Временно

Новая база - это показатель того, что они тут надолго. Что до периметра далеко, что начинать все придется с нуля. Это раздражает… нет, просто бесит её. В последнее время она быстро устает. Устает от всего: от стрельбы, беготни, этих нытиков вокруг. Ей просто нужна свобода и независимость ни от кого, которая снится ей ночами. И мысли об этом, как о несбыточном событии, напрягают. Ей хочется чувствовать ветерок, который будет приятно ласкать её нежную кожу лица, пока он будет набирать скорость на своем байке. - Ну, что с ней? - спрашивает она, скорее для галочки, нежели интересуется по правде. Петя смотрит на нее с сожалением, которое Ника ненавидит с детства. Она лишь отвечает ему презрительным взглядом. - Что Лобода сказал? - Пока ничего, - парень тяжело вздыхает, - осмотр еще не закончен. Девушка лишь приподнимает левую бровь и, вдыхая, отворачивается в другую сторону от парня, разглядывая серую стену. Эта серость и сырость напрягает, давит, будто не давая продохнуть. Она никогда не отличалась особой манерностью и вежливостью, всегда говорила коротко и по делу. Сейчас приходится менять себя в корне: её словарный запас сократился до минимума, не потому что она стала глупее, а потому что больших и глубоких разговор здесь не водят. Мысли сузились до одной единственной мысли о периметре. Ника потирает красные после бессонной ночи глаза, и пытается набрать в лёгкие больше воздуха. Задерживает дыхание, пока мысли не придут в порядок. Оглядывается вокруг внимательно осматривая серые стены, покрытые трещинами, которые возникли от времени, что здание простояло без дела. И эти жуткие потрескавшиеся стены она сравнивает с собой, такой же побитой и серой, такой, какой её сделала эта жизнь. Раньше, тогда, еще до карантина, у неё были друзья, семья и дело, которому бы она могла посвятить себя всю и на всю жизнь. Душа, которой, как кажется на первый взгляд у неё нет, ноет и болит ровно столько, сколько она находится взаперти. Быть скованной в рамки правил для неё хуже пытки. Лучше пристрелиться сразу. Но мысли о такой желанной воле вытесняют эти мысли. Они слишком хотят жить. - Как Лина? - когда Анатолий выходит из комнаты, где осматривал девочку, к нему первым подбегает обеспокоенный Петя, который, кажется, искренне волнуется, стараясь всяко скрыть переживание. - Это не клейто, - спокойный голос мужчины может вывести из себя любого. - Глазной герпес. - Это заразно? - волнение Ники вполне оправдано, но это мало кого волнует. Её карие глаза внимательно осматривают лицо ученого, пытаясь увидеть там ложь. - Совсем нет, мне просто нужны лекарства, и через несколько дней она будет в порядке, - Толя снимает резиновые перчатки после осмотра новой пациентки. - Я могу сходить, - Петя вновь опережает всех, пытаясь помочь. Нике всегда нравились люди действия, которые не боятся рисковать, не страшатся непредсказуемости. Она получала дикое удовольствие, наблюдая за людьми, которые что-то делают, пытаются добиться того, чего хотят. Когда же в поле её зрения попадал человек, не знающий вкуса приключений, он сразу же попадал в "черный" список, подвергаясь издевкам со стороны девушки. У неё не было цели изжить таких людей, она лишь пыталась каким-то образом навести их на другой путь, присущий смелым людям. Но она никогда не задумывалась, что этот самый путь мог быть совершенно ненужным этим людям. - Настя даст тебе список необходимых лекарств, - Толя кладет перчатки в пакет, продолжая спокойно говорить. И это спокойствие сводит девушку с ума. Ей не понятно, как он может вести себя так спокойно и рассудительно в этом чертовом аду, где кругом одни трупы и убийцы, убийцы и трупы, а между этой компанией бродит кучка брошенных людей, в надежде на выживание. Неприятности перерастают в большие проблемы, их ряды пустеют с каждым днем. Она никому не показывает, но переживает смерть каждого не легче остальных. Ей тоже было больно, ей было также страшно, как и остальным, только привычка все держать в себе срабатывает слишком хорошо. Страх заразиться перекрывает все, даже инстинкт