Понимание

Дни бежали, незаметно переворачивая листы календаря. Для двух людей, познающих новые, тайные чувства в своей душе, они неслись незаметно. Саске не переставал неприятно удивляться тому, что мысли о мести старейшинам все реже и реже владеют его разумом, хотя холодная решимость и долг перед погибшей семьей не давали окончательно потеряться этим мыслям в водовороте новых дум. В голове засела маленькая куноичи с пепельными глазами, робко смотрящими на него из-под прикрытых век с пышными черными ресницами. Ее румянец, когда она бросала на парня несмелый взгляд, почему-то казался Саске очень милым. Он не знал, что с собой делать, когда каждое утро душа рвалась в сад, где неизменно проводила свои дни пленница из Конохи. Она никак не могла понять, что происходит с ней, чувствуя, как сильнее начинает биться сердце в груди, когда едва слышно скрипнет ниша двери в старом поместье и через несколько секунд в саду покажется фигура Саске, как он слегка сощурится от яркого солнечного света, которому было не пробраться в комнату шиноби, как остановится, вслушиваясь в окружающие звуки, и окинет взором привычный вид, пробегая глазами по всему, что его окружало. Сердце куноичи неизменно замирало, когда холодный взгляд на долю секунды останавливался на ней. И что происходит? Все реже и реже она вспоминала лицо Наруто. Теперь же вместо него все чаще и чаще ей снились черные глаза и надменная усмешка, а утром первой мыслью в голове было увидеть его. Она пыталась сопротивляться, гнала от себя этот образ, но было уже слишком поздно. Видение того тайного, что всего лишь один раз показалось в этих темных глазах, преследовало куноичи Конохи, заставляя искать это снова и снова. За эти дни между ними было много бесед, в которых Хината открывала для себя совсем другого Саске: не врага и предателя, помешанного на мести фанатика, как говорили ее товарищи, а человека очень умного. Он знал так много всего интересного, так много видел за годы своих скитаний. Девушка удивленно хлопала ресницами, слушая, что Орочимару, который всегда казался ей сумасшедшим, развивал в тогдашнем ребенке, видевшем перед собой единственную цель в жизни – месть, личность. Он заставлял его читать не только свитки с секретными техниками, которые скрупулезно собирал со всего света, но и книги, внушая мальчику, что заложенные в них знания ничуть не ниже указаний по применению печатей. Парень говорил о своих путешествиях между убежищами, раскиданными по миру шиноби, о морях и странных, невиданных для самой Хинаты землях. - Ты так много видел... – печально вздохнула девушка, понимая, что кроме Конохи, близлежащих деревень и городов, в которые они попадали на задания, ее глаза больше ничего и не уловили. - Да... – Саске же удивлялся тому, как легко он поведал ей о годах своей жизни у Орочимару, о том, что не рассказывал никому. Неужели его так доконало собственное добровольное одиночество, что всего пара печальных глаз смогла заставить его открыть рот и жаловаться на жизнь? Нет. Он вовсе не жаловался и не жалел о прожитых годах. Он видел, с каким желанием и вниманием слушает его Хината, ловит каждое слово и будто сама погружается в этот странный мир, который он показал ей, поведав о своих странствиях с темным саннином. Был уже вечер, солнце всего пару минут назад скрылось за покатой крышей поместья, озарив красным заревом сад, отразившись в окнах ярко-рыжим блеском. Они стояли на веранде – очень близко, чтобы тихий шепот был слышен только им двоим, но слишком далеко, чтобы почувствовать тепло друг друга. Хината поежилась под прохладным ветром, обхватив себя руками. Тонкая кофточка никак не спасала от холода, но уходить не хотелось: так приятно ей было чувствовать рядом