разговора Гриши и Султанова, что Руслан Султанович подозревает, что Потапов приложил руку к смерти моего дедушки. Калинин Михаил Петрович – он был начальником Султанова, он протянул в эти круги и своего зятя. А когда мы стали разрабатывать Сурина сейчас и выяснилось, что он работал в той же клинике, что держали мою маму… - голос ее сорвался. - Вот почему он тебя узнал, - догадалась Белая. – Ты похожа на мать – он вспомнил ее, когда увидел тебя. - Скорее всего, - вновь вздохнула Женя. Чем больше она говорила, тем тяжелее становилось на душе, словно вся боль материализовывалась вместе с ее словами. – Возможно, он и убил маму по приказу Потапова, - тихо закончила она. - Нет, - впервые вмешался в рассказ Круглов. – Твою маму убил Потапов, но сделал все так, чтобы подставить Сурина. Ему пришлось уйти из клиники, Потапов ему угрожал. И он забрал свою падчерицу из секции по гимнастике, когда узнал, что ее курирует Потапов, именно потому, что знал, что это за человек. Узнав, что мы взяли Потапова со всей бандой, Сурин все рассказал. - Почему он тогда сразу нам не сказал? – возмутилась Белая. - Думаю, что боялся, - спокойно ответила Евгения. Казалось, что ей было уже все равно. – Как боялись все остальные. Султанов и Гриша сказали, что обязательно восстановят справедливость и помогут мне с условием, что все будет в рамках закона. Пока они тщательно собирали компромат на Потапова, я выучилась на юриста… Они очень долго не хотели втягивать меня во все это, пытались отговорить и удержать в Ростове, где я училась. Но потом погибли мои родители, и у меня просто не осталось другой цели, чтобы жить. Только тогда я поняла, что за человек этот Потапов. Я помнила его плохо, и для меня он был просто каким-то преступником. Но когда я столкнулась с ним живьем… - она замолчала, обводя всех взглядом. – Я поняла, почему его все боятся, почему никто не хочет свидетельствовать против него… Он был человеком, который все держал в своих руках, который умел мгновенно переходить из одного состояния в другое в зависимости от ситуации – как хамелеон подстраивался под то, что происходит. Казалось, что он везде, знает все, все умеет… И что против него бесполезно что-то делать. - Неужели не было страшно влезть в логово такого зверя? – не мог поверить Шустов. - Мне и сейчас не страшно, - прямо посмотрела на него Шишкова. – Я не боялась его, я боялась, что у нас не получится. Все, что я хотела, это вывести его на чистую воду, чтобы посадить. За все. Я не могу наказать его за мою семью, потому что уже прошло много времени, поэтому нужно было ловить его на свежих преступлениях. По его вине я чуть не стала психопаткой и не закончила как моя мама… - она снова вытерла слезы. – Я до сих пор иногда хожу к Ольге Валерьевне, когда чувствую, что не справляюсь с собой. Он сломал мою жизнь… и еще сколько других… Женя потянулась за своей сумкой и достала оттуда толстую папку. - Что это? – нахмурился Белозеров. - Это его жертвы, - Шишкова подвинула папку на середину стола, чтобы любой мог ознакомиться. – Не все – только то, что мне удалось собрать. Многие из них уже никогда не дадут показаний – Потапов убирал всех, если чувствовал хоть малейшую опасность. Меня он не подозревал из-за моей внешности и возраста, да я и старалась не светиться лишний раз. Всегда убирала волосы, надвигала кепку на нос, иногда очки – чтобы он не запоминал меня особо, не разглядывал. Иногда просто пропадала надолго, чтобы не примелькаться… Я жила этим планом почти два года… - Но теперь ты можешь быть довольна, - улыбнулся Шустов, - твой план наконец-то сработал да еще как. Потапову не выкрутиться. Можно теперь выдохнуть и наслаждаться жизнью. Евгения медленно обвела коллег замученным взглядом и неожиданно для всех выдала: - Так сладок мед, что, наконец, он