Discoloration

Первый и, скорее всего, последний раз, когда мы виделись в живую, был день назад в аэропорту Лейпцига перед нашей битвой с Тони и теми, кто стал на его сторону. Зимний Солдат произвёл на меня впечатление вполне решительного, но слегка потерянного человека. Преследуемый правительством, обвиняемый в страшных преступлениях, совершал он их или нет, он был уже не машиной для убийств, а попросту пытающимся вернуть себе хоть малейшую часть своей прежней жизни Джеймсом Бьюкененом Барнсом. Мне его искренне жаль. Он столько пережил, на его руках столько крови людей, которых он убивал не по своей воле, а по воле ГИДРы, и никто из нас даже на секунду не остановился и не подумал об этом. Я могу только представить, что чувствует Баки. Почему-то именно о Барнсе я думаю в тот момент, когда нахожусь под заключением в океанской тюрьме, спроектированной Старком для людей с суперспособностями. Старк. Опять Старк. Всю мою жизнь этот человек не даёт мне возможности спокойно жить. Пусть его хоть сто раз будет мучить совесть, что бы он ни делал, сколько бы правильных поступков ни совершил, для меня он никогда не изменится. Ничто и никогда не сможет исправить то, что он уже совершил. Именно из-за того, что мистер "Великое Эго” уже решил за всех, что для них лучше, я сейчас сижу в этой камере, полностью связанная, будто бы психически больная. – Я этого не заслужила, – вдруг вырвалось у меня. Я не ожидала никакой реакции на свою фразу, потому что даже не хотела озвучивать эту свою мысль, но всё же я получила ответ: – Никто из нас этого не заслужил, – сказал Сэм. Его голос был усталым и слегка раздражённым. – Но, тем не менее, мы здесь. Я секунду просто смотрела на него, а он на меня. – Просто у каждого своя правда, и будь у обеих сторон одинаковая поддержка, нас бы тут не было, – продолжил Уилсон, видимо, понимая, что мне ему нечего сказать. – Но, к нашему несчастью, большинство на стороне Тони. Повисла тишина. Уже дали отбой, поэтому все уже спали кроме нас с Сэмом. – Но Тони приходил и спросил, куда направились Стив и Барнс. Эта фраза вывела меня из прострации и вернула в реальность. – Что ты сказал? – В смысле? – не понял Сокол и вопросительно посмотрел на меня. – Что я только что сказал, или что я сказал Тони? – Второе. – Сказал про Сибирь, но попросил, что бы Тони шёл туда как друг. Я думаю, он меня понял, но мне кажется, он и не собирался направляться туда с целью вроде “схватить Роджерса и Барнса и сдать их властям”, – Уилсон говорил это так спокойно будто бы действительно верил, что Кэп и Старк сейчас там, где то далеко в России, сидят и “курят трубку мира”, вспоминая старые добрые деньки, а Барнс сидит и с интересом слушает. Как по мне это смешно, – Он знает про то, что взрыв в Вене – это подстава, и что психолог, допрашивавший Баки, тоже был не тем, за кого себя выдавал. Тони понял свою ошибку и ломать ещё больше дров ему без надобности. Ладно, это звучало убедительно. Но всё равно, что-то мне подсказывает, что не всё так просто. Внезапно прозвучал громкий взрыв. Двери, ведущей в помещение, на которое у нас был вид из камер, больше не было – в проёме на её месте стоял высокий человек, а за ним явно ещё несколько вооружённых солдат. Этот человек сделал шаг вперёд, и тогда я широко улыбнулась, потому что поняла, что сейчас произойдёт. Но так же оправдались мои опасения, про то, что миру между Кэпом и Старком, по крайней мере, пока что, не бывать. Иначе Стива бы сейчас здесь не было. Ему бы не пришлось вламываться в тюрьму, что бы спасти нас.

