***
Когда всё было готово, Ёндже позвонил Чонгуку и вызвал его обратно в Сеул. Мчавшийся в запрятанную лабораторию Химика молодой человек в дороге рассуждал обо всём узнанном. Сколько же ещё секретов хранит Хенсок? Сколько к нему не наведывайся, он знает ещё что-то о ком-то. Но конкретные условия пророчества передать Чонгуку он отказался, не отмахиваясь, не отбалтываясь, а просто всем своим образом и выражением лица показав, что говорить не станет. Они обсудили немного то, что когда Дзи-си получил предсказание о гибели от золота и своего сына, сыновей у него было всего пять и, видно, сначала надумав смеяться над судьбой и бросать ей вызов, он наплодил ещё троих, а между делом и дочерей. Но теперь, наверное, его уже не так радует количество отпрысков, когда уверен, что от одного из них неизбежно нагрянет удар. Чонгук лично, своими глазами, видел только одного из сыновей Синьцзянского Льва, четвёртого, Хангёна, при выполнении одной из операций в Гонконге. Тот играл там в казино в окружении стаи моделей и девиц из эскорт-услуг. О других сыновьях доводилось лишь слышать. О придерживаемом фактически на привязи безвольном старшем, о страшно предусмотрительном и умном втором, о третьем, выгнанном из вольного братства, но до этого успевшего порубить парочку золотых в жестоких схватках. Будто змея яйца отложила от этого Дзи-си, а не женщины ему рожали сыновей. Пятый – далёкий и непонятный, а три младших, по слухам, совсем бесхребетные слабаки и лентяи, как всякое младшее поколение именитых родов, приходящих к вырождению. Проводя параллели на тему семьи, Чонгук старался не думать о своей – не до этого сейчас, - а опять вернулся к Элии. Выходит, у неё остался один кровный родственник, дедушка, настоятель Хенсок. И это хороший козырь, если придётся убеждать девчонку в чём-нибудь. Например, в том, что золотые – это ей самые близкие люди, и их дом – её дом тоже. Пройдя охранный пост, турникеты и бронированную дверь, открывающуюся по домофонному звонку, Чонгук был встречен Хоупом и Ёндже, не медля зашагавшими по длинному коридору с холодными лампами дневного света на потолке. Пришлось, не тормозя, догонять их. Учёный Ю был в белом халате, накинутом на добротный костюм, тёмно-синий с серебристым отливом, подчёркивающим дорогую выделку ткани. - Значит так, - на ходу объяснял он, - я препоручаю этого киборга вам, будьте любезны, найдите с ним взаимопонимание и не травмируйте без дела, если он будет послушен и покладист. Я нужен нашему адвокату в Нью-Йорке, больше задерживаться не могу. Так что, когда завершите операцию по спасению, разберитесь как-то, что с этим типом делать, у меня тут не вечная гостиница для пациентов. - А если операция провалится? – уточнил Чонгук. - Таскайте его за собой, пока не добьётесь результата, если хотите. Если будет мешать – ликвидируйте. Только убедитесь прежде, что от него ну точно уже никакого толка не будет. – Ёндже приложил карточку к цифровому устройству, и то, пропищав и сменив крошечную красную лампочку на зеленую, стало отодвигать стеклянную дверь, укреплённую решеткой. В комнате, на вытянутом кресле, как в кабинете стоматолога, подключенный к проводам и детекторам, сидел Бобби. Они сразу же столкнулись взглядами с Чонгуком, и золотой сделал глубокий вдох. «Терпение, спокойствие, безмятежность» - попросил себя Чонгук, но заключил всё бессловесным внутренним долгим «оммм», обещающим всем буддистам стойкости и правильного настроя. Запищал один из компьютеров. Ёндже поспешил к нему, всматриваясь в кривые, цветные линии, выдаваемые на экране. - Сколько я ещё так буду сидеть? – злясь сильнее при виде своих давних недругов, прошипел Бобби. С Ёндже он кое-как нашёл