самосохранения. Она вновь переводит взгляд на Лободу, удивляясь холодности в его взгляде. Ей не понять, как можно быть таким безразличным в таких условиях, как можно работать, когда вокруг все только и делают, что стреляют и убивают, и даже дети болеют. Когда мысли о девочке вновь посетили девушку, она одергивает себя. Сейчас плохо всем и каждому. - Ник, - прежде улыбчивая Наста смотрит на неё тревожными глазами, цепляясь за кого нибудь взглядом, лишь бы прийти в чувства. Ника чувствует, что именно сейчас должна быть сильнее, чтобы не дать упасть духом. Это было её золотым правилом: несмотря на жестокость слов, быть сильной всегда, и тогда у остальных появится шанс на будущее. - Посиди с Линочкой, а я пойду Пете список напишу, - когда она видит, что в глазах Ники нет желания дать согласие, добавляет, - пожалуйста. Ника смотрит на Настю тяжелым взглядом, показывая всем своим видом, что эта идея ей не нравится. Никогда не возилась с детьми, а пытаться это исправить в таком положении и думать не стала бы. Но мысль о том, что девочке сейчас слишком плохо вновь опускают её на землю, больно ударяя по совести. В замешательстве она проводит тыльной стороной ладони по лбу и шумно выдыхает. Стоит выпить успокоительного, которое в последнее время исчезает слишком быстро. - Ладно, - тихо бросает она, - только не долго, я спешу. - Спасибо большое, - Настя легко проводит ладонью по её плечу и уходит вслед за Петей и Толей. Ника вновь вздыхает, нервно осматривается вокруг и пытается подобрать слова для разговора с Линой. Они пересекались крайне редко, общались мало и её вечные расспросы об отце напрягали и без того замотанную девушку. Еще пару секунд она стоит на месте, а потом выдохнув, быстрым шагом направляется к двери в комнату, где обосновалась спальня девочки. Ника резко открывает дверь и видит, как на импровизированной кровати под смешным цветастом одеяльцем спит, свернувшись в клубочек девочка. Сердце неожиданно сжимается до предела и Нике кажется, что ей должно быть очень холодно лежать здесь. В помещении очень тихо и она слышит, как капли дождя быстро падают на землю, приятно постукивая. Нерешительность нарастает, что раздражает её еще больше. Неожиданный громкий хлопок дверью, кажется, разбудил Алину и она вздрогнув, поворачивается в сторону двери. - Привет, - сминаясь, начинает Ника, подходя ближе к кровати, - как себя чувствуешь? - Привет, - хриплый голос девчушки оказывается намного громче, чем Ники, мелодично разливаясь эхом по комнате, - хорошо, - Ника слышит в ответе враньё. Девушка медленно проходит в глубь темной комнаты, стараясь не спугнуть жеманную тишину стуком подошвы своих ботинок. Она аккуратно присаживается на край кровати и может отчетливо разглядеть опухшие ярко малиновые глаза и еще больше бросается в глаза - грустный безнадежный взгляд девочки. Ника чуть щурится от исхудавшего личика девочки и нервно поправляет выпавшие из стандартной косы пряди светлых волос. Девушка не находит слов для разговора, поэтому машинально поправляет одеяло, будто это единственная важная вещь сейчас. Чувствует, что должна поговорить с ребенком, поддержать его и обязательно в конце разговора вставить банальную фразу: "Все будет хорошо". И она не может понять почему таких флегматичных вещей ей никто сейчас не говорит. Она терпеть не может вранья и на дух не переносит лгунов, поэтому говорить правду в лоб она решает даже ребенку. - Не ври, - это не прозвучало грубо и оскорбительно, наоборот, по доброму, - это не красиво. - Если бы я сказала, что мне плохо ты бы позвала остальных и они бы заперли меня одну в комнате, чтобы не заразиться, - её взгляд тухнет её больше, а голосок становится тише. Ника озадаченно отводит взгляд, понимая, что только что сказанное Линой - правда, и Ника была бы первой, кто поддержал бы эту идею. Она слишком боится проблем и слишком боится показать это кому-либо. - Перестань, - девушка скептически смотрит на неё, - никто бы даже и не подумал бы об этом. - Сама говорила, что врать не хорошо, - Лина грустно усмехается и отворачивается от девушки к