Игра стоит свеч

И мы могли бы вести войну Против тех, кто против нас, Так как те, кто против тех, кто против нас, Не справляются с ними без нас. Квартира Кисляков находилась на предпоследнем этаже нового элитного новостроя в центре города, и была обставлена дорого и лаконично. В кабинете прокурора — панорамные окна во всю стену, от пола до потолка, из которых открывался удивительный вид на закат. Небо сегодня было необыкновенное — перистые облака, подсвеченные кроваво-лиловым, неподвижно застыли в высоте, под ними простирался город, а вдалеке атласной лентой поблескивала освободившаяся от ледяного плена Пахра. — Вид что надо, правда? — Кисляк подошел сбоку, встал рядом, в нескольких шагах. — Правда, — эхом отозвалась я, напрягаясь от его близкого присутствия. Трудно было привыкнуть к тому, что он, хоть и ненадолго, стал моим союзником. Надеюсь, скоро эта ситуация разрешится, и мы опять превратимся в непримиримых врагов — так проще и понятнее. Сзади хлопнула дверь, послышались шаги. — Ну, здравствуйте, молодежь. Вижу, все в сборе, — отец Андрея прошел к своему столу. У главного прокурора города было широкое, мясистое и чуть простоватое лицо, но ясные внимательные глаза выдавали в нем человека умного и проницательного. А еще честного, — я это сразу поняла и мгновенно прониклась к нему доверием. Виктор Анатольевич, в свою очередь, с интересом разглядывал меня. — Так вот ты, значит, какая, София Ильинична… — Значит, такая, — спокойно ответила я. Уж какая есть. — А ему обязательно здесь быть? — спросил прокурор, кивая в сторону Антипова, стоявшего за моей спиной. Антон моментально набычился и открыл было рот, чтобы ответить, но Андрей опередил его, серьезно и веско сказав: — Обязательно, и это не обсуждается. Вообще-то, присутствие Антипова на «переговорах» было условием самого Антона, и хотя ситуация вовсе не требовала его участия, парень уперся и заявил, что если я его не возьму, ничего не будет вообще, потому что он не скажет мне ни места, ни времени назначенной встречи. Пришлось соглашаться. — Ну что ж, — Виктор Анатольевич повел рукой вокруг, указывая на свободные места. — Садитесь. — Да уж спасибо. Когда такое предлагает прокурор, сразу появляется желание постоять, — пробурчал из-за моего плеча Антон. Кисляк-младший с трудом подавил смешок, у старшего же брови взметнулись к волосам, но он счел своим долгом никак не комментировать этот выпад. — Я не буду ходить вокруг да около, скажу сразу, — вместо этого серьезно начал он. — У меня есть старое дело вашего отца, которое я намерен использовать. Виктор Анатольевич открыл ящик стола и достал увесистую папку с канцелярской надписью «Дело». Затем кивнул сначала мне, потом на нее, по-видимому, предлагая ознакомиться с документами. У меня же не было ни сил, ни желания в этом копаться, поэтому я просто спросила: — Что там? — Несколько лет назад Илья Романович незаконно завладел участком земли, на которой позже построил торговый центр, — удовлетворил мое любопытство прокурор. — Схема там была совсем другая, но это для нас не важно. Тогда мне не дали довести дело до суда, — нахмурился он. — Но если сейчас мы объединим наши с вами усилия и представим все документы кому надо — мы сможем вытащить Калинина из той ловушки, в которую он угодил. — «Кому надо» — это кому? — решила уточнить я. — Нужным людям, — уклончиво ответил он. — Виктор Анатольевич, — я подошла к столу и уперлась в него руками, сверля прокурора взглядом. — Вы хотели, чтобы я принесла бумаги — я принесла, так что давайте начистоту. Мне нужно быть уверенной в том, что все пройдет без сучка без задоринки, и документы попадут в прокуратуру. А вы мне сейчас говорите, что отдадите их частным лицам. Это немного не то, чего я ожидала. — М-да, — вздохнул прокурор, потирая рукой лоб и бросая быстрый взгляд на сына. — Андрей рассказывал мне о той ситуации, в которую вы попали и о вашем желании восстановить справедливость, но я и не думал, что вы настолько решительная девушка. — А вы не думайте, вы дело делайте, — встал рядом со мной Антипов. — Или вы ее в чем-то подозреваете? Его последние слова прозвучали угрожающее, и прокурор покачал головой. — Антох, успокойся, — мирно попросил его Кислый. — Твою Софи никто ни в чем не подозревает. Просто… — Что — просто? — вскинул брови Антипов. — Олег Иванович попросил не передавать эти документы в вышестоящие инстанции, — повысив голос, продолжил прокурор. — Пока