общий язык, ценя того за спасение своей конечности, но эти двое имели в его судьбе другое значение. - Заключительное обследование. Сейчас всё просмотрю, и ты будешь свободен. – Компьютер опять издал какой-то сигнал, хотя в изгибах чего-то, похожего на кардиограмму, усилилось волнение полосы другого цвета. – Свободен, - повторил Ёндже, поправив очки и наблюдая за экраном. Снова писк и волнение линий. – Хм… Хорошо. То есть, ты не будешь предоставлен самому себе, а всего лишь выйдешь отсюда и посмотришь на солнечный свет. И снег. Он выпал, кстати, ведь уже декабрь. - Очень здорово, и я должен буду поехать куда-то с этими двумя, верно? – хмыкнул Чживон, кивнув на Хосока и Чонгука. - А ты имеешь что-то против? - Да много чего… - Я догадываюсь, но не замечал, чтобы твоё мнение кого-то интересовало, - сказал ровно Ёндже, куда ровнее, без украшений в виде того интереса и той бережливости, какие испытывал, как учёный и биолог, когда лечил доставшийся ему в руки материал. Здоровый и законченный, как мутированное создание, Чживон был для Ёндже уже не так ценен. Новое исследование удалось, опыт удачно завершён, этап пройден. – У нас Бёль, если ты вдруг подзабыл, и да, разумеется, я не надеялся только на это. Но учти, - Ёндже встал полубоком, чтобы видеть Бобби, но иметь возможность показывать на друзей. – Он разбивал тебе лицо. И он разбивал тебе лицо. Я так не делаю. У меня твоё лицо растворится в кислоте и восстановлению подлежать не будет. - Мой маленький и тупой наёмнический мозг подсказывает, что твоя херовина считывает мои эмоции, - расплылся плотоядно Чживон, плавая взором по трём молодым людям, стоявшим перед ним. – И если ты заметил, страха я сейчас не испытал от твоих угроз. Если ты хочешь мне доверять – придётся верить на слово. - Я заметил, что ты бесстрашно принял обещание мук. – Ёндже переглянулся с Хоупом, и они едва заметно дёрнули губами, чтобы не улыбнуться. – А мы тут навели кое-какие справки. В поисках слабых мест, так сказать. Тэян для нас недосягаем, но что-то же должно было быть? – Химик вынул из кармана халата глянцевую фотографию и, посмотрев на неё, поднесённую к своим очкам, развернул с расстояния к Бобби. После того, как прошло время, нужное наёмнику на опознание изображения, экраны запестрели новыми линиями, понёсшимися вскачь, а сигнал повышения эмоций зазвучал бесперебойнее и тоньше. На снимке была полненькая, неприметная студентка. Бобби впился глазами в её лицо, хотя не дрогнула ни одна мышца во всём его теле. Ёндже улыбнулся. – Можешь не держать себя в руках с таким напряжением. Твой страх уже выскочил вон теми серыми и сиреневыми шкалами на графике. И сила этого страха высока, мой добрый друг. Очень высока. - Чёртовы ублюдки, - прошипел Бобби, озираясь по сторонам теперь не беспечно, а загнано. – Откуда вы всё узнаёте?! - От тебя, - пожал плечами Ёндже, - человеку свойственно нести в бреду самое сокровенное, когда ему плохо, когда он при смерти, когда он под наркозом. Я застал тебя, кажется, во всех этих состояниях. – Убрав фотографию, мужчина прихлопнул её снаружи, пригладив карман. Наёмник Эвр притих, хотя и порывался дать о себе знать через личину милого и заманивающего в свои сети парня Ким Чживона. – Так что, имей в виду, неверный шаг – и плохо будет не только Бёль. - Хоть пальцем… слышишь меня, очкарик? Хоть пальцем… - прищурившись, повёл подбородком туда-сюда Бобби, как будто раскачиваясь для рывка. Но на деле он, наоборот, пытался так успокоиться. – Ты потом сам себя лечить будешь. По кускам собирать. - Вставай, герой, - нажал Ёндже кнопку, и экраны стали гаснуть. Он увидел то, что хотел, убедился в том, что подозревал, больше ему прозрачность эмоций Эвра была ни к чему. – Отстёгивайся и шагай за твоими спутниками ближайшей пары дней. И слушайся их, мне и самому с тобой снова встречаться бы не хотелось.***