***

Солдаты, которые были с Роджерсом, оказались солдатами армии Ваканды, где король Т’Чалла решил дать нам политическое убежище и поклялся нас защищать. После прибытия сюда со мной весь вечер возились врачи. Брали анализы, спрашивали всё ли хорошо, болит ли что то. Единственное место, где мне было больно, так это где-то глубоко внутри. И самое обидное, что такую боль не в силах вылечить ни один врач, ни одни таблетки. В покое меня оставили только глубокой ночью и, к этому времени, хоть мне и предлагали и еду, и тёплую ванну, и ещё много другого, я хотела только упасть на кровать и больше ничего. Так что я просто попросила отвести меня в мою комнату и не трогать до утра. Комната оказалась очень светлой и просторной. Двуспальная кровать, окна занимают всю противоположную стену, и вид открывается потрясающий: дикие джунгли. В углу стоял шкаф с большим количеством самых разных книг, рядом небольшой стол с широким зеркалом над ним. На самом деле комната очень похожа на ту, что была у меня на базе Мстителей. Это радовало меня, так как я успела к ней привыкнуть. Я упала на кровать и закрыла глаза в надежде забыться сном ни о чем не думая. Но я очень разочаровалась, когда узнала, что не могу заснуть. Только я закрывала глаза, как видела всё то, что произошло в последние две недели. Начиная моим провалом в Нигерии, от любого воспоминания которого у меня наворачивались слезы на глаза, заканчивая Виженом и битвой в Лейпциге. Вижен. То, как он говорил со мной в последнее время, то, как поступал, мне кажется, я ему нравлюсь и это в какой-то степени потрясающе, ведь он андроид. По сути, робот. “– А какой ты хочешь, что бы они видели меня? – Такой, как вижу тебя я.” Эта простая, без скрытого смысла фраза поставила меня тогда в тупик. Я не знаю, как на такое реагировать, у меня никогда не было парня, и в любви мне никто тоже никогда не признавался. Но когда я начинаю думать, о том, какими бы были мои с Виженом отношения, я слабо представляю себе это. Я всю жизнь мечтаю о том, что однажды у меня будет нормальная семья, возможно дети. Вижен не сможет мне этого дать. И даже, если у меня и есть к нему некая симпатия, это весьма странное чувство. Я встаю с кровати и по мягкому светлому ковру почти бесшумно иду к двери. Заснуть я всё равно не смогу, так почему бы не прогуляться по этому огромному зданию? По коридору я дошла до лестницы, спустилась на два этажа ниже, в столовую, где перед огромным окном стояла дюжина столиков, а по бокам, у стен, диваны. На первый взгляд мне показалось, что здесь абсолютно никого нет, но потом я увидела его. Сидящего на диване у левой стены и смотрящего в окно. Пару секунд я колебалась, стоит ли мне подходить, или же стоит оставить его одного, но потом всё же решила сделать первое. Я тихо подошла к Барнсу и села на краешек ближайшего к нему стола. Мы молча смотрели в окно. Периодически я переводила взгляд на него. Разглядывала его уставшее лицо, перемотанное плечо. Интересно, о чем он думает? Мне не хотелось лезть в голову Баки. Точнее, очень хотелось, но не сейчас. По непонятной самой себе причине, я хотела сблизиться с Баки. Я много знала о нём, как о Зимнем Солдате, но я хотела бы узнать его как Джеймса Барнса, который, по рассказам Кэпа, был очень хорошим человеком, настоящим солдатом, преданным родине, добрым и смелым. – Спасибо, – неожиданная фраза разорвала звенящую тишину, царившую в комнате. – За что? – я непонимающе уставилась на Баки. – За то, что спасла мне жизнь. Там, в Лейпциге, – он с улыбкой посмотрел на меня. На секунду это ввело меня в ступор. И даже не его фраза, а то, как Баки на меня смотрел. В его взгляде было столько добра, столько нежности, что от этого самой хотелось улыбаться. Что, собственно, непроизвольно у меня и вышло, после чего я отвела взгляд и уставилась в пол. – Я должна была, – честно ответила я. – В каком-то смысле спасать людей – моя работа, – тут я остановилась, потому что в моей голове снова всплыло произошедшее в Лагосе. – Хотя чаще всего у меня это получается плохо, – я снова посмотрела на Баки. Он уже не улыбался, а просто сочувственно смотрел на меня. – Я понимаю тебя как никто другой, поверь. Я вообще не мог контролировать свои действия, – он отвёл взгляд. Я уверена, что ему вспоминать своё прошлое ещё тяжелее, чем мне. – Их контролировала ГИДРа. – Ты этого, возможно, не знаешь, но я тоже была их своего рода экспериментом, – мы оба пострадали от ГИДРы – это, наверное, единственное, что нас объединяет. Баки снова посмотрел на меня: –Правда? – Да. Свои способности я получила, когда они ставили надо мной и моим братом эксперименты, – хоть я уже и не так сильно переживаю из за смерти Пьетро, но сейчас, из за того, что я вспомнила о нем, у меня навернулись слёзы на глаза. – А где твой брат? – Погиб в битве в Заковии, – из моих глаз просто начинают течь слёзы. Я прикусываю губу и глубоко вдыхаю, что бы попытаться хоть как то успокоиться, но не получается. – Эй, тише, – Барнс встал, подошёл ко мне и обнял своей единственной рукой, но мне хватило этого, что бы почувствовать себя в тепле и безопасности и успокоиться. – Я в порядке, всё хорошо. – Точно? – Баки аккуратно взял пальцами мой подбородок и поднял мою голову, заставляя посмотреть ему в глаза. Я уже не плакала, а этот его жест заставил меня удивлённо приоткрыть рот. – Да, – тихо, почти неслышно, сказала я и кивнула. Баки улыбнулся, ещё секунду смотрел на меня и отпустил мой подбородок, сел обратно на диван. Снова повисла тишина. Я думала о том, каково почти нечего не помнить из своего прошлого? Мне кажется, это ужасно. Всё равно, что потерять себя и не иметь возможности найти. Внезапно у меня возникла гениальная идея. – Так, – начала я, – ты вообще ничего не помнишь? – Я помню кое-что, – Барнс заметно помрачнел. – Стива, например, помню лучше всего. Остальное только в деталях, – он грустно посмотрел на меня. – Я, кажется, могу тебе помочь. – Как? – Я умею читать мысли и то, что не можешь вспомнить ты, – озвучиваю свою идею, – смогу увидеть я. На лице Баки появилась широкая улыбка, а в глазах надежда. – Спасибо, – сказал он. – Как-то ты меня слишком часто благодаришь, – со смешком ответила я, и Баки тоже засмеялся. – Есть у меня такая особенность. – Тогда завтра попробуем? – предложила я. – Конечно. – Спокойной ночи, Джеймс, – я встала со стола и направилась к лестнице. В след я услышала: – Спокойной ночи, Ванда. Вернувшись в комнату, я упала на кровать с широченной улыбкой. Почему-то мне казалось, что завтра должен быть прекрасный день и это чувство делало меня невероятно счастливой.