Ну же, решайся!

И скучно, и грустно, и некому руку подать... М.Ю. Лермонтов

— Здравствуйте, я на консультацию, — мужичок в льняной рубахе и подобии на кафтан боязливо вошел в комнату, аккуратно прикрыв за собой дверь. Надо признать, так себе клиент. Потертая одежда выдавала невозможность поживиться на таком типчике, ссутуленные плечи показывали, что хозяин редко бывает уверен в себе, что тоже не обнадеживает. Глаза прячет, блеска в них нет, значит одержимости идеей нет и подавно. В принципе, последнее — хорошо. Значит проблем не доставит. В этом доме это ценилось. — Ну, оно и понятно, — ухмыльнулась девушка, стоящая напротив книжного стеллажа, и хихикнула какой-то одной ей понятной шутке. Комната обставлена не то, чтобы богато… Но определенный вкус есть. Пучки трав, развешенные под потолком так, чтобы не задевали голов в центре и свисали почти до пола по углам, издавали неповторимый аромат. Множество свечей разных размеров, но одного цвета — все белые — стояли повсюду, однако внимания не привлекали. Большой дубовый стол посередине, заваленный книгами и разной мало кому понятной мелочью. Вдоль стен расположены книжные полки. Многие фолианты красовались потертыми обложками, что говорило об их актуальности в этой среде. Почти не на одной книге не разобрать названия. Девушка мотнула головой, погладив корешок очередного издания. На ее лице мелькнула нежная, почти материнская улыбка. — Василиса Андреевна… — Мужичок сделал еще одну попытку заговорить, но снова разволновался и затеребил завязки пояса. — Я, — отозвалась хозяйка, приближаясь к гостю. Ее пристальный холодный взгляд еще больше смутил. Она подошла почти вплотную, но вдруг резко развернулась и направилась к столу, сжимая в руках что-то незаметное. — Говори уже. Не трать мое время. — Так это… Я вчера шел из трактира, пришел домой, а там, значит, мыши без стеснения по дому средь бела дня летают… Договорить он не сумел. Раздавшийся смех прервал все объяснения. Девушка веселилась от души, но смех казался неестественным, наигранным. Она умолкла так же резко, как и начала смеяться. — Пить надо меньше. Средь бела дня, — передразнила она и снова хохотнула, качнув головой. — Так… Я это… Не пил я. За цыпленком ходил. Возвращаюсь, а там… Может, проклял кто? — Глаза мужичка испуганно расширились, и он с новой силой начал теребить пояс. Глаза хозяйки заинтересованно блеснули на последнем вопросе, но тут же погасли, быстро пробежавшись по мужичку. — Не проклял. Можешь мелисы повесить по углам, сразу галлюцинации мучить перестанут, — девушка продолжила заниматься своими делами, будто и не обращая внимания на посетителя вовсе. — Это все? — С-спасибо. — Пучок мелисы возьми в сенях. Она обработанная. Цену знаешь. Дверь хлопнула. Василиса опять рассмеялась. Девушка снова подошла к стеллажу, чуть наклонившись, будто выражая уважение потертым томам, просмотрела несколько полок, и, наконец, выбрала тонкую книжечку, больше похожую на брошюрку. Глаза девушки блестели, щеки пылали, как у молодой девы, случайно заставшей на речке за купанием красивого молодого парня. Движения были резкими и порывистыми, передвигалась по комнате она рывками, шаги широкие, размашистые. Если бы эта девушка решила приодеться в мужской костюм, под плащом ее за мужчину и приняли бы. Никаких ужимок, все движения выверены, точны до миллиметра. Хотя, по-другому и быть не может. Профессия обязывает. Простая одежда. Свободная серая рубашка с украшенными вышивкой рукавами и воротником. Коричневые штаны узкого кроя, чуть расклешённые, слегка потертые на коленях и в районе бедер. Кожаные домашние сапоги с узкими носами, цвет которых невозможно определить однозначно. Вдобавок ко всему на бедрах был повязан грязно-красный платок. Девушку постоянно пробивало на смех. Она порхала… нет — металась по комнате, потому что легкое и непринужденное слово ее натуре не подходит. Слишком опасная, непредсказуемая. Легкого пинка удостоился наглый рыжий кот, чтобы не крутился и не мешался под ногами. За короткое время был разобран бардак на столе. В очаге зажегся огонь. Окна закрылись занавесками. Дверь была заперта на засов. — Что ж, Бальмонт, все готово. Представляешь… Каменный лотос Ангуса! Ты можешь это вообразить?! Лотос! Ангуса! Каменный!!! — Василиса аккуратно достала из-под стола небольшую коробку, предвкушающе улыбаясь. – А! Ничего ты не понимаешь, наглая рыжая морда. Но это неважно. В следующее мгновение крышка с коробки была снята и отброшена раздраженным жестом. Нетерпение. Вот уж чего нельзя ожидать от травников, но все же… Даже воздух в комнате трещал от витающего нетерпения. Девушка окинула