Про монстров и людей.

      Пригладив мягкие перышки, Слир поднял чайку с камней и прижал ее, трепыхавшуюся, к своему уху. Сбивчивое, задыхающееся биение сердца донеслось до него сквозь грязно-белый пух. «Знаешь, Клетчатая, это шевеление жизни успокаивает меня. Дает ощущение стабильности». Он свернул птице шею отточенным, будничным движением и снова стал слушать её. Исподземельное буханье замедлялось. «Она успокаивается. Совсем», — прошептал Слир и положил тканевый, безвольный трупик порхающей на камни. Из безразмерных карманов незабудково—голубой ветровки извлек блестящий скальпель, раздвинув лоскутное одеяние усопшей, вскрыл грудную клетку, раздвинул хрустнувшие ребра и из-за вросших в плоть полукружьев извлек горячий бордовый сгусток. «Какая красивая форма», — со скальпеля и с рук срывались капли, похожие на гранатовые зёрна и раскалывали себя о камни — «Ты не находишь?» Серая кошка, до того безразлично сидевшая на таких же серых камнях, считала только, что эти теплые алые лужицы вполне съедобны, и начала слизывать их, оставляя только розовые следы. «Бесчувственная ты», — со вздохом произнес Слир и сел на один из камней. Из кармана извлеклась толстая нитка с нанизанными на нее сухими комочками брусники. Смотритель проткнул и сердце тоже, среди ягод оно смотрелось совсем родным, лучше даже, чем в сетке из жил. Закончив свое произведение, Слир сунул его в карман, задубевший уже под коркой крови, и принялся возводить Посмертную башню. Клетчатая стирала следы.       Со времен последнего шторма Слир успел возвести больше дюжины Посмертных башен. Он складывал двенадцать щербатых камней, подобранных по размеру, в вышку, на вершину которой ложилась спать мертвая птица. Соленый ветер выхолащивал плоть с костей очень быстро, хотя Слир подозревал, что и Клетчатая участвует в этом процессе. Сейчас на каменных башнях лежали только хрусткие скелеты. Смотритель положил последний камень, ноздреватый и светлый, как кусок сыра, поднял с земли птицу. Теплые ручейки крови потекли по башне, покрывая ее полосами.       Слир перехватил Клетчатую под пузо и унес, сопротивляющуюся. На западе тучи наливались слезами и делались сизыми. «Грядет шторм, Клетчатая. Воздух затих, слышишь? Снова придется запереть тебя в подвале, а то будет как в прошлый раз. А чашек у меня осталось всего две». Кошка уже перестала бороться и болталась подмышкой, прикрыв желтые глаза. Они поднялись на холм, поросший редкими деревцами, к маяку. Большой и белый, он стоял посреди острова, как свеча. Слир пересадил кошку на голову и, открывая обшарпанную дверь, похлопал по кладке, составлявшей фундамент: «Эти камни не боятся непогоды, Клетчатая. Они переживут нас обоих», — и ступил на скрипучий пол. Новое ожерелье дополнило коллекцию, развешенную на оленьих рогах, привезенных еще с материка. Сморщенные коричневые комки в окружении сушеных ягод, сорок ниток бус.       Слир поднялся наверх и зажег керосиновое озеро. Большой белый глаз ослепил его, и смотритель чуть не упал в лестничный люк. Внизу засвистел чайник. Ветер разбежался и ударился о стену маяка. Волны вскипели и закидали стены водорослями, попортив их гладкую красоту. Серое бурлящее месиво кидалось туда-сюда и шипело, покрытое пеной. Слир сидел у лампы с кружкой чая и слушал биение жизни за пределами своей остроконечной цитадели. С сегодняшнего ожерелья мерно капало. Клетчатая металась и выла в подвале, шум снаружи пугал ее. Но эти стены не боятся непогоды.