Возрождение

      Алые вспышки полыхали невообразимыми огнями, переливаясь и отбиваясь от высоких стен, насмешливо играя с жизнями волшебников. Теперь уже изумрудный луч пронёсся рядом с Гермионой, успевшей отпрыгнуть в последний момент.       — Протего! — крикнула Грейнджер, отбивая заклятие широкоплечего мужчины в маске.       Теперь силы добра и тьмы перемешались — каждый нашёл себе по сопернику, яростно метая в противника все известные проклятия. Дивную комнату с каменной аркой заполняли звуки топающих ног, громких голосов и леденящего душу смеха Пожирателей смерти. В самом центре, на платформе, словно дорогой экспонат, сражались Сириус Блэк и Малфой-старший за пророчество, из-за которого они и оказались здесь.       От постоянных всплесков света в глазах у Гермионы слезилось, и, уже опираясь скорее на интуицию, нежели на зрение, она взмахивала волшебной палочкой и выкрикивала первые пришедшие в голову заклинания. Попав в одного из Пожирателей обезоруживающим заклятием, она встретилась взглядом с Беллатрисой Лестрейндж, и что-то в душе похолодело от дико горящих тёмных глаз.       — Вот ты где, мерзкая грязнокровка! — женщина разразилась безумным хохотом и, не церемонясь, отправила в Грейнджер зелёный луч.       — Авада Кедавра!       Увернувшись от заклинания, Гермиона спряталась за каменными сидениями, что разлетались вдребезги после каждого произнесённого слова колдуньи. На помощь пришёл Грозный Глаз, и пока он оттеснял Лестрейдж от Гермионы, та поспешила на помощь Гарри, видя, как тяжело ему приходится под напором Пожирателей.       — Импедимента! — Гермиона метнула заклятием в Малфоя, что со сдавленным криком отлетел на несколько футов, скатываясь с невысокой платформы.       — Как ты посмела, грязнокровка! — Беллатриса, увидев лежащего без сознания Малфоя, вдруг смертельно побледнела и, крепче взявшись за палочку из древесины грецкого ореха, начала снова метать в Гермиону заклинания, попутно отбиваясь от Аластора Грюма.       — Мерзкая! Авада Кедавра! — уязвлённая Беллатриса желала уничтожить эту недостойную существования грязнокровку. Превратить её в пыль, стереть с лица земли. Как только она посмела так подло замахнуться на чистокровного волшебника!       — Гнусная! Круцио! — от постоянных взмахов рука женщины болела и ныла, но она продолжала с остервенением целиться в испуганную девчонку. — Грязнокровка!       Мысли лихорадочным потоком проносились, кружились в свирепой буре, разносясь в голове Гермионы. Но ни одна светлая идея не помогла ей решить, что же делать, поэтому она лишь продолжила без разбору отсекать яркие, подобные небольшим молниям, отблески магии.       И вдруг всё остановилось. Повернувшись, она увидела лицо Беллатрисы, на котором воцарилось победоносное, граничащее с безумием выражение, и, будто умирая от удовольствия, женщина смеялась, вцепившись пальцами в чёрную ткань платья. Оттолкнув Сириуса, Гермиона подставила хрупкую грудь под красную вспышку заклинания. Удар выбил последний воздух из легких, и она тяжело, рвано выдохнула, схватившись за холодный камень такой странной и пугающей арки. Мир вокруг померк. Тихо. Стало так тихо. Где же все эти крики, вспышки, взмахи волшебных палочек?       Всё было кончено. Спасения нет. В последний раз увидев лицо друга с навсегда оставшимся в её памяти шрамом, она закрыла глаза и, разжав пальцы, позволила обволакивающей, такой манящей дымке утянуть её по ту сторону небытия.