Один вместо сотни

Темнота. Кромешная, густая, давящая… Она нависает над головой, плотно окутывает плечи, неприятно ласкает тело языками холода. Чуждого холода, непривычного и одинокого. В один миг погасла палитра цветов, местами — броских и аляпистых, зачастую — нежных и утонченных, не уступающих краскам утреннего неба. Купаясь в лучах мрака, он чувствовал крайний дискомфорт и необъяснимую пустоту, пожирающие нутро изнутри, сковывающие прекрасные крылья железными путами злосчастного плена. Запах сырости и плесени, присущий помещениям давно всеми позабытым, ласкал ноздри мерзким покалыванием. Задыхаться не то от безысходности, не то от мерзких ощущений… О, что может быть страшнее для того, кто привык к позолоченным, а не ржавым, прутьям; к золотистому свету солнца, а не к холодному блику луны; к просторам и безграничной свободе, а не к цепям, настойчиво впивающимся в некогда прекрасную кожу?! Да и придется ли вообще хоть кому-нибудь по душе подобное отношение? Очевидно, нет. Тихо подкрадывалась на изящных лапах злость, неугомонно царапала гордость, задевала за живое и едва ли не заставляла мужчину, подобно волку, выть протяжно и долго. Долго, чтобы бархатный голос осип. Долго, чтобы позволить тишине дать трещину. Долго, чтобы проклятые арракары затыкали уши и, ругаясь и костеря все на свете, черт возьми, пожалели о своем глупом решении! Однако животные инстинкты все еще стягивались прочными нитями разума, а обладатель недюжинного терпения продолжал молча буравить пространство пустым взглядом. Помимо негодования и неудобства, он испытывал еще удивительное, для него не свойственное чувство, в коем бы в жизни никому не признался — скука. Любой другой на его месте, будь тот неугомонным Забимару, серьезным Херинмару, кокетливой Хайнеко или же еще кем-то, был несколько привязан к собственному шинигами, то Рурииро Кудзяку не испытывал к хозяину ни привязанности, ни уж тем паче должного уважения. Впрочем, уважать Аясегаву было за что. Какой еще адекватный шинигами смог бы терпеть в непосредственной близости такое сварливое существо, до умопомрачения похожее на себя? Но, не смотря на предвзятое отношение к офицеру, даже прозванный тошнотворным «Фуджи Кудзяку» несколько скучал по хозяину. Немного, самую малость. В очередной раз поймав себя на мысли о том, что в последнее время слишком часто воспроизводит образ брюнета в своей памяти, мужчина фыркнул. Никуда от него не денешься, даже на том свете. Нет, все же уже на этом. Толстые прутья своеобразной клетки, в тонюсеньком луче безжалостной луны рябили перед глазами, лишний раз напоминая о собственной беспомощности. И, если злосчастные палки не стали бы для дзанпакто основным препятствием, то противная цепь не столько ограничивала физическую, сколько духовную силу. Это раздражало брюнета нисколько не меньше, чем периодически прогуливающиеся по полу пауки. Так и сейчас один из них принял на себя заранее уготовленную ему судьбу и был раздавлен сапогом, подошвы которой на этот раз Рурииро не пожалел. В треклятом месте дождей не бывает, поэтому можно позволить себе вольность. Да и в приметы он не особо верил. Частым гостем в покоях сырости и плена чуждых желаний был арранкар, от чего-то навещавший его (а может, и не только его) каждый вечер. Наверняка, с целью ежедневного патруля. Он всегда приходил примерно в одно и то же время, пропускал в темницу полоску света и проходил вовнутрь. Дзанпакто наизусть знал характер его шага, легкий шелест белоснежной формы и даже надменный смех, коим тот награждал его, издевательски глядя на пленника сквозь просветы темной решетки. Всей душой, вернее сказать, частью души шинигами, коей и является нутро меча, Рурииро Кудзяку ненавидел своего молчаливого врага и его глаза, горящие в темноте пламенем дикого огня. Отнюдь нет, он не причинял боли и даже пальцем не касался, но опутанный звеньями металла брюнет чувствовал исходящую грозу. О Ками, а это высокомерие! Пожалуй, только один снисходительный взгляд незнакомца укреплял решительность, благодаря которой дзанпакто еще не канул в бездну отчаяния. Обладатель