Клаус молчал, собственно как и Кэролайн. Девушка скрылась за сиденьем, отвернувшись к окну и временами тихо всхлипывала. Произошедший день навсегда отпечатался на ее душе, оставляя огромное клеймо - напоминание никогда не верить таким людям как Клаус Майклсон, и тем более не впускать их в свою спокойную жизнь.
Клаус включил радио, настроенное на местную волну, по которой часто крутили любимую и укоренившуюся музыку Нового Орлеана, из динамиков доносилась классические ноты, монотонного размеренного джаза.
Саксофон подвывал струнам, вызывая в машине полное умиротворение, и слушая эту музыку Кэролайн казалось, что не все так плохо, словно ноты уносили все проблемы, дарили нежность, но мужчина за рулем тут же развеивал это своим очередным движением.
Клаус подъехал к полицейскому участку, небольшому двухэтажному зданию, с блестящей в свете фонарей вывеской и несколькими машинами у входа. Мужчина прижался к обочине, и как только колеса прекратили свое движение, Кэролайн открыла дверь автомобиля, выскакивая, словно плененный тигр из клетки.
– Даже не попрощаешься, Кэролайн?
Слова Клауса заставили ее замереть на месте, пристальный взгляд врезался в спину блондинки, на котором остались полоски от сбившегося купальника. Девушка чуть покосила голову, смотря на собственные пальцы, чуть сжимая их, и продолжила движение.
Клаус уехал, но развернулся и остановился чуть дальше от участка, пристраиваясь в рядах машин, хозяева которых давно отдыхали.
Девушка не стала заходить внутрь, вместо этого она подошла к тучному мужчине в форме полицейского, тот же увидев ее, бросил жевать бутерброд на капот машины и подошел к ней, широко улыбаясь. Клаус сделал вывод, что они знакомы.
Блондинка что-то долго рассказывала, на что он кивал и иногда клал руку ей на плечо, словно сочувствующе приободряя. Вскоре он достал свой мобильник и протянул его Кэролайн, Клаус передвинул ногу, услышал хруст под подошвой, добивавший последние куски пластика.
Когда блондинка села в машину к служителю закона, то Клаус последовал за ними. Мужчина задался вопросом, зачем он это делает, но толкового и удовлетворившего его ответа он не подобрал. Ему просто хотелось понять, почему этой девушке жалко его, Клауса - человека имеющего все и получавший что захочет лишь по щелчку пальцев? Почему она терпела его сцены перед семьей, как свободно могла покинуть этот ужин? Почему он чувствует неловкость за то, что заставил ее испытать унижение?
Клаус не ощущал вины, и ему не было даже жаль, что так вышло, ведь он сам этого хотел, но что-то теребило его изнутри и желание разобраться, которое с каждым новым ее поступком росло, как и сейчас.
Блондинка не переставала улыбаться и даже пару раз взмахнула рукой на прощанье удаляющемуся мужчине, который поступил как настоящий джентльмен и друг. Но оставшись наедине сама с собой, улыбку словно унесло с ее лица и она, развернувшись, быстро устремилась к небольшому домику, ее шаг замедлился у лестнице, и когда она оказалась у двери не спешила ее открывать. Кэролайн лишь наклонилась вперед, упираясь лбом в дверной косяк, и Клаус с другой стороны дороги увидел, как тихонько трясутся ее плечи.
Множество раз он вел себя, словно король, и девушки подчинялись ему сразу, готовые продать родную мать ради выполнения его команд. Большинство женщин, которых он вводил и выводил из своей жизни, словно надоевшую вещь, были уже взрослыми, может одна или две заканчивали колледж, и только Кэролайн по воле случая попала в этот список, даже не достигнув совершеннолетия.
Безусловно, он понимал, что является эгоистом и вызывал на красивых лицах слезы, знал, что его холодное поведение с редкими нотами заботы как отталкивает, так и притягивает. Ему это нравилось, он сам когда-то попал на такую мушку. Нравилось, что он оставлял после себя частицу, хоть и в виде неприятных и болезненных воспоминаний. Но Клаус никогда не видел, что происходило с ними, когда он уходил. Мужчина руководствовался, тем, что уходя, женщины все же забывали его через месяц, год, два, и ему было неинтересно, сколько гадости он оставил в их душах, ведь время лечит, и это он знал по собственному опыту.
