Shadows

Шерлок невидящим взглядом скользил по городским пейзажам, обрезанным узкими рамками окон такси. Невозможность увидеть крыши зданий порождала странное давящее чувство. Теперь он понимал тех англичан, которые жаловались на ужасную атмосферу делового центра Америки. Обычное свойство человеческой психики, превращённое обывателями в мифологический дух города. Недостаток дисциплины разума мешает чувствовать себя комфортно при смене привычной обстановки. Для самого же Шерлока новый опыт — это всегда любопытно, но, увы, не всегда приятно. Особенно неприятна долгая акклиматизация. Несомненно, именно из-за неё все попытки сосредоточиться на новом деле терпели фиаско. Странно, но молчание таксиста и отсутствие каких-либо явных раздражителей не способствовали погружению в чертоги разума. Однозначно, в лондонских кэбах думается гораздо лучше. За всю довольно долгую дорогу ему в голову не пришло ни единой зацепки. Когда такси наконец затормозило напротив неприметного с виду бара, Шерлок как можно быстрее покинул видавший виды салон и толкнул скрипучую входную дверь. Посетителей, как и ожидалось, не было. Единственным живым существом в полутемном зале был высокий темнокожий мужчина, облокотившийся о барную стойку. Люк Кейдж явно нервничал, ожидая его прихода: он предпочёл стоять на привычном месте, надеясь почувствовать себя комфортнее; тело было напряжено, поза — неестественна: руки, требующие хоть какой-нибудь работы, стиснуты в замок до побеления, губы сжаты вразрез нарочитому спокойствию лица. Сохраняя невозмутимый вид, Шерлок не спеша двинулся к стойке, по пути осматривая помещение. Бар, в районе с не лучшей репутацией, функционировал лет семь. Однако вся мебель была в относительно хорошем состоянии, как и само помещение, и без следов ремонта. За спиной хозяина располагался стеллаж с бутылками, ряды которых регулярно пополнялись. Всей грязи, типичной для подобного заведения, было около месяца — до этого за чистотой здесь тщательно следили, о чём говорили незапятнанные стены. Повсюду чувствовалась женская рука, и Шерлок точно знал, чья. А ещё он знал, что хозяйка этого заведения погибла в автокатастрофе пять недель назад. — Доброе утро, мистер Кейдж. Тяжёлый взгляд мужчины, может, и смутил бы кого-нибудь другого, но Шерлок спокойно уселся на высокий барный стул. — Что вам нужно? — Дело вашей жены показалось мне весьма интересным. Заметьте, я преодолел океан ради него. Здесь точно кроется какая-то тайна, которую… Но договорить ему не дали. Вдовец явно не мог похвастаться хорошей выдержкой. — Моя жена мертва уже несколько недель! То, чем она занималась последние полгода, уже не имеет никакого значения, и по-моему, я ясно дал вам понять по телефону, чтобы вы не приезжали!.. Мистер Холмс! Шерлок как раз переключил своё внимание с предсказуемо разгневанного и выпускающего пар мистера Кейджа на любопытную яркую вспышку света, будто бы отражённого от стеклышка, в районе соседней крыши. Однако подумать над странным оптическим явлением ему не дали, с грубой настойчивостью возвращая к разговору. — Мистер Кейдж, ваша жена была связана с чем-то или же с кем-то весьма могущественным, и вы должны дать мне некоторые дополнительные сведения, чтобы я мог начать расследование… На этот раз возбужденную речь Шерлока прервал удар кулаком по столу, от которого зазвенели стаканы на другом конце стойки. Он обескураженно уставился на Кейджа. — Зачем? — сквозь зубы выдавил мужчина. — Зачем мне знать, с чем она имела дело, если её больше нет?! Это заявление несколько обескуражило сыщика. Как это, зачем? Обычно люди чуть ли не с кулаками требуют найти виновного. Неужели этому человеку не интересно, кто виновен в смерти жены?.. Неужели он не хочет занять себя хоть какой-то умственной деятельностью, вместо того, чтобы изо дня в день лелеять воспоминания о былом счастье? Может, он и не хочет, но вот Шерлоку сейчас это просто необходимо. Особенно в свете последних событий. Люка Кейджа надо переубедить. Любой ценой. — У меня есть предположение, что смерть вашей жены подстроили, и это может быть связано с тем, чем она занималась в последнее время.