Добираться на перекладных, автостопом, украдкой в кузовах грузовиков, на лошадях, верблюдах, велосипедах и мотоциклах Чонгуку приходилось много раз, и плавать в багажных отделениях лайнеров, в топливных отделах кораблей тоже. Совсем недавно он познал, каково путешествовать классом-люкс, и вот, по истечению недели, познавал, что такое «на перекладных» в водных пространствах. Наблюдая за троицей, с которой они взялись за дело, золотой делал вывод, что он единственный впервые окунается – во всех смыслах, - в подобное передвижение. Отплытие на барже, ночное перепрыгивание на частную яхту, предоставленную бывшей любовницей Хоупа, преодоление водной границы, а потом, с аквалангами и подводными фонариками, поиски ожидающего их катера, который довёз их до небольшого островка в Южно-Китайском море для последней пересадки. Путь занял намного больше времени, чем хотелось бы. Всё-таки, морской транспорт медленнее воздушного, а незаметно десантироваться с неба на любой участок территории Сингапура могло удаться только в сказочных снах. Если бы они на этот раз не противопоставляли себя Дракону, можно было бы долететь сначала до Манилы, и начать путь оттуда, но, обмозговав всё с Ёнгуком по телефону, Хосок пришёл к выводу, что в этот раз лучше семь раз отмерить, чем потом семь раз перепрятываться от карающих отрядов сингапурского владыки, не потерпевшего бы, чтоб к нему вторглись, да ещё и выкрали что-то. Хосока заботило не только то, как заполучить Элию, но и то, как сделать так, чтобы Джиён не понял, кто это провернул? Замести следы столь же важно, как совершить само похищение. Дракон настолько не дурак, что верить в его недогадливость – это подписывать себе смертный приговор. По сути, будет всего двое подозреваемых, кому нужна Элия – золотые и Дзи-си. Других вариантов нет, и вряд ли будут. О ведьме никому больше неизвестно. Поэтому требовалось максимально напрячься и изобразить захват делом рук синьцзянцев. Хосок и фальшивые документы им всем выписал с намёками на принадлежность к западному Китаю, якобы двое из них были уроженцами Синьцзяна. Но главным доказательством служил Эвр. Все знали, что золотые – если о них вообще хоть кто-то, хоть что-то знал, - не пользуются услугами наёмников и воюют с ними так же, как с любыми другими бандитами. Заподозрить благородное древнее братство в сделке с одним из тех, кто обвёл их вокруг пальца и враждовал с ними – сложно, а то и невозможно. Засветить Бобби, если что-то будет срываться или кто-то их заметит – вот что нужно; оставить Джиёну информацию о том, что похищение совершил тот же человек, который Элию ему преподнёс. Бобби не знал всех этих планов Чон Хосока, но осознавал своё тяжёлое положение. Он в данном приключении – пушечное мясо. Его израсходуют на всю катушку, выжмут и сбросят за борт, но если он не достанет им их белобрысую плоскодонку, то они причинят вред сестре Ханбина, и Дохи. Дохи! Увидев её фотографию в руке врачевателя, Чживон почувствовал не только страх, но и желание увидеть её, попрощаться, подержать её маленькую пухлую ручку в своей. Он видел красную линию, появившуюся на экране проклятого Ю, и тот тоже видел, но тактично не упомянул ни о чём, кроме серо-сиреневого страха. Мерзавец. Пусть его, Эвра, хоть мордой в кислоту, девочку-то зачем трогать? Нежнее, добрее и безобиднее нет во всём мире, нет человека чище и достойнее любви, чем Дохи. Какими же тварями надо быть, чтобы подвергать её опасности? А какой тварью был он, что из года в год использовал, пользовал и вытирал