мы отдадим их ему, через его людей, а он сам решит, как ими распорядиться. — То есть, закулисные игры продолжатся? — усмехнулась я. — Теперь Калинин будет шантажировать Пахомова? — Он попытается вразумить вашего отца, София. Или вы хотите, чтобы Илью Романовича закрыли? На самом деле, я не знала, чего именно хотела. Наверное, чтобы все вернулось и было как раньше. Но раз уж это невозможно, то пусть просто будет хотя бы нормально. Вот только «нормально» — это как? Я отошла к окну и долго смотрела на закат, обхватив себя руками за плечи. Мыслей в голове не было никаких. Я честно пыталась размышлять о том, что лучше: отдать эти два дела в прокуратуру Москвы или Калинину лично, но дальше просто терялась во множестве разных «если». На самом же деле я желала только одного: чтобы отец, наконец, понял, что был не прав, как бы наивно и по-детски это не звучало, и чтобы Олег Иванович принял мои извинения и понял, что я не желала ему зла. — Я хочу участвовать в передаче документов, — наконец сказала я, когда на улице зажглись первые фонари. — Можете считать это моим условием. — Об этом не может быть и речи, — не согласился прокурор. — Во-первых, это опасно. Во-вторых, за тобой могут следить. — Тем не менее. — Я отвернулась от окна и снова подошла к столу. — Вы уже договорились, как и когда? — Еще нет, — не стал лукавить Виктор Анатольевич. — И я пока не видел документов. Кивнув головой, я подошла к дивану из темно-коричневой кожи (бьюсь об заклад — натуральной), на котором оставила сумку. Достав папку, вернулась к столу и опустила ее перед Виктором Анатольевичем. Антипов исподлобья следил за моими перемещениями и будто спрашивал: точно? Ты уверена? Я молча кивнула ему. У меня не было причин не доверять Виктору Анатольевичу. Я так чувствовала, и на этот раз прислушивалась к своей интуиции. Некоторое время прокурор изучал копии документов под напряженным взглядом трех пар глаз и, наконец, удовлетворенно кхекнул: — Ну что ж, признаю, что зря сомневался в вас, София Ильинична. С этим нам есть, за что побороться. — Виктор Анатольевич, я ведь не шучу. — Да я понял, — усмехнулся он, пододвигая мне папку и немного разочарованно наблюдая, как я убираю ее обратно. — Андрюша, может, угостишь своих товарищей чаем? — Да, конечно, — сразу засуетился Кисляк. — Антон, София, пойдемте на кухню. Кухня у Кисляков была выполнена в моих любимых цветах — черном и белом. Немного мрачновато, но стильно и без лишних деталей. Мы с Антоном устроились за столом напротив друг друга, Андрей хлопотал вокруг нас, как заботливая хозяюшка. — София, тебе с сахаром или без? И если с сахаром, то сколько ложек? — Без сахара. Хорошая квартира, Андрей. Давно тут живете? — Не очень, — ответил Кислый, ставя передо мной горячую чашку с крепким черным чаем. — Отец тут один живет, в основном. Я студию снимаю. — А мама? — А нет мамы, — быстро сказал Андрей, отворачиваясь и делая вид, что ищет что-то в навесном шкафчике. — Совсем? — Совсем. Я перевела вопросительный взгляд на Антона, но он только пожал плечами: вероятно, Андрей никогда никому об этом не рассказывал. — Извини, — только и смогла выдавить я из себя, внезапно почувствовав неловкость. Никогда бы не подумала, что у Кисляка в семье что-то может быть настолько не так. — Я сейчас приду, — Антипов поднялся из-за стола, шепотом интересуясь у Кисляка, где тут уборная, и вскоре мы с Андреем остались одни. — Слушай, Софи, — не теряя времени даром, хоккеист подсел ко мне поближе. — Ты прости меня за тот случай… Я не знал, что у тебя к Щуке так серьезно. — Ты уже извинялся, вроде как, — напомнила я. — Да, но… — он немного помялся, прежде чем сказать: — Это ведь я виноват… во всем. Раньше мне даже в голову такое не приходило, а теперь понимаю, что даже самый незначительный, но изначально неправильный поступок может изменить жизнь нескольких людей. — О чем ты, вообще? — Меньше всего сейчас мне хотелось поднимать эту тему. Мысли были далеко: я думала, как убедить Виктора Анатольевича в том, что мне нужно самой передать документы людям Калинина. — Если бы я не был таким трусом, то вернул бы тебе Егора, — вдруг сказал Андрей. Я едва не поперхнулась чаем. — То есть как это — вернул? На блюдечке с голубой каемочкой? Или за ручку бы привел? — Не так, конечно. Но он бы вернулся. Только я одного не понимаю: зачем тебе Щукин, когда у тебя есть… — Что? — Не что, а кто, бестолковая ты женщина! В кухню