стене. Ника чувствует укол совести и понимает, что Алина оказывается не такой глупой, как она думала. Она переводит взгляд на неё, внимательно разглядывает непослушный волос, заплетенный в косички, напряженный взгляд в стену, насупившиеся выражение лица. Ника не может понять кого она ей напоминает, лишь спустя пару минут, встрепенувшись, Ника узнает в ней… себя. Этот напористый, упертый взгляд, наполненные правдой слова. Странное чувство зарождается внутри, заполняя собой каждую клеточку тела. Почему-то становится радостно в этой напрягающей серости и звенящей тишине. Ей хочется рассмеяться и улыбаться долго-долго, и почему-то это тоже раздражает. Не от своей противности, а от непонятности, что пугает её. - Лин, - медленно тянет Ника её имя, пытаясь наладить диалог, - Лин, ты чего? - Она чуть наклоняется ближе к ней, поглаживая её по плечу, - ты меня слышишь? - ответа не следует. Девушка тяжело вздыхает. Вдруг Лина кажется ей такой одинокой и бесконечно слабой, такой, какой сейчас была Ника. Она чувствует её страх глубоко в себе и понимает, что сейчас сама готова лечь рядом и смотреть в эту дурацкую стену, игнорируя всех и вся. Ей больше не нравится быть крутой и смелой, не доставляет удовольствия носиться по пустой Москве, спасая остальных. Все привыкли видеть её несгибаемой сильной девушкой, которой ничего не надо. А ей было нужно. Совсем немного. Лишь человека рядом сильнее её. Чтобы она могла хотя бы на час закрыть глаза, не переживая о чем-либо, просто отключиться от мыслей, от внешнего мира. Она не чувствовала должной поддержки от Ската, которой ей бы хватило. Было мало того, что он говорил о скором конце, было мало словесной поддержки. ей нужны были действия, поступки, чтобы она могла не переживать, если вдруг что с ней случится, у нее будет тот, на кого она сможет положиться. Сейчас это было настолько важно для нее, что порвать всякие отношения с ним. Раз и навсегда. Игнорируя боль, не обращая внимание на одиночество, она сделала это. Не смотря на то, что теперь совершенно не с кем поделиться, поговорить. Но это было не так важно. Она придерживалась кардинальных мер, принимала спонтанные решения. И ей казалось это таким чертовски правильным, что любой, кто не соглашался с этим был тут же затравлен ею. - Ник, - слабый стук в дверь выводит девушку из плена мыслей, - можно тебя на минутку, - в дверном проеме показывается Валера. Он казался таким сильным, что притягивало еще больше. Он не был одиноким, он был одиночкой, а это разные понятия. Ника видела, как ему не доставляет удовольствия опекать всю толпу, но с ролью вожака он справлялся на отлично. Он мог пожертвовать собой ради каждого из них, не задумываясь. Она очень ценила это и считала его самым смелым из всех. Не понимала почему он до сих пор не подпускает к себе людей, а в частности девушек и то, что вариант его преданной любви к умершей подружке еще имеет место быть, бесит, если честно. - Подожди, я сейчас, - Ника вновь обращается к девочке, которая, кажется, игнорирует все происходящее, - что? - она аккуратно прикрывает массивную железную дверь, когда выходит в коридор к парню. - Ну, что Лобода сказал? - его зеленые глаза светятся переживанием. - Это не клейто, - она удрученно выдыхает, потирая покрасневшие глаза. - Это хорошо, значит, мелкая здорова, - он теребит в руках кружку с горячим чаем. Никому не понятно его волнение за Лину, а он не собирался ничего никому объяснять. Ему просто было нужно переживать за кого-то. После смерти Айжан, он понял, что это действительно важно и необходимо, в первую очередь для того, чтобы не сойти с ума от постоянно напрягающей обстановки. Валера облегченно выдыхает, будто миновал опасность, бросает короткий взгляд на девушку и пытается понять, что она делает с Линой в одной комнате. Раньше она и не пыталась найти общий язык с ребенком, не интересовалась её жизни, лишь просто бросала недовольные взгляды на девочку, когда та капризничала. Валера никогда не понимал Нику. Не понимал, как можно быть такой бесстрашной, такой независимой и самостоятельной. Всегда