Примроуз

      На следующий день я действительно иду на Луговину. Всю дорогу за руку меня крепко удерживает Прим, видимо, боится, что я передумаю. И оказывается права. За те долгие и мучительные двадцать минут, что нам пришлось шагать по обломкам я придумала тысячу оправданий, чтобы вернуться домой. Конечно, не все из них были лживыми: в горле действительно стояла пустыня, а в туалет я не додумалась сходить. Но просьбы, на подобии у меня отваливается пуговица на рубашке и мне срочно нужно её пришить, выглядели нелепо и мне, и вправду, было стыдно их произносить.       Тем временем приближалась Луговина. Небольшие кучки людей были разбросаны по всей поляне, вокруг лежали мёртвые тела, а противный запах разлагающегося мяса доходил даже на нас. Я встала в ступор. Мне не хотелось туда идти. Я была готова пойти на все, лишь бы запереться сейчас дома и удариться в хандру. Словно маленький ребёнок, я придумывала себе жалкие оправдания, тешила себя глупой надеждой вскоре сбежать домой, и потихоньку переступала с пятки на пятку.       - Китнисс? – подловила меня Прим. – Ты куда? – девочка тяжело вздохнула, словно мать капризного ребёнка, и подошла ко мне, бережно, но крепко схватив за запястье. – Мы уже обсуждали это, Китнисс. Тебе все равно придется туда пойти. Перебори себя.       Мне стыдно. Мне ужасно стыдно перед своей младшей сестрой. А ещё мне страшно. И я не могу понять, какое из этих чувств сильнее. Во всей этой веренице моих чувств, карусели эмоций и страшных переживаний, в голову просачивается лишь одна трезвая мысль, недавно озвученная сестренкой. Мне все равно придется туда идти. И теперь дело в том, чтобы сделать это уже быстрее. И побороть свой страх, выгнать этих проклятых демонов, играющих в моей голове в злые и жестокие игры.       Поэтому, сжав руку утенка до посинения, я смело рванула вперед.       «Не думать. Не вспоминать. Не представлять их смерти. Не винить во всем себя» - я напоминаю себе постоянно, но эти слова плохо отвлекают меня и мне приходится придумать что–нибудь поинтереснее. Мне нужно отвлечься, занять свои мысли хоть чем-нибудь живым и светлым, пока руки заняты лопатой, а глаза застилает пот.       Поэтому, как и обычно, я начинаю думать о Пите.       Я представляю нашу встречу. Не знаю, почему, но мне всегда кажется, что это будет один из тех самых весенних деньков, во время которых все вокруг начинает петь. Солнце в такие дни всегда светит ярче, но ни в коем случае не слепит. На него наоборот хочется смотреть. А воздух… он пахнет цветущей яблоней. Мой самый любимый запах. Потому что именно с ним в мою жизнь приходило что–то хорошее. День, когда я нашла одуванчик, день, когда моя охота впервые была удачной, день, когда мама пришла в себя. Все это – дни моей жизни, дни, когда я жила. И я не представляю, что встреча с Питом может произойти при других обстоятельствах.       Я представляю, как он звонит мне на телефон, а я по привычке тревожно поднимаю трубку. Он говорит, что скоро вернется домой, а я почему-то роняю аппарат из рук. Вот повисает неловкая пауза. Пит боится, что я передумаю. А я тороплюсь его успокоить и так кстати подбираю те самые слова. И уже на следующий день я с глупой улыбкой бегу на вокзал.       Вот Пит выходит из вагона, а я застыла, слишком долго я ждала. Так всегда делают в книжках: когда наступает какой–то важный и долгожданный момент, героини теряются, буквально забывают, как дышать. И вот Пит вертит головой влево и вправо, все никак не может меня найти. А я стою, любуюсь его крепкой фигурой, пшеничный волосами и такими привычными голубыми глазами. Именно голубыми. В этот день они просто не могут быть другими. Голубые, нежные и родные, правда, чуть-чуть беспокойные. Ведь Пит всегда волновался перед встречей со мной.       И когда, наконец, наши взгляды встречаются, мне кажется, что все должно уйти у меня из-под ног. Будто и не существует людей, не существует этого вокзала, а есть только он со своими счастливыми голубыми глазами. Он подходит ко мне и прижимает к себе. Крепко-крепко. Так, как будто мы не виделись уже сто лет, хотя, возможно, оно так и будет.       И целую вечность я проведу у него на груди, пока не пущу одну-единственную слезу счастья. Слезу-надежду на то, что наше будущее возможно. На то, что судьба даст нам второй шанс.       - Хэй, девчонка! – раздаётся громкий женский голос где-то недалеко от меня. – Ты куда так копаешь? Решила до недр Земли докопать?       Тогда я вспоминаю, где я все ещё нахожусь. Братская могила. Кладбище моих жертв. Мёртвая Луговина. И перед тем, как рвануть к своему дому, я слышу только тихий свист, с которым упала моя лопата.

