Памяти Харпер Ли

Любая история, заявляющая себя с самого начала как «продолжение», заставляет задуматься о том, что случится с уже знакомыми героями, что произойдет, как сложится сюжет. А еще это, к великому сожалению, заставляет нас составлять заведомо ложное впечатление о произведении, на что-то надеяться, как-то видеть его. Именно поэтому одними из самых нелюбимых людьми работ (как в литературе, так и в кино, например) становятся всеобразные продолжения. Впрочем, в этом впечатлении виноваты мы сами; завышенные ожидания буквально подрывают привычную картину мира, который успел полюбиться. При чтении трудно сдерживать себя от резких замечаний, скрывать разочарование и читать дальше, прощаясь с теми иллюзиями, которые были построены. «Трудно читать» – наверное, самое жалкое оправдание, которое можно придумать для книги, брошенной на середине. Но оправдываться никто не будет, потому что порыв нашел меня сразу после Нового Года – второго января книга была прочитана за один день. И у меня сложилось одно из самых двояких впечатлений за всю мою «литературную жизнь». Безусловно, я, как, наверняка, и тысячи других людей по всему миру, ждала от продолжения «Убить пересмешника» некой «бомбы», ну или, хотя бы, мины замедленного действия, которая разорвется под конец повествования. Может быть из-за этого мне не так сильно полюбились новые персонажи, да и сюжет в целом. Вероятно, это не то, что я хотела бы видеть и даже читать. Но мои ожидания особой роли здесь не играют; «Пересмешник» был придуман не мной, а то, что он мне полюбился, это другая история. Посему постараюсь высказаться максимально трезво, отказавшись от категоричных замечаний вроде «никаких событий по ходу сюжета», «никакие герои», «никакой мысли», которые множество людей приписывают «Пойди поставь сторожа» в Интернет-пространстве. Я хочу найти в этой книге что-то хорошее, обрести некий смысл. Однако, это ничуть не мешает мне высказаться «с двух сторон». Первый взгляд предполагает, что я прочитала «Убить пересмешника» и таки что-то жду от «Сторожа», поэтому он будет преисполнен некоторых… примечаний. Резко обнаруживается, что Глазастик сильно повзрослела (по моим приблизительным подсчетам, ей около 27 лет). Сразу перестаешь воспринимать ее как того любопытного ребенка, который только узнает, что происходит вокруг. Забавно, что мы с писательницей (имею в виду свой вариант «Сторожа», а точнее его пролог) начали повествование с одного и того же места: поезд, идущий в Мейкомб. И даже первые черты характера похожи: легкое пренебрежение и, не побоюсь этого слова, наглость в словах и действиях. Только если мне Джин виделась этакой 13-летней девочкой-подростком, чей возраст требует небольшой толики самоутверждения, то от 27-летней ее такие качества видеть еще страннее. О, мое любимое удивление и первый шок… 20-я страница. «Когда Джим умер». Стоп, подождите, как умер?! Когда?! Как долго я спала?! В панике я перечитала эту страницу во второй, потом в третий, и наконец в четвертый раз, искренне не поверив своим глазам. Перечитала и несколько страниц назад – все равно никаких подробностей. Наконец подобрав с пола отвисшую челюсть, я начала читать дальше. Конечно, впоследствии выяснилось, что старший брат Джин Луизы унаследовал редкое заболевание от матери, из-за чего умер от сердечного приступа (предполагаю, в возрасте около 30-ти лет). Сразу думаешь, как вообще можно обойтись в повествовании без Джима. Но, видимо, можно? Еще одной загадкой на протяжении всего романа для меня осталось предназначение Генри Клинтона. Что в нем такого? Действительно ли он расист или, как Аттикус, нашел новый метод борьбы (хотя, судя по диалогу с Джин, первое все-таки вероятнее) с несправедливостью? Что писательница хотела сказать нам этим героем? Если быть честной, до меня так и не дошло. Генри как появился (не то чтобы странно, но ведь именно он встречает Глазастика на вокзале), так и ушел. Странно, что его фигура никак не обыгрывалась до этого, в «Пересмешнике». Отдельной темы заслуживает отсутствие всех тех героев, которые делали Мейкомб по-настоящему живым, наполняя его своими историями: не упоминается ни мисс Моди, ни Рэдли; судьба Дилла, хоть и немного описывается, остается все такой же туманной. Однако, что приятно греет душу, очень много отсылок к детству Джин Луизы, в частности описание игр с Джимом и все тем же Диллом. Что, в принципе, не отменяет подробностей о ее школьной жизни, выпускном брата и друга и первом не то чтобы провале, но явно о чем-то таком, что рассказывать за обедом не очень-то захочется. Сие отступление помогает нам вникнуть в образ повзрослевшей героини и понять ее мотивацию. Впрочем, нельзя сказать, что негативные качества в ней превалируют – это было бы настоящей неправдой, более чем неправдой, а значит – откровенной ложью. Глазастик не перестала изменять своим принципам; осталась такой же искательницей приключений, хотя при этом не отказалась от подросткового максимализма и категоричности. Все-таки, странно понимать, что она выросла, а характер, в общем-то, лишь чутка подпортился. Второй шок пришел с осознанием истории Кэлпурнии. Этот ее трагичный кивок заставил меня задуматься: ведь покивать можно как в знак согласия, так и в знак несогласия. «Кэл, скажи, ты всегда нас ненавидела?» - странный вопрос для человека, который стал героине одним из самых близких людей за весь роман. Ответ уже пожилой чернокожей женщины еще больше поражает: молчание и покачивание головой. Впрочем, я уже высказалась. Я отказываюсь верить в то, что это был кивок, говорящий «Да». Ибо… ну нет, никогда так не могло бы быть. А теперь о хорошем (хотя, чуть раньше