каштановой шевелюры, цвет которой Рурииро смог рассмотреть даже в приглушенном свете, медленно проводит металлическим ключом по прутьям. Те жалобно стонут, разносятся эхом, заставляя дзанпакто поморщиться. Арранкар останавливаться не намеревается и, нацепив на лицо гадкую ухмылочку, продолжает будить в пленнике далеко не прекрасную птицу. И никому из них двоих не ведомо, где же предел терпения загнанного в угол зверя. — Ненавидишь? Полушепот с нотками легкой хрипотцы разверзает пространство, неожиданно касаясь ушей. От подобной внезапности мужчина вздрагивает и отрывает взгляд от ненавистного ключа — недоступного сигнала к свободе. Лиловые глаза встречаются с янтарными. Недоуменное выражение лица пернатого только забавит шатена. — Я тоже ненавижу… — продолжает арранкар, внимая немому согласию собеседника и шествуя вдоль решетки. Брови Рурииро взмывают вверх. Как вообще пустые способны ненавидеть? Проследив за траекторией перемещения врага, дзанпакто все так же недоверчиво косится на насмешливое выражение его лица. — Себя? — осмеливается предположить брюнет и сам удивляется собственному голосу. Однако в догадках промахивается, вынуждая арранкара в очередной раз издевательски рассмеяться. — Себя?.. Ахах-хаа… Шинигами. Ненавижу шинигами. Глубокая борозда залегает на переносице, переходя в сеть мелких морщин. Едва различимые из-под сдвинутых бровей глаза плененного меча с неприязнью смотрят на усмехающегося шатена. Тот в ответ злобно скалится. — Себя мне ненавидеть не за что. Наше поколение, если его таковым можно назвать, лучшее среди всех населяющих Лас Ночес существ, — заявил мужчина, переходя на многозначительный шепот. — Мы сильны, и вам с нами не тягаться. — Ты лжешь, — с удивительным весельем, крайне не свойственным ситуации, заметил Рурииро. — Ваша сила меркнет под гнетом страха. Доселе прохаживающийся туда-сюда арранкар вдруг замер, настороженно покосившись в сторону собеседника. Тем временем, брюнет воодушевленно продолжал: — Ничем иначе, как страхом можно объяснить и заключение львиной доли дзанпакто под замок. Ты наравне со всеми остальными боишься шинигами, всех нас и, в частности, меня. Мужчина победно улыбнулся, с удовольствием отмечая, как перекосилось от ярости лицо врага. Никто еще не осмеливался называть его трусом так открыто, без тени сомнения. Да, что уж там, его вообще не называли трусом! — Что ты сейчас сказал? — предварительно скрипнув зубами, рыкнул янтаротоглазый. — Какая жалость, что мне придется повторить все заново… — с притворным сожалением покачал головой дзанпакто. — Страх… — Заткнись, безмозглая катана! — довольно грубо был прерван в своих нравоучениях Рурииро. — Что тебе вообще о нас известно, чтобы делать подобные заявления?! Известно? Мужчина призадумался. Немало наслышанному об Айзене и его подопечных от собственного хозяина, ему не раз доводилось сталкиваться с острейшими лезвиями чужих клинков, несущих исключительно злобу и ненависть. Одни из них дрожали в руках неопытных бойцов, другие же наносили зверские удары, которые порой хозяин стойко принимал на себя и получал многочисленные травмы. С каким бы оружием Аясегава не скрещивал свой верный дзанпакто, последний чувствовал сомнение противника, сочащееся в каждом клочке иссекаемых металлом искр. Именно поэтому мог сделать вывод: ни один из пустых различного статуса не был готов отдать жизнь за Айзена, а лишь отстаивал собственные интересы и в тайне ото всех опасался за собственную жизнь. Сам того не осознавая, индивидуум за решеткой не мог похвастаться дичайшей преданностью кому-то и был мало отличен от всех прочих. Если только чуть большей силой. Впрочем, способности проверяются весьма легко наряду интеллектуальными данными. Павлин в человеческом обличии, в голову которого пришла не самая плохая идея побега, едва заметно улыбнулся. — Тот, кто действительно силен и имеет над кем-то власть, не будет так напрягать голосовые связки, когда есть возможность подобраться к оппоненту на более близкое расстояние, — язвительно заметил Рурииро Кудзяку. — Ты слишком много болтаешь, — неожиданно