ноги о девушек и женщин? Со сколькими из них он поступил по-человечески? Да, речь не о красивом поступке, а просто о жалости, попытке проявить сострадание. Не было подобного, только жестокий и беспощадный расчёт, и тщеславие от очередной удачной сделки, от безупречно выполненного задания, от продвижения к званию «лучший» на Утёсе богов. Но лучшим ему уже не стать, в братство путь закрыт, за месяц «болезни» утерял немного гибкости и навыков, и начав реабилитацию хоть прям завтра, он не успеет войти в форму к январю и турниру наёмников. Да и хочет ли он уже этого? Линии пошли зигзагами при слове «свобода», так остро всегда воспринимавшимся Чживоном, как цель в жизни, как средство для обретения счастья. Провалявшись на больнично-лабораторной койке, он почти не вспоминал о своих мечтах, где свобода стояла во главе всего, но вот он вспомнил о ней и опять задумался, чего же хочет, хочет ли быть тем самым ветром, в честь которого прозвался, или ему нужен небольшой груз, который бы его притормаживал? Маленький и невинный Хомячок. Увидев и солнце, и снег, и бескрайнее море, Бобби сидел на борту катера, вёзшего их к конечному пункту – Педра Бранка, и не чувствовал прежнего кайфа от ударов ветра по лицу, от солёных брызг, от бесконечного неба над головой. Волглый и мрачный, с промокшими прядками волос, парень понимал, что свобода – это не безотчётное перемещение и отсутствие границ, физических и нравственных, свобода – это способность, возможность ограничивать самого себя, указывать самому себе, исходя из своего собственного желания, а не тысячи желаний, кажущихся одинаково важными. Нет, так не бывает. Есть мелкие желания, есть большие, есть нужные, а есть лишние. И только разобравшись в них, можно выстраивать свою свободу, свободу человека, перестающего быть рабом своих желаний. - Осталось немного, - изрёк сухо Хонбин, прервав мысли трёх остальных. – Судя по карте, маяк скоро появится на горизонте. Все устремили взоры в ту сторону, куда они двигались, маленький катерок, режущий волну. Чонгук старался подавить волнение, ведь до сих пор никто не гарантировал, что Элия именно там, где он предположил. Если её не окажется на острове, то им придётся вернуться на перевалочный пункт, и попробовать сделать ещё несколько наездов на другие подозрительные острова. Да только и это может ничего не дать. И тогда всё будет совсем безнадёжно и глухо. И с отсутствием берегов где-либо на горизонте, декабрь ощущался неприветливым, мышино-мучнистым цветом неба. От влажности и брызг было непонятно, снизу или сверху капает. Дождя как будто бы не было, но некая изморось вездесуще мочила сиденья и пол катера, и намочила бы одежду, не надень четвёрка водонепроницаемую, специальную. Хонбин рассмотрел маяк первым, молча подняв палец и указав вперёд. Как и его спутники, он испытывал тревоги по случаю совершаемого, но в куда меньших пропорциях. За пятнадцать лет подвигов, вылазок, перестрелок и рукопашных боёв, обезвреживания террористов и возвращения несчастных мирных жителей к спокойной, тихой жизни, Бродяга поостыл и разучился переживать, он только беспокоился о выполнении и сохранности друзей – не своей, а именно их. В отличие от Хосока, Чонгука и Бобби, у него не было никаких личных мыслей, или отвлекающих соображений о том, как поступить после с Эвром, что делать, если появятся люди Дракона. Хонбин был первоклассным воином, всё самое горькое, что способен пережить мужчина, он уже пережил, и внутри остался только боец, солдат, не сомневающийся, несокрушимый, не трусящий. Хонбин знал, что Эвра он сумеет победить, если тот заартачится или взбунтуется, куда труднее будет задача, если нагрянет враг, а товарищей-то