***

Вопреки здравому смыслу и всезнающей статистике, атмосфера «Адской кухни» всегда её успокаивала. Среди тёмных улочек и неухоженных домов, небольших пабов и клубов «только для своих», среди отсутствия закона официального и диктатуры закона улиц она была своей, была хозяйкой, была дома. И это успокаивало. Она там, где он не появлялся никогда, она там, где ей хочется быть. Без роскоши и пурпура. На дне. Где нет свихнувшегося англичанина, нет ни одного напоминания о том, каково быть обряженной в шелка и бриллианты прекрасной, но немощной куклой. Здесь она — самый опасный хищник, самый сильный противник. Здесь она свободна. Но здесь тоже есть долги… Казалось бы, крыша полузаброшенного здания, на которой расположилась Джессика, не имела ничего общего с гламурным миром Килгрейва. Но, вглядываясь сквозь линзы бинокля в окна бара на другой стороне улицы, она все равно нервно кусала губы. Прошлое снова взялось за свое. Муж убитой ею женщины вдруг обернулся самой несчастной. Сквозь одно лицо проступило другое. Сквозь настоящее проглядывало прошлое. Обдало холодом по спине, мурашками по коже. Убийца. Никогда, ни за что она бы не убила. Никогда, ни за что она не будет искать себе оправданий. Оправдания — недопустимая слабость, алкоголь – временное облегчение. Она теряется, путается в абстрактных понятиях. Где слабость, где сила? Где и в чём виновен он, где и в чём её вина. А человек за стойкой бара остался один на один со своим горем. Джессика наблюдала за мужчиной достаточно, чтобы понять: всю его жизнь «до» составляли жена и их крохотное заведение, едва сводящее концы с концами. Вся его жизнь «после» — всё тот же бар и одиночество. Или нет… Джессика подалась вперёд, когда прямо напротив обшарпанной двери остановилось такси. Неужто кто-то из родственников решил наконец принести соболезнования? Впрочем, кто же ещё приедет специально в закрытый бар. Но когда задняя дверь машины распахнулась, Джессика чуть было не уронила бинокль вниз — на секунду, всего на секунду ей почудилось, что она видит Килгрейва. Приступ паники не дал сосредоточится. Высокая фигура в чёрном плаще и человек, которого она никогда не сможет выкинуть из головы. «Разуй, глаза, ну же, — скомандовала она себе. — Они не похожи. Ты хоть раз за весь год видела на голове у Килгрейва такой бардак? А чтобы он так носился по улице? Это разные люди. Но...» Незнакомец, переходя узкую улочку, посмотрел по сторонам. Справа-налево. Англичанин. Джессика вновь схватилась за бинокль в попытке разглядеть неожиданного гостя Люка Кейджа сквозь тёмные окна бара.