спокойно заговорил арранкар. Дзанпакто уже было подумалось, что план с треском провалился. Досадливо закусив нижнюю губу, мужчина взглянул на отошедшую к стене фигуру. — Верно, придется укоротить тебе длинный язык. Звонко скрипнул ключ в скважине ржавого замка, вселяя в пленника отголоски радости и уверенности. Протяжно взвыли, казалось бы, веками не видевшие смазки дверные петли, дверь-решетка отворилась. Достаточно уверенный в своей правоте, арранкар решительно двинулся к пленному и, окрестив оного «безмозглым самоубийцей», бесцеремонно ухватил беднягу за растрепанную косу. — Не будь ты таким выскочкой, до конца дней своих спокойно бы гнил в темнице, — прошипел шатен, хорошенько дернув дзанпакто за волосы. В попытке сопротивления тот лишь безвольно звякнул цепями о пол. — Уверенности… тебе не занимать, однако… — как-то отстраненно заметил Рурииро, лукаво поглядывая на противника. — Я не прощаю того, кто посмел грязными лапами ко мне прикоснуться! Верный слуга, арранкар высшего порядка — Кичиро Хара никогда не был глупцом. В ком бы то ни было, а в нем Саями никогда не сомневалась. Каким бы сложным, на первый взгляд, не казался приказ юной Госпожи, выполнены они были в кратчайшие сроки и с более, чем высоким качеством. Чем обуславливалась подобная преданность, даже Араи было невдомек. Он никогда не распространялся на эту тему и, чем больше молчал, тем сильнее раззадоривал девичье любопытство. А знает ли женская любознательность границы? Безусловно, Кичиро всегда можно было довериться и даже посоветоваться. В который раз парень ухитрялся построить план дальнейших действий и даже продумать каждый последующий ход. Будь Саями самым обыкновенным человеком, наверное, восхищалась бы его гениальностью, а может, даже и влюбилась. Однако гордой Владыке всея Хуэко Мундо не пристало опускаться до столь низменных чувств, если, конечно, пустые вообще способны на подобное. Но даже столь низменным существам не под силу свергнуть любопытство, что и привело девушку в сырой подвал. Кичиро Хара никогда не был глупцом. Но даже смышленым суждено ошибаться. Зеленовато-лазурное свечение обуяло помещение, ореолом окутав камни и каждую жердь решетки. Каким образом дзанпакто удалось довести выдержанного подчиненного до грани терпения и заманить в ловушку Араи представления не имела. Впрочем, времени на раздумья у нее и не нашлось. — Кичиро! Окликнутый несколько попятился, не обращая на возникшую в дверях девушку ни малейшего внимания. Куда больший интерес предоставлял враг, которому каким-то чудом удалось надломить треклятые наручники и выпустить достаточное количество реацу, чтобы обескуражить подобной неожиданностью арранкара. Надо сказать, Рурииро результатом остался доволен и вполне мог бы даже открыть перед собой просторы свободы, если бы не посторонний голос настойчиво не пробился сквозь сети тишины. — Кичиро, ты в своем уме?! — продолжала бесноваться блондинка, решительным шагом направившись к подчиненному. Только теперь виновник осмелился повернуть в ее сторону голову и понять, что минутами позже могло бы произойти непоправимое. — Госпожа? Недобро блеснув глазами, Саями рывком распахнула решетчатую дверь. Арранкар намек понял весьма быстро, посему послушно ретировался не только за пределы тюрьмы, но и даже помещения. Рурииро обреченно вздохнул, мысленно проклиная всех и вся. Ничего нет хуже, чем ложная надежда… Фурия в лице блондинки тотчас отдала приказ, который для пленника не стал чем-то новым. Подоспевшие охранники коротко кивнули, молча провожая взглядами удаляющуюся прочь блондинку. Проклятый дротик уже в который раз пронзил тело несильной болью в точности, как расплата за желанную попытку к бегству. — Проклятье… — только и успел буркнуть брюнет, стремительно теряя нить с реальностью. Все это время наблюдающий из-за соседней решетки мужчина сочувственно покачал головой и, сделав для себя определенные выводы, вновь погрузился в размышления. Херинмару считал, что тщательно продуманный план — это наиболее радикальный метод для спасения всех дзанпакто. И шинигами, впрочем, тоже.