присутствие Саске. Он все стоял, как статуя, устремив взгляд в сад, где уже властвовали ночные гости – соловьи, чья сладкая трель раздавалась по округе, наполняя зарождающуюся ночь какой-то таинственной и романтической аурой. Молодые люди хранили молчание, опасаясь нарушить умиротворение и покой, которое установилось с исчезновением солнечного света, будто вместе с ним этот мир покинула и дневная суета. Луна понемногу отвоевывала свое место на небе, робко касаясь своим холодным светом листьев на дереве камелий, пробегая по поверхности старых статуй. Соловьи запели еще громче, чувствуя, что настало их время. Вдруг в траве начали мелькать слабые огоньки: то тут, то там светлячки зажигали свои тела-фонарики, создавая сказочный пейзаж, будто маленькие феи спустились с неба и начали плясать диковинные танцы. Пряный запах камелий достиг Хинаты, завороженной зрелищем ночного сада, и она спустилась с веранды, желая почувствовать это странное волшебство, царившее вокруг. Ноги утопали в мягкой траве, еще теплой и шелковистой. Снова подул ветер, заколыхались стебли и листья, щекоча щиколотки куноичи, неслышно пробирающейся сквозь кусты к старой статуе льва с полурассыпавшейся головой. Зеленый мох, покрывающий ее, в ночном свете казался черным, и лев, будто темный властелин ночи, возвышался среди таких же тварей, показывающихся только во тьме ночной. Девушка вдыхала пряный воздух, пыталась поймать в ладони светлячков, кружась в траве и чувствуя невообразимый покой и счастье. Саске наблюдал за странными танцами, будто прикованный к ограждению веранды. Завороженным взглядом следил он за движениями девушки, за плавными поворотами рук, бесшумными шажками. Ее тело без слов говорило, что эта девушка – шиноби: ни одного лишнего движения, она словно слилась с природой, став частью этого сада. От ее шагов не сломалась ни одна веточка, ни один сверчок не выпрыгнул из своего травяного укрытия, испугавшись невиданного гостя. Вдруг девушка остановилась, вытянулась по струнке, словно услышала приказ. Сейчас она была похожа на одну из статуй – темная и абсолютно неподвижная. Саске следил за тем, как она, явно выследив кого-то, неслышно ступала по траве, приближаясь к жертве, словно хищная пантера, опустилась на корточки рядом с каменным львом, активировала зачем-то бьякуган: - Саске-кун! Саске-кун! – зашептала девушка, оживленно размахивая руками. – Скорее иди сюда! Что еще оставалось делать, когда Хината звала с таким энтузиазмом, что даже темнота не могла скрыть сияние ее глаз. Как только парень оказался у статуи, девушка тут же начала дергать его за рукав рубашки, молчаливо указывая на маленький разлом в подножии каменного льва. - Смотри-смотри, - зашептала куноичи. Саске внимательно вглядывался в черную дыру, пытаясь увидеть то, что так заинтересовало Хинату, но ничего не замечал. Вдруг из разлома выглянул острый нос, а потом в темноте сверкнули два черненьких круглых глаза. Из щели в статуи появился ёж. Повел носом, явно чуя странные и непривычные запахи вокруг себя, задержался в тени статуи, но все же осмелился высунуться наружу и быстро прошлепал по саду в сторону кустов. Через несколько минут зашелестела трава, и еж прошмыгнул в расщелину статуи, неся на своих иголках какие-то ягоды и неизвестно где добытый гриб. Хината наблюдала за зверьком, прижав руки к груди. И вдруг сорвалась с места, легко огибая все кустарники и статуи, которые были едва различимы в этой мгле, и скрылась где-то в стороне кухни. Саске смотрел ей вслед, не зная, что и делать: погнаться ли за ней или подождать и узнать, что заставило куноичи нестись сломя голову прочь. Ломать голову над вопросом пришлось недолго, в кухне что-то грохнуло, заскрипела ниша двери и вот уже