Энциклопедия отчаяния

Градус Цельсия явно взбесился, то заставляя меня попотеть еще обильнее, нежели Сизифа, мучавшегося со своим злосчастным камешком, то отправляя в путешествие на другой конец Земли. Не самый приятный курорт, должна сказать. Кисть давно готова отпасть, хотя перевязана не колючей проволокой, а обыкновенной ниткой. Но я же неженка, вот и хочу полного комфорта себе любимой. И просто обожаю пожаловаться на свою тяжкую участь, приукрашивая всеми возможными декорациями сцену, закрытой от зрителей темной завесой. А может, это на самом деле правда, и я просто начинаю создавать себе иллюзии, придумывая отговорки своему мучителю? .. Если по делу, то я уже энное количество времени лежу (стою?) подобно недавно купленной кукле, в неком подобии коробки. Тесно, дискомфортно, голодно и до безумия одиноко. — Выпустила бы ты меня, ну же, Джунко-чан! Бесполезно. Я знаю, она меня прекрасно слышала, но решила наказать своим безразличием, заставляя свою марионетку томиться. Чтобы эта кукла познала страх и помнила, что дергать за ниточки её может только она. Сперва я боялась. Нормальная же реакция для обычного смертного, правда? А потом стало… все равно. Первые часы, а может и дни, уже перестали быть тем временем, когда я ждала милосердия со стороны своего кукловода. «Вот бы выбраться отсюда», — хотелось подумать мне, да не думалось, не представлялось. Я стала просто смотреть безликим взглядом на стены своего картонного гроба, словно и вправду превращаясь в неживую куклу. Наверное, это она бы назвала отчаянием. До слуха доносится шорох, словно кто-то разворачивает подарочную упаковку, а глаза начинает слепить яркое свечение полутемной комнаты. — О, до чего же чудесный подарок! С праздничком меня! Хотя сегодня и не праздник вовсе! — голос неприятно режет слух. И пусть на меня начинают сыпаться жалобы о неправильном понятии истинной красоты. Тонкие проворные пальчики с ухоженными коготками хищницы начинают вырисовывать на моей коже красными мазками причудливые, несвязанные между собой, небольшие картинки. Она делает это не с целью меня помучить. Наверное, просто задумалась, представляя, какая же волна отчаяния может окатить в будущем, а красный цвет на белом холсте придает ей вдохновения, заставляя воображение отображать всё в материальной форме. На живом человеке, которому не чужды эмоции, чувства. Ха, помечтай дальше и заставь работать свою фантазию на грани нереального. — Нэ, ты подумала о своем поведении? Ну, не дуйся на меня! Смена характера превратилась просто в очередную настоящую оболочку Джунко. Просто нельзя представить её другую — все самые яркие стереотипные виды поведения в один момент стали самой Эношимой. Точно так же, как в тот миг, когда отчаяние обрело свое истинное имя. А я партизан и её это начинает злить. Красная краска закончилась, а, может, просто засохла, поэтому девушка начинает тянуть руки к моему горлу. Не душит — предупреждает. — Какая-то ты неразговорчивая, — грань уже переступлена, теперь мне кажется грехом осуждать былые условия. Мою шею украсит новое ожерелье, и я уверена, что Эношима еще приобрела множество аксессуаров, чтобы приукрасить свою куклу. — Скажи, а кого ты любишь больше: меня или Мукуро? — больше не чувствую прикосновений холодных пальцев, которые запачканы кровью. Не моей, а множества других несчастных, павших жертвами убийственного отчаяния девушки. Джунко наклоняется к моему лицу еще ближе и почти с заботой проводит по лбу, а потом указательным пальчиком останавливается на губах. — Ну же, не заставляй меня ревновать. Настолько ласково звучал этот шепот, что мне стало страшно. Да так, что язык мой развязался. — Ту, чье отчаяние настолько сильно, что сможет составить достойную конкуренцию Надежде, — слышу, как голос приобретает твердость, а барьер вновь поставлен. Верно, какими бы уловками не пользовался этот обманчиво прекрасный порок, меня не запугать и не заставить перейти на вражескую зону. Джунко молчит, что могло бы отдавать неким зловещим явлением и признаком злобы. А мне спокойно. Впервые за всё время, проведенное в этой коробке для безвольной куклы; коморке, служащей укрытием истинного злодея, который дергает за другие ниточки, ведущие к ученикам Пика Надежды; с тех пор, как я стала одним из первых врагов этого отчаяния и между с тем, самым желанным объектом для вселения смысла жизни девушки. Я не знаю, чем мне удостоена эта честь, честно. Но не могу сказать, что я не горда собой. Пусть это и отдает нотками извращенного самолюбования и попытками отрицать то, что отчаяние мне чуждо. Не дорого и не ценно. — Ха-ха, ты самая лучшая! Все же, не зря ты так дорога мне, моя прекрасная строптивая сторонница глупых надежд и ожиданий. Джунко явно довольна мной. Но еще более её тешит сама она и то, как правильно она делает ставки в пользу отчаяния. Но мой барьер на грани оппозиций прочен и прикасанию не подлежит. — В конечном итоге, эта глупость сгубит тебя. И еще одно — если будешь питаться пищей быстрого приготовления, то потеряешь форму. Ты растолстела, откровенно говоря. Именно такой провокационной ложью я укрепила позиции своего барьера и навсегда отделила себя от яркого сумрака, который хоть чуточку приоткрылся для меня в этот момент. Я обрекла себя на роль куклы, которой изредка играли и иногда украшали маленькими побрякушками. — И все же, твоя стряпня действительно хороша… Так же, как и твой строптивый характер. Если даже отчаянию суждено править миром, то мир легко сдастся. Но сторонники Надежды всегда упорны и не будут волочить свое существование в картонной коробке.