считал, что решать важные опросы должен мужчина, а когда видел, как Ника пытается сделать что-то наперекор Скату, лишь раздражался от её самостоятельности. - Ладно, - спустя несколько секунд молчания, вздыхает он, - пойду Лободу на посту сменю, - он делает несколько шагов вперед прежде, чем она зовет его. - Валер, подожди, - Ника хватает его за локоть, а когда он все-таки останавливается, резко одергивает руку, чтобы не быть слишком близко. Это запретно. - Че? - в замешательстве он приподнимает левую бровь, - с мелкой че-то не так? - Валер, - Ника вздыхает вновь, будто это обязательно должно её успокоить и привести мысли в порядок. Ей не понятно почему рядом с ним сердце стучит быстрее, а мысли хаотично теряются в чувствах. Тело сводит от желания прикоснуться вновь к грубой коже, губы желают почувствовать его вновь. Но сейчас она выжидающе смотрит на него по другой причине. - Я думаю, мы должны рассказать Лине про её отца. От услышанного глаза Валеры наполняются холодом, а лицо принимает безразличный вид. Тот самый, который говорит, чтобы его избавили от этой ерунды. Валера знает, что Ника - девушка жестокая. Может даже больше, чем он. Он так же знает, что по-другому им не выжить, но зачем передавать эту злобу ребенку? - Не смей, - он смотрит жестко, показывая, что возражений не принимает и властно ухватывается за её руку чуть выше локтя, - ясно? - Когда она будет доставать всех с расспросами, где её отец, - она перенимает его выражение лица, голос становится грубее, а тон настойчивее, - врать ей будешь ты. Её слова, словно кипяток, обжигают парня, приводя в чувства. Он отрешенно убирает свои руки от нее, продолжая буравить взглядом. Глаза в глаза и игра, кто выдержит дольше. Но, кажется, спор переходит в ничью, и они понимают это прекрасно. Долго всматриваются в глаза друг друга, будто бы пытаясь выяснить все недомолвки между собой молча. Первой сдается девушка, чтобы успеть дать отпор ему раньше, чем он опомнится. - Она должна знать правду, - её тон становится чуть мягче, - иначе, как она сможет нам доверять. Валера вдруг видит в её словах смысл и ему кажется, что в девушке есть что-то светлое. Нет, она не была омерзительной стервой. Она была слишком запутана и побита жизнью, чтобы быть открытой и доброй ко всем. И это было оправдано ситуацией. - Хорошо, - он вздыхает, соглашаясь, и отступает на несколько шагов назад, - кто будет говорить? - звучит, как вызов. - Я, - она смотрит на него с тем же вызовом, что и прежде, показывая свое превосходство. Она может сказать ребенку такую страшную вещь, а о нет. И ей было приятно ощущать себя сильнее мужчин, когда хочется быть слабее. - Не надо ничего говорить, - молодые люди резко оборачиваются в сторону двери, - я все знаю без вас, - глаза Лины, стоящей в дверном проеме наполняются прозрачными слезами, голос предательски подрагивает, но она продолжает держать на лице маску ненависти, - дядя Валера, ты мне врал, - шепчет она и, громко хлопнув дверью, убегает обратно в комнату. Минута тишины кажется им часом. Валера не сводит глаз с места, где только что стояла девочка, не моргая ни разу. Он делает глубокий вдох и не торопится с выдохом. В груди, где-то рядом с сердцем, что-то сжимается, заставляя ощущать физическую боль. Раненая рука вдруг перестает тревожить или ему кажется? Не знает. Ничего. И не слышит, пока Ника аккуратно, будто по- матерински, проводит ладонью по плечу и чуть теребит его, поддерживая в буквальном смысле. - Я поговорю с ней, - тихо говорит она, - иди отоспись, на тень уже похож, - парень отрешенно, словно во сне, переводит пустой взгляд на неё. Он собирается что-то сказать ей, но когда понимает, что в голове абсолютная пустота, просто уходит, не оборачиваясь. Ника тяжело вздыхает и проводит ладонью по голове, набираясь смелости. Идти к расстроенному ребенку оказывается сложнее, чем убивать. Осознание этого тупой болью разливается в голове и она с ужасом понимает, что впервые чувствует сожаление. Эта мысль заставляет быстро трясти головой, отгоняя это чувство. Но оно никуда не уходит, продолжая