***

Pov Масуйо Мрак слишком густ, чтобы зрение могло служить верой и правдой. И впрямь, почему ничего не видно? Попытка пошевелить руками так же ни к чему не приводит. Да что уж там, я и пальцев не чувствую! Это что, шутка такая? Эй, я не люблю подобный юмор! Отзовись, невидимый враг, прекрати прятаться. Играть удумал? Что ж, плут, тогда я иду искать. — Глупая… Плутаешь здесь только ты. Что? Откуда этот голос? Мне не могло показаться. Судорожно осматриваюсь по сторонам в поисках собеседника, но вновь натыкаюсь на пики кромешницы-злодейки. Где я вообще, черт возьми? Фонарик бы… -Никакие источники света тебе не помогут, если не найдешь основной из них… Свет еще и основным бывает? Вот так открытие. И как же мне его найти, Мистер умник-невидимка? — Внемли сердцу своему, да будет тебе спасение. Желание жить всегда превосходит смертельные объятия… Ничего не понимаю. Или же… Кажется, что-то вспоминается… Свинцовые веки с огромным трудом мне все-таки удалось раскрыть. Не без усилий, конечно же. Потолок зловеще белел перед взором, норовя вот-вот расплыться единым пятном. Однако головокружение и расфокусированность взгляда не были единственными прелестями отвратительного состояния. Помимо слабости и даже тяжести во всем теле, грудная клетка неприятно ныла, отзываясь жгучей болью на каждую слабую попытку глубокого вдоха. Чудеснее быть не может… В таком преподобному состоянии меня из четвертого отряда еще долго не выпустят. Я ведь в госпитале, верно? Слегка оторвав потяжелевшую голову от подушки, мне представилась возможность рассмотреть палату получше. Несколько пустующих по соседству с моей кроватей, прикроватный столик с набором разноцветных лекарств, возвышающаяся над кроватью капельница… Ничего нового. За задернутым занавесками окном раздался грохот, окончательно возвращая меня из бессознания в реальность. Очередная вспышка и последующий за ней раскат вновь пронеслись отголоском по стенам госпиталя. Дождь бесновался, раздражая хрупкие стекла неистовыми ударами. Наверное, суета в Сейрейтее на какое-то время прекращена, улицы пустуют, давая простор разбушевавшейся стихии. Ах, как бы сейчас хотелось пробежаться под теплыми струями ливня! Босыми ногами, встречая на своем пути множество луж, как в детстве. Радостном и беззаботном. И плевать на то, что люди крутили у виска, бросая вслед ругательства. Просто я очень люблю дождь. Он способен смыть весь тот негатив, которому ежедневно подвергается любой из нас. Многострадальчески вздохнув, я попыталась перевернуться на бок. Но как бы не так. Тело слушаться отказывались вовсе, и мне уже было подумалось, что собственные конечности не мои, а отвратительное состояние — дурной сон. Вот только явь оказалась куда более удивительной, чем мне показалось с самого начала. Доселе каким-то чудом не замеченная мною фигура в другом конце палаты нерасторопно поднялась со скамьи и, в десяток шагов преодолев разделяющее нас расстояние, остановилась подле ножного конца кровати. Однако меня не столько удивило его присутствие, сколько взгляд… Отнюдь, отрешенность и прямота никуда не пропали, лишь грамм сожаления и грусти теперь портили облик «Мистера холодное сердце». Любой другой бы непременно набросился на меня с вопросами о самочувствии, радостно щебеча на ухо, что рад видеть меня живой. Кучики же был живым примером трезвого ума, посему отделался лишь зрительным контактом. Интересно то, что под доскональным осмотром, длившимся, казалось, целую вечность, меня бросило в жар. От чего-то мне сразу вспомнился тот самый глупый поцелуй в саду его поместья. Я бы многое отдала, случись еще раз увидеть то нелепое выражение его лица. Впрочем, случая пока не представлялось, поэтому данную мысль я отложила на хранение в долгий ящик своего подсознания. — К-капитан? Игривая молния в который раз пронеслась по небу, освещая палату и недвижимую фигуру аристократа. Надо отдать ему должное: даже не вздрогнул при грозовом раскате, чего нельзя было сказать обо мне. Картина стояла поистине странная. Впрочем, удивляться было нечему — тайчо всегда вел себя сдержанно. Наверное, даже слишком. — Почему Вы здесь? Во взгляде мужчины наконец появилась осмысленность. За дни своей не такой