***

      - Привет. – Гейл стоит на пороге моего дома и завороженно смотрит меня. Знаем мы все его такие взгляды, думает, что я злюсь. Напрасно, я и так все прекрасно понимаю. Я знаю, что превратилась в вареного овоща, и своим внешним видом внушаю только страх, но все-таки тогда, в лесу, Гейлу следовало быть помягче.       - Привет, - равнодушно отвечаю я.       - Слышал, ты сегодня была на Луговине. Я беспокоился за тебя, - все тот же виноватый взгляд и поза, вымаливающая пощады. Но я не собираюсь просто так прощать. Я собираюсь хоть немного отыграться.       - Кто тебе сказал? – нарочито строго спрашиваю я.       - Я встретился в городе с Прим, помог донести сумки с щепками до свалки. Она у тебя молодец, одна из первых вызвалась помогать в отстройке новой больницы. Кстати, она ещё не сказала тебе, что назначена там главным среди младших?       – Хоторн вопросительно приподнял брови, а я лишь сильнее разозлилась на него за то, что он узнал все новости утенка раньше.       - Нет, не сказала.       - Может, пустишь? – Гейл коротко указал на порог и мне пришлось пройти в прихожую, чтобы пропустить незваного гостя.       Я наблюдаю за ним, пока он развешивает свои вещи. Вот он кладёт свою охотничью сумку, вот с него слетает его кожаная куртка. Гейл разворачивается к стене, чтобы зацепить аккуратный крючок на отвороте куртки на гвоздике, забитом в стене. Он напрягает свои сильные руки, мышцы на его плечах так причудливо играют, и я не замечаю, как начинаю любоваться его телом. Широкая спина, узкие бедра… Мой «кузен» всегда был красив, но замечать это я начала только сейчас.       Я смотрю, как корпус Гейла разворачивается ко мне и от испуга быть пойманной резко отвожу глаза. Слишком резко, чтобы он мог заметить что–то неладное. И вот уже коварная улыбка красуется на его губах, а мои впалые щеки заливаются стыдливым румянцем.       - Будешь чай? – после неловкой паузы, я осмеливаюсь поднять на Хоторна глаза.       - Да, конечно. – отвечает он, и мы перемещаемся на кухню.       Под скрежущие звуки нашего сломанного чайника я рассматриваю свои носки. Конечно, не оттого что они интереснее Гейла, а оттого, что совсем наоборот. Что на меня нашло? С чего вдруг я восхищаюсь телом Гейла? С чего меня вдруг так потянуло к нему? Ведь я обещала! Обещала, если не Питу, так самой себе! Кто же я буду после того, как не сумею дождаться Пита?! Конечно, он говорил, что поймет, что примет любой мой выбор, но это же Пит. И от его непосредственности совесть грызет меня только сильнее. Я не должна была допускать эту трещину в своей огромной стене, что я построила ради Пита. И все же… Видимо не так уж она и крепка.       Тем временем в комнате повисло молчание. Начинать разговор совсем не хочется, но и вечно молчать кажется плохим вариантом. Я уже думаю, как бы отвертеться от визита моего друга, как тот сам начинает разговор.       - Ты извини меня, я ведь не думал, - он поднимает ту самую тему, которую я хотела избежать. – я не знал, что ты так переживала из-за этого оленя. Подумаешь, промазала. Такое ведь и раньше бывало, верно? – я подняла свои глаза на Гейла и увидела его жалостливый взгляд. Подумать только, сколько для него стоят эти извинения и молящие глазки. А ведь он гордый, по крайней мере, был таким. А я умудрилась поломать жизнь даже такому стойкому парню, как он.       - Все нормально. – отвечаю я и не капли не вру. Все действительно стало нормально, ведь я поняла, что то, что мой старый друг не пришёл мне на помощь – было правильным решением. Правильным для всех нас. Ведь пришло то самое время, когда нужно сжигать мосты. Какими бы прочными они не оказались. И пусть вместо крепкой дружбы у меня останется лишь неплохой приятель, я буду жить новой жизнью. Постараюсь начать все сначала.       - Пойдем в лес? – неожиданно спрашивает Гейл.       