разрастаться внутри неё. Она не может понять, хорошо это или плохо. - Лин, - она нерешительно проходит вглубь комнаты и садится на самый край кровати, - послушай, пожалуйста. В ответ девочка лишь накрывается одеялом с головой, показывая всем своим видом, что слышать ничего не желает. Ника вздыхает безнадежно, понимая, что ей нелегко. Вообще давно ли она начала чувствовать чужую боль? Да всю жизнь. Только показывать это не считала нужным, иначе о тебя начнут вытирать ноги. Вполне стандартное мнение. После гибели её молодого человека не было ни единой души, кто бы мог поддержать её, и она думала, что закрыться от всего мира и перестать впускать людей в свой - это действительно правильно, это по-честному. - Мои родители тоже погибли, - эхом отзывается в пустой комнате через пять минут тишины. Девушка не двигается с места, разбирая по полочкам мысли в своей голове. Ника смотрит в одну точку, видимую только ей, пустым взглядом, не выражающим ничего кроме боли. Такой по истине сильной, преследующей, и до безобразия личной. Ей не нужно было делиться этим горем ни с кем, ведь это были только её родители, которые любили лишь её одну, и делить воспоминания о них она ни с кем не собиралась. В следующую секунду девичье тельце под одеялом начинает шевелиться, и она медленно высовывает наружу голову. Лина смотрит на девушку сочувствующим взглядом. Взгляд был по настоящему искренним, она как никто другой понимала, а главное - ощущала на себе эту боль, которая душит изнутри, от чего теряешься в пространстве, словно от какого-то наркотика. Ника не поворачивает головы, но отчетливо слышит, что девочка смотрит на неё. Карие глаза неожиданно наполняются первыми слезинками, которые не спешат упасть по худой щеке, лишь заслоняя собой взор на ту же точку на противоположной стене. Из плена воспоминаний её выводит осторожное прикосновение маленькой ладошки к своей. Девушка чуть вздрагивает от чужого тепла, но все же накрывает руку девочки правой ладонью. - Они были самыми лучшими, знаешь, - без эмоций и каких либо выражений на лице, продолжает девушка, - любили меня сильно, вечно оберегали, переживали, - Ника закусывает нижнюю губу до крови и ждет, пока физическая боль заглушит моральную. Она шумно вздыхает и громко выдыхает, будто не знает, стоит ли говорить об этом, ведь тайны со строгой пометкой "засекречено" под запретом, - меня это, правда, бесило, - она нервно усмехается и проводит рукой по носу, громко шмыгая, - а сейчас их нет и переживать некому, - издает истерический смешок и смотрит куда-то вниз, на свои ноги. Лина подкладывает под спину девушки вторую подушку, и Ника облокачивается спиной о холодную стену, притягивая к себе под бок девочку. Вдруг становится так тепло, как бывает исключительно рядом с мамой - родной душой. Ника зажмуривает глаза, будто проверяя, кажется ей это или нет, не сон ли. Но когда Лина вздыхает также тяжело, как и она, то понимает, что все совершенно серьёзно. - Я на байке всегда гоняла, меня так из-за него ругали, что думала сбегу когда нибудь, - спустя пару минут, набравшись смелости, продолжает девушка. Лина молчит, внимательно слушая и это кажется Нике таким преданным и взрослым жестом, что она молча говорит ей спасибо, что дает ей возможность выпустить это из себя, - боялись, что разобьюсь. Говорили, что на метро безопаснее, рисковать не надо. Всегда перестраховывались, - она вновь шмыгает носом, - а в итоге я жива, а они нет, - голос становится тише, глаза грустнее. - На Валеру не злись, он как лучше хотел. Ника слышит, как девочка издает тихий всхлип, понимая, что после слез станет легче. Она знает это, как никто другой. Поэтому, не мешая ей выплакать всю боль и обиду, она лишь крепче прижимает Лину к себе, чувствуя абсолютно тоже самое. В этот момент ей не кажется глупым занятием плакать, наоборот, избавиться от этого скребущего чувства в груди, от которого нет покоя ни на минуту, хочется слишком давно. Холодное солнце опускается за линию горизонта, освобождая просторы небосвода седой ночи, которая обязательно унесет с собой все обиды.