уж и долгой службы я не припомню, чтобы этому человеку не нашлось, что ответить. Только капитан продолжал молчать, удивляя меня, и, наплевав на всяческие рамки приличия и воспитания, с самым что ни на есть благородным видом присел на самый краешек соседней кровати. — Кучики-тайчо? — Возложенная на меня обязанность предполагает местонахождение здесь. Мягкий баритон звучал куда тише обычного, будто его обладатель боялся разбудить невидимого пациента. — Кто бы сомневался… Аристократ нахмурился, кинув в мою сторону предупреждающий взгляд. Опять вслух лишнее взболтнула. Проигнорировав язвительно замечание, посетитель продолжал: — В связи с произошедшими событиями мне следует узнать подробности той ночи. Двусмысленная фраза вызвала лишь приступ смеха. И как он может оглашать подобные речи с каменным лицом? — Капитан Кучики, Вы говорите как ревнивый супруг, заподозривший неладное в верности спутницы. Как любительница играть на нервах мужчин, словно неумелый музыкант на расстроенной скрипке, я не упускала возможности и в этот раз не высказать упрека. Соглашусь, с таким характером тайчо терпеть меня не станет и окончательно размажет вихрем лепестков по кровати. Что ж, тогда я готова… — Ты говоришь как слишком смелая супруга, не желающая разрешить все мирным путём, — парировал собеседник, не спеша воспользоваться дзанпакто. Повёлся на уловку, как мальчишка. Вестимо, чрезмерно моя персона его раздражает. — А нам есть, что разрешать? Я Вам пока еще ничем не обязана… Красноречивый взгляд заставил меня лишь на миг замолчать. Впрочем, ненадолго, играть, так играть. — Капитан, Вам злобное выражение совсем не к лицу. — Рядовая Ясуда, ты забываешься. — Рядовая? — Еще хоть одно слово, не касающееся дела, будешь понижена в звании. Вот и доигралась. Не решившись больше злить серьезно настроенного брюнета, я подавила тяжелый вздох. И почему только он такой зануда? — Расскажи мне о нападении на тебя третьего офицера шестого отряда. Что-то скрывать не советую, ибо сведения из других источников выведут твою ложь на чистую воду. Густой ком застрял глубоко в горле, не желая вырываться наружу словами. Почему? Я совсем не готова к такому разговору! Что мне ему сказать? Правду? Не хочется отдавать Акио под суд, он же не желал меня задеть… Ложь? Велик риск разоблачения… Может, умирающей прикинуться? Нет, Кучики не глупец, сразу же все поймет. Ладно, придется рисковать. Ну, Исикава, за твою цельную шкурку непременно должен будешь тридцать плиток шоколада и коробку конфет! Натянув на лицо скорбную маску, я меланхолично взглянула на собеседника. Благо придать грустный вид помогала еще боль, что так кстати продолжала терзать организм муками. — Мне помнится, тогда было слишком темно. После расправы с несколькими пустыми наша группа проходила по своему квадрату, как на пути нам встретился Аоки. Он был слегка потрепан, на нем не было лица… Да, сильный испуг и не такое может сделать с человеком. Офицер кратко изложил нам суть произошедшего и попросил о помощи. Кажется, их группа была разбита на пары, а Исикава и Норайо не справлялись с огромным объемом пустых, что внезапно настигли их, — хлебнув из заботливо протянутого капитаном стакана воды, я с воодушевлением продолжала пытаться обвести того вокруг пальца. — Приказав своей группе оставаться на месте, я поспешила в нужном направлении. А там Акио… Отбивался от пустых. Немного промахнувшись с шунпо, я оказалась перед самым его носом и оказалась проткнута в ходе очередного удара. Данное ранение я получила по своей глупости, к третьему офицеру претензий не имею. Поджав губы, я с любопытством глянула на мужчину. Однако по его виду невозможно было сказать, купился ли он на мою вполне убедительную ложь. Впрочем, как и ожидалось, дополнительные вопросы не заставили себя долго ждать. — На каком основании Норайо покинул офицера в разгар сражения? — Извините, мне этого не известно. — Почему ты оставила свою группу и пошла на помощь в одиночку? — Не посчитала нужным подвергать подчиненных большому риску. — Действительно ли ты промахнулась с шунпо? Как мне известно, ты весьма в нем преуспела. — Что Вы, капитан! Мне до Вас еще расти и расти. Мужчина наконец замолчал, старательно