вернулся Антипов, и Кисляк резко замолчал. — Что обсуждаете? — живо заинтересовался Антон. — Да так… — Кисляк явно не хотел продолжать эту тему в присутствии сокомандника. — Андрей говорит, что может вернуть мне Щукина, — не стала скрывать я тему разговора. — Причем с полной уверенностью. Как будто Егор — какая-то вещь. Как будто он сам… — я не смогла договорить, потому что меня вдруг начал разбирать смех, и я хихикнула. Потом еще раз и еще. Парни смотрели на меня в немом изумлении. А я что? Уронила голову на сложенные на столе руки и затряслась от беззвучного смеха. Я же говорила, что у меня психика нестабильная? Чертов Щукин засел в моем сердце, как заноза. И чувствовать неприятно, и вытащить больно. — Кислый, ты нахрена с ней вообще об этом говоришь? — вскипел Антон. — Я тебя просил? Просил?! — Ну просил! Но я хотел просто… — пробормотал Кисляк. — А-а, неважно. Все, ребят, забыли, ладно? — Софи, — осторожно тронул меня за плечо Антон. — Все в порядке, — подняла я на него покрасневшие глаза. Пока парни препирались, смех успел перейти в слезы, и истерика сама собой сошла на нет. Так что я немного пошмыгала носом и окончательно пришла в себя. — Кислый, я тебя когда-нибудь убью, — пообещал Антипов. — Надеюсь, это случиться не сейчас. — На кухню зашел Виктор Анатольевич. — Ну что, детвора, я пообщался с нужными людьми… С Калининым, — напоровшись на мой взгляд, поправился он. — Документы нужно будет передать в кратчайшие сроки. За городом, точное место узнаем завтра. София… Ты поедешь с Андреем. — И со мной, — снова встрял Антипов. — И с тобой, — как-то обреченно вздохнул Виктор Анатольевич. — Ведем себя предельно осторожно, нигде не останавливаемся, передаем документы строго в руки доверенного человека. Остальную информацию получите позже. А теперь давайте-ка по домам, поздно уже. На том мы и попрощались с гостеприимными Кисляками. Андрей хотел подвезти меня, но Антипов раздраженно буркнул что-то в духе «обойдемся без сопливых», и сам отправился меня провожать. До центра мы ехали на автобусе, а потом несколько кварталов прошли пешком: погода была на удивление теплая для конца марта, весь снег почти растаял, и было приятно подышать свежим воздухом после такого напряженного вечера. Меня все больше удивлял Антон. Он с таким завидным упрямством ввязывался во все авантюры, даже в те, в которые я не хотела его втягивать, что я просто диву давалась. Мне было хорошо оттого, что он рядом, было приятно чувствовать его поддержку, и я с ужасом думала о том, что было бы, не появись он в такой трудный для меня момент времени. Наверное, когда мы что-то теряем, то обретаем взамен неизмеримо большее. Но все я же не понимала причин, по которым он так опекает меня. Всю дорогу до больничного двора я косилась на него, так что Антипов в конце концов не выдержал и, остановившись, развернулся ко мне. — Пахомова, ты во мне скоро дырку просверлишь. Говори, что случилось. — Ничего не случилось, — пожала я плечами. Вот как ему объяснить, о чем я думаю? Прямо, что ли, спросить: чем я обязана такому вниманию? Он ведь мне не брат, не сват, не друг даже… Я горько усмехнулась, вспомнив эти слова, брошенные им когда-то, и какая-то детская обеда шевельнулась внутри. — Я просто хотела спросить, зачем тебе это нужно, Антон. Зачем тебе ехать с нами. — Ты шутишь? — нахмурился он. — Как это — зачем? Вдруг с тобой что-нибудь случится, а меня рядом нет. — И что? — бесцветным голосом спросила я. — Даже если случится, тебе-то что? При чем тут вообще ты? Антипов ошеломленно смотрел на меня, как будто думая о том, почему я такая глупая и очевидного не понимаю. А потом подошел почти вплотную, наклонился так, чтобы наши лица оказались друг напротив друга, и тихо, почти шипящим шепотом, произнес: — А то, что я не могу позволить себе, чтобы с тобой что-то случилось. У меня каждый раз перед глазами картина, как ты лежишь без сознания на полу, а я не знаю, что делать. Ты не дышишь, а я, черт побери, не знаю, что делать!! Антипов схватил меня за плечи и сильно встряхнул. Я же была настолько потрясена его признанием, что не знала, как и чем ответить. Я и предположить не могла, что это стало для него настоящим триггером. — И потом, — успокаиваясь, сказал Антон. — Я Димке обещал, что приглядывать за тобой буду. Да и за кем мне еще присматривать? У мамы вот теперь Макеев есть, а у меня, кроме тебя, выходит, никого… Не могу я тебя бросить, ясно? — Ясно, — как