тоже было хорошее, просто с определенной долей иронии и скептицизма). «Убить пересмешника» многими понималось (и понимается), как книга о расизме, толерантности и уж потом о семье. Возможно, так и есть. Мне кажется, странно воспринимать «Пойди поставь сторожа» с этой же точки зрения. Для меня это книга больше, чем просто о расизме (если не допускать мысли, что она вообще не о нем, а эта тема просто является самой наболевшей, а потому самой яркой, чтобы на ее фоне осветить другую проблему). Она о принятии. Не о прощении, нет. О принятии. О любви к близкому человеку. О том, что ты никогда не смог бы его бросить, даже узнав о нем столь скверные подробности (впрочем, кто как не Джин Луиза вскочила в автомобиль, желая поскорее убраться в Нью-Йорк, сбежать от проблемы без разговоров и взглядов). И, как ни банально, о том, что не стоит рубить с плеча. Сначала ведь создается обманчивое впечатление, и ты говоришь себе: это произведение о великом предательстве, о самом, возможно, крупном, которое только может случиться с человеком. А потом понимаешь, что заблуждаешься. Также, как заблуждалась и Глазастик. Я, конечно, не думаю, что лучшее средство обратить на себя внимание человека – ударить его по губам, да так, чтобы еще и рассечь последние, но, тем не менее, о том, что лучше не дать заблуждению укорениться, иначе кульминация может принести ужасные последствия (стоит лишь вспомнить описанную чуть ранее в продолжении ситуацию с поцелуем и объятиями мальчиков, что в прямом смысле толкнуло Джин залезть на водонапорную башню). Не знаю и не понимаю (видимо, уже никогда не пойму) людей, которые отзываются на это произведение как на прекрасную иллюстрацию толерантности в обществе. Да, конечно, в каком-то смысле… но для меня это всего лишь фон, на котором играет палитра человеческих отношений. И если в старом Мейкомбе это были отношения вообще (между миссис Дюбоз и детьми, между мисс Кэролайн и Глазастиком, между Аттикусом и Джимом с сестрой), между самыми разными персонажами, то в новом мире ситуация скорее углубляется в семью. Я не случайно говорю о новом мире. Подошло время окончательно раскрыть карты и рассказать о втором взгляде. Однако, вверху я уже высказалась, почти все, что предполагалось сказать. В общем-то, как и всегда, виноваты наши заблуждения и ожидания. Мне кажется, что если не смотреть на «Сторожа» как на продолжение «Пересмешника», то картинка получится более логичной, а, главное, от нее не будет ожидаться какого-то фурора (ведь он так негативно влияет на восприятие, ужас). Не как продолжение эта книга смотрится гораздо лучше, потому что тогда я не буду разочаровываться в персонажах, а буду влюбляться в этот роман больше. Не знаю, к радости или к сожалению, но это все-таки продолжение, по крайней мере так было заявлено издательством. И вот как продолжение, я полагаю (это все очень субъективно!), книга все-таки… не сыграла. На фоне старого живого Мейкомба, полного чужих судеб и историй, новый Мейкомб – просто декорация, картонка, которую сдувает от одного неудачного вдоха. Но лучше не делать сравнений. Я не буду. Опять же, если подумать о романе не как о продолжении, то… становится невозможно понять даже тетю Александру. Она, если отбросить ее образ, считанный со страниц «Пересмешника», представляет из себя какой-то шаблон «типичной деревенской леди», стремящейся к какому-то идеалу, достичь который ей никогда не представится возможным, хотя она и не упускает возможности подстроить под свой идеал племянницу. Таким же без мира «Пересмешника» видятся и Джим, и Дилл… не очень глубокие, но зачем-то упомянутые. И вот какой парадокс: не как продолжение – книга действительно несет в себе хоть и единственный, но достаточно сильный посыл; однако, мир кажется каким-то картонным; как продолжение – очень мало объяснений, больше нет таких интересных событий, сплетенных в одну историю жизни, ведь все повествование – от силы пару дней с момента приезда Джин из Нью-Йорка. Как обычно, громкие заголовки и предисловия сделали за нас основную работу: заставили поверить в какую-то нелепицу, затем «врезали» по губам, отрезвили память и привлекли внимание к словам и заставили чуть-чуть разочароваться. Но я никоим образом не разочарована. Я люблю и эту историю. Просто уже по-другому. Уже из-за семьи, которая открылась с новой стороны. Но, что странно, люблю за старых героев и мысленно ставлю в этом месте плюс, хотя не совсем я готова согласиться. Странно, не дописала свое видение продолжения, но все равно хочу чего-то другого. Наверное, я слишком много хочу… прямо как Глазастик. Мы с ней немного похожи. Всегда на порыве, в тумане эмоций почему-то делаем все самое важное (видимо ждем, пока кто-нибудь придет и даст нам пощечину, дабы хоть немного отрезвиться и отвлечься от абстрактного и далекого). Но мне от этого не становится менее странно: как можно пронести через десяток добрых лет эту эмоциональности и порывистость? Неужели люди не меняются, проходя через возраст 12-18 лет? Как эти качества сохраняются? Наверное, последний вопрос достоин внимания гораздо большего, чем я могу ему уделить в данный момент. И последнее… я искренне надеюсь, что мне никогда не выпадет шанс так заблуждаться. Потому что осознать «предательство» со стороны самого близкого тебе человека – невероятный удар. Кричать и размахивать руками в знак протеста – невероятный удар для того близкого, кто, на самом-то деле, никого и не подставлял. Просто тебе не хватило немножко терпения, чтобы понять, что никто никого не предавал, однако, что при этом что-то изменилось, и что придется проверить свою настоящую любовь к человеку, который изменился.