Письмо Случайному Солдату

      Мое дежурство по КПП (контрольно-пропускной пункт) подходило к концу, чему я был безумно рад. Еще пару минут, и меня ждет заслуженный сон. Почему-то днем я спал куда лучше, чем ночью. Ночью мне всегда снились кошмары, а если точнее, то кошмар… Всегда один и тот же…       Жуткая картина, которая пугала меня с самого детства, даже по прошествии многих лет, хотя, казалось бы, давно уже пора было привыкнуть. Начинался сон всегда одинаково: сильный пожар охватил здание, вокруг все полыхает и лишь один совсем еще маленький ребенок стоит посреди пламени и пронзительно кричит в слезах. Он не видит выхода и хочет, чтобы его нашли и спасли. Я не знаю, спасают ли его в итоге или нет, потому что каждый раз я просыпаюсь, резко вскакивая с постели в холодном поту. Иногда я видел чуточку больше, например, как в горящем здании начинали падать балки, или как какой-то человек, уже неживой, который лежал напротив ребенка, тоже начинал загораться. В эти моменты малыш кричал еще сильнее.       На самом деле, этот сон — не самое страшное, что было в моей жизни. Я пережил многое, и, поверьте, это «многое» было не очень приятным, а порой оно было невыносимым. Я изведал стыд, боль, потери, предательство, — я был там, где людям порой лучше вообще не появляться, а теперь я оказался здесь.       Знаете, большинство парней старается избежать призыва в армию всеми способами: худеют до предела, приписывают себе дюжины болячек, женятся и заводят кучу детей, я же буквально бежал в армию. После всего того, что со мною было, служба казалась мне чем-то вроде курорта и была моей единственной надеждой хоть на какое-нибудь маломальское благополучное будущее. Все было вроде бы неплохо тут, но лишь один минус не давал мне покоя — я по-прежнему не высыпался. Впрочем, это было всегда, так что, если не придираться, то и его можно отбросить. Все хорошо, правда.        «Смена караула», — буркнул подходящий ко мне солдат. Я передал ему все вещи, записи, сделанные мной, и полномочия и покинул КПП. Через пару минут я буду в казарме, а там, если повезет, мне даже позволят хорошенько отоспаться.       — Молодой человек! — окликнул меня сзади голос, когда я уже спустился с крыльца по ступенькам. — Вам письмо!       Сказать, что это заявление повергло меня в шок, значит не сказать ничего. Письмо? Мне? Вы шутите?       Я резко обернулся, проверяя, не послышалось ли мне это и не перепутали ли меня с кем-нибудь другим. Но нет, ко мне навстречу торопилась женщина средних лет, слегка пухловатая, как по мне. Ее каштановые с легкой сединой кудри, торчали из-под синего берета. Видимо, берет специально был подобран под цвет костюма. Интересное сочетание получается: спортивный костюм, берет и кроссовки. Впрочем, все почтальоны такие. Рядом с воротами стоял ее велосипед.       Несколько минут я просто стоял и смотрел на бумажный конверт, который мне протягивала эта особа. Что это? Розыгрыш? Из ступора меня вывело ее протяжное «Ну, же, бери» и то, как она слегка потрясла перед моим носом письмом. Я взял из ее рук конверт и тут же взглянул на графу адресант, там значилось: «Таисия Лебедева» . Но я ведь ее знать не знаю, здесь точно какая-то ошибка! Потом я перевел взгляд на графу адресат и замер. «Счастливому солдату»  — вот что было написано там. Ну, конечно! Волна ярости поднялась во мне, и я хотел уже было всунуть назад этой почтальонше ее клочки бумаги и побежать в казарму, но заинтересованные лица моих сослуживцев, повысовывавшихся из-за двери и счастливое лицо носительницы беретов не позволили мне это сделать.       Я уже слышал об этой акции. Девушки, которые желают познакомиться, пишут письма на адрес части, в графе «кому» указывая «Счастливому солдату» . После чего письмо отдается первому попавшемуся на пути почтальона солдату этой части, в данном случае мне. Уже трем ребятам из моей роты приходили такие письма. Они на них даже отвечали, насколько мне было известно, но дальше чем на два-три письма ни их, ни барышень не хватало. Как по мне, то это полнейшая глупость. Принимать участие в подобном мне хотелось меньше всего, но я смотрел на причудливые завитушки на конверте, которыми было выведено мое «имя» и почему-то не хотел расставаться с этим посланием. Ведь я же могу просто прочитать и не отвечать, верно?       Тем временем любопытствующие ожидали моей реакции. Что в ней должно быть особенного? Собственно ничего такого, если не учитывать, что это первое письмо, которое пришло мне за год службы. Мне не писали, не телеграфировали, ко мне не приезжали. Просто потому, что некому этого было делать. Я никогда не говорил об этом, но уверен, что слухи все же ходили среди рядовых, любящих посплетничать не хуже девчонок.       Я из детского дома. Я попал туда в три года. Как? Хм, это довольно странная история. Меня привезли на пожарной машине или же на машине полиции, это уже точно никто не мог вспомнить. Мой дом сгорел вместе с моими родителями — спасли лишь меня. Психолог, которая работала со мной долгое время, утверждала, что мой сон про мальчика в огне, есть последствия травмы детства, вот только как лечить эту травму не смог сказать мне никто. В детском доме я пережил все, что только можно пережить в таких местах. Я никому не пожелал бы испытать и крупицы того, что у меня там было.       