по команде, ответила я. — И больше таких разговоров не начинай, поняла? — Поняла. — Вот и хорошо, — с облегчением выдохнул он. — Все, вали в свою больничку, отдыхай. — Угу. Дважды меня просить не пришлось. И все же, я не смогла удержаться, чтобы не обнять своего защитника. Быстро подошла к нему, порывисто обхватила руками, так, что он даже понять ничего не успел, и еще быстрее убежала. *** Два дня прошли, как в тумане. В один из них была рабочая смена, в другой — учеба. Новицкая в отделении не появлялась. Может быть, взяла перерыв, может, и вправду ушла в другую больницу, меня ее дальнейшая судьба не беспокоила. А вот из-за отца было тревожно. Я не знала, успела ли она рассказать ему, что я знаю о их грязной тайне, и почему-то подспудно ждала его появления, и по улице ходила, озираясь по сторонам. Если он нагрянет раньше, чем я успею передать Калинину документы, все пропадет. Но за эти дни отец так и не появился. Зато к вечеру второго дня Андрей оповестил меня о том, чтобы я была готова: выезжаем завтра. С трудом отсидев две пары (на остальные я не успевала, поскольку встреча была назначена на двенадцать часов), я вышла из академии и направилась к стоявшему на парковке автомобилю. — Привет, ребята! — преувеличенно бодро поздоровалась я, ныряя в салон. — Привет! — отозвался Кисляк. — Надеюсь, ты документы не забыла? — Вот еще! — я обиженно фыркнула, похлопав по сумке, где лежали драгоценные копии. — Сам-то не забыл? — Нет, все здесь, — Андрей кивнул на заднее сиденье рядом со мной, и я увидела лежавший на нем портфель. Молча слушавший нашу перепалку Антипов, до этого занимавший переднее пассажирское место, вышел из машины и пересел ко мне, переместив портфель себе на колени. — Ты как, Пахомыч? — Нормально. Ну, на самом-то деле не очень нормально. Я находилась в возбужденно-волнительном состоянии: шутка ли — именно сейчас решалась судьба комбината, а значит, и многих, связанных с ним, людей. Решалось будущее моей семьи. А самое главное — после всех сомнений я, наконец, сделала свой выбор, и выбор этот был правильный, в чем я была уверена на все сто процентов. Кисляк, заводя автомобиль и аккуратно выезжая с парковки, объяснил задачу: — Отец сейчас поехал на комбинат, отвлекать Пахомова и его людей, чтобы никто даже не заподозрил о нашей миссии. А мы встречаемся с доверенным человеком Калинина на трассе Подольск-Москва, на тридцать седьмом километре. И времени у нас… — Кислый взглянул на наручные часы. — Времени у нас в обрез. Как назло, по городу мы плелись, как улитки-ахатины, умудряясь собирать все светофоры, так что минут через двадцать Андрей психанул и пару раз проехал на желтый, обогнув ряд по встречной. Антон присвистнул, я закрыла глаза ладонями, попытавшись сделать вид, что вообще не имею никакого отношения к этим ребятам, но все, вроде бы, обошлось. Если бы за нами погнались гаишники, мы бы вообще никуда не успели. — Не переживай, Пахомова, — усмехнулся Кисляк. — У меня есть страховка на этот случай, — он похлопал себя по карману куртки. — Личное разрешение начальника ГИБДД. — Откуда? — Так они с моим отцом лучшие друзья еще со школьной скамьи, — довольно пояснил отпрыск прокурора. — Везет же некоторым, — вяло прокомментировала я. — Со всех сторон в шоколаде. К сожалению, разрешение-распоряжение начальника всех гайцов города никак не смогло нам помочь, когда мы встряли в пробку на самом выезде из города. — Твою ж…! — так витиевато выругался Кисляк, что я бы при всем старании не смогла бы это повторить, засигналив стоящим неподалеку автомобилям. Те отвечали возмущенными гудками, водители разводили руками. — Приехали. Двигались мы в час по чайной ложке. Время стремительно утекало сквозь пальцы. Зародившаяся внутри тревога медленно, но верно переходила в панику. — Ничего, — пытался успокоить меня Антипов. — Успеем. Они же подождут, да, Кислый? — Понятия не имею, — пожал плечами тот. — Но Калинин заинтересован в этих документах, так что его доверенный все равно должен нас дождаться. Главное, чтобы твой отец ничего не заподозрил, Софи, и не отправил кого-нибудь вдогонку. Это не очень-то обнадеживало. Чтобы хоть как-то побороть зудящее нетерпение, я обратила внимание на Антона, снова украдкой его разглядывая. Сейчас он выглядел очень серьезным и сосредоточенным, как будто переживал даже сильнее, чем я. И самое главное, — я не знала точно, но понимала на каком-то глубинном