любовным взглядом содержимое коробки, щеки запылали ярче. Зеленые искорки заплясали в наполненных детским восторгом глазах. — Ох, Бальмонт! Он великолепен! Эти нежно голубые лепестки… А сердцевинка? .. Словно наполненная вечным морозом хрустальная чаша. Такая обманчивая хрупкость… Кажется, только тронь — рассыплется на миллиарды снежинок, — слова сопровождались соответствующими жестами. Рука почти коснулась цветка, но тут же была отдернута. — Но какая мощь спрятана в нем! О, Бальмонт! Если бы кот мог говорить, он послал бы хозяйку с ее патетическими возгласами куда подальше. Хотя, какую хозяйку? Единственный хозяин здесь – он, по его же мнению. Только он следит за домом, в то время как эта сумасшедшая женщина постоянно возится со своими картами, травами, книгами, что-то чертит воском на деревянном полу, кричит, причитает… Какое дело до этого всего коту, единственной обязанностью которого является охота на грызунов. Вот в том и суть. А до женщины ему… до фени. Пусть себе вопит. Рыжий важно прошествовал по комнате и скрылся на подоконнике. — Ну и вали, морда! — Послала ему вслед Василиса и тут же снова перевела внимание на цветок. И уже шепотом с придыханием добавила: — Ты мне особо и не нужен. Всю ночь в камине пылал огонь, поджаривая черные бока котелка и коптя их еще больше, что-то булькало и трещало, поднимались одуряющие голову ароматы. *** В этой комнате всю ночь горел свет. Выходящий из питейной мужик сплюнул, зацепившись взглядом за дрожащий в кромешной темноте огонек, проронив: «Черт бы их всех побрал! Этих чертей!» — отмахнулся от кого-то левой рукой и направился в одну ему известную сторону. Свет в окне дрожал странным образом. Словно большой светлячок, заточенный в комнату, как в банку, бился о стекло, пытаясь выбраться. Но хозяин уже давно не обращал на это внимания. Его занимал другой вопрос. Мужчина уже который раз сверял данные полученные с помощью сферы Феба с картой. Ну, как такой потенциал может скрываться в такой глуши?! Отложив перо, он устало потер глаза. Должно быть, это какая-то ошибка. Но ведь Око Феба не обмануть… Взгляд неосознанно скользнул к артефакту. Может, он уже настолько древний, что сам себя обманывает? Пять тысяч лет — не шутки. Ночной картограф покачал головой, отметая глупые мысли, запустил пальцы в волосы, сжимая их в кулаки. Нужно будет все проверить. Утром. Проблема слишком масштабна, чтобы игнорировать такой шанс на ее разрешение. *** Солнечные лучи едва ли проникали в спальню. Шторы были плотно задернуты, и лишь рыжий хвост торчал с краю. Растрепанная девушка пускала слюни на подушку, сладко посапывая, даже не ворочаясь. Под глазами ярко сияли синяки, выдавая очередную бессонную ночь. Беспорядок, царящий в помещении, ничуть не скрадывал красоты момента. Он смотрелся так же органично, как цветок клевера летом в поле. Идиллию нарушил стук. Девушка мгновенно распахнула глаза, будто и не спала вовсе. Вероятно, это давно стало условным рефлексом: просыпаться по первому постороннему шуму. Чуткий сон, развитый многолетним страхом. Не успев выпутаться из одеяла, девушка с глухим звуком повалилась на пол, но тут же вскочила, откидывая пододеяльник отдельно от самого одеяла. Одевалась так же стремительно. Лучинка бы не успела прогореть за это время. Поверх привычного костюма был накинут сарафан по типу тех, которые носят женщины в селении. Платок на голову, скрывающий копну рыжих волос, девушка завязывала уже на бегу. Выходя и хватая плотный мешок, который может быть применен подо все, бросила в сторону: — Баль, если не вернусь, ты знаешь, где меня искать. Задняя дверь открывалась чуть слышно. Быстрая тень метнулась во двор, так же тихо прикрыв за собой, и одним движением перемахнула через забор. Василиса пробежалась дворами, чтобы выйти на ту же улицу и уже степенным шагом продолжить путь. Семенящей походкой она добралась до своего же дома. На пороге стоял мужчина в черном плаще. Стоял гордо, не стесняясь. Прямая осанка, вероятнее всего, гордо поднятый подбородок… Попала! *** Мужчина пришел утром, как и собирался. Не выспался, тревожимый беспокойными мыслями, но явился чуть позже зари. Все вещи, уходя с постоялого двора, взял с собой. Он коротко постучал и стал ждать. Время шло, но ничего не происходило. Быть может, хозяин спит? Мужчина занес кулак, чтобы снова постучать, но был прерван. — Ох, ты ж, что творится! Неужто к травнице нашей? Да с утра пораньше? Путник быстро обернулся, осматривая женщину, прервавшую его уединение. Ничего особенного. Полная фигура, бесформенный сарафан, грязно-красный платок, большой мешок в руках. — А чего тебе, собственно, матушка, надо? Ну, к