Nothing will be bigger than us

All you have is your fire, And the place you need to reach.

      Решение вернуться в ТАРДИС было принято единогласно, спонтанно и невербально. Когда такие же смоляные (в тон куртке) джинсы пошли темными влажными пятнами от талого снега, Роуз поднялась на нетвердые ноги. Доктор встал тоже, на одно короткое мгновение встретился с ней глазами, все еще затянутыми алой сосудистой полупрозрачностью, в нерешительности перебрал воздух пальцами и указал куда-то вперед.       Каждый шаг Роуз сопровождался монотонным металлическим бряцаньем — на куртке подпрыгивали застежки.       Нечаянно коснувшись плеча Доктора собственным левым плечом, Роуз, словно обжегшись, дернулась вбок. Вышло какое-то нелепое, недоверчивое, отрывистое движение. В ответ Доктор не сказал ничего, продолжал идти, увеличив, впрочем, дистанцию с полудыхания до полутора шагов. Едва заметно было, что хмурая складка между бровями глубже ушла в переносицу.       Шагать, зная, что он идет рядом, и вполовину не было так невероятно, как чувствовать, что из мышц шеи и плеч утекает в землю вечная напряженная готовность к обороне. Ничего подобного Роуз не чувствовала уже… очень давно. В последний раз нечто схожее, хоть и неосознанное, происходило в ТАРДИС. Но расслабление то было вспышкой, секундной передышкой для измотанного организма. Напряжение, в десятки раз более свинцовое и сковывающее, вернулось, чуть только все они высыпали на влажный норвежский песок.       Ни о каком умиротворении не приходилось говорить ни после того, как ТАРДИС, проделав на прощание рваную рану в центре груди, растворилась в соленом воздухе; ни после того, как Роуз вытянула руку из невыносимо горячих пальцев и, отойдя в сторону острых, бьющих в скалы валов, позвонила в Торчвуд и ровным голосом попросила запустить пушку, пока стены не сомкнулись окончательно. На размышления времени не оставалось. Вяло пожав плечами на синий пиджак и лазурную куртку Джеки, Роуз сделала последний прыжок.       По счастью, продраться сквозь сужающийся с каждой секундой лаз получилось почти без травм (зрение вернулось уже через неделю; кусок же кожи, сорванный с ладони, жители Кагуи, вполне сведущие в медицине, восстановили за пару дней). Да и погрешность приземления, учитывая условия, вышла смехотворной — вместо Млечного Пути, Роуз выбросило в Андромеду.       ТАРДИС теперь выглядела чрезмерно лощёной, словно женщина, затянутая в постылый корсет. И Доктору вдруг стало неловко за ее неуклюжую, притворную моложавость.       Он собирался было толкнуть дверь, но остановился на полудвижении:       — У тебя еще остался? ..       Расстегнув куртку, Роуз сунулась за пазуху и после секундного замешательства извлекла на свет ключ, подвешенный на облезлую, местами даже заржавелую цепочку. Крохотный кусочек рифленого метала, бесконечно долго исполнявший роль маяка, наперсника и связующего звена между парой не-пересекающихся-ни-при-каких-обстоятельствах вселенных, непривычно и выжидающе глядел с ладони единственным глазом.       Замок щелкнул сразу по всему телу, в пальцы, в позвоночник, и даже где-то за глазами. Выдохнув все, что оставалось прошлого между шагом «из» и шагом «в», Роуз нажала на дверь.       Скрипнули обе створки. Свет, рассыпавшийся вокруг ротора угловатой крупой, быстро стушевывался в темноту, и потому оценить масштабы консольной совершенно не представлялось возможным. И потолок, и стены тонули в дымчатом мраке.       Доктор моментально ощутил восторженно нутряную дрожь корабля, узнавшего прикосновение женской ладони, и показалось вдруг, словно все, кто бывал на борту со времен его прошлой жизни, натащили и натоптали столько грязи, столько праха и лжи, что те стали почти осязаемыми. За прошедшие несколько часов Доктор успел переродиться сам и переродить мир, но ТАРДИС осталась прежней. Испыленной, хранящей столько ненужного и наносного, что от них впору было расчихаться.       Доктор глядел в черноту, густеющую под консолью, и готов был вот-вот начать оправдываться, как Роуз, замершая было в дверях, сжала его измятую временем руку. Вдвоем, будто опираясь друг на друга, шагнули они за порог.       Трепетали крылья носа Доктора, когда он с опаской потянул воздух. И ничего не произошло, ни громогласного чихания, ни брезгливого гримасничанья — ничего. Сквозило хрусткой пустотой, на которую рассыпались чужие следы под стопами Роуз.       — Ты все переделал, — заметила она, подняв голову на лязгающий звук, издаваемый двумя вращающимися барабанами над ротором. Красноватые от мороза пальцы ее сами собой выскользнули из его ладони.       — Возвращаюсь к истокам, — просипел Доктор, двинувшись за Роуз вкруг консоли.       Несколько мгновений кружили они полюсами, глядя только на мигающие кнопки и датчики.       — Роуз?       — Да? — быстрый, звонкий взгляд через выпуклое стекло.       — Ты очень устала?       — Ну, не стала бы использовать такие сильные слова, как «очень»… — на долю секунды ему даже померещилось что-то вроде изможденной ухмылки.       Не время, не к месту, но Доктор физически не смог не улыбнуться носкам своих туфель.       — Итак, следующая остановка?..       Не успел он договорить, как Роуз с шумом втянула воздух сквозь стиснутые зубы и, на секунду задержав его в легких, выдохнула и сгорбилась.       — Мне все равно. — Одного цикла дыхания хватило на то, чтобы подготовиться к очередному, крайне необходимому для «всеобщего блага» расставанию. Не было даже обидно. Тело и ум ее были прекрасно натренированы ощущать боль только после того, как все случилось.       — Все равно? — вскинув бровь, переспросил Доктор. — Но где-то же должен быть твой дом и…       — Путешествую налегке, — губы Роуз, за которыми даже в темноте угадывались напряженно сомкнутые челюсти, растянулись в дрожащей гримасе.       — Путешествуешь налегке? — снова повторил он, даже, похоже, не замечая всей нелепости диалога. Что-то в интонациях собеседницы жалило его в самое чувствительное, самое болезненное место. — Налегке, значит…       Взгляд его мазнул по боку женщины, сложившей руки на груди, — защищавшейся, — и ошалело замер. Право же, было бы и привычнее, и спокойнее получить заслуженную пощечину.       — Роуз, — позвал он негромко, ибо было и стыдно, и страшно. — Роуз. — И смешно. — Роуз, я просто подумал, что нам нужно забрать твои вещи.       Едва домямлив, Доктор прикрыл ладонью глаза и рассмеялся, счастливо и громко. Несмотря на колкую боль в груди и подергивающиеся мышцы в сгибе локтя, Роуз улыбнулась тоже.       На осознание простой и упоительной вещи — Роуз Тайлер в ТАРДИС, улыбается ему — у Доктора ушли почти три четверти минуты. Попутно с этим соображением мелькнула мысль-наблюдение — в волосах Роуз, растрепанных и спутанных, влажно искрился талый снег.       — Ты… — тут Доктор, точно нарочно, закашлялся. — Ты могла бы остаться со мной?       В поднятых глазах Роуз Тайлер плясало эхо тысяч галактик, планет и жизней, ощутивших на себе прикосновение ладони, в центре которой стигмой пылало негасимое золото.       И в жизни Доктора давным-давно не было ничего более язычески-прекрасного, чем деланно-рассеянный кивок и силуэт, тающий во тьме запутанного коридора.