Но сейчас он чувствовал понимание, видя боль в этих слезах и трясущемуся не в силах совладать с собой телу. Он узнавал себя. Майклсон сдвинул брови, понимая, что знать и видеть последствия в своих действиях разные вещи.
Кэролайн выпрямилась, смахивая со щек слезы и освежилась, используя свои ладони как веер. Она даже подправила волосы и шорты, словно за той дверью ее ждало свидание, и постучала в дверь.
Ее открыла женщина, так же имевшая светлые волосы и приятные черты лица. Клаусу не нужно было гадать, он сразу нашел между ними схожесть и пришел к решению, что это мама. Блондинка прошла в дом, и дверь закрылась, оставляя Клауса в одиночестве на этой пустынной улице.
Клаус шумно выдохнул, переосмысливая увиденное, которое для него являлось обычным человеческим поведением - приходом домой. Он тоже имел мать, которую так же любил, но все же отличия между ними были, Клаус не боялся ей не угодить и поставить в нелегкое положение.
Свет в окне на втором этаже загорелся тусклым желтоватым свечением. В окне мелькнула фигура Кэролайн и снова исчезла, Клаус усмехнулся себе, следящему за домом, и вновь принял серьёзное выражение лица, замечая блондинку, выходящую на улицу и тащащую за собой небольшой зеленоватый контейнер с мусором, который забирают в пять утра.
Сейчас она выглядела словно ребенок, без облегающей юбки или же мало скрываемого чуть бледноватую кожу купальника, в штанах, походивших на мешок и рубашку в сине-зеленую клетку, словно стащенную с барахолки семидесятых годов. Кэролайн выглядела ребенком, безвинным и огорченным. Клаус услышал в своей голове как щелкнул тумблер, говоривший, что он выбрал для себя слабую игрушку, спутал схемы и вызвал тем самым сбой в своей холодной расчетливой душе.
Это его злило, собственные мысли пожирали его самого, заставляя окунуться в воспоминания собственного горя. Клаус отчаянно сопротивлялся мысли, что возможно он поступил неправильно, пытаясь сбежать от себя, мужчина завел мотор, стуча пальцем по кожаному чехлу сидения, и нажал на газ, понимая, что без порции очередного своего поведения он расклеится.
«Никлаус, напыщенный индюк, не способный проявлять уважение и сочувствие!» – голос женщины пронесся в голове.
Его путь был направлен в его единственное место, помимо его квартиры, где он чаще всего находился, клуб Craving.
Клаус подъехал к зданию, в будние дни посетителей было намного меньше, нежели в выходные, когда почти каждый богач этого города спешил урвать кусочек похоти и страсти, не обременяя себя обязательствами. Клаус вышел из машины бросая короткий холодный взгляд на небольшую толпу девушек, думая о том, что большинство из них продажные шлюхи, пытающиеся встретить папика в стенах его клуба.
Громила в костюме увидев владельца мгновенно открыл дверь, пропуская его и бурча приветствие, которое Клаус успешно проигнорировал, быстро шагая по коридорчику, видя Алекса и двоих девушек, стоящих и выслушивающих правила. Их блестящие наряды красного и синего цвета резали глаза, казалось, их обернули в подарочную пленку.
– Все что происходит в этом заведении крайне приватно...
Клаус вошел в клуб, окунаясь в черно-красную атмосферу. Разгоряченный своими мыслями, он спустился с лестницы, кивая головой охраннику, сливающемуся с посетителями, командуя подойти и который тут же оказался возле него. Расстояние от лестницы до барной стойки достигало около тридцати метров. Клаус словно айсберг шел вперед, сталкиваясь с не успевшими увернуться официантками и посетителями.
– Вон отсюда,– Клаус схватил девушку с пепельными волосами за предплечье, получая гневный взгляд, и стаскивая ее с мужчины в блевотно-сером костюме, пихнул в руки к охраннику.
