Precious Autumn

Никто с самого начала и не ожидал, что разбитые сердца резвенько встрепенутся и потребуют к себе должного обращения. Йонсу и Туомас с головой ринулись в осень, забыв, что вокруг осколки жизни, недописанные песни и несыгранная музыка. Страхи прошлого с жалобным скулением уползли в темноту, здраво рассудив пока не показываться на глаза. Дела обеих групп сразу пошли в гору, надоедливые журналисты отстали с одной чередой вопросов, а допытываться о другой пока побаивались. Йонсу ожила. Рядом наконец-то был тот, с кем можно быть собой, а не не очень симпатичной начинающей певицей, ради пущего эффекта перекрасившейся в броский рыжий цвет. Хватка Туомаса сыграла на руку незадачливым девчонкам, а влюбленная по уши Йонсу не знала, каким богам молиться. Поначалу она с немым обожанием смотрела в глаза объекту собственных снов, забывая, что игра в маскарад ему давным-давно уже надоела. Все видели в нем то талантливого композитора, собственными руками загнавшего себя в пропасть, то недосягаемого Маэстро, утонувшего в пафосе, то деспота, никогда и ни с кем не считавшегося, то сына, пропивающего последний талант, и никто – друга, товарища, любимого, так запутавшегося со всем, что самому становилось противно и очень обидно. Йонсу поджимала губки и продолжала допытываться, когда вечерами они сумерничали под пушистым пледом. - Тумпи, ну расскажи, что у вас там произошло? Чего тебя журналисты достают уже третий год? - Много чего произошло. В основном – всякий бред, от которого запутываешься еще больше. - Ну, Тумпи, ну, скажи, - канючила Йонсу. - Малышка, я не хочу об этом говорить, и вообще, не называй меня Тумпи, мне это прозвище кличку напоминает. Для пуделя, - огрызался Туомас и делал хищные глаза. А потом жадно целовал свою новую непонятную авантюру с яркими рыжими волосами. Йонсу ждала и продолжала изнывать от любопытства. Страсть к неизведанному гнала ее на форумы, сайты, блоги, она упоенно копалась в мусорке интернета, складывая из огрызков симпатичную картинку странной и мучительно долгой любви Маэстро и его гордой Музы, уже достигшей куда больших высот, чем сам, собственно, упрямец. Йонсу сделала соответствующие выводы, но от нарушителя спокойствия не отстала. - Если ты так любил Тарью, то почему не женился на ней, когда была возможность? - Откуда ты знаешь? Хотя, за столько интервью кто-нибудь вполне мог проговориться…. Узнаю кто – убью! - И все-таки? - Рыжик, это мое прошлое и моя жизнь, не совсем счастливая, но я бы хотел, чтобы она в прошлом и оставалась. Давай не будем. - Ты же сам говорил, что у нас не должно быть секретов друг от друга…. Даже Эмппу говорит, что ты изменился, как мы начали встречаться. - Я и сейчас так говорю, но мой сумасшедший дом, из которого я наконец-то сбежал, это только мой сумасшедший дом. Я не хочу тебя в это впутывать. - Но я же хочу помочь, правда. Посоветовать, может, что-то, Анетт переодеть, например? - Пффф, Йонсу, да оставьте вы ее, наконец, в покое! Анетт отлично справляется с поставленной задачей, а ее наряды – это не мои проблемы! Я сам два месяца в одной шапке проходил, и ничего! - Вот я и говорю…. - Слушай, давай не будем устраивать священную войну на пустом месте! Я хочу спать. И так продолжалось еще несколько месяцев. Туомас возвращался из тура, Йонсу принималась учить его жизни, собирая всё новые и новые сплетни. Ей предписано было стать тихой гаванью, однако совместная жизнь превратилась в одинокий маяк, предоставленный бушующим ветрам и ошалевшим волнам.