двое, и вытащить из передряги нужно обоих. Но пока таковой проблемы не возникло, Бродяга с лёгкостью отмахнулся от вероятностей, и сосредоточился на маяке. Чем ближе тот был, тем темнее становилось небо, переходя в антрацит. Чонгук обратил на это внимание и, пытаясь убедить себя в том, что это простое совпадение, насторожился, когда и катеру стало труднее двигаться из-за поднимающихся волн. - Погода портится, - снова констатировал Хонбин. - Да, не вовремя, - кивнул Джей-Хоуп. Чонгук пригляделся к направлению, откуда брались тучи. Они шли от маяка, клубясь над ним, точно жирные грифы. Повернувшись к Бобби, золотой нашёл того с таким же прищуром вдаль, как у него самого. Наёмник словно выискивал что-то глазами. Грозная шапка из облаков уплотнялась, теснимая темнеющими небесами. Правы были греки, считавшие, что Уран – бог неба, родился из хаоса, именно оттуда, казалось, вырываются хороводы, точнее, табуны вороных туч. Ещё недавно пробивавшиеся лучи солнца исчезли. Вода поднималась, бурля и чернея, уподобляясь вышине, распростёртой над ней. Чонгук вспомнил о словах Ви, что океан и небо, возможно, хотят однажды слиться воедино. «Очень неудачно они время для этого выбрали, - подумал золотой, - не слились бы заодно и мы». - Вот это резкие перепады погодки! – заговорил громче Хосок, поскольку от ударов волн о борта и дальних раскатов грома, становилось шумно. – Авось, быстро пройдёт этот циклон. - Шторм приближается, не меньше, - указал снова Хонбин, кивнув на маяк, от которого ползла уже сущая тьма, поливающая стеной закипающую воду. – Может, развернёмся? В другой раз попробуем. - Не знаю, угадать с такими вещами сложно, а если тут сезон бурь начался? - Это ваша ведьма, - вклинился внезапно Чживон, хотя весь путь молчал или, по крайней мере, не заговаривал, если его ни о чём не спрашивали. Чонгук оживился от этого замечания, поняв, что не сходит с ума, и есть кто-то, кто считает так же. - Что? Элия?! – уточнил изумляющийся Хосок. - Она самая. – Бобби придвинулся к носу катера. Их всех уже бросало на волнах, и приходилось крепко держаться, чтобы сидеть ровно. – Бесполезно переносить на другой раз, она всегда нас встретит таким штормом. - Разве она способна? – Хоуп поискал ответа на лицах всех присутствующих. Хонбин предпочёл не высказываться, не зная, стоит ли отрицать нечто сверхъестественное, или не стоит. Чонгук вступился за мнение наёмника: - Я согласен с тем, что это Элия. – Волны уже захлёстывали края, и Хонбин, взявший управление катером на себя, решил поворачивать лодку. Но Чживон перехватил его руки. - Оставь! Веди прямо. - Мы перевернёмся. - Подведи так близко, как сможешь. – Над головами разорвался раскат, прогремевший, как божья кара. Молния на миг ослепила молодых людей. - И что ты сделаешь? – повысил голос Хонбин, чтобы быть услышанным. - Попытаюсь достичь маяка вплавь! – бросил Чживон. - Ты сумасшедший?! – постарался снова пойти вбок Бродяга, но повторно был остановлен бывшим вольным братом. - Вам нужна эта девка или нет?! Я достану её! Жми прямо! - Да ты посмотри, какие там волны! – без испуга, но с естественным ужасом человека, осознающего своё бессилие перед стихиями, повёл рукой в сторону водяных валов Хосок. – Пусть мы и не на парусе, но попутный ветер явно не светит. - Положение левентик*, - подытожил Хонбин. - Ветер в харю, а я шпарю! – проорал, засмеявшись внезапно, Бобби. – Давайте, сделаем уже то, ради чего мы здесь. - Мне нравится твой энтузиазм, парень, - улыбнулся Хосок, - но не хочешь ли ты нас всех тут погубить? - Он прав, нам нужно двигаться вперёд так долго, как будет возможно, - встал на эту же позицию Чонгук. Хонбин, послушный воле большинства, крепко