вглядываясь в мои глаза своими, слегка прищуренными. Кажется, моя лесть его ничуть не тронула. Это плохо… — Тогда как ты можешь объяснить вспышку реацу достаточно сильного пустого незадолго до того, как на место происшествия прибыл Карательный отряд? Вот чего не ожидала, так это подобного вопроса. А ведь, я действительно помню тот неистовый блеск золотистых глаз, кусок белоснежной маски и жуткую улыбку, совсем не сравнимую с той аккуратной, коей привык одаривать меня друг. Чего стоят одни только волны реацу, невообразимая сила и клинок, сталь которого еще никогда не казалась мне такой холодной. Нет, пронзил меня не Акио. Эта была его полная противоположность во всем. Капитан, будто нарочно, вздохнул и даже вопросительно изогнул бровь, тактично подгоняя меня к ответу. Тогда, набрав в легкие воздуха, настолько, насколько позволяли тугие бинты и болезненные ощущения, я выдала: — Именно благодаря тому, что Исикава смог объединиться с другой своей сущностью, мы одержали победу и защитили Сейрейтей от нападка пустых. — Значит, третий офицер был одержим пустым? — Нет, он отдавал себе отчет! — горячо возразила я, даже помахав руками. К счастью, чувствительность к ним полностью вернулась. — Почему ты в этом так уверена? — задал контрольный вопрос надзиратель, повергая меня в полнейший ступор. Хочет слышать правду? Ладно, так тому и быть. Надеюсь, по выходу из госпиталя я не буду казнена великим Сенбонзакурой. — Потому, капитан Кучики, что даже под маской пустого я увидела именно его ужас, именно он сжимал мои плечи так крепко, будто боялся, что я поднимусь и убегу, именно слезы моего друга обжигали кожу куда хуже проклятой стали. В нем нет столько черствости, сколько есть в Вас. Хотя бы поэтому ему стоит доверять больше, чем Вам. Оставьте его в покое. От выплеснутого наружу гнева стало даже дышать легче. Аристократ, выслушав мою тираду, поднялся с кровати, по всей видимости, намереваясь уйти. Изучающий взгляд на несколько секунд был прикован ко мне, после чего сам обладатель известного всем строгого взгляда прошел к соседней тумбочке и что-то с нее взял. Каково же было мое удивление, когда мужчина, положив на мое одеяло прекрасный цветок, уже было вышел в коридор, но внезапно остановился перед самой дверью. — Это поздний сорт орхидеи, выведенный специально для украшения садов усадеб в прохладную погоду. Наш клан был обязан соответствовать своему статусу, безусловно, как и поместье. Эти цветы рвать никогда и никому не разрешалось, ухаживали за ними лучшие садовники. Данное растение — достойная замена фруктам, — расшифровал напоследок этот знак брюнет. — Поправляйся. Оставив меня наедине с цветком и полнейшим шоком, капитан с поразительной грацией выскользнул за дверь. Злосчастная орхидея продолжала розоветь на белизне постели, как напоминание о щедром подарке. Подумать только, он переступил через правила и ради чего? Как это на него не похоже… И эта замена фруктам… Надеюсь, мне не придется питаться цветами и черпать из них витамины. Пусть уж лучше в вазе покоится и напоминает мне о лучших временах — тех, когда великий Кучики способен на улыбку. Уж я-то видела, с каким удовлетворенным видом глава Великого клана затерялся в недрах коридора. Pov Масуйо

***

Бушующий ветер нещадно трепал листву, срывая с крон деревьев и мешая ту с габаритными каплями затянувшегося на все сутки ливня. Сродни серости осеннего неба настроение Временного шинигами оставляло желать лучшего. А все потому, что день парнишки не задался с самого начала. И если ранний душ от обозленной на весь мир Хиори и парочка падений из-за собственной невнимательности еще куда не шли, то прощаться с Готеем-13 Ичиго сегодня явно не намеревался, если бы не приказ вредного старика. И как бы отчаянно он не возражал, Ямамото оставался непреклонен. Куросаки подобная упрямость нервировала. Однако главнокомандующий посчитал логичным отправить строптивца восвояси, ибо Каракура в случае внезапного нападения могла изрядно пострадать. С таким вердиктом парень спорить не стал и, после недолгих разъяснений такового решения добродушным Укитаке, согласился ретироваться из Общества Душ в течение суток. Без всяческого сожаления распрощавшись с