горек! – и тише добавила: - Избыток вкуса убивает вкус… - после чего сорвалась со своего места и выбежала из переговорной. - Что я сказал-то? – растерялся Игорь. - А ты не знаешь? – отозвался Данилов. - Не знаю чего? - Калашников при смерти. Ему осталось месяц-два, не больше. - Погоди, это его так пулей задело? – не поверил Белозеров. - Пуля тут ни при чем, от этого он как раз поправляется вполне себе неплохо. У него опухоль головного мозга, - Степан рассказал все, что ему удалось узнать в больнице. В переговорной повисла тишина. - Хорошие люди уходят первыми, - нарушил наконец слишком долгую паузу Круглов. - Что в папке? – Рогозина попыталась вернуться к рабочим темам, и Белая потянула папку на себя. - Здесь досье на девочек, - она стала листать содержимое. – Сорокина, Иванова, Малинина… подождите, - Таня быстро пробежалась по страницам. – Тридцать шесть человек, - ахнула она. – И не все… живы… И, - она сверилась с датами, - еще до того, как он занялся гимнастками… - Я не удивлен, что она хотела его пристрелить, - стиснул зубы Белозеров. - Я думаю, нам не надо оставлять ее одну сейчас, - сказал Шустов. – У нее и так с психикой не порядок, а тут… - Галина Николаевна, разрешите? – вскочил с места Данилов. - И я тоже, - последовала его примеру Белая. Рогозина кивнула, и оба капитаны помчались на выход. - Слава богу, не ушла, - выдохнула Таня, заметив содрогающуюся фигурку в буфете – Женя сидела на диване и плакала, закрыв лицо руками. – Бедолага, - прошептала Белая, глянув на Степана. – Она ж совсем одна останется теперь – родная семья погибла, приемная – тоже… Данилов молчал, поэтому Таня первая зашла в буфет и, сев рядом с Шишковой, протянула ей бумажные салфетки. - Плачь, если хочется, - неуверенно сказала Белая. – Тебе, наверное, нужно все это выплеснуть. Слушай, давай я чаю сделаю? - Нет, спасибо, - мотнула головой Женя и только тогда увидела, что Данилов тоже здесь. – Извините за это… - Глупости не говори, - ободряюще улыбнулся Степан. – Я знаю, что тебе сейчас нужно – стакан теплого молока. Сейчас будет, - подмигнул он, желая хоть как-то поддержать девушку, и она вымучила слабую улыбку в ответ. Данилов стоял напротив микроволновки, понимая, что в этой истории ему еще не все ясно, но не знал, стоит ли сейчас спрашивать об этом Женю. С другой стороны, если не сейчас, то когда? Повернувшись со стаканом молока, он заметил, что девушки уже сидят за столом, а не на диване. - Ваш полдник, мисс Джейн, - театрально произнес он, понимая, что уже переходит границы разумного в попытках приободрить Евгению. - Спасибо, - благодарно улыбнулась она и, заметив их бдительные взгляды, вздохнула. – Я в порядке, правда. Просто когда мне приходится об этом вспоминать… я не могу… наверное, когда-нибудь я не буду рыдать как маленькая, но сейчас… - Логично – такая история, - понимающе кивнула Белая, пока Женя пила молоко. Данилов не сводил с Шишковой глаз, и, поставив стакан на стол, она посмотрела на него в упор. - У тебя остались вопросы, так? – просто произнесла она. - Откровенно говоря, да… - медленно ответил он, несколько удивленный такой прямотой. - Спрашивай, - кивнула Евгения и, видя его недоверие, вздохнула: - Степа, я же обещала, что расскажу все, что ты хочешь знать, когда все это закончится. - Ты сказала, что Гриша видел, как Потапов убил Катю и твою бабушку. Ты знаешь за что? - Да, - взгляд ее стал тяжелым. – Катя… она призналась бабушке, что беременна, - тихо ответила Женя, и Данилов побелел. - Как?.. Но… - он осекся, бросив быстрый взгляд на Белую, потом вновь повернулся к Шишковой, всем своим видом показывая, что этого не может быть. Евгения смотрела прямо, и он мог бы поклясться, что она хочет сказать, что верит, что он к этому ребенку не имеет отношения, но тогда… - Ничего себе, - прервала