Энциклопедия отчаяния

Никогда бы не смог установиться абсолютный покой — вся философия жизни построена на противостоянии. Где кипит война, там и воцарится мир, богатый унижает бедного — это норма общества. Эта история немного напомнила мне о ящике, в который любопытная идеальная женщина попыталась краем глаза заглянуть, и тем самым нарушить установленные запреты. Весь мир мог пасть от руки женщины — до чего типично. Но ведь самые главные строчки, запечатлевшиеся в моем сознании, были таковы: «Всегда будет присутствовать надежда». Мне не понравился наш противник — слишком нетипичный, слишком трусливый и чересчур устрашающий. Скрытный мастерский ум возвышался где-то высоко над нами, насмехаясь за углом, проникая во все тайны с помощью лазутчиков. Пусть этим он отдаст должное достояниям современности, которую хочет подкосить. Меня раздражали оппоненты по одну сторону баррикад — еще более трусливые, намного беспощадней, точно самые коварные. Я им доверилась — выбора не было и других вариантов не оставалось до самого конца, который я ожидала увидеть. Это вынужденное доверие адресовалось ко всем, но к нашему истинному тусклому лидеру, который, не ведая, продолжал вести свою оппозицию, оно немного изменяло строгие рамки. Самую малость. Не привлекает он внимания — до поры до времени, являясь темной лошадкой, желающей помочь всем, но на самом деле отдельным людям. Так было с той девушкой, которая решила воспользоваться этим банком добродетельности. Но она поплатилась, и я её не жалела, только скорбела, ведь мы потеряли нашего ценного оппозиционера, неосознанно переметнувшегося на вражескую сторону. Мне было жаль и свою слепую вынужденную веру в этих трусливых и коварных особей — тех, кого я спокойно называла друзьями. Предатели нашего взаимного доверия преподносили дополнительные баллы врагу, но его это не заботило. Он как будто погряз в этой вере в них, в свои убеждения, а собственные силы не принимал в расчет. Я увлеклась этим непонятным чувством доверия к нему, хотя уверена, что он говорил мне те же самые слова, что и своей не спасённой симпатии. Всю ту же речь произносил специально для меня, что и повторял нашим друзьям. И абсолютно точно не рассказывал обо всех диалогах со своей опорой, той, кто незаметными усилиями оказывала видимую помощь. Но я не ценила её вклад в полной мере. Может потому что считала себя лучше, а может причина в компаньоне нашего одаренного детектива. Я бы вела дела с ним намного лучше, коварно шептал женский эгоизм. Может, она хороша в дедукции, но надвигающуюся беду не могла предвидеть, а он просто верил нам и не верил возможности существования опасности. Выберусь ли я отсюда — конечно, мне хотелось в это верить. Представляла тот день, когда оставшиеся ученики выйдут за стены этой академии, а отпечатки подошв останутся на медвежьем мехе. Я обязательно буду чувствовать исходящее от него тепло и даже позволю себе держать его руку. Он точно засмущается, а я постараюсь вести себя как спокойная девушка и неприступная крепость. Если сейчас не получается, то не понимаю, почему должно получиться в будущем, которое может и не настать. Наверное, я была для него тем рядовым другом, в которого он верил и был готов повернуться спиной, не заметив спрятанного за душой отчаянного мотива. Но я готова встать прямо лицом к этому противнику, чтобы прикрыть его, ведь он должен дойти до конца, чтобы спасти всех. Верила в него, верила в нашу победу, верила в сокрытое на дне ящика послание. Но совершенно забывала о том, что веру заглушали чувства, противоречащие всем благим намерениям. Если бы у меня спросили, что я в нем нашла, то просто бы промолчала. Может то, что он попал в эту академию неспроста и является не тем обычным подростком, за которого его принимают окружающие и он сам. Но кто бы мне задавал такие вопросы — я намного лучше в конспирации, чем в расследованиях. Он был внимателен в деле, касающемся будущего его друзей, но в чувствах их он не разбирался. Мне просто не хотелось верить, что я оказалась проигравшей на всех фронтах. — Наэги-сан, ты, правда, думаешь, что мы выберемся отсюда? Столько наших друзей уже не с нами… — я заглушала тягостное молчание разговорами об отчаянии, желая услышать, как он меня переубеждает. Некая извращенная форма флирта, используемая мною, в те редкие моменты, когда он наедине или моя реакция быстрее обычного. — Конечно! Мы должны надеяться и верить в лучшее, — как типично для него, как приятно слышать это мне. Хочется улыбнуться, обнять мою персональную надежду. Я обхожусь благодарственным кивком и быстро скрываюсь, оставляя его на растерзание сначала замешательству, следом своей сопернице по одну сторону баррикад. Я решила следовать его совету — надеяться и верить. Что мы выберемся отсюда, что больше в нашей оппозиции не появится отрицательных персонажей, что главный злодей будет повержен, а мир снаружи встретит нас надеждой. Но мои персональные ожидания брали куда больше, куда персональные цели. А впрочем, это не так важно, ведь надежда должна помогать всем, а не каждому по отдельности. Даже если мне суждено покинуть эту сцену в скором времени, я буду следовать его совету и уйду с твердой уверенностью, что оказалась права — оппозиция останется за ним, за невзрачным Макото Наэги. С какими бы страданиями не столкнулось человечество, всегда будет существовать ориентир, благодаря которому оно со всем справится, — ответ ведь очевиден.