сверкнула молочная кожа в лунном свете, и в саду снова появилась Хината, что-то сжимая в маленьких ладошках. На лице сияла улыбка, и глаза светились ничуть не меньше, она уже открыла рот, чтобы что-то сказать, как вдруг споткнулась о маленький камушек и полетела на землю. Вся ее поклажа рассыпалась у подножия статуи, и к ногам Саске подкатилось красное яблоко. Теперь стало ясно, зачем она бегала на кухню: в траве лежали яблоки, ягоды и даже печенье. Сама Хината сидела на земле, потирая ушибленную руку. Щека ее испачкалась в земле, и на верхней губе выступила черная капелька крови. Она хотела вытереть ее рукой, но Саске быстро схватил запястье девушки, помогая подняться. - Прости… я такая неуклю… - она не смогла договорить, заметив, как парень аккуратно вытирает большим пальцем ее кровь, а остальными пальцами стирает прилипшую к щеке грязь, поглаживая нежную кожу. Девушка остро ощущала эти прикосновения, чуть подавшись вперед, чтобы вобрать в себя тепло его ладони. Мягкие губы, бархатная кожа, такой туманный и таинственный взгляд – она вся манила его, как свет мотылька, и он летел ей навстречу, прекрасно осознавая, что все это неправильно и недопустимо. Но можно ли сопротивляться свету, такому яркому и теплому, когда всю свою жизнь жил в ледяной тьме? Когда душа так рвется к ней, сметая последние препятствия, а сердце больше не хочет слушать доводы рассудка? Саске не знал, что было тому виной, но сейчас не смог бы оторваться от этой девушки, он просто хотел чувствовать ее дыхание, узнать ее вкус, запомнить навсегда. Как под гипнозом, Хината наблюдала, как медленно приближается лицо Саске. Еще немного… но он остановился, опалив своим дыханием ее губы, которые уже приоткрылись в ожидании. Еще чуть-чуть! Саске прижался к ней – сухо и почти незаметно, просто прикосновение теплых губ. Они совсем не знали, что нужно делать, просто желание коснуться, почувствовать, быть ближе, чем когда-либо, овладело молодыми людьми. Хината прижала дрожащие руки к его рубашке, сминая плотный лен тонкими пальцами, но никак не хотела отрываться от парня, который и сам был поглощен странными эмоциями: счастьем и трепетом, охватившими все существо. Она была мягкая, податливая и теплая, и пахла камелиями, рядом с которыми очень любила стоять и даже в комнате поставила маленький букетик красных цветов. Так не хотелось открывать глаза, так не хотелось отрываться от нее, но неестественная тишина вернула шиноби из мира грез в реальность. По земле бегал тот самый еж, шмыгая мокрым носом. Он торопливо собирал яблоки и печенье, раскиданные по траве. Однако птицы в саду как-то притихли и даже сверчки перестали издавать свою трещотку. Саске открыл глаза, неохотно отпуская куноичи: вокруг было темно, хотя всего несколько минут назад яркая луна освещала сад. Где-то неподалеку раздался раскат грома, и хлынул дождь, всего за пару секунд превратившийся в ливень. Ничего не оставалось, как только нестись под крышу веранды, спасаясь от ледяных капель. Вода стекала с мокрой одежды и волос, образовав лужу на дощатом полу, стена дождя скрывала от глаз противоположную сторону дома, капли барабанили по крыше подобно боевому маршу, стучали по листьям и омывали старые статуи. Раскаты грома ревели со всех сторон, и молния вторила его крику, вспыхивая то с одной, то с другой стороны. Хината боялась взглянуть на парня. Дыхание сбилось, щеки покраснели, хоть она и тряслась от холода, вся промокнув до нитки. Саске следил за ней, сам не зная, что же предпринять. Сейчас произошло что-то странное, что-то, не поддающееся объяснению, и как разрядить напряжение, он совсем не знал. Но вот Хината подняла лицо с пылающими щеками, во взгляде ее читался страх, но потом искорки заблестели в