травнице. Это что-то меняет? Мужчина сделал непринужденный вид, внутренне сжавшись и приготовившись вырывать информацию о хозяйке этого дома вместе с языком. Значит, все-таки, это «она». Может, действительно ошибка? .. Чтобы женщина владела нужными сведениями? — Дык, ничего, сынок. Взбалмошная она у нас. Да тунеядка. К полудню только просыпается. Ты уж, извини ее, непутевую, коли что-то срочное. Зато дело свое знает, — девушка не удержалась, чтобы не поругать себя перед чужим человеком, да не похвалить. Зато ауру считала, опасности можно не ждать. Давний страх всю жизнь подстегивает ее вскакивать с утра и проверять первого клиента. Это стало своеобразной привычкой. Когда-то именно такой осторожности не хватило сонной матери, чтобы избежать публичного сжигания на костре. Пустое обвинение разочарованного клиента, потерявшего умирающего родственника, и инквизиторы забрали и уничтожили гения врачевания. Не хотелось закончить так же. — Так уж и тунеядка непутевая? — ухмыльнулся мужчина, просчитывая вероятности. — Сам посмотришь, сынок, сам, а мне идти надобно. Василиса перехватила поудобнее мешок и направилась дальше, собираясь свернуть в конце улочки, чтобы завершить начатый круг. *** — Я по делу, — не здороваясь, мужчина ступил на порог, заставляя посторониться встрепанную заспанную девушку. «Вот черт глупый, а!» — подумала про себя хозяйка, сверля взглядом спину визитера. Раздражение вызывало все в нем: и походка, и взгляд, и манера держаться. Даже внешность, хотя на что-на что, а на это она давно не обращала внимания — жизнь отучила. — Я с больными дел не веду, — категорично бросила она ему в спину. Да, он либо реально больной, поворачивается спиной к незнакомому человеку, находясь на его территории, либо настолько уверен в своей защищенности. Василиса склонялась к первому — магией от него не пахло, а оружия не было, ну, или она просто не способна была его заметить, что маловероятно. — Следи за словами, ведьма! — А что я сказала не так? Я лишь имею в виду, что раз ты здоровья не желаешь, не приветствуешь, так и тебе не желают. Значит, ты больной, нездоровый. Я с такими дел не имею. Помереть в процессе могут, знаешь ли, не вернув свою часть сделки. И я не ведьма. Травница. Разные вещи, понимаешь ли. По выражению его лица можно было бы заподозрить, что сейчас он просто голову этой травнице оторвет, но что-то сдерживало, заставляло прятать злой огонь в глубине зрачков. Девушка мимоходом отметила живой все подмечающий взгляд. С такими она давно дел не имела. Опасный типаж. С его представителями всегда как на иголках. Жители ее деревни совсем другие, потому то она и перебралась сюда. Не надо так четко следить за своими действиями каждый день, бояться, что вот сейчас придет кто-то из инквизиции и уведет под торжествующими взглядами бывших клиентов. Да, в глухой деревеньке намного проще. Хотя бы потому, что жители никогда ее не сдадут: самим нужен врачеватель, а какой еще псих согласится работать на три двора в двадцать семь человек? Вот и встречают с распростертыми объятиями любого с целительским опытом, не считаясь со всеми странностями. Эта странная давно забытая живость в глазах, одухотворенных какой-то идеей, манила травницу не хуже, чем сирены моряков, заставляя терпеть и ждать продолжения его речи. С каждой минутой она тонула в этом странном желании все больше и больше, забывая о том, что в первую минуту готова была его просто выставить. И знает, что опасно связываться, и что пожалеет потом, но азарт манил… Так истинный воитель, пройдя ад сражения, возвращается снова и снова, пытается вспомнить тот огонь первой битвы, снова примерить лавры, прорубив мечом путь к победе. Вот и Василиса, как завороженная, вспоминала, какой раньше была ее жизнь — опасной, постоянно как по лезвию ножа, непредсказуемой, полной неожиданностей, почти смертельной… интересной. И вокруг живые люди, не испытывающие страха ни перед ней, ни перед ее властью. Те, кто мог запросто сделать каждый новый день последним в ее жизни. Наверное, это и есть ностальгия. — Здравствуй, добрая девица, — мужчина издевательски поклонился, мазнув рукой по полу. Надо признать, напрасно мазнул: его давно не мыли, времени все не было на такие пустяки. Василиса поморщилась наигранности, но все же ответила: — Здравствуй, делец, — не смогла удержаться и не подколоть визитера его же первым словом, важно кивнув при этом. — Как же зовут тебя? — Велар, — ухмыльнулся мужчина. — Приятно познакомиться, Велар. Василиса, — травница блаженно прикрыла глаза, произнося свое имя, словно удостоила посетителя величайшей чести услышать его из своих уст.