уровне, — он тревожился за меня. Да, возвращение Калинина было важным для всех, в том числе и для «Медведей», чье участие в «Молодежке» без спонсора и покровителя было под большим вопросом, но я не могла не замечать, что Антипова волнует совсем не это. Возможно, мне не очень хотелось это признавать, но сами наши отношения стремительно менялись, из товарищеских превращаясь в нечто совсем другое, как будто бы менялась сама их суть. Желание Антона заботиться, защищать, в чем прежде — при Оле — он не был замечен, я еще могла понять. Он сам в этом признался, когда сказал, что боится повторения того случая, вот потому и взял меня под свое покровительство. И все бы ничего, но я начинала переживать, что это игра в одни ворота: Антипов так много мне дает, когда как я не знаю, чем ему ответить. А может быть, и не надо отвечать, может, самой заботой обо мне он заполняет пустоту в своей душе? За всеми этими размышлениями я и не заметила, как мы миновали пробку, увидев, наконец ее причину: кучу раскуроченного металла, в которой угадывались три искореженных машины, и окруживших их полицейских, спасателей и медиков, отгонявших повылазивших из своих автомобилей сочувствующих людей и простых зевак со смартфонами в руках. — Вот же… — пробормотал Кисляк, проезжая мимо. — Надеюсь, все целы. — Останови, Андрей, — попросила я. — Вдруг им нужна помощь. — С ума сошла? Мы и так опаздываем! — Андрей, я умею оказывать первую помощь, — уперлась я. — Выпусти меня! — Не выпущу. — Кисляк! Немедленно останови чертову машину! — Пахомова, там уже служба спасения и бригада скорой помощи, — тихо сказал Антон. — Они справятся. — Да вы просто ничего не понимаете! — с несвойственной мне злостью я ударила Антипова кулаком в плечо. Кажется, в эти минуты я забыла не только о том, о чем думала, стоя в пробке, но и том, зачем и куда мы вообще едем. Перед глазами был только сидевший на корточках на обочине мужчина с разбитым в кровь лицом и двое спасателей, пытавшихся вытащить кого-то из смятой машины. А Кисляк гнал вперед, наплевав на все ограничения. Тридцать третий километр, тридцать четвертый… Мы приближались к месту встречи. Всего каких-то три километра, и документы будут переданы в нужные руки. И вдруг раздался такой хлопок, будто кто-то пальнул по машине из ружья. Я рефлекторно пригнулась, распластавшись у Антипова на коленях. Он и сам был напуган и озирался по сторонам. Автомобиль по инерции проехал еще несколько метров, потом его резко повело в сторону, и он остановился. Кисляк вышел из машины и спустя минуту вернулся с крайне раздосадованным выражением лица. — Пиздец, — сообщил он, — садясь на свое место и кладя голову на руль. — Колесо лопнуло. Там камень острый был. — Давай запаску поставим, — деловито предложил Антон. — Да в том-то и дело, что ее нет! — в отчаянии воскликнул Андрей. — Кислый, ты придурок? — как-то устало спросил его Антипов. «Не судьба», — подумала я. — Ничего у нас не получится». — Так, — Андрей вышел из машины и, открыв дверцу заднего сидения со стороны Антона, забрал у него портфель с документами. — Софи, давай копии, я сам отнесу. Здесь два километра всего. А вы с Антохой меня здесь подождете. — Не дам, — я вцепилась в свою сумку и открыла дверь. — Я с тобой. — Куда? — возмутился Кисляк. — У нас время на исходе, бегом надо. — А я что, по-твоему, бегать не умею?! Мы с Кисляком встали друг напротив друга как борцы на ринге, оба готовые к горячему и долгому спору, но Антипов не позволил нам в него ввязаться. Бегло оглядев мою короткую облегченную куртку и ботинки на плоском ходу, удовлетворенно кивнул, молча забрал у нас обоих сумки, жестом показал Кисляку, чтобы тот закрыл машину, и когда тот повернул ключ, сказал: — Ну что, побежали? И мы рванули вперед. Это был невероятный, просто невозможный забег, во время которого я прокляла все эклеры и булочки, которые прежде так нежно любила. Я никогда не была спортсменкой, и в лицее не блистала успехами, так что сейчас мне пришлось нелегко. Я сильно тормозила парней, но, к их чести, они ни разу не высказали своего недовольства. У Антона была вода, и я периодически прикладывалась к бутылке, потому что во время бега сильно пересыхало в горле. Я не могла сдаться. Мне нужно было добежать, чтобы снять со своих плеч хотя бы кусочек вины, чтобы доказать, что фамилия Пахомова — это еще не приговор… Мы миновали тридцать шестой километр и пробежали еще примерно половину, когда