Still loving you / Всё ещё люблю тебя

Pov Сабрина Легко ли простить измену? Особенно когда вы вместе с самого детства? Признаюсь, мне было очень плохо. Так плохо, что захотелось попросту умереть, забыть, оставить всё это где-то позади себя. Когда я услышала… всё это, я думала, что не переживу. Попросту не смогу, не справлюсь, сломаюсь под тяжестью измены. Но… Я ведь слышала слова Джастина. Грубые, жестокие, неприятные, даже омерзительные. Ему было неприятно. Но он всё равно продолжал делать это, продолжал изменять мне. Я не знаю, что двигало им тогда. Если ему не нравилось, зачем делал это, зачем лёг в постель с этой Хелен? В любом случае, ответа я уже не узнаю никогда — просто не хочется ворошить прошлое и бередить ему душу. Ведь с тех пор прошло уже три года. Три долгих года с того момента, как мы решили быть вместе. Вновь. Опять. И навсегда. Когда я узнала о том, что мой ребёночек, мой такой долгожданный малыш жив, то чуть не сошла с ума. Первой мыслью было: «Сказать, сказать ему, побежать, полететь, поползти, но сказать». Джастин ведь хотел этого ребёнка так сильно… Я видела боль в его глазах тогда, в больнице, когда он стоял на коленях перед моей кроватью. Мне тогда показалось, что он умер — до того взгляд его таких любимых мною глаз был потухшим и неживым. Но я не сказала ему. Не смогла простить. Даже когда увидела его в магазине. Даже когда он стоял на пороге нашей с мамой квартиры — грязный, спившийся, потерявший веру в себя. Даже когда я принесла ему назад тот конверт с деньгами. Даже когда он играл с Амели, пока я принимала душ в его квартире. Мне мешала моя гордость. Гордость, которая ломала и меня, и его. Осознание того, что Джастин, мой дорогой, любимый и единственный Джастин, изменил мне, не давало мне покоя, напоминая о себе постоянно, каждый раз, когда я видела его или думала о нём. А я думала. Думала много и часто, плакала по ночам в подушку, но ничего не могла с собой поделать. Это было выше моих сил. Возле Джастина всегда было много женщин, красивых женщин. Но его не интересовал никто. Никто, кроме меня. А меня интересовало небо. Он ведь всегда просил меня как можно чаще быть дома. Ему было очень трудно воздерживаться длительное время, и он постоянно говорил мне об этом, просил не покидать надолго. А я ведь знала, что улетаю тогда на целый месяц, но специально не сказала ему. Джастин не отпустил бы меня. Выходит, я сама виновата в том, что всё так вышло. Он не сдержался, не смог, но в этом была и моя вина тоже. Будь я рядом, этого бы не произошло. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, как много мы наделали ошибок. Когда родилась Амели, я не посмела дать ей свою фамилию — девочка так сильно похожа на Джастина, что у меня попросту не хватило смелости сделать это. И я ничуть не жалею об этом, правда. Именно дочка, наша маленькая малышка стала причиной нашего воссоединения. Сейчас ей пошёл уже четвёртый год. Просто удивительно, как быстро летит время! Недавно наша девочка стала делать первые шаги. Когда она впервые неуверенно встала на ножки, держась за свою кроватку, Джастин плакал. Он стоял на коленях в нашей спальне, смотрел на Амели и плакал навзрыд, не скрывая своих чувств. Я много раз видела, как он плачет, но в тот день это были не просто слёзы. Он плакал от счастья. А я стояла позади него, положив руки ему на плечи, и чувствовала себя полным ничтожеством. Джастин не забыл про нашу годовщину. Он так старался, готовился, а я… Я забыла, вычеркнула из памяти всё, что было между нами, всё, что связывало нас столько лет. Тогда, в прихожей, я впервые в жизни видела его таким: обезумевшим, бешеным, диким. Я очень сильно испугалась. Позабыв про всё на свете, я бежала из квартиры, и мне казалось, что он бежит вслед за мной. Я так перепугалась, что побежала по лестнице, забыв про лифт. Восемь этажей я пробежала на одном дыхании. Я не поехала тогда с Максом. Я приехала домой и проплакала всю ночь — от страха и жалости. Но я жалела не Джастина, нет. Я жалела себя. Даже тогда я не поняла, что виновата сама. Нужно было простить его ещё тогда, в больнице. Попытаться понять и попробовать простить. Но собственная гордость была превыше всего в тот момент. Мы потеряли год, целый год, который могли бы провести вместе. В тот вечер, когда мы с Джастином вновь стали близки, я тоже не была уверена на все сто процентов, что поступаю правильно. Но мне казалось, что так будет лучше всего. И я ничуть не пожалела, когда вновь оказалась в таких родных и горячих объятьях. Таких родных и любимых… На следующее утро я проснулась, усыпанная лепестками роз. Джастин принёс мне завтрак в постель, и даже отнёс в ванную на руках. Он сделал мне предложение в тот вечер, но я не дала ответа. Я просто опять уехала к маме. Жестоко? Да. Но мне было нужно время. Нужно было обдумать всё то, что произошло. Джастин не звонил. Наверное, понимал, что мне лучше всего побыть одной сейчас. А через несколько дней я приехала к нему и сказала, что согласна стать его женой. Видели бы вы его глаза! Он сначала не поверил, а потом схватил меня и стал целовать и кружить до тех пор, пока наши губы не опухли, а головы не закружились. И это было прекрасно. С тех пор прошло три года. Три самых счастливых года в моей жизни. У нас по-прежнему всё хорошо. Мы любим друг друга, и это самое главное. Я уволилась с работы, и теперь занимаюсь нашим домом и Амели. Кстати, мы переехали за город, и теперь у нас свой небольшой домик. Квартиру Джастин не стал продавать — сказал, что оставит её для дочери, и что она дорога ему как память. Но это ещё не всё. Он ещё не знает, что впереди нас ждут великие перемены в нашей тихой и размеренной жизни. Он ещё не знает, а я как раз собираюсь рассказать ему одну маленькую тайну. Тайну, которую я ношу под сердцем уже четвёртую неделю. Уверена, что это будет мальчик. Но он об этом ещё не знает тоже.