их обмен мыслями Таня. – Это получается, что она с тем своим мальчиком… - Нет, - быстро сказала Женя, переводя взгляд на нее. – Тот мальчик ни при чем. - Но тогда… - Катя… одна из жертв Потапова, возможно, первая… - тихо ответила Евгения, снова глядя на Степана, видя, как расширяются его глаза, а затем и ноздри, предчувствуя, что он тоже убил бы министра, не глядя, одной левой, если бы знал раньше. – Я не могла рассказать все сразу, - с нажимом произнесла она. – И я не знала все сразу. - Что ты знала? – напряженно выдохнул Данилов, пытаясь переварить услышанное, понимая, что теперь-то все начинается складываться в одну мозаику. - Я проснулась в ту ночь, потому что они ругались, Катя и бабушка, - начала рассказывать Шишкова. – Я не очень понимала о чем. Катя просила никому ничего не говорить, но бабушка ругалась, говоря «он меня услышит» или что-то такое. Я лишь потом узнала, что Катя рассказала бабушке обо всем – о Потапове, о беременности, и просила у нее денег на аборт, умоляя никому ничего не рассказывать. Он и ее запугал до смерти. - Вот ублюдок! – не сдержался Степан. - А бабушка была возмущена, - продолжила Женя, бросая на него опасливые взгляды, - она позвонила Потапову, говоря, что все знает и обязательно выведет на чистую воду. Он никогда ей не нравился, в отличие от дедушки и мамы. - Ну, понятно, - догадалась Белая, - Потапов приехал и грохнул всех, чтобы его не раскололи. Сволочь! На секунду в буфете повисла пауза. Данилов испепелял взглядом Евгению, а она, наоборот, смотрела спокойно, словно давая понять, что не могла рассказать ему обо всем раньше. «Ты же бешеный», - вспомнились ему ее слова. Ну да, наверное. Если бы он сразу знал, что эта тварь так обошлась с Катей… И почему он раньше не подумал об этом? Почему сразу не связал воедино? - Катя мне всегда говорила, чтобы я держалась подальше от нашего отчима, а я не понимала почему, - медленно продолжила Шишкова. – Лишь потом я узнала, что он ей угрожал, что возьмется за меня, если она ему откажет или кому-нибудь расскажет… - Скотина! – Степан, вновь не сдержавшись, треснул кулаком по столу, испугав Белую. - Да успокойся ты! – возмутилась она. – Теперь он за все ответит. То, что у нас на него есть, закроет его до конца жизни. И никакие связи не помогут. - Ты говоришь, что ты лишь потом узнала, - спохватился Данилов. – Когда потом? И как? Катя ведь погибла, когда ты была маленькой. - У Кати был дневник, - ответила Женя, подбирая слова, чтобы не вызвать новую вспышку ярости. – Я вспомнила об этом после сеансов с Ольгой Валерьевной, как и вспомнила, где он остался. Мне не сразу удалось его раздобыть, потому что наша квартира теперь принадлежит другому человеку. - Кому? – нетерпеливо спросил Степан. - Шульгину. - Точно! – вспомнила Белая. – Мы ж нашли, что Потапов ее продал Шульгину, а раньше это была квартира его тестя. - Мы там жили какое-то время, и я знала тайник, где Катя хранит дневник. - Прости, пожалуйста, так это ты ее вскрыла, чтобы его достать? – осторожно поинтересовалась Таня. - Нет, - Женя вдруг улыбнулась. – Потапов с Шульгиным, сами того не зная, помогли мне. Они подбросили простынь в квартиру, и им нужно было, чтобы мы ее нашли. Я вызвалась на обыск, и мне повезло, что со мной поехал Игорь. Он очень обходительный и… вежливый. И сам вызвался искать понятых. Мне просто повезло. Пока он за ними ходил, я достала дневник. Удивительно, что он до сих пор там лежал и довольно неплохо сохранился. С другой стороны, этот тайник для Кати еще наш папа сделал, и если не знать – никогда не найдешь. - Ну понятно, и обыскивала комнату с тайником, конечно, ты, чтобы Игорь на всякий случай не нашел, - догадалась Таня. - Примерно так. - Но зачем они подбросили простынь? – вернулась к моменту Белая. - Чтобы тянуть