***

Шерлок был раздражён. За два часа разговора с безутешным вдовцом он узнал только то, что Рева Кейдж в последние полгода часто «зависала» в своём ноутбуке. Мистер Кейдж, как оказалось, относился к той скучной половине человечества, почитавшей любопытство чуть ли не за грех. Он отстал от своей супруги с расспросами сразу же после того, как жена сослалась на курсы дистанционного обучения ресторанному бизнесу. Интерес разгорелся снова только тогда, когда около полутора месяцев назад он застал Реву среди ночи, бледную, завороженно глядевшую в монитор. В темноте красным огоньком вспыхивал диод ярко-жёлтой флешки, какой в доме отродясь не было. Заглянув через плечо жены, Люк увидел только непонятные цифры и значки. Утром супруга куда-то ушла, сжимая якобы подаренную старой знакомой флэшку в кулаке. Следующие несколько дней она вела себя как обычно, даже более расслаблено, а потом попала под автобус в районе, где ни разу не была за всю свою жизнь. И это все. Что ж, расследование придётся начинать почти с нуля: все данные с ноутбука были предусмотрительно стёрты его владелицей, а район, где нашли тело, по словам Люка, отнюдь не изобиловал свидетелями и камерами наблюдения. К тому же, мистер Кейдж явно что-то недоговаривал. То, что он имеет кое-какие подозрения насчёт предмета интереса своей жены, для Шерлока было несомненно. Как и то, что мистер Кейдж отнюдь не желает, чтобы кто-то совал нос в это дело. Таким образом, расследование обещало быть интересным, если не захватывающим. И уж точно, оно поможет отвлечься. Нет, сейчас просто необходимо с головой уйти в долгое запутанное дело. Дело, в котором ему не будет скучно и без спутника. Дело, в котором, пусть и случайно, но всё же прозвучали полузабытые, но до боли знакомые нотки чего-то, неподдающегося никаким законам логики. Он поселился здесь же, в «Адской Кухне», в крохотной съёмной квартирке недалеко от бара. Скорее из принципа, нежели по необходимости: на дне его дорожного портфеля валялись ключи от неплохих апартаментов в центре города, вручённые накануне старшим братом. Оба они знали, что Шерлок скорее будет жить на вокзале, чем в «хорошей квартире посреди благополучного района», но Майкрофт всё равно снял её, а Шерлок взял с собой ключи. Дело предстоит не из безопасных, младший Холмс это знал. И, возможно, было бы неплохо, если бы брат мог контролировать его. Но не в этот раз. Когда повсюду его преследует еле ощутимая, маячащая где-то на краю сознания тень прошлого… — Значит, Америка, — Майкрофт не поднимает головы от ноутбука. Пальцы уверенно бегают по клавиатуре. Для всех — он поглощён составлением отчёта министерству внутренних дел, для Шерлока — напряжён, внимателен и готов начать допрос младшего брата. — Дело интересное. Сейчас мало таких дел. Сейчас вообще мало дел. — Неужели? Ты отклонил четыре моих задания. — Они были скучными. И они были подачками с твоей стороны. Любящий старший брат… — Зачем столько иронии? Я всего лишь хотел побороть твою скуку. — Ты всего лишь хотел, чтобы я не занимался этим делом. Почему? — США сейчас на нас в обиде. Как мой младший брат, ты можешь подвергнуться опасности на их территории. — Причина не в этом. — Тогда назови мне её, — Майкрофт наконец-то поднимает на него глаза. — Хорошая попытка, — Шерлок встаёт и подходит к двери. — Но я ожидал чего-то более изобретательного. — Почему? — Вторая хорошая попытка. Он нажимает на дверную ручку. Так Майкрофт гарантированно ничего не узнает. В детстве он, ссорясь с братом, действительно порой проговаривался. Это было давно. По крайней мере, для него, но не для Майкрофта, которому пора бы завести собственных детей и оставить в покое брата. И не приставлять к нему сослуживцев. Бездарности, их же за милю видно. Так и будут провожать его до самого дома, убежденные, что полностью растворились в толпе. Вот только почему их сегодня так много? Неужели и Майкрофт, сидя в своём офисе на другой стороне земного шара, вспомнил о том, что, по его словам, ушло безвозвратно? То, что привело самую обычную владелицу бара к взламыванию паролей, находится в пределах семьи Кейдж. Нечто очень сокровенное и важное, о чём знали только супруги, и о чём ни в коем случае нельзя говорить детективу, с которым познакомился в тот же день. Вот он – итог сегодняшнего сбора информации. Слабенький итог.