гостеприимным командованием пятого отряда и его ужасными подопечными-детьми, не забыв при этом навестить и болвана-Ренджи, и погрустневшую Рукию, Куросаки спешно перемещался вдоль коридора лечебного заведения. Почему спешного, спросите вы? А все предельно просто: по пути к Сенкаймону исполняющему обязанности шинигами совсем не хотелось встречать кого-то вроде Кенпачи, который вполне себе может как задержать его на достаточно большое время, так и пополнить ряды находящихся в госпитале бедолаг. Да и дома наверняка Карин с Юзу соскучились. И отец, вестимо, ждет не дождется, когда сможет на радостях выпинуть дверь и с криками: «Ичиго-о-о, доброе утро!», благополучно приземлиться в клумбу посредством пробитого в очередной раз окна. Рыжеволосый прыснул в кулак, припоминая смятую физиономию отца и ругань сестры. Впрочем, не суждено было задумчивому Куросаки прокрутить в голове все смехотворные моменты из жизни своего семейства. Столкновение с внезапно вышедшим из какой-то палаты шинигами было неизбежно. Подобной участи не ожидал и опешивший от неожиданности мужчина. Цепляясь за первое, что попало под руку, Ичиго трижды успел проклясть этот день. Неудача, будь она не ладна. Объект столкновения моментально отшатнулся назад, всячески пытаясь избежать контакта с парнем. Однако на это раз ему не помогли даже отменные рефлексы. Словно в замедленной съемке белая ткань до предела натянулась, а последовавший за этим страдальческий треск ниток заставил мужчину широко распахнуть глаза. Белиссимо! Дежавю, не меньше. Кучики едва стоял на ногах, словно громом пораженный, и с нотками немого раздражения рассматривал белый клок в чужой руке, пока виновник сего торжества выдавал вслух целую палитру ругани в адрес судьбы. — Б-бьякуя, ты какого меноса творишь?! — рыкнул Временный шинигами, спустя несколько секунд осознания. — Куросаки Ичиго, не пристало перемещаться в четвертом отряде настолько быстро, насколько позволяет сила и совесть. Парень недовольно цыкнул и, хорошенько отряхнувшись, поднялся. — Твое, — уже более спокойно отозвался Куросаки, протягивая теперь уже не столь важную белую тряпицу капитану. Бьякуя же морально начинал готовиться к повторному отчету главнокомандующего по поводу безвозвратной потери второго хаори за столь короткий срок. — Что ты здесь делаешь? На вожделенно холодный тон собеседника Ичиго, по обыкновению, внимания не обратил. — Прощался. Мир Живых предполагает защиту, за которую я пока еще в ответе. Кстати, почему ты сегодня еще не был у Рукии? Кучики потребовалось достаточно усилий, чтобы не отразить на лице удивления. Даже от сумасбродного мальчишки такого упрека он не мог ожидать. — Ты постоянно лезешь туда, куда тебя не просят, Куросаки Ичиго. Тебя не должно это касаться. — Правда? Но должен ведь тебе хоть кто-то напоминать о существовании сестры. Рукия смирилась с правилами и традициями вашего клана, старается вести себя достойно и не позорить честь брата. Ты же от нее слишком далек, а она по-прежнему ждет. — Освободи меня от нужды слушать твои нравоучения. Мне они ни к чему, — прервал его тираду капитан, медленно удаляясь прочь. — Бьякуя, но вы ведь — семья! Кучики всегда был крайне терпелив, но сегодня, очевидно, и у Главы клана день срастался не лучшим образом. Слишком много советчиков… Слишком. — Вот же… — выругался Ичиго. — Ладно, как хочешь. Пожалуй, мне уже пора. Я слишком соскучился по сестрам, чтобы задерживаться здесь еще, — мысленно костеря так и не появившегося за это время проводника к Сенкаймону, парень продолжил свою беготню к выходу. Влетевший в коридор попугай заставил рыжеволосого шарахнуться в сторону. Опыт прежних дней все же давал о себе знать. — Опять ты?! — Я твой проводник, риск заплутать невелик. — Правда, что ли? — Коль будешь меня слушаться, не будешь долго мучаться. Недоверчиво покосившись на птицу, Куросаки, на свой страх и риск, без промедления последовал за пернатым. Оставшийся со своими мыслями наедине, Бьякуя облегченно выдохнул. Однако слова мальчишки задели за живое, отрицать не было смысла. Сделав некоторые умозаключения, аристократ направился по положенному пути. Лишь теперь дверь в палату сестры он от чего-то без внимания не оставил.