увидели вдалеке ярко-желтую машину и прохаживающегося возле нее взад-вперед человека. — Да уж, поверенный Калинина — просто гений конспирации — задыхиваясь, попытался сострить Кисляк. Тем временем, тот уже открыл дверь и сел в машину, явно намереваясь уехать. Его можно было понять: мы опаздывали на сорок минут. — Ребят, я сейчас, — сказал Кисляк и ускорился так, что мы в считанные секунды остались далеко позади. — Подожди, — притормозил меня Антипов. — Передохни. Я послушалась и немного постояла, слушая, как колотиться сердце, не привыкшее к подобным нагрузкам. Кисляк тем временем добежал до машины и что-то объяснял водителю. Мы с Антоном шли пешком. Еще издалека я увидела, что поверенный Калинина — не кто иной, как Колюня, Николай — правая рука Олега Ивановича, и с облегчением выдохнула. Все-таки, не чужой человек, и, возможно, он меня поймет. — Здравствуйте, — Николай, — сказала я, когда мы, наконец, приблизились к желтой машине. Антон молча доставал из сумок документы. — С-с-софия Ильинична? — заикаясь от волнения, приветствовал меня толстячок. — Н-н-неожидано… — Здесь старое дело Пахомова, — я взяла у Антона папки и передала их Николаю. — А вот тут — копии оригиналов договоров по комбинату… Колюня вопросительно уставился на Кисляка. — Все правильно, — подтвердил Андрей. — Ну, в таком случае… — забормотал поверенный. — Я тогда это, поеду? — Николай, — я решительно выступила вперед. — Пожалуйста, скажите Олегу Ивановичу, что я… Что я не хотела. — Ладно, — поспешно закивал Колюня. — Передам, обязательно передам! А теперь мне пора. У меня совещание… — Подождите, — остановил его Андрей. — У моей машины колесу лопнуло. Может, хоть до города нас подкинете? — Не могу, — затряс головой толстячок. — Решительно не могу. Собрание, понимаете? С минуты на минуту! И он сел за руль и газанул, обдав нас легким облачком пыли. — Нормально, — прокомментировал Антипов. — А нам теперь что, обратно пешком, что ли? — Выходит, что так, — развел руками Кисляк. Обратно шли молча. Теперь, когда дело было сделано, сумасшедшее напряжение, наконец, отпустило, и на всех навалилась какая-то расслабленная усталость. У меня были смешанные чувства. С одной стороны, я испытывала облегчение от того, что сделала все, от меня зависящее. С другой, понимала, что это еще далеко не конец, и как теперь повернется дело, одному богу ведомо. Дорога до машины Андрея показалась невыносимо долгой. Когда, наконец, впереди замаячил автомобиль, Кислый сказал: — Тох, я сейчас вам с Софи такси вызову, езжайте. Антипов согласно кивнул, а я спросила: — А ты? — А у меня будет индивидуальная доставка, — хохотнул он. — Эвакуатором. — Андрей… — А? — Не думала, что когда-то скажу это, но… спасибо, — произнесла я, не останавливаясь и не глядя на него. — Да пожалуйста. Граф Кисляк к вашим услугам, — шутовски ответил он, но кажется, я никогда еще не слышала от него чего-то более серьезного и уверенного. И еще теперь я отчетливо понимала, что хотя друзьями мы вряд ли станем, но врагами уж точно — никогда. В машине, дожидаясь такси, я дремала, наслаждаясь отдыхом и вполуха слушая негромкие разговоры парней. Потом мы с Антиповым попрощались с Кисляком и пересели в белую «тойоту», которая быстро домчала нас до города. Аварию на дороге уже ликвидировали и о теперь о ней напоминали только примятая трава, да забытая в суете шина. — И что теперь? — спросил Антон, когда мы прощались на остановке у «больничного городка», как неофициально называли комплекс корпусов у нас в городе. — А что теперь? — Вопросом на вопрос ответила я. Не потому что я не понимала, о чем он, а потому что не знала, что сказать. Я вообще теперь ничего не знала и даже не пыталась предугадать, как все сложится. Подняла голову, подставляя лицо ласковым прикосновениям весенних солнечных лучиков, вдохнула полной грудью нагретый воздух. Какая же редкость в наших краях ранняя весна — настоящее чудо! Поняв, что я ухожу от ответа, Антипов только вздохнул и махнул рукой. И я была безмерно благодарна ему за то, что он оставил меня наедине с моими мыслями. *** Не знаю, чего именно я ждала: грома и молний, извержения вулкана, или того, что земля разверзнется под моими ногами, но вышел только лютый холод и вечная мерзлота. Пахомов явился ровно через две недели. Вероятно, именно столько времени понадобилось Калинину, чтобы раскрутить дело так, что не замечать проблемы отец больше не мог. И встретила я