***

И вот она уже второй раз за день зябла на мокрой от дождя крыше, предпринимая отчаянные попытки согреться холодным бурбоном из фляги. Не из-за дела и даже не из любопытства. Просто пялилась на англичанина из бара, который вот уже второй час сидел без движения в позе лотоса. Оправдывала себя, что плюнуть на всё и уйти домой ей мешает нечто на подсознательном уровне, о чём ей когда-то говорил психолог. Называла она это интуицией детектива. Самой себе напоминала, сколько раз ей такие предчувствия помогали в работе. Но не сегодня. Наблюдения за англичанином – это не интуиция. Наблюдения за англичанином – это иррациональный страх. В памяти всплывало лицо психолога, цитирующего параграф из какой-то заумной книги. Она – параноик. Сидит на склизких от дождя металлических ступенях пожарной лестницы и рассуждает, как выбор района отличает англичанина от Килгрейва, ведь тот ни за что на свете не остановился бы в квартирке вроде этой. Успокаивает себя... После того, как видела смерть ублюдка своими глазами... Глупо. Глупо, чёрт возьми, понимать и всё равно везде видеть нотки пурпурного кошмара. Вот англичанин снял пиджак и расслабил галстук до боли знакомым ей жестом. Ну и что? Может, у всех англичан так принято. К тому же, этот вообще какой-то чудик. Пришел в квартиру и, вместо того чтобы расслабиться, скинуть неудобную одежду и переодеться во что-то подходящее, перекусить или хотя бы сумку распаковать, занялся медитацией. В деловом костюме. Странный. Как и Килгрейв. Точно так же не посмотрел на часы ни разу за весь вечер... Чем незначительнее были сходства, то и дело всплывавшие в голове, тем больше она убеждалась в том, что это паранойя. Классический случай. В один момент она даже подумала, не рассказать ли обо всём психологу, нанятому Триш, но потом вспомнила, что пользы от того было меньше, чем от бурбона. Полагать, что ей может помочь повторение названий улиц?.. Бред. Англичанин резко поднялся со своего места, включил свет, открыл сумку и принялся судорожно что-то искать, выбрасывая попадавшие под руку вещи. Интересно, что же берут с собой в заокеанские путешествия английские джентльмены. Она настроила бинокль... Нет... Бинокль полетел бы вниз, не будь он предусмотрительно повешен на шею в память об утреннем инциденте. Среди деловой одежды англичанина, разбросанной по всему полу, темно-фиолетовым пятном выделялась такая знакомая рубашка. Кровь в висках бешено застучала. Прошлое ворвалось в настоящее. Отель... На старинном ковре вперемешку разбросаны вещи. Его и её. Рассвет тонкой полоской очертил горизонт. Они не спят. Всю ночь не спали. Стучит горничная. Некстати. Очень некстати. Они прерываются. Стук не повторяется. Ушла? Нет. – Мистер Килгрейв, вам велели передать записку. Какой неприятный у этой женщины голос. Скрипучий. Низкий. – Потом. Килгрейв вновь сосредотачивает на ней всё внимание. – Мистер Килгрейв, – скрипучий голос стал громче. – Это срочно. – Уходите! Нет, ну что за голос, – последнее адресовано уже ей. Солнечный луч внезапно освещает лицо Килгрейва. Его выражение. Дикая смесь раздражения, желания, жестокости. Она напрягается. Он замечает. – Мистер Килгрейв! Идиотка, почему она не уходит? Его губы расползаются в улыбке. Он поднимается, накидывает халат. Идёт к двери. Она замирает на кровати, боясь даже пошевелиться. Сейчас может случиться всё, что угодно. Настырная горничная может получить и щедрые чаевые за напор при исполнении поручения, а может и отхлестать саму себя по щекам, как это было с незадачливым портье в другой гостинице. – Заходите. Она не ожидала, что Килгрейв пригласит женщину в номер. Поспешно натягивает одеяло до подбородка. Чувствует, как стучит сердце. Гулко, словно в груди у неё пустота. – Мистер Килгрейв, – трескучий голос действительно невыносим, а его хозяйка непроходимо глупа, если не боится улыбки мужчины перед ней. – Вот записка. Он сказал, что вы должны немедленно спуститься вниз, там вас ждёт машина. О своей спутнице можете не беспокоиться, она... Женщина говорит и говорит, не замечая, как на неё смотрят. Её голос трещит, как трещит старое сухое дерево. Гипнотизирует. Джессика смотрит на неё во все глаза. Она уже знает, что произойдёт. Знает по этой улыбке на его лице. По тому, как быстро он возвращается в комнату и поднимает с пола фиолетовую рубашку. Шёлк обвивается змеей вокруг горла, сдавливает. Треск переходит в глухой хрип. И наступает тишина. Вязкая, тяжёлая. Та, что хуже любого крика. Килгрейв возвращается. Небрежно бросает рубашку на спинку стула. По фиолетовому шёлку ползёт пробившийся сквозь плотные занавеси луч. Освещает сначала манжет, потом добирается до пуговицы, скользит вверх по складке. Она не замечает ни поцелуев, ни осторожных прикосновений. Она видит только фиолетовый шёлк и яркий оранжевый луч. Вдох-выдох. Глоток бурбона из фляги. Что угодно, лишь бы забыть всё это. Мэйн-стрит... Бёрч-стрит... Хиггинс-драйв... Кобальт-лэйн... Бёрч-стрит... Хиггинс-драйв... Кобальт-Лэйн... Бёрч-стрит... Когда же, чёрт побери, это начнёт помогать?..