туманной дымке, и она широко улыбнулась дрожащими губами, глубоко вздохнула, поднялась на цыпочки и, оставив на щеке Саске след от холодных губ, быстро побежала по веранде, скрывшись в своей комнате. Он стоял один в луже воды, слушая барабанную дробь своего сердца, которую не заглушал даже звук дождя и рев грома. Мокрая рубашка липла к телу, волосы свисали на глаза, холодные струи стекали за воротник, но ему было абсолютно все равно. Только сейчас счастье и радость, каких ему не приходилось испытывать с самого детства, снова наполнили пустую душу, казалось, уже навсегда лишенную подобных чувств, и уголки губ нервно дрогнули в несмелой попытке изобразить это счастье. - Саске. Дело плохо, – с очередной вспышкой молнии на веранде появились Дзюго и Суйгетсу в промокших до нитки плащах. Лица их были мрачнее этой ночи, что принесла с собой столько нового в жизнь беглого шиноби. – АНБУ выследили нас и успели отправить донесение в Коноху. Шиноби молча следил, как его напарник достал из-за пазухи свиток, скрепленный печатью, весь залитый кровью и мокрой землей. - Это все, что удалось достать, - Суйгетсу виновато глядел на Саске, прекрасно зная, насколько требователен этот парень ко всем в команде. Дзюго точно так же потупил взор, осознавая, что теперь им никак нельзя и дальше прятаться в этом поместье, где произошло столько всего интересного. Свиток, как и ожидалось, был защищен печатями, которые никак нельзя было просто сорвать и прочитать содержимое. Саске спокойно принял его из рук Суйгетсу, так же абсолютно безэмоционально прошел с ним в свою комнату. Руку жгло это еще не известное послание, в котором, он был уверен, конец для этого крохотного счастья, что только-только начало зарождаться в стенах старого поместья. Он закрыл дверь, скинул мокрую одежду комом в углу, достал полотенце и методично начал вытирать мокрые волосы, лицо, шею, грудь и ноги, после чего облачился в чистую рубашку и брюки. Как и в любой другой вечер, он предался обязательному занятию: разобрать катану, наточить и начистить ее до зеркального блеска, чтобы даже тончайший волосок мог быть рассечен острым лезвием. Свиток все это время покоился на полу, обсохнув и съежившись от дождевой воды. Осторожно убрав кусанаги в ножны, шиноби подошел к свитку. Больше оттягивать не имело смысла. Саске был уверен, что в этом свитке был его шанс на месть, тот шанс, которого он ждал столько лет, но именно сейчас так хотелось, чтобы этот свиток был еще одной охраняемой техникой или пустышкой. Сколько раз им попадались такие обманки, которые АНБУ выдают за секретные сведения, чтобы выманить врага. Он готов был отдать что угодно, лишь бы это была пустышка, лишь бы еще ненадолго продлить эти мгновения, это счастье. Неровный свет свечи отбрасывал черные тени на стены, комод и кровать, чуть освещая ярким оранжевым светом деревянный пол, сохранивший отличное состояние даже через столько лет, правда, доски слегка поскрипывали при ходьбе. Но сейчас это мало беспокоило. Саске расположился на полу рядом со свитком, достал кунай, аккуратно надрезал кожу на большом пальце левой руки. Алая кровь выступила мгновенно, и багряные капли начали стекать по ладони. Не теряя времени, шиноби нарисовал круг на полу вокруг свитка, сложил печати и приложил тот же окровавленный палец к свитку. Раздалось шипение, и бумажная печать, будто съеденная термитами, рассыпалась в прах. Больше нет препятствий и можно спокойно развернуть донесение и прочитать. Однако Саске все не спешил. Аккуратно вытер палец, дождался, когда остановится кровотечение, и прошел к окну, глядя, как капли дождя разбиваются о стекло. Вот так и его надежды, одна за другой, разбивались. Как сохнут лужи после дождя, сохли и они, постепенно