Unspoken

Больно. Где-то внутри. И пусто. Хотя я чувствую себя наполненной и одухотворённой, как никогда. Смешанные чувства. Самые двойственные ощущения, что я когда-либо испытывала. Мне до сих пор не верится, что ты был рядом. Так близко, так до отчаяния близко. Тогда я вообще потеряла контроль над собой. Сначала я была в шоке, когда поняла, что передо мной действительно вы – ты и Адам. Пришлось сбросить с себя оцепенение, насильно вырвать себя из лап шока, чтобы успеть хоть что-то, хоть как-то. Теперь у меня в блокноте есть надпись, сделанная твоей рукой, а в моём сердце – дыра, сделанная твоими глазами и песнями. Это как сигарета, которую курит кто-то другой, но возле тебя. И однажды ты понимаешь, что тебе прожгли платье. Платье – ерунда. Больнее, когда прожгли душу. А у меня как раз такой случай. Не верится, что ты всего неделю назад стоял прямо передо мной. Ты улыбался. Даже посмеивался. Полагаю, над моим акцентом. Или над дурацким нарядом, в который я запихнула своё тело, отправляясь на встречу с тобой. Правда, я собиралась так, будто иду с тобой на первое свидание. Я до сих пор не пойму, зачем были духи, каблуки, всё это… Наверное, в глубине души я надеялась, что ты увидишь меня и подумаешь что-то такое… ну, может быть, «ммм» или «вот какая». На большее я не претендовала, конечно. А ты стоял передо мной и улыбался. Мой мозг выдавал какие-то фразы на английском, которые было уместно задать в этой ситуации. Вот именно, что «уместно», а не «хотелось». Только теперь я понимаю, что это был мой единственный шанс узнать тебя чуть лучше. Я могла бы попросить тебя снять солнечные очки и всмотреться в твои глаза, могла бы попросить тебя взять меня за руку и тем самым исполнить мою давнюю мечту. Я могла бы попросить тебя спеть со мной. Я могла бы сама спеть тебе – а вдруг бы ты подпел? Я могла бы сделать, что угодно, любое безумство – ведь случай и вправду исключительный. Но я сделала всё настолько правильно, чинно и благородно, что аж плеваться хочется. Понравилось ли тебе в России? Тьфу ты, нет, конечно. Ну что за глупости? Дура, тебе самой тут не нравится, а как могло понравиться ему? Он сказал, что тут женщины красивые? И ты, идиотка, улыбнулась, посчитав это скрытым комплиментом и тебе в том числе. Ты всерьёз думаешь, что мужчине, спавшему с самой Дитой, понравится восторженная возбуждённая и ошарашенная провинциалка из российской глухомани? Что за бред! Ты ведь и сама знаешь ответы на все эти вопросы. Поэтому ты поговорила с ним так, как было нужно по какому-то негласному протоколу. Точнее, я. Ну вот, опять начинаю разговаривать с собой. Видимо, так проще анализировать произошедшее. Те минуты, когда он стоял рядом, перевернули меня, разделили на до и после, доказали, что теперь всё будет иначе. На этот раз к коктейлю жизни добавится новый ингредиент – с ним будет больно и тяжело, но только он, пожалуй, и придаст вкус. … А потом был концерт. И Тео так близко… В метре, всего в каком-то метре. Первый ряд, впереди – только сцена. И его тело, как будто испускающее свет и жар. И его глаза, метающие молнии. И его голос, вырывающий из меня сорняки прошлого, настоящего и даже будущего. Я стояла, не в силах даже пошевелиться. Я боялась моргать, дышать, двигаться – как будто бы от этих нехитрых действий волшебный мираж по имени Тео мог бесследно рассеяться. Я стояла, как будто бы приговорённая к смертной казни и пытающаяся насытиться последними мгновениями на земле, не упуская из виду ни единого жеста и вздоха. Я внимала каждому твоему слову, Тео, каждому звуку, доносящемуся из твоих красивых губ, я следила за каждым движением твоего божественного тела. Я ловила каждый флюид твоего настроения. И как будто впервые слышала твои песни. Я их знала наизусть, они были у меня в плеере миллионы раз. Но тогда… они родились для меня заново. И когда зазвучала Unspoken, для меня как будто открылась самая главная тайна этого мира, как будто все законы мироздания развернулись передо мной в своей сияющей и ясной простоте, поражающей и убивающей. Всё останется невысказанным. Ты так и останешься там, на сцене, окружённый дымом на спирту, софитами, музыкантами, белыми розами и микрофонными стойками, ждущими ласк от твоих рук и губ. А я… я буду здесь, в зале до самого конца. Жаль только, что конец этот – лишь точка завершения концерта. А потом ты уедешь дальше, а я останусь тут, с разорванной душой. Потому что теперь совершенно непонятно, как дальше жить. У меня ощущения, как после операции – всё вырезали. Но вложили взамен удалённых органов что-то такое новое и непонятное, чему даже нет названия. Это что-то больно колет при каждом движении мысли. Раньше думать о тебе было приятно. Ты был красивым, ангелоподобным существом, живущим в моей фантазии. И мечтать о тебе было так легко и просто! И так безопасно – без всякой боли. А теперь выясняется, что ты существуешь на самом деле. Что ты человек из плоти и крови. У тебя глаза, руки, нос, ноги… всё, как у простого смертного. У тебя лёгкая щетина, много-много геля на волосах, отчего они кажутся темнее, чем, наверное, есть на самом деле. Ещё у тебя маленький прыщик на правой щеке, а полы твоего пиджака слегка испачканы во что-то белое – наверное, в мел. Раньше в моих мыслях ты никогда не был испачкан мелом… А теперь этот мел с твоего пиджака обводит контуры моей души, убитой тобой. Я не люблю тебя, как мужчину. Я люблю тебя, как воздух. И ты уехал. А без воздуха теперь тяжело жить. Это пытка. Невыносимо осознавать, что ты есть на свете, но для других и где-то в другом месте. Это справедливо и логично, да, я понимаю. Я всё понимаю. Я вообще удивительно понятливая. Но отчего-то так больно думать о тебе. Отчего-то мир замирает в ужасном «ничто», когда я понимаю, что в моей жизни были несколько минут рядом с тобой – и эти минуты прошли. И эти минуты не повторятся.