Я немного вскакиваю от такого внезапного предложения, ведь вообще-то по планам у нас сейчас был чай. Но чашка ароматного напитка никогда не сможет стать для меня дороже любимого запаха леса. Поэтому, выключив из розетки закипевший чайник, я кидаю своему гостю быстрое «Пойдем» и тороплюсь оказаться за дверью.       Мы идем по знакомой тропинке, но сегодня все кажется каким-то чужим. Солнце светит как-то ярче, чем обычно, да и ветер намного приятнее сейчас. Наступила весна, и жизнь просыпается.       Я думаю о Пите. И чувство вины засело во мне в виде горького осадка. Мысль о том, чтобы не дождаться Пита и связать свою жизнь с напарником по охоте кажется мне неправильной и заставляет вновь начать себя ругать. Нельзя! Ты уже сделала свой выбор. Ты пообещала самой себе. Хотя, одна разумная мысль пробегала в моей голове: возможно, просто я скучаю по Питу, по его сильным рукам и крепкой спине, и от недостатка мужского тепла стала кидаться на Гейла. Вот уверена, приедет Пит, и фигура Хоторна на его фоне покажется жалким ребячеством!       - Может быть, сегодня обойдёмся без лука? – прерывает мои размышления Гейл.       - Да, давай без лука. – эта идея кажется мне очень заманчивой, учитывая мой вчерашний срыв и совет доктора.       Тем временем мы уже перешагнули через забор, зашли в чащу леса, находимся у нашего тайника с оружием. Что нам делать дальше - я не знаю. Все-таки раньше нам не приходилось разгуливать по лесу, мы всегда были заняты охотой. Я перебираю все варианты достойных мест в родном лесу, но ничего подходящего так и не нахожу. В итоге ситуацию спасает Гейл, когда заявляет, что у него ещё осталось одно секретное место, где можно неплохо провести время.       - Что за место? – интересуюсь я.       - Да так, небольшая лужайка. Отец пару раз меня туда водил. – Гейл опускает погрустневшие глаза. Это не удивительно, раньше мы всегда старались не затрагивать тему смертей наших близких. Не смотря на пройденную войну и многочисленные потери, этот вопрос все равно останется для нас из ряда запретных – даже смирение с собственной смертью и смертью своих любимых не может смирить нас с их горькой участью. Она всегда будет для нас казаться не справедливой. Она всегда будет причинять нам боль.        – Нам не обязательно идти туда, ведь ты… - я пытаюсь утешить и обезопасить своего друга, но тот не дает мне договорить, прерывая на полуслове.       - Все нормально, Кисскис. Это было очень давно. С тех пор я сам научился убивать людей, видел, как умирают другие. Пойдем. – и он повёл нас по еле заметной тропинке в самую глубь глухого леса.       - Как там Хейзел, Гейл? – спросила я. Мне показалось, что сейчас будет правильным спросить у него про его семью, особенно про маму, которую его очень любит, которую очень любит он сам.       - Нормально. Тяжело, конечно, ведь наш дом был разрушен, а так… Вся наша семья работает на стройке, а мои награды за участие в Революции обеспечивают нам безбедное существование. – Гейл усмехнулся той самой горькой успешной, за которой всегда скрывает свою боль.       - Если мы вам можем чем–то помочь – вы говорите, ладно? – заботливо спрашиваю я.       - Не надо, Китнисс. Ты и сама еле стоишь на ногах. – ответил Хоторн. Я не обиделась на его слова, это была чистая правда.       - Как хочешь, конечно, но в Деревне Победителей ещё остались свободные дома. Тебе надо было бы поторопиться, чтобы их не увели у тебя из–под носа, – я стараюсь говорить спокойно, без излишней жалости, потому что знаю, это может сильно обидеть Гейла.       - Все нормально, правда. Наш новый дом почти готов. Правда, не такой большой как у вас в Деревне, но жить можно. У нас де все-таки трое мужчин в семье. – отшучивается он. – Кстати, Вики находиться в подчинении у твоей сестрёнки, она ему спуску не дает. Говорит, чтобы не позорил Хоторнов.       - Да, она изменилась. – говорю я первое, что придет в голову.       - Как и ты… - задумчиво отвечает Хоторн.       - Все мы изменились. Либо умерли, либо изменились. – горькие слова лились из меня сами собой, и я решила прервать их болезненный поток, поделившись с Гейлом одним из своих секретов. – Я ведь теперь стою на учёте у психотерапевта. Гейл повернул голову ко мне и начал придирчиво рассматривать лицо, будто не веря моим словам.       - Да ну? – после долгого молчания, наконец, спросил он. – как им удалось тебя уломать? Я же застыла, не зная, что ответить. Сказать правду – он обидеться. Соврать – тоже не вариант. Мне будет стыдно перед самой собой, если стану умалчивать о Пите, это может выйти за лицемерие, если учитывать мою сегодняшний реакцию на Гейла в прихожей. Поэтому, хорошенько сформулировав свой ответ, я сказала:       - Меня не хотели пускать к Питу, - я услышала горький смешок моего друга и поспешила продолжить. – и сказали, что оставят лечиться в Капитолии.       - Значит, ты была у Пита? – не глядя на меня, поинтересовался Гейл.       - Да.       - Неужели после всего, что между вами было, ты все ещё любишь его? – Хоторн поднимает голову к небу и спрашивает меня с такой задумчивой интонацией, словно разговаривает сам с собой. И этот вопрос ставит меня в тупик. Как и раньше, я не научилась разбираться в своих чувствах. Понятие «любовь» для меня всегда казалось чем-то посторонним и уступало в значимости таким словам, как «голод» или «нищета». В дни тяжёлой жизни я всегда знала, что значит любить, только в отношении к Прим. Моя любовь к сестре была неоспорима, а чувства к противоположенному полу для меня оставались загадкой.       Кто мне Пит? Друг? Возлюбленный? Или просто… союзник, который не раз отдавал за меня жизнь? Одно я знаю точно – огромный долг перед ним будет жить во мне до конца моих дней. А в остальном… я пока не уверена.       - Я… – я подбираю правильные слова. Боюсь обидеть Гейла или соврать ему. – я не могу разобраться в себе, Гейл. Все очень сложно.       Мои слова эхом разносятся по лесу. Кажется, в тот момент все деревья прислушивались к моему ответу, каждая птица слышала меня. Мы все также шагаем по заросшей тропинке, постепенно замедляя свой шаг. Я жду реакции Гейла, но тот сделал вид, будто рассматривает землю. Но мы идем все дальше, а я не могу ничего понять. Он зол? Может быть, он обижен? Как мне себя нужно вести? И пока все эти вопросы не успели безжалостно захватить мое сознание, напарник дает мне понять, что он сейчас ощущает.       Остановившись посреди дороги, и дождавшись, когда я взгляну на него, он резко делает шаг навстречу. Я не успеваю толком ничего понять, как вдруг ощущаю тёплые губы на моих губах, тяжесть его руки на моей талии.       Он целует меня нежно–нежно. И я понимаю, что для меня это шанс разобраться в себе. Что дает мне этот поцелуй? Хочется ли мне большего? Нет. И под ласками Гейла мне становиться некомфортно.       Так и хочется сделать линию его губ чуть по тонще, немножечко приубавить в нем роста, изменить его аромат. Но больше всего, на месте темно–серых омутов мне хотелось бы увидеть голубые глаза, захватывающие в плен своей необъятной нежностью.       Но отчего-то этот поцелуй кажется сейчас таким необходимым, таким подходящим, что я просто не могу оторвать Гейла от себя. Мне кажется, отойди он сейчас хоть на пару сантиметров и все то чувство защищённости и спокойствия, что я успела ощутить за последнюю минуту может пропасть. И тогда я останусь одна. Без любви. Без нежности. Без ласки.       И тогда я отвечаю на поцелуй.       Едва заметное движение моих губ и от былой нежности не остается и следа. Гейл сжимает меня в своих объятьях, буквально сдавливает мою грудную клетку. Его губы, так беспощадно терзающие мои, мигом приводят в чувство.       Что я наделала? Ответ прост. Предала.       И я тут же срываюсь с места.