и безнадежно, не оставив после себя и следа, лишь горькие разочарования и боль. И что он может сделать сейчас, чтобы спасти маленький огонек надежды? Разве есть выход из этого положения? Бессильно сжимая кулаки, Саске снова подошел к свитку, который, как проклятый артефакт, источал темную ауру и приковывал взгляд. Упрекнув себя за малодушие, шиноби быстро поднял донесение и развернул, пробегая глазами по иероглифам, выведенным каллиграфическим почерком. За окном громыхала гроза, и рев ее становился все сильнее и страшнее, угрожая ветхому поместью своей силой. Кое-где с потолка уже капала вода, собираясь в лужицы на полу и свист ветра пробирался в щели, трепал тонкие двери, стуча нишами, будто собирался вырвать их из проемов. Все вокруг ревело и стонало, но Саске было абсолютно все равно. Он стоял, не шевелясь, снова и снова читая строки в свитке. В голове уже возник план дальнейших действий. Это был единственный их выход. Саске быстро пересек веранду, не обращая внимания на капли косого дождя, которые били по ногам. На кухне горел тусклый свет. Суйгетсу и Дзюго терпеливо ждали своего напарника, молча сложив руки на деревянном столе. Когда вошел Саске, лица двух шиноби выражали немой вопрос, ответом на который был брошенный на столешницу свиток, уже успевший заново промокнуть. Молодые люди быстро пробежали глазами по тексту, устало сжимая кулаки: - Что будем делать? - Я разработал план, - Саске обвел напарников холодным взглядом, ясно давая понять, что отметет любые протесты, которые могут быть сказаны в процессе обсуждения. Было уже около четырех часов утра. Дождь прекратился, и луна постепенно блекла на светлеющем небе. Скоро утреннее зарево осветит землю, и все увидят последствия ночной грозы. Промокшие листья будут сохнуть под солнечным светом, деревья и кусты жадно впитают в себя дождевую влагу. Птицы и звери стряхнут холодные капли, вычистят шкурки и перышки и будут радоваться новому дню. Цветы еще ярче засверкают своими лепестками, умытые дождем, и будут источать еще более сладкий и пьянящий аромат. Саске брел по веранде, не обращая внимания на то, как ночь отступает и утро во всех красках расцветает на горизонте. Душа рвалась на части от всех тяжких решений, которые ему пришлось принять в эту ночь. Суйгетсу и Дзюго устало выходили с кухни, надеясь хоть немного отдохнуть перед всем тем, что им придется пережить так скоро. У двери комнаты стояла Карин, губы ее были вытянуты в тонкую полоску, брови сдвинуты и глаза сверкали бессильным гневом, когда она встретилась с взглядом Саске. - Я все знаю. Я все видела ночью. Парень не обратил внимания на сухие слова, уже открывая дверь, чтобы скрыться в своей комнате и в одиночестве еще раз прокрутить сегодняшние события. Никогда еще он не чувствовал себя таким опустошенным. Когда умерла семья, он был так мал и находился в таком шоке, что все чувства проходили через него, как сквозь призму. Ему казалось, что все это происходит не с ним, а с кем-то другим, очень на него похожим. Но сейчас... осознание того, что своими собственными руками он должен разрушить это хрустальное чувство, лишало всякого желания действовать. Однако Карин явно не собиралась отступаться. Она уперла руку в дверь, не давая напарнику раздвинуть нишу, чтобы остаться в спасительном одиночестве. - Ты знаешь, что у вас нет будущего, Саске. И она тебе не пара. И я даже не понимаю, что ты в ней нашел? Почему она? – девушка злилась все больше и больше, видя, что ее слова, как и в любое другое время, словно ударяются о стену и отлетают от Саске, не доходя до его сознания. Он даже не смотрел на нее, устремив взгляд куда-то вдаль, будто и вовсе не слушал. - Пройди в комнату. Я расскажу тебе, что нужно делать.