время. У них намечалась вечеринка, а мы шли по их следам. Им нужно было просто поводить нас за нос, провести свое мероприятие, а потом бы Потапов появился со своей легендой и все. У нас так уже срывалась операция… Жукова была мертва, Потапов на тот момент числился пропавшим, а у Шульгина было алиби. Они специально взяли простыни из его дома, чтобы мы долго изучали и допрашивали всех. - Рискованно для Шульгина, - хмыкнула Таня. - Они не в первый раз такое проделывают, - пожала плечами Женя. – Они и поссорились для отвода глаз, чтобы потом друг друга прикрывать, и никто не догадался бы. Делают железное алиби, а потом якобы подставляют. И дело в шляпе. - Да, голова у Потапова работает что надо, - наконец, высказался Данилов, приходя в себя от новостей, и Шишкова посмотрела в упор. - Это не я министерская шишка – это он, - тихо сказала она. – А я… так… маленькая идиотка, вообразившая, что может тягаться с таким монстром. Сказав это, она спрыгнула со стула и вышла из буфета. - Ничего себе идиотка, - прокомментировала Таня. – Такой план провернуть… Степан промолчал, сжав ладонями пустой стакан из-под молока. Теперь он хорошо понимал, почему Калашников просил его не дать Жене убить Потапова. Как и понимал, что, знай он всю историю раньше, он бы точно пристрелил его сам. Вот же мразь!.. Под осуждающие взгляды Сонечки Власова писала расписку, что с ней все хорошо, она осознает, что делает, и при первых же симптомах ухудшения состояния вызовет Скорую или доберется до больницы сама. - Что за люди, - бурчала медсестра. – Совсем не бережете свое здоровье! - Кстати, о людях, - обворожительно улыбнулась Рита, пропуская все остальное мимо ушей. – Григорий Савельевич еще не выписался? - Еще не хватало, чтобы и он выписался! – всплеснула руками эмоциональная Сонечка. – Не пущу его под расписку, как вас. Ему вообще отдыхать надо! - И он сейчас… отдыхает? – осторожно уточнила Власова. - Как же, - бурчала девчушка, - как дите малое: ему говоришь, что нужно лежать и силы восстанавливать, а он по палате ходит! - То есть не спит сейчас? – уточнила Рита, забавляясь такой реакции медсестры. Сразу видно, что новичок и все очень близко к сердцу принимает. - Не спит, - вздохнула Соня. - Ну, я зайду к нему тогда, - сообщила Власова и, увидев строгий взгляд девушки, торжественно заявила: - Я ненадолго, обещаю. Рита бодро и отважно дошла до двери палаты и… остановилась. Зачем она пришла? Спросить, как дела? Могла бы у медсестры узнать о его самочувствии. Или у доктора. Нет же, понесла нелегкая – увидеть надо, расковырять все внутри! Как будто мало было пятницы и тех нескончаемых часов и дней в палате... Набравшись смелости, Власова постучала и приоткрыла дверь. - Можно? Калашников стоял напротив, слегка присев на подоконник. Увидев Риту, он улыбнулся. - Заходи, капитан. Власова вошла и сделала несколько шагов вперед. - Как ваша рана? - Отлично, - Григорий развел руками. – Врачи сказали, что если бы не перевязка, истек бы кровью еще там, так что – спасибо. - Не за что, - усмехнулась Рита, видя, что его глаза смеются, - я же говорила – не люблю быть должной. - А ты, говорят, домой уже собралась? - Да скучно тут лежать – ничего нельзя, - беспечно отозвалась она. – Телевизор не посмотришь, книжку не почитаешь… и вообще – работа не ждет. - Ну, с сотрясением-то только и работать, - улыбнувшись, заметил он. - Некоторые с более серьезными диагнозами вершили дела поважнее, - ответила Власова, и Калашникова посерьезнел, пристально глядя на нее, понимая, что ее тоже успели ввести в курс дела. – И что теперь, майор? Григорий молчал, оценивая ситуацию, желая продлить присутствие Риты здесь и в то же время выгнать немедленно. Она же все знает – зачем пришла? Пожалеть? Вряд ли. Этот вопрос… Черт, капитан… Он повернулся к ней