Единственный мой друг и, по совместительству, сосед по комнате — Сергей, мы одногодки. Дружба наша продолжалась с пяти лет и до семнадцати. Мы были командой, лучше которой, наверное, просто и найти-то нельзя, он заменял мне семью, заменял брата, которого у меня никогда не было, а порой заменял и отца, давая мудрые советы. Конечно, такое странно слышать, но, поверьте, дети из детских домой взрослеют очень быстро. А в семнадцать лет он умер… Сильно запущенное воспаление легких — врачи не смогли его спасти. Одно из самых жутких воспоминаний, которое я никогда не смогу стереть из памяти. Он, держась за мою руку, пытается что-то сказать, но в итоге мне слышны лишь свист и шипение, выходящие из его больной груди. В конечном итоге он хватается за мою руку своей второй рукой, сильно сжимает ее и, выдохнув последний раз… задыхается. Каждый раз, когда эта картина всплывает в моей памяти, я чувствую, как мне самому не хватает кислорода.       Я никогда не был открытым человеком, поэтому у меня больше так и не появилось того, кто бы смог занять место моего друга. Так я и жил с того момента — один.       Именно поэтому письмо, пришедшее на мое имя, меня так удивило. Мне могли написать разве что с детского дома, однако мне уже давно восемнадцать, и больше за меня они не отвечают, так что писать тоже вряд ли станут.       Я зацепился за это послание, как за соломинку, как за возможность почувствовать себя нужным и значимым. Мой шанс стать нормальным, таким же, как и все. Веселый парень, которому пишут письма из дома. Почему же это не я?       — Спасибо, — единственное, что я сказал и сунул письмо в карман.       Спустя мгновение я уже шел, а точнее бежал в свою казарму.       Я перечитал послание несколько раз. Это все? Она что, смеется?        «Получить ответ и не надеюсь, потому что прекрасно понимаю, что сие послание вышло скомканным и малоинформативным».       А какой вообще тогда смысл писать? Просто сказать, мол, да, я умею писать? Выругавшись себе под нос, я засунул письмо под подушку, и, перевернувшись на правый бок, уснул.        «Здравствуйте, Тася! Могу Вас лишь огорчить: ваша затея с треском провалилась, потому что ваше послание попало в руки не самому „разговорчивому“ собеседнику».       Я вздохнул. Что, правда, то, правда. Вообще, зачем я во все это ввязываюсь? Проблем мне, что ли в жизни не хватает? Ясное дело, что девочке было просто скучно. Уверен, что она уже и думать о письме забыла и даже не ждет ответа. Еще глупее выйдет, если она это письмо будет читать в компании подруг и посмеиваться надо мной, идиотом. На минуту я отложил бумагу и ручку и еще раз перечитал уже написанное.       Странное ощущение, вроде бы ты понимаешь, что что-то делать не нужно, но все равно хочется это сделать. Именно такая же ситуация была сейчас у меня: что-то буквально тянуло меня написать ответ Тасе. Быть может, я просто слишком сильно жаждал общения?        «Не знаю, то ли мода пошла на эти письма, то ли это было всегда, просто раньше это меня не касалось, но подобных посланий мы в части получаем нынче много. Дабы все-таки удовлетворить Ваш праздный интерес, представлюсь, — меня зовут Антон, двадцать один год. Наверное, мне нет смысла рассказывать о том, чем я занимаюсь, ведь Вы наверняка знали, куда писали. Кстати, вы не рассказали, чем занимаетесь, хотя судя по возрасту, вы заканчиваете школу, я прав?»       Последний вопрос я добавил скорее из вежливости, нежели из-за интереса, а то грубовато как-то получилось, будто бы я предъявлял ей претензию или же хотел отчитать за что-то.        «Как я уже писал выше, я не очень разговорчив, так что даже эти несколько строк для меня слишком много. Поэтому решать только Вам. Если такой „новый друг“ Вас устроит то, возможно, мне повезет, и я получу Ваш ответ».       В очередной раз я перечитал уже свое полное послание. Да, уж, негусто получилось. Выходит, я ничем не лучше этой самой девчонки в плане красноречия и информативности.       За моей спиной прошли два солдата. Через минут двадцать должно было состояться построение. Пользуясь возможностью, я сбежал из казармы на пару минут до почтового ящика, благо до него было рукой подать.       Пока я шел к синей заветной коробочке на столбе, я трижды порывался вернуться назад и не делать того, что собирался совершить. Вопрос «зачем я так поступаю?» не покидал мою голову. В конечном итоге я заключил сам с собой своеобразную сделку: я отправляю письмо этой Тасе и жду неделю, если за это время она так и не пришлет ответа, то я больше в жизни никогда не подпишусь на нечто подобное, даже под дулом пистолета.       Успокоив себя таким образом и похвалив за сообразительность, я опустил письмо в ящик и побежал обратно. До построения оставалось не более пяти минут.