– Двери закрыты,– не уверено лепечет тот и получает гневный взгляд Клауса.
– Плевать, – он делает шаг на него, – открой, выведи через черный ход, выкини в окно, мне плевать, как ты лишишь это заведение их,– Вон! – палец упал на блондинку в жёлтом,– Вон!– на женщину средних лет с неестественным блондом,– Иди вон!– он вырвал поднос из рук официантки, откидывая его в сторону, на что светловолосая сотрудница опешенно кивнула.
Поведение, которое было явно неадекватным, заставило посетителей напрячься. Имя «Клаус Майклсон» прошлось шепотом по толпе и он, окинув зал, подошел к барной стойке.
– Добрый вечер, мистер Майклсон.
Брюнетка-барменша с опаской посмотрела на мужчину, здороваясь, и ставя без его слов на стайку любимый напиток Клауса - бурбон. Такое поведение она наблюдала не впервые. Майклсон схватив стакан, выпивает его и устремляет взгляд на барменшу, отчего девушка начинает стесняться своей наготы. Видя ее неловкость, он хмыкает и вытягивает руку, требуя еще алкоголя. Девушка наливает и наблюдает, как залпом стакан вновь пустеет.
– Плохой день, мистер Майклсон?– осмеливается спросить она.
– Плохая жизнь,– она смотрит, как его стакан наполнятся,– один человек разозлил меня.
– Судя по вашему гневу, это женщина и она блондинка,– Клаус щурит глаза,– все женщины которых вы выгнали блондинки.
Мужчина пристально смотрит на нее, чувствуя, словно его поймали с поличным. Клаусу кажется, что она залезает в душу и немедленно это прекращает, стирая последние капли уверенности коротким предложением.
– Идем в мой кабинет, София.
– Зачем?– нервно сглатывает она
– Как зачем, я хочу трахаться.
– Правилами клуба нам запрещено иметь половые, – пытается отвертеться она, начиная нервничать сильнее.
– Ой, перестань, эти правила написал я и так же легко могу их отменить, – он вскидывает бровь.
– Мой отказ будет значить, что я могу завтра не выходить на работу? – уверенность вновь проявляется на ее лице.
– Нет, – словно обидевшись, оборвал Клаус,– ты можешь уходить прямо сейчас.
Клаус слегка хлопает по стойке, победно вытягивая губы в улыбке, мстя за отказ, и поднимется на ноги, направляясь по залу в поисках новой жертвы, и схватив проходящую мимо рыжую официантку, тянет за собой.
Когда они оказываются в его кабинете, Клаус одним движением руки скидывает со стола технику и бумаги, словно бульдозер карточный домик. Девушка пытается возражать, с губ слетает несвязная речь, но он ее не слушает и лишь бросает безвольное тело на стол, разводя ее ноги своим бедром.
Он видит испуг в ее глазах, но не видит твердого отказа и снимает пиджак, бросая его на пол, и следом расстегивает ремень, после отвлекается на кружевные трусики, сжимая тонкую ткань в руке и дергает, отчего слышится быстрый звук рвущейся ткани.
Ее зеленые глаза смотрят ему в лицо, и Клаус опускает взгляд на пуговицу, но лишь схватившись за нее, не успевает расстегнуть, замирая и слыша как дверь его кабинета открылась. Клаусу не нужно оборачиваться, что бы посмотреть на человека нарушившего его планы, он видит как девушка сжимается и пытается прикрыться ладошками, что кажется ему смешным. Медленные шаги взывают шуршание по коричневому настилу, и Клаус высвобождает пуговицу из петли и расстегивает ширинку.
– Пришел подержать свечку?– он чуть поворачивает голову, смотря на брата,– или же ты западаешь на рыженьких, в таком случае можешь отправиться прямиком на сцену.
– Мистер Майклсон,– пискнула девушка.
– Заткнись!– вырвался крик у Клауса и, отойдя, она пулей вылетает из кабинета.
– Ты набрался. – Сдержанно констатирует Элайджа.
– Нет, – фырчит он, застёгивая штаны, – всего три стакана.
– И что же тебя так разозлило? – Элайджа проходит за стол, садясь в кресло.