спиной, задумчиво посмотрев в окно. Долг подсказывал ему просто выставить вон и захлопнуть дверь, но… - Мне нечего тебе предложить, - наконец, сказал Калашников, опираясь руками на подоконник. - Так мы вроде и не на рынке, чтобы вы мне что-то предлагали, - криво усмехнулась Власова, пытаясь сделать непринужденный вид, и он резко обернулся, выпрямляясь. Их взгляды встретились, чтобы исчезли слова. Григорий видел, что она ждет, не собирается отступать, смотрит открыто и даже с вызовом. Куда ж ты опять лезешь, капитан? Столько мужиков здоровых вокруг! Зачем тебе смертник? Чтобы оплакивать его потом? - Уходи! – вдруг грубо произнес он, и Рита опешила. - Что?.. – не поверила она своим ушам, и он прекрасно разглядел эту растерянность в ее глазах, как и попытку скрыть обиду и уязвленное самолюбие. Но лучше уж так, сейчас, чем потом… - Что слышала, - через силу заставил себя произнести Калашников. – Уходи и больше не возвращайся, - никогда еще не было так трудно быть жестким и… жестоким. Ее лицо словно застыло маской. Несколько секунд Власова смотрела на хмурого бледного бойца, затем процедила еле слышно: - Да пошел ты… - и развернулась, чтобы уйти. Но едва ладонь ее коснулась дверной ручки, как Рита почувствовала, что Гриша обхватил ее сзади за талию. Она даже не слышала, как он подошел – майор спецназа умеет передвигаться в пространстве быстро и бесшумно. В горле застрял комок. - Руки убрал! – тем не менее, твердо потребовала она, но он лишь крепче прижал ее к себе, коснувшись щекой ее волос. - Маргарита… - еле расслышала Власова, Калашников говорил почти шепотом. – Неужели ты не понимаешь, что я делаю это для тебя? Мне-то что: месяц-полтора и – свободен. А ты? Что ты будешь делать потом? Лучше сейчас. Пока ничего не было. Как говорят, лучше предупредить, чем потом лечить. - Я сказала: руки убрал! – еще резче скомандовала Рита. Потому что слезы жгли глаза, потому что если он ее сейчас развернет к себе лицом, то все полетит к чертовой матери и никто уже из этого не выберется без потерь. А так – да, он прав: лучше сейчас, пока ничего не было. Калашников медленно расцепил объятия, и Власова пулей выскочила за дверь. Дура! И заходить не надо было! Его слова до сих пор шелестели у нее в ушах. Лучше предупредить, чем... Да поздно уже предупреждать, майор! По-любому уже лечить придется! Внутри все кипело – от бессилия, от злости на саму себя, что так глупо расклеилась, как раззява последняя, от невозможности что-либо изменить. Позабыв наставления врачей, что нужно беречь себя, Рита почти бегом спустилась по лестнице, будто за ней кто-то гнался. На выходе из больницы она чуть не врезалась в Шустова. - Игорь? – удивленно притормозила она. – Привет, а ты что тут делаешь? - Да вот, за тобой приехал – домой отвезти хотел, - несколько смутился он. – Данилов сказал, что ты на выписку собралась, - коллега подозрительно заглянул в лицо. – Ты себя точно хорошо чувствуешь? Может, они тебя поторопились отпустить? - Глупостей не говори, - оборвала его Власова, делая глубокий вдох, понимая, что срывается на невинном человеке, который, между прочим, приехал сделать доброе дело. – А вот отвезти домой – это спасибо, буду признательна. - Тогда поехали? – улыбнулся он, и Рита кивнула. Но, сделав шаг, не удержалась и, обернувшись, подняла глаза на больничные окна. В одном из них грустно улыбался Калашников. Увидев, что она смотрит, он поднял руку, словно прощался с ней, и Власова быстро отвернулась, почувствовав, как внутри снова начинает все закипать. - Поехали-поехали, - постаралась бодро ответить она, заметив хмурый взгляд Шустова, не понимавшего, что случилось, и прошла вперед него. Игорь тоже поднял глаза на окна больницы, но, никого в них не увидев, пожал плечами и поспешил догонять не в меру прыткую нынче Риту.