Сборник про Первый дом

— Не смей и думать занять мое место в сердце отца, братец! Твой язык остер, но сталь — острее. Меч уперся в горло Нолофинве, на белой коже выступила алая бусинка крови. «Сейчас, — подумал Феанаро. — Этого должно быть достаточно!». Он раскрыл левую ладонь — на ней поблескивал небольшой кристалл. Никто не обратил на него внимания, взгляды перепуганных нолдор были прикованы к правой руке старшего Финвиона, сжимавшей меч. Нолофинве судорожно сглотнул. Камень посветлел и слегка нагрелся. *** — Нолмэ, выслушай меня, — начал Феанаро с порога, но продолжить ему не дали. Сыновья Нолофинве вмиг оказались рядом, не слишком вежливо вклинившись между отцом и дядей. — Выслушать тебя? — глаза второго принца метали молнии. — Ты, кажется, уже сказал все, что хотел. И выслушал тебя не только я, но и отец, и весь Тирион! Феанаро тяжело вздохнул, и сразу стало заметно, что он сильно утомлен. — А теперь я скажу тебе то, чего никто не знает и не должен узнать. Пожалуйста, Нолмэ. Лица племянников вытянулись — никто не помнил случая, чтобы дядя о чем-то просил. Нолофинве, побледнев от удивления не меньше, чем от едва сдерживаемого гнева, провел брата в библиотеку и плотно затворил двери. Феанаро, едва вошел, устало рухнул в кресло, но перед этим положил на стол матовый кристалл. — Это мое новое изобретение, — начал он, не дожидаясь вопросов. — Неужели ты пришел ко мне, после всего, что случилось, рассказать о своем изобретении? — брови почти сомкнулись над переносицей второго принца нолдор. — Да, и ты увидишь, оно тебя заинтересует. Последние годы между тобой и мной… Скажем честно, мы ненавидели друг друга. Это привело к смуте среди нолдор. Все это результат недопонимания. — Мне показалось, что сегодня утром ты высказался предельно понятно, — процедил сквозь зубы Нолофинве. — Это было необходимо. Кристалл работает только тогда, когда все душевные силы испытуемого напряжены до предела. Боль, страх, гнев, отчаяние. Искренняя радость и горячая любовь тоже подойдут, но их я от тебя вряд ли дождусь. Нолофинве облокотился на стол, во все глаза глядя на кристалл и ожидая объяснений. Как и ожидалось, понять Нолофинве удалось далеко не все. Каждая мысль, говорил Феанаро, сопровождается вспышками особых искр, которые и составляют в совокупности sama, сознание. И если сделать кристалл, структура которого будет восприимчива к этим искрам, то вспышки могут изменить звучание струн внутри кристалла, и… — И в кристалле будет записано все, что я думаю? — поторопил Нолмэ. — Не совсем. Кристалл станет образом твоего sama. И другой, если он достаточно искусен и умеет слышать Музыку, сможет его прочесть. Феанаро потер переносицу. — У меня на это ушло много сил, но потом, возможно, будет легче. — Но ведь мысль можно передать напрямую, словами. И если уж тебе хочется видеть то, что трудно выразить словом — есть осанве. — Словами мы с тобой, дорогой брат, чуть не довели дело до междуусобицы. Нолофинве невольно поднял брови — дорогой брат? Даже с издевкой эти слова никогда не звучали из уст первого принца. — А для осанве нужно обоюдное искреннее желание. Вряд ли ты захотел бы делиться своими мыслями со мной. Нолофинве поджал губы. — К тому же отпечаток sama — это нечто большее, чем мысль. Прочитав его, ты на миг примеришь на себя чувства, ощущения, неосознанные желания другого, при этом оставаясь собой. Слово может быть неверно истолковано, но образ сознания позволит почувствовать себя другим, встать на его место. Тут Нолофинве задумался и помрачнел. — Так выходит ты своим кристаллом заглянул в мои мысли и… тайные желания? Без моего согласия?! — с нарастающим негодованием выговорил он. — Да! — выдохнул Феанаро. — Да, мой догадливый брат. Я весь день потратил на то, чтобы разобраться в том потоке гнева, который ты выплеснул на меня утром. Он поднял ладонь, останавливая младшего брата, который уже готов бы разразиться обличительной речью. — Очень хорошо, что ты так рассердился. Отпечаток получился отчетливым. Ненавижу все эти подозрения и смутные предчувствия, наконец-то с ними покончено. Я знаю, кто морочил голову нам все эти годы. Это Мелькор! Ведь это его слова ты повторял, когда говорил о моей гордыне? Постой, убери руки. Дело в том, что он и со мной говорил тоже! Понадобилось несколько часов, четыре бутылки вина и пара помятых в гневе серебряных кубков, чтобы принцы нолдор наконец разобрались в том, что, когда и кому говорил Мелькор. Тень лжи и недомолвок исчезла, между братьями не осталось ничего, кроме правды. — Значит, эту сцену с мечом, — Нолофинве невольно коснулся гортани, — ты разыграл нарочно? Но ведь об этом уже известно Валар, завтра тебя и меня призывают в Маханаксар? — Молчи про кристалл. — Валар не спустят тебе этого с рук! — обеспокоенно воскликнул Нолофинве. — Не важно, вряд ли их наказание будет слишком суровым. Тем более, я не хочу, чтобы Валар знали про кристалл. Я проверял его на старших сыновьях, но кроме них о нем никто не знает, пусть так и остается. Так, — Феанаро покусал губу, — мы с тобой поняли друг друга? — Поняли. *** — На двенадцать лет ты должен покинуть Тирион, — прозвучал голос Владыки Намо. — После ты сможешь вернуться, если другие простят тебя. Феанаро молча кивнул. — Я простил брата! — воскликнул Нолофинве. Но слово было сказано, и приговор не был отменен. *** — Мы не отдадим вам корабли и не продадим ни за какую цену, — твердо сказал король Ольве. — Ты должен понять меня, Феанаро, ведь ты мастер. Наши корабли нам так же дороги, как вам — ваши камни. Лицо Феанаро потемнело, он нахмурился, однако решительно посмотрел прямо в глаза королю мореходов. — Хорошо. Я понял. Но, чтобы потом не жалеть, что нам не хватило откровенности, я использую последнее средство. Пойми и ты меня. С этими словами он протянул Ольве на раскрытой ладони теплый светящийся кристалл.