Клаус не торопится отвечать, он лишь ухмыляется, смотря на брата, сообщая, что он знает его приемчики, но все же за двадцать семь лет не научится вытягивать из этого всегда спокойного лица информацию.
– Зачем ты пришел? – переводит он тему.
– Убедиться, что все в порядке.
– Убедиться, не сделал ли я чего плохого с Кэролайн? – поправляет он, садясь в кресло напротив.
– Возможно, тянет он, – и чуть подавшись вперед, ставит локти на стол, заключая руки в замок, - так что произошло? Ты редко плещешься гневом на кого-либо помимо нашего отца.
– Я бы не хотел этого признавать, но я не идеален, бывают моменты, когда я чувствую себя паршиво.
– Так разберись. Удали корень проблемы.
***
– Почему ты не послала их всех к черту, на твоем месте я бы станцевала на столе, врезала этому уроду и угнала их машину,– Елена почти кричала.
– Шш… ты говоришь немыслимые вещи, – шикает Кэролайн, открывая двери.
– Зачем ты вообще села в его машину, – недоумевала Елена, выходя на парковку.
Кэролайн уперлась на крышу автомобиля Елены, старенького седана, смотря на рассерженную подругу. Сутки ей не хотелось говорить о произошедшем с Клаусом и отнекивалась, твердя, что все хорошо, но этого Гилберт было мало и она в течение дня вытаскивала клещами из Кэролайн правду.
– Во-первых, насолить Стефану, во-вторых, сбежать от десятка глаз смеющихся над тем, какая я наивная дура, в-третьих, я же не знала, что ждет меня, в прошлый раз он пригрел, а в этот раз,– Кэролайн не договорила.
– Ну, первый и второй пункт у тебя получился, ты бы видела их лица и то, как Стефан названивал тебе. Мне кажется, ему жаль. Ты как?
Кэролайн до сих пор было плохо, вернувшись домой, девушка завернулась в одеяло словно в кокон, чувствуя, наконец, защиту от внешнего жестокого мира, что было весьма по детски, но ей было это необходимо. Мысли были спутаны, слишком многое навалилось за один день. Стефан, Клаус, мама.
– Сначала долго ревела, было обидно, потом думала и снова ревела, даже случившееся со Стефаном ушло на второй план. Клаус оказался просто жестоким и не способным даже на сострадание.
– Все забудется. Скажи лучше как там миссис Форбс?
– Приступ был небольшой, – помрачнела девушка, – они стали все чаще, я требую продать дом и на полученные деньги оплатить курсы терапии и операции, но она отказывается.
– Это же твоя мама, она всегда стоит на своем.
– Неужели она не понимает, что мне плевать на этот дом, когда ее жизнь висит на волоске? – слезу подступали к горлу.
– Мы найдем выход, скоро будет новые квоты, – успокаивала Елена.
– Я надеюсь.
***
Клаус лежал в кровати, наблюдая как лучи солнца проникают через маленькую щель между шторами в его квартиру. Он поднял руку, развеял пылинки в воздухе, которое фильтровало солнце, и повернул голову, ощущая щекой мягкий хлопок, и видя в паре сантиметров от себя женское лицо. Это была девушка с короткой стрижкой и татуировкой на пол руки, он встретил ее в клубе, и совсем не в Craving.
Прошло уже два дня, как он дал себе волю разгуляться в собственном клубе. И уже два дня в его голове звучал голос Элайджи: «Так разберись. Удали корень проблемы», и он с ужасом осознавал, что этот корень носит имя Кэролайн. Именно она заставила его ощутить свою боль, она заставила его вспомнить боль. Глупая девчонка не выходила из головы.
– Черт!
Мужчина взял телефон, открывая контакты и находя нужный номер, палец замирает над кнопкой вызова и он снова смотрит на девушку, словно ожидая ее криков бросить смартфон в стену. Гудок, два, три.
– Клаус? – из динамика доносится не очень обрадовавшийся голос, – что опять?
– Мне нужна твоя помощь, – он закусывает губу и продолжает, – Флорида авеню 24/5. Я хочу знать об этой семье все.