вцепился в штурвал и, лавируя между вздымающимися и дыбящимися волнами, тяжело и упрямо вёл катер вперёд, хотя шторм дошёл до той стадии, когда перед глазами таяла видимость. - Мы можем так расшибиться об остров! – крикнул Хосок. - Ещё немного! – попросил Эвр. Пока Бродяга удерживал направление, а Чонгук старался не сорваться за борт, Бобби одной рукой сорвал с себя одежду, которая сковывала его движения. В одних штанах, он вонзился глазами в темноту перед собой. – Давай ещё, ещё немного! Впереди шла страшная волна. Такой высоты, что будто сам океан поднялся преградить им путь. Конца и края воде уже не было нигде, брызги, хлёсткие удары всплесков, разбивающиеся потоки. В катере набиралась вода, заливающая сверху. - К чёрту, я разворачиваюсь, Чживон! – сообщил Хонбин, видя, что спешащую к ним волну нос катера не осилит. - Ещё самую малость! - Нет! – Услышав отказ, Бобби отпустил поручень и, оттолкнувшись ногами, выскочил за борт, во мрак, глубину и жуткие тонны воды, с которыми под силу было справиться только хрупкой и тонкой альбиноске, не видящей, что происходило в каких-то сотнях метров от неё, но чувствующей, кто подкрался так близко. - Будда! – подлетел к краю Хоуп, высматривая, куда провалился наёмник? Но видимость ограничивалась содержимым их лодки, а вне её капли, струи ливня и сплошные брустверы волн застилали всё, превращая плывущих в кротов. Хонбин разворачивал катер, не собираясь губить друзей ради сумасбродного преступника. Но в этот момент Чонгук, не нашедший глазами Бобби, повторил его отчаянный поступок. Скинув непромокающую куртку, золотой плюхнулся в море. Прекративший разворот Хонбин, попытавшись направить катер обратно, сумел удержать его лишние две секунды ровно, когда гигантская волна ударилась о корму и перевернула его. Хоуп и Бродяга тоже полетели в солёную бурю не то ещё Южно-Китайского моря, не то уже Сингапурского пролива. Чонгук окунулся на несколько метров, стараясь увидеть что-либо под водой. Достав из-за пояса подводный фонарик, он попытался посветить перед собой, но свет пробивал не так далеко в мутной от беспокойства черноте. Течение не кидало так, как на поверхности, и плыть под волной, а не на волне, было безопаснее. Знал ли об этом Эвр? Бобби отлично плавал, и его не пугало то, что около месяца назад он едва не утонул. Не потеряй он сознания от удара, запросто бы выплыл из реки и с одной действующей рукой. Но море – не река, и всё-таки Чживон, прикладывая неимоверные усилия, надрывая мышцы и лёгкие, успевал где-то в этом кошмаре глотнуть воздуха, сражаться с напором воды, не сбиваться с направления. Сам не зная как, опираясь на удачу и своё упорство, неумение останавливаться, захлёбываясь и режа ладони о камни, он выбрался на берег и увидел перед собой маяк. Необитаемый с виду остров, беззвучный, точно мёртвый. Мокрый до нитки, Чживон не чувствовал сам себя, температуры, ветра – ничего. Он побрёл вокруг маяка, ища вход в него, но обе двери, одна главная, а другая неприметная, наверное, служебная, были заперты, и вообще выглядели слегка заброшено, ржаво. Бобби замолотил кулаками, то в одну, то в другую. Попытался выбить плечом. - Элия! – заорал он, задирая голову, смотря ввысь, туда, где горел сигнальный огонь и чуть пониже, на узенькое окошко под последней площадкой, застеклённой и хранящей прожектор. – Элия! Открой! Открой, ведьма, ты слышишь меня?! Ты слышишь! Я знаю, что ты слышишь, буйная девка! Открой, мне нужно поговорить с тобой! – Чживон перевёл дыхание и, отказываясь лицемерить и пытаться совершить то же самое, что сделал два года назад, очаровывая и обманывая, продолжил: - Элия! Я не собираюсь тебя трогать, меня просто снова попросили