Энциклопедия отчаяния

Хорошим человеком быть очень легко — достаточно оказать один раз услугу или бросить одну ничего не значащую фразу, наполненную смыслом рода: «мир во всем мире», и все забудут о том, что самые знаменитые тираны одаривали народ такими же мыслями. Быть плохим человеком — может, и сложнее. Для кого-то ты все равно останешься хорошим, что подмачивает твой статус плохиша и мешает вжиться в выбранную роль. А вот как быть искренним человеком никто не учится, и завоевать подобное звание задача не из легких. Непорочных очевидных мыслей нет — люди не книга, которую можно прочесть за пару часов, ведь писатель может по паре сотен раз изменить как сюжет, так и героев. Искренность подобна бочке Данаида — чем больше вкладываешь в неё, тем быстрее она пустеет. Сильные женщины очень красивы. Обладай они спокойствием мудрейших — стали бы в сто раз краше и походили бы на недосягаемых богинь, дразнящих земных мужчин своим присутствием. Она дразнила меня своей красотой и невозмутимостью — пусть я и жалкая слабая женщина. Со стороны это можно назвать завистью, на самом деле, это нечто непонятное, непостижимое. Я всего-то искренняя по отношению к другому человеку. Может, этим я могу подразнить прекрасное живое изваяние с каменными эмоциями и стальной, наточенной серьезностью. Она подобна мечу, с которым управляется так же превосходно, как и безнадежно справляется с человеческими эмоциями. Удел богинь с черствым сердцем лишь познавать, но не перенимать. Если бы случилось так, что она смогла бы прочитать мои мысли — засмеялась бы. Я уверенна, научилась бы, узнав о том каламбуре, который обращен к ней моими искренними помыслами. Ведь она всего-то инструмент, несущий смерть негодным её господину — до уровня богини еще тренироваться и тренироваться в пустой комнате, которую любое живое существо обходит, испугавшись отчужденной, неземной ауры. Но в моих мыслях вещь могла трансформироваться в богиню — заслужено. Если идти от обратного, то вся мифология должна быть наполнена истеричными уродинами, раз уж она не заслуживала подобного звания. Я рассмеялась, когда узнала об её проблеме. Она окинула меня привычным холодным взглядом мечницы, не проронив ни слова. Урок искренности для неё сам по себе был сложен, а учительница напичканная эмоциями вызывала недоумение. — Пекояма-сан, улыбаться очень просто. Например, думай о дорогом тебе человеке и улыбка сама появится, делая тебя еще прекрасней, чем ты есть, — говорю с той искренней улыбкой, которой меня никто не учил. Но это значит лишь то, что я с уверенностью не могу заявлять об искренности. — Не вижу в этом смысла, — Пеко старается, это заметно и поэтому становится смешно. Девушка, всегда контактирующая с холодом и железом, не может за один миг прикоснуться к чему-то светлому, перенимая тепло. — А он есть. Это… Ну, как тебе объяснить? Кажется, это называют искренностью, — кончиками пальцев дотрагиваюсь до уголков губ Пеко, стараясь убрать вечно суровый вид. Пекояма вздрагивает, рефлекторно её рука тянется к острию меча, ведь я позволила себе слишком многое, дотронувшись искусного воина. Но мне захотелось разглядеть красивую девушку, нет, даже беззащитную. Сильные и спокойные женщины и так прекрасны. А Пекояма Пеко была самой лучшей демонстрацией. — Если ты сама не захочешь, то никто не в силах будет тебе помочь, — отодвигаюсь от девушки, поставив точку в своем небольшом экскурсе. Напоследок, мне захотелось подразнить мечницу или просто дать совет: — Влюбись. Тогда эта тяжелая наука станет для тебя ничем. — В этом… нет смысла, — возможно, для неё так и есть. Но мое видение покрасневших щечек Пекоямы говорили совершенно о другом — смысл есть, может, даже найден уже давно. Слушая истории мечницы об утрате пушистого и теплого чувства — я не смеялась, скорее удивлялась. Руки Пеко были нежные, с ссадинами и чрезмерно холодные, но очень приятные и тем не менее ухоженные. Мягкие комочки многое потеряли, когда отвергли ласковый порыв девушки. Зато, мои волосы, на которые с интересом поглядывала Пекояма, были полностью в её распоряжении. Может, я и не зверёк, и далека от мира острой стали и тех, кто ею владеет, но своей ученице с искренним участием готова помочь. Пеко колеблется, с опаской перебирает мои волосы, постепенно возрождая пушистое и теплое чувство — близость с живым одушевленным предметом. Намного приятней, чем перебирать шерстяные синтетические изделия, отдающие фальшью. Пекояма Пеко абсолютно точно не искренний человек, и её сложно в этом винить. Всю жизнь она внушала ложь самой себе, неудивительно, что была способна умолчать о правде в круге общения. Я была готова не простить Кузурю, но следом готова была благодарить его, почти забыть о господине и его инструменте. Пеко впервые улыбнулась — искренне, непринужденно, с мыслью о нем и взглядом, обращенным на него. Инструмент или же богиня, словно почувствовала желание продолжать существовать. А было слишком поздно — оболочка, в которую вдохнули земной дух, снова должна была пустеть, оставив лишь былой красивый монумент. Так, кто же такие они — искренние люди? Улыбка ли признак искренности, слёзы ли? Но в тот момент соленые капли, на ряду с приподнятыми уголками губ, смешались воедино на одном единственном лице, в то время, как я могла исполнить только одну функцию. Я смеялась рядом и над ней, плакала вместе и без неё.