(Эти) Странные дни

Когда черви лижут землю, припадая к ней всем своим скользким телом, что делать тем, кто остался без всего на земле? Тем, кто ждёт чуда, укрываясь с головой мокрым от дождя одеялом, и спит с мечтой увидеть новый день. Мечтой, что светит в сознании ярче звёзд, виляющих с неба. Глаза звёзд пусты, но сами они — непередаваемо прекрасны. Вот только всё это их очарование бесполезно. Что делать тем, кто завис в пустоте, забыв сказать об этом своему двигающемуся телу? Механические движение и отточенные выражения на лице меняются в соответствии с ситуацией, но зловещая пустота в глазах, как у небесных светил, выдаёт наповал. Если бы кто-то смотрел в глаза, это стало бы проблемой, хотя ни одна проблемы не волновала бы тех, кто просто сидит на прозрачном мосту над бездной и пытается понять, когда же он упадёт. Что делать тем, кто живёт в собственной пустоте, на своём краю мира и никогда никого не видит? Кто прячется от чужих глаз, мечтая, чтобы один любопытный прохожий всё же заглянул в его неприметный закуток и, найдя в нём человека, вытащил его на волю. Тёмные укрытия безопасны, но без света они привыкают жить в темноте и уже не смогут выбраться к солнцу, даже если их уголок начнёт рушиться. Что делать тем, кто заперт в клетке и безостановочно просится наружу, в синяках от попыток своим телом выломать стальные прутья? Что делать людям, которые не знают слова «существовать», не отличая его от «жить» и «умереть»? Что делать людям, спящим в бесконечной темноте, зарывшихся в блаженной неге снов и забывших, как просыпаться? Что делать тем, кто не понимает, что нужно что-то делать? Сгусток света с хлопком взрывается в темноте, рассеивая вокруг блестящие искры. Поначалу они распадаются и тускнеют, как фейерверк, но после застывают на одном месте, найдя себе приют в темноте. И они загораются ярче, подобно звёздам. Бледные, с цветом, балансирующим между белым и жёлтым, фальшиво мигающие для привлечения внимания, совершенно пустые и бесполезные. Крохотные, словно песчинки, зависшие в воздухе. В них нет надежды, в них нет согревающего света, только холодная красота и неприкосновенность. Только отчуждённость друг от друга и от всего мира в целом. Они разбрызганными каплями краски застывают за клеткой, застывают в темноте, прорываются сквозь сны и мелькают на небе. Они повисают ничего не значащими знаками, ни как маяки и ни как что-либо ещё. Они просто существуют, надменно глядя на кружащиеся кроме них в космосе вещи, не признавая их появления. Они просто стеклянные пустышки, блестящие в лучах солнца из песка. Они безнадёжны, неинтересны, скупы. Они в миллиардах световых лет. Они — единственный свет, проясняющий сознание. Во всей темноте лишь они, тусклые и разрозненные кусочки единой путеводной звезды могут проникнуть в чью-то обитель тьмы, не потревожив хозяина, но и напомнив ему, что свет всё ещё есть за пределами черноты. Для потерянных душ, для потерянных сознаний они сама нить Ариадны, в кромешной темноте лабиринта Минотавра показывающая дорогу. Единственный огонёк, что может их посетить и привести к миру. Блеклая, балансирующая между белым и жёлтым цветом, пустая и холодная надежда, доставшая их там, куда не долетает человеческий голос. Глаза мертвецов, с укором наблюдающих за их полужизнью на грани исчезновения, за их сжиганием времени в самом большом адском котле. Дикий зов, не бьющий по перепонкам, но достающий назойливым тихим шёпотом, непрекращающимися мольбами и изощрёнными убеждениями. Первый свет в темноте. White in black. Взрыв, сметающий пустоту, словно ураган пустой полиэтиленовый пакет. Вспышка, будто корка темноты где-то треснула, позволяя проникнуть сиянию в пределы владения беззвёздной ночи. Капли, отражающие искрящийся маленький огонёк, усиливающие его в тысячи крат. Душевный огонёк, что ещё продолжает гореть, сколько бы черноты вокруг не набрасывалось на него. Надежда, внушающая нерешительность к своему решению застрять в темноте. А что, если туда можно? А что, если там лучше? А что, если всё-таки примут? И рука тянется к маленькой звёздочке, чтобы схватить её свет и освещать себе путь до самого выхода. Рука тянется к звезде и прутья, словно по-волшебству, легко выскальзывают из клетки и ломаются надвое. Рука тянется к огням, воспоминания о которых прожигают тело осознанием и обращают сладкую пелену снов в пепел. Рука тянется вверх, и всё плохое, что случилось и только могло случиться, отходит на второй план, позволяя успокоиться и воодушевлённо отдохнуть, заполнив себя чувством, что всё может быть хорошо. Странная, верная, бескорыстная и свободолюбивая надежда сверкает крошечным маяком, выходя за пределы только неба. Павшие звёзды в своём последнем сиянии даруют самую сильную надежду — даруют желание. Души, переполненные ею, занимают новые освободившиеся места, желая безмолвным светом кого-то осчастливить. Они близкие и далёкие, они светят, видят их или нет. «Если я умру, пожалуйста, ищите меня в звёздах», — думается; стоит, налюбовавшись на них, закрыть глаза, чтобы в следующий раз открыть их уже в слепящем солнечном свете утра.