его ни где-нибудь, а в приемном покое родного отделения. А узнала я об этом, издалека услышав возмущенные возгласы Волкова: — Кто посмел? Почему в приемном посторонние? Я как раз вернулась с занятий и теперь с интересом прислушивалась к происходящему. К Олегу Сергеевичу подошла дежурная медсестра и что-то быстро заговорила ему на ухо, отчего тот все больше хмурился. Зацепившись за меня краем глаза, он выпрямился, с минуту смотрел на меня, о чем-то раздумывая, потом стремительно вошел в приемный кабинет. Я пожала плечами и направилась привычным маршрутом в свою каморку. Однако, не дойдя всего несколько шагов, была настигнута Волковым, и в мою комнатку мы вошли вместе. — Олег Сергеевич, что-то случилось? — спросила я, бросая сумку на кушетку и снимая ботинки. После разговора с Новицкой и откровенностей самого Олега, он старался меньше пересекаться со мной. Отчасти, оттого, что ему самому было неловко, отчасти, потому что он хотел мне дать прийти в себя. Поэтому у его появления здесь должны были быть причины. — Софи, в приемном покое ваш отец. Я не могу ничего сделать — это распоряжение Главного. Он считает, что вам нужно поговорить. Эта новость не застигла меня врасплох — я знала, что рано или поздно встречи не избежать. У Пахомова ко мне очень много вопросов — как и у меня к нему. — Как думаете, сколько он ему заплатил? — отстраненно спросила я, надевая халат поверх одежды, в которой была в академии и застегивая пуговицы. — Не стоит плохо думать о Глазунове, — Олег прислонился к стене и сложил руки на груди.- Просто он несет ответственность за своих подчиненных и с некоторых пор за вас — тоже. Он хочет, чтобы у вас не было неразрешенных вопросов. — Ладно, я поняла. Ему нужно знать, помешают ли мои семейные отношения работе или нет. Волков на это только хмыкнул, а я решительным шагом направилась к выходу в коридор. — Хотите, я пойду с вами? — неожиданно предложил он. — Зачем? Это дела семейные. А вы к моей семье не имеете никакого отношения. — Действительно, — пробормотал себе под нос профессор и, приняв надменный вид, усмехнулся: — Желаю удачи. Я покачала головой. Удача вряд ли сможет мне чем-то помочь. Я шла на встречу с отцом — встречу, которую он так долго откладывал, наблюдая за мной издалека, и все, что мне было нужно — это непоколебимая вера в свою правоту. А она у меня есть. И пусть Пахомов орет, обвиняет и запугивает — я к этому готова. Не дрогнувшей рукой я открыла дверь приемного покоя. Илья Романович сидел за столом, расположившись так, будто находился в своем кабинете. Уверенная поза, тяжелый взгляд, будто специально созданный для того, чтобы собеседник сразу почувствовал себя ничтожеством. Только отбивающие по столу ритм пальцы выдавали его истинные эмоции. И хотя он быстро убрал руку, едва я вошла, я успела заметить и понять, что отец нервничает. Все же я неплохо знала его привычки. — Ну здравствуй, предательница, — сухо сказал он, когда я бесцеремонно заняла стул напротив. Я смотрела на отца и чувствовала абсолютное ничего. Ни страха, ни волнения. И это его «предательница» не обидело, не царапнуло а, напротив, подстегнуло. Я почувствовала азарт, как будто играла в игру, в которой любая ошибка стоила одной потерянной жизни из пяти возможных, и оттого становилось еще интереснее, еще острее. — Предатель у нас тут только ты. Отец глубоко выдохнул, ослабляя на шее узел галстука — он, конечно, надел свой самый дорогой костюм по случаю свершения праведной мести. — Думай, что говоришь, София. — Отец повысил голос, надеясь устрашить меня. Но я не устрашилась а, наоборот, обнаглела. — Ты знаешь, я думала. Долго думала, как назвать человека, который подставляет друзей и использует семью, чтобы удовлетворить свои амбиции. Так что определение полностью соответствует своей сути. Отец покраснел от гнева, но промолчал, решив тщательнее подобрать слова. Я уже поняла, что он пришел сюда не для того, чтобы ругаться, а чтобы устыдить меня, но это у него получалось из рук вон плохо. — Ты же знаешь, что комбинат — дело всей моей жизни! И теперь, когда у меня все получилось, и я достиг своей цели — ты… Ты! Предаешь меня и пытаешься вставить мне палки в колеса. Я не ожидал от тебя этого, София. Мы же одна семья. Он мог сколь угодно размахивать руками и брызгать слюной, пытаясь убедить меня, повлиять на меня, сломать мою волю, но напрасно: девочке пришлось повзрослеть, и подчиняться теперь она никак