***

- Валер, - она бесцеремонно заходит в его комнату и видит, как он, откинувшись на спинку стула, задрав голову к потолку, о чем-то думает. Парень кажется своим, домашним и родным, несмотря на огромную яму размолвок между ними. Ей кажется, что он единственный, кому она без сомнения и опасения доверит тайны и свою жизнь. Валера нехотя поворачивает голову в её сторону и дарит недовольный взгляд, - я поговорила с Линой, у нее теперь все хорошо. - Спасибо, - выражение его лица меняется на более спокойное и он слегка кивает ей головой, вновь отворачиваясь к потолку. Но Ника не торопится уходить, продолжая буравит его взглядом. Она медленно подходит к его стулу и выжидающе смотрит на него сверху вниз. - Ты что-то хотела? - деловито спрашивает парень, нервно вздыхая. Ника заправляет прядь волос за ухо и резко опускает обе руки на подлокотники его кресла. Валера невозмутимо продолжает смотреть за тем, как она становится ближе. Критически ближе. Она наклоняется к нему, внимательно рассматривая знакомое лицо, пытаясь найти в нем что-то новое. Её взгляд приковывают его безразличные глаза, и ей кажется, что в этом взгляде есть что-то родное. Возможно, одиночество, которое преследует обоих по пятам, делая похожими друг на друга. Он не показывает как дыхание от неприличной близости перехватывает, а руки напрягаются. Ему не привычно чувствовать кого-то слишком рядом и это напрягает. Ника срыву прикасается своими губами к его, сокращая расстояние в считанные секунды. Тысячи иголок проходят по коже вперемешку с мурашками, заставляя тело дрожать. Кровь в венах прекращает движение. Ноги подкашиваются в судороге от получения желаемого. Она целует его дерзко, стремительно, будто от этого зависела жизнь. Пытается насладиться им за эти секунды, понимая, что вот-вот все закончится. Он не отвечает ей, и она игнорируя, продолжает жадно целовать его обветренные шершавые губы, получая неистовое удовольствие. Вдруг мужская рука тихо ложится на её шею, отстраняя девушку в сторону. Она не спешит открывать глаза еще секунду, ощущая вкус его губ на своих. Глаза в глаза выводят из себя. Чувствует, что нужно искать оправдания. Прежде всего для себя. - Хотела проверить чувствую к тебе что нибудь или нет, - её грубый голос становится тихим. Он смотрят тяжелым взглядом, не осуждает, но и не одобряет. Молчит, не двигается, а лишь смотрит невыносимо прямолинейно. - Проверила? - он говорит так спокойно, будто её слабость была ему понятно. - Да, - правда всегда лучше, как ни крути. - Уходи, - Валера прикрывает глаза и отворачивается в сторону. Ника стоит еще пару минут, не двигаясь с места, разбираясь в себе и ситуации. Тихо выдохнув, делает несколько шагов в сторону двери и решительно останавливается. Думает еще пару секунд. В звенящей тишине мысли предательски ускользают. - Её уже нет, - не называя имени они оба понимают о ком речь. Валера вздрагивает, но не поворачиваясь в её сторону, приоткрывает пустые глаза. - А Скат есть, - это звучит, как претензия, как показатель её неверности. Её глаза расширяются от злости, накатившей неожиданно на неё. Она часто дышит, пытаясь привести себя в норму. Но что сейчас есть норма?Виноватым считает его, неоправданно, но ей так удобнее. Она громко хлопает дверью и идет в свою комнату, где спрячется от посторонних. Что-то неприятно скулит в груди, будто маленькую девочку бросили в мегаполисе. В который раз кажется, что одной остаться не страшно, а даже удобнее. Так будет лучше.