доставить тебя в одно место! Элия! – Одинокий маяк, чёрно-белый, как зебра, был по-прежнему безмолвным. И хотя огонёк, по которому ориентировались корабли, горел, всё заполонила вода. – Ну ладно же, - шепнул себе под нос Бобби и, не обращая внимания на кровь на ладонях и пальцах, стал взбираться по стене. К первым двум этажам примыкали постройки для обслуживающего маяк персонала. Те, возможно, слышали крики Чживона, но не высунулись ни из одного отверстия, пуганные и штормом и, возможно, иногда бывающими тут драконами. Чживон вскарабкался на крышу второго этажа, прильнувшего к башне маяка, как рука, держащая факел. Оставалось ещё четыре этажа. Внизу под окнами – галька, а не вода, если упадёт, то насмерть. Стоит ли пытаться? А что ему терять? Если он умрёт, то причинять вред Дохи ни у кого не будет и в мыслях. - Элия! – ещё раз крикнул Бобби, интуитивно полагая, что ведьма, пусть она и не принцесса, должна быть спрятана на последнем обитаемом уровне, откуда труднее всего сбежать, выкрасть. – Элия, хватит быть трусихой, высунись сюда! Он стоял и смотрел, произойдёт ли что-либо? Минуты тянулись долго, и Чживон вспомнил, что расположение здесь тибетской пророчицы было предположением тех людей. А если они ошиблись? А если шторм – совпадение? А если Элии тут нет? Но слабый свет в верхнем окне дрогнул и, приоткрытое, оно показало Эвру бледную и полупрозрачную девушку, такую же белую, какой он увидел её однажды, пока она не покрасилась в чёрный, скрываясь от бандитов. И угодив в лапы одного из них. Сомнений не было, это Элия, и она, пугающе безэмоциональная, не моргающая и не выражающая ничего своим лицом, смотрела на него, смотрела сверху вниз, ощущая своё превосходство, могущество, свою защищенность. Она, кажется, понимала, что ему до неё не добраться – стена гладкая, Бобби уже осмотрел её. А шторм всё не утихал и, стоило Чживону встретиться взглядом с Элией, как ветер поднялся ещё сильнее. - Элия, прекрати свои шалости! – крикнул Эвр. – Перестань это делать, послушай меня! – Ветер усилился ещё, и ещё. Бобби вцепился в край крыши, чтобы не быть сорванным с неё. Глаза у девушки смотрели не мигая на него, пустые, страшные, но вместе с тем горящие, не холодные – обжигающие. – Элия, неужели ты хочешь навсегда остаться там? В этом маяке? Неужели тебе тут нравится? Она ничего не ответила, но вдруг пошевелила губами и, не уверенный, но попытавшийся понять, Бобби разобрал дважды повторённое «будь ты проклят». Вспыхнула очередная молния, ливень захлестал, сокрушая всё на своём пути. Вихрь воздуха, полный влаги, окутал Чживона и потащил прочь. Хватаясь за крышу, болтаясь, как опущенный флаг, он был выворочен из-за низкого бордюра крыши и всё-таки сорвался вниз, на гальку. К счастью, со второго этажа, а не с того, на который вначале надеялся забраться. Волна, горой поднявшаяся над берегом, застыла на долю секунды, упала вниз, накрыла Чживона, ударившегося и растерявшегося, и как щупальцем исполинского кракена, утащила его обратно в пролив. Мокрый язык слизал свою жертву во чрево своего организма. Простоявшая ещё какое-то время у окна Элия, моргнув, наконец, всхлипнула и, поймав ртом воздух, упала на колени с разрывающим горло криком, перемешавшимся со стоном боли, унижения и ненависти; несильно ударившись лбом о подоконник и почувствовав у лба прохладный камень, уже специально она пару раз постукалась о него сама. Хрипя и сжимая виски, ведьма свернулась калачиком, рыдая во всю глотку. Когда плач стал утихать, она опять зашевелила губами, но уже никто не видел повторения одного и того же «не люблю больше, не люблю!», в котором неизвестно, кто должен был быть убеждён. А буря стала сходить на нет.