не хотела. Видимо, это дошло и до него, потому что вскоре, закончив свою гневную тираду, он тяжело опустился на стул и просто ждал ответа, глядя на меня исподлобья. — Ты о какой семье говоришь? — спросила я. — Мама-вот моя семья, и я ее не предавала. А ты… Я достала из кармана телефон и по столу швырнула его отцу. Он взглянул на экран и поджал губы. Лицо его из красного приобрело меловой оттенок. На дисплее была фотография Дашеньки. А если быть точнее — на тот снимок, на котором он целует ее, а она тянет его за воротник пальто, стоя у машины. Шах и мат, Илья Романович. — Откуда у тебя это? — От верблюда. А ты что, думал, Новицкая скрывает ваши отношения? Да она раструбила о них на всех углах… О том, как ей повезло, и у нее в любовниках сам Пахомов… Да, это была откровенная ложь, и я сама не понимала, откуда это взялось, но меня посетило такое вдохновение, отказаться от которого я уже не могла. Хотелось говорить отцу неприятные вещи и смотреть, как вытягивается его лицо. — Мать знает? — севшим голосом спросил Пахомов. Вероятно, для него была откровением моя осведомленность о его романе с Дашенькой. — Догадывается, — не стала скрывать я. — Но пока не знает. — София! — прорычал отец. — Все совершают ошибки… — Но не всем хватает ума их исправить… — Да ты.! Всего на несколько секунд я увидела растерянность в глазах отца — всего на мгновение, но этого мне хватило, чтобы набраться смелости и сказать ему прямо в лицо: — Ты мне больше не отец. Это были страшные слова, но куда ужаснее было то, что я говорила их не в запале, не в истерике, а совершенно спокойно и абсолютно осознанно, ощущая, что в той половине сердца, которую раньше занимал мой папа, теперь зияла дыра. Я вырвала его оттуда с корнем. Пахомов опешил. Он даже оступился, от неожиданности сделав шаг назад. Долго смотрел на меня своими глазами-пуговками и тяжело дышал. После, пережив какую-то внутреннюю борьбу, произнес: — Ты все равно вернешься домой, София. Я не знаю, когда и как, но я сделаю все, чтобы ты вернулась. — Я не вернусь, — усмехнулась я. — Ни за что. И просто вышла из кабинета. А он не остановил меня. Не мог. Не имел права. И прекрасно это понимал. *** Наше будущее — туман, В нашем прошлом то ад, то рай. Наши деньги не лезут в карман, Вот и утро — вставай. Позже меня трясло. Предательская мелкая дрожь выдавала пережитое волнение. Я мельтешила по своей каморке, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями и жалела, что рядом нет никого, кто бы смог помочь. Успокоить, утешить. Но ни Щукин, ни Антипов, ни Волков не смогли бы мне в этом помочь. Мне нужно было просто это все пережить. Самой. Одной. Вынести это и забыть навсегда. Сейчас, не откладывая до других времен, не зарывая в ворохе памяти. Просто отпустить, чтобы найти в себе силы идти дальше. И я вынесла. Пережила. Успокоилась. Не сразу, конечно, мне понадобилось на это время. Но спустя месяц я паковала свой чемодан, пытаясь утрамбовать в пару сумок все то, что взяла из дома и нажила за это нелегкое время. А потом я шла с эти сумками по коридорам отделения с видом победителя. И разве имеет значение то, что на пути грозной фигурой вырос вдруг Олег Сергеевич? — София? Могу я узнать, куда это вы собрались? — Нет, — прямо сказала я, глядя в его темные глаза. — Не можете. — Но вы же обещали, что не покинете отделение. Я задумчиво рассматривала его. Странный он все же, профессор. То окутывает настоящим теплом, то обдает леденящим душу холодом. Есть в нем что-то пугающее, но при этом я знаю, что он хороший человек. Кто вы, мистер Волков? Просто еще одна таинственная фигура на шахматной доске моей жизни. Не уверена, что хочу сейчас в этом разбираться. — Я не покидаю отделение, Олег Сергеевич. Разве Глазунов не уведомил Вас? Я буду работать, но жить здесь больше не стану. Я съезжаю — вот и все. — Что ж, — сухо сказал он. — В таком случае более не вижу смысла вас задерживать. — И он повел передо мной рукой, отходя в сторону: — Прошу. Я улыбнулась ему — тепло и кротко, благодаря за все и одновременно извиняясь за доставленные неудобства, и пошла вперед, не оглядываясь. Я не знала, что там, впереди, меня ждет, но надеялась, что все будет хорошо. Теперь-то уж точно. Я не люблю, когда мне врут, Но от от правды я тоже устал. Я пытался найти приют, Говорят, что плохо искал. И я не знаю, каков процент Сумасшедших на данный час, Но если верить глазам и ушам — Больше в несколько раз…