Тогда было воистину холодное лето.

— Конечно, — кивнул мужчина, и мы принялись пытаться спасти карету, которую мне было слишком жаль: врезаться в мой жалкий домишко и проторчать в не менее жалкой стене до тех пор, пока молодые люди вроде нас с этим человеком не соизволят вытащить твою деревянную тушку. Я уверен, если бы она умела рыдать - она бы навзрыд ревела, словно маленькое дитя без любимой игрушки. Я закатал рукава, касаясь пальцами кареты. Люблю прикасаться к дереву, но жаль, что оно уже мертвое. — Держите ее, мисье, я тяну. И вот, через несколько минут карета была вызволена из плена, а мужчина кашлял от пыли, прикрывая рот кулаком. Его поцарапанные пальцы были сжаты, а глаза сужены так, будто они с рождения были уже, чем должны быть. Нельзя сказать, что мы ехали быстро, нет. Кучер сидел рядом со мной, погруженный в себя, а я смотрел по сторонам, так же раздумывая о чем-то. Наше знакомство началось с того, что я рассказал ему о себе, он же, в свою очередь, проделал то же самое. Наверное, он не отличается ничем от меня. Немного младше меня, аналогично без семьи, слегка дерганный, но так яро старающийся скрыть этот изъян... Мне нравится вести беседу только с тем, кто интересен мне как личность или человек, поэтому я молчу. Поэтому, наверное, молчит и он. Скорее всего, до того, как врезаться в мое жилище, он так же сидел и раздумывал о чем-то своем, поэтому и был невнимателен. Держу пари, со мной было бы то же, если бы я думал о чем-то заурядном и интересном. Одинаковы ли мы? Очень глупый вопрос, на самом-то деле. Конечно же нет. Пока что я не встречал одинаковых людей, чтобы каждый из них любил порядок и яблоки одновременно. Любил одного и того же человека, его повадки, но при том любил и себя самого. Один закрыт, другой открыт, его можно читать, словно книгу. Третьего тоже можно читать, но здесь весь смысл потаен между строк. Четвертый же является просто берестой, на которой пятый будет писать то, что ему заблагорассудится. Шестой любит искусство, он намерен посвятить ему свою жизнь, всю жизнь творить. А седьмой, не менее любящий это самое искусство, лишь созерцает его со стороны, не вмешиваясь.

Мне так нравится жить. Я люблю жить.

Слева от нас располагалась плотная полоса из деревьев, которая, как мне казалось, совершенно не собиралась заканчиваться. Она дарила нам свою тень, спасая лошадей от перегрева, отчего они изредка фыркали меж собой и качали головами, словно согласные с чем-то. « - Хороший сегодня день! И эта тень! - Да! Это точно. » Я не сдержал улыбки и легко вздохнул, как делал это летними вечерами, когда меня не донимали насекомые, а Луна освещала мое лицо благородным светом; где-то в траве запели светлячки, словно копируя ночных звезд своим сиянием, а я все вдыхал, и ноги мои наполнялись такой легкостью, что та была просто невыносима. Я мог улететь от этой легкости на небо, а там разорваться или распасться, как нагретый и старый, давно зрелый камыш. Я превратился бы в пух. Или... В пар. И наполнил бы собой облака. Я смотрел бы на вас, на людей, и благодарно улыбался, утопая в счастье и... О, легкости! Справа от нас текла речка. Скудная и неглубокая, но такая прекрасная. Ах, вы только себе представьте, как же это неистово и как же это блаженно! Боже мой! Я сейчас уж точно расплавлюсь. Эти капельки, что создавали своими толпами глотки воды, а после и всю эту речушку, были прекрасны и чисты. Непорочны. И так прозрачны, что, без сомнения, вы бы могли увидеть донышко в полной его красе. Я бы разглядел его лучше, если бы можно было остановить наш небольшой экипаж. — Все хорошо, сер? Заметив мое, скорее всего, не слишком обычное и задумчиво-причудливое лицо, поинтересовался кучер, на секунду поворачивая голову в мою сторону и смотря на меня. — Да, более чем. Это так прекрасно! И он тоже не сдержал улыбки, теперь уже умолкая, и я мог иногда улавливать его взгляд на листве деревьев, а после на траве и крутых берегах. Он решил тоже наслаждаться моментом. — Вы говорили, что не женаты. Это правда? Через несколько мгновений молчания, вновь выдал он. — Да. К счастью или сожалению. О, сер, мне жутко тяжело найти женщину, которая понимала бы меня. И вы не представляете, как мне самому трудно понять меня... Порой я и сам не знаю, что съел бы сегодня на завтрак, а что уж тут вы хотите от бедной женщины? - я вздохнул, грустно улыбаясь и смотря на задние копыта лошадей, — Немного завидую тем, кто женат или замужем и счастлив в браке. Они создали нечто невероятное, думаю. — О, право, сер...! — Нет, не говорите ничего, прошу вас! О, пожалуйста. Мне нужно подумать о многом, прежде чем я отвечу правильно и отчетливо. Мы вновь замолчали, а я возмутился сам себе, хмуря темные брови и беззвучно вздыхая. Веду себя как идиот с самого начала нашего знакомства с этим мисье. То я восторгаюсь природой, то кричу и возмущаюсь на тему моей семейной жизни... Льюис, ты и правда безнадежен.

Настанет ли день, когда я перестану себе это говорить? Настанет ли?