Как же так?

Солнце медленно уплывало за горизонт, освещая мёртвую деревушку. Сожжённые дома контрастировали с зелёными просторами, выделялись на весеннем фоне чёрными тенями войны, врезались в зрение отвратительными мешающими точками. Весна вступала в свои права. Казалось, природа не замечала войны и одновременно боролась с ней, наполняя редким праздником душу. За сгоревшим домом обосновалась небольшая группа бойцов. В такой день хотелось забыть о боях, непрерывно идущих по всем фронтам. Однако в этом квадрате земли бои хоть на день, но закончились. Считали убитых и раненных, хоронили и прощались, перевязывали и старались не терять бодрости духа. Сегодня они не отступили. Сегодня они вырвали этот кусок земли у русских, отогнав ослабленный батальон на несколько километров. Опять. Они уже были здесь, отступая. Война превратилась в отступление и наступление, в сплошную кровавую резню, разбавленную редкими минутами отдыха. Но сегодня вечер обещал быть спокойным. Отдельно ото всех сидели двое мужчин. Голубые глаза одного внимательно рассматривали трещинки на прикладе снайперской винтовки. Эта винтовка верно служила хозяину, ни разу не сделав промаха. - Верни мой прицел. – Людвиг вытянул из рук брата снайперский прицел, который тот отобрал у него минуту назад, чтобы сравнить со своим. Гилберт недовольно откинул белоснежные неровно остриженные волосы со лба, но прицел послушно отдал. - Жалко тебе, что ли, для родного брата? - Жалко. Ты его слюнявишь. – Людвиг чуть поморщился. - Я его не слюнявлю, а протираю. Не воду же тратить. – развёл руками Гилберт, пожав плечами. - Дурак. На этом разговор оборвался. Людвиг по природе был не разговорчив, беседу обычно поддерживал Гилберт. Но сегодня и он был как-то неестественно тих, что не ускользнуло от его брата. Они знали друг друга настолько хорошо, что ни одно изменение в состоянии не могло ускользнуть от следивших друг за другом братьев. Людвиг беспокоился за брата. Гилберт сдавленно зевнул, вхолостую щёлкнув патроном, проверяя нажатие курка. Курок работал отменно, прицел не подводил. Подводило лишь душевное состояние. Мужчина нервно потеребил пальцем травинку, шмыгнув носом. - Гилберт, - тихо позвал его брат, оторвавшись от прицела. – Что с тобой происходит? Гилберт поднял на него странный взгляд и полез во внутренний карман шинели. Вот так сразу отвечать на вопросы было для него весьма странно. Обычно он язвил и пререкался. Альбинос вытащил из-под шинели простой конверт со скупой подписью: «Гилберту Байльшмидту, шестой пехотно-штурмовой батальон». Ровные буквы смотрели в одну сторону, как будто написавшая их рука очень и очень старалась. - Прочти это когда-нибудь. – Гилберт кивнул брату, сунув письмо тому в руки. – Например, после завтрашнего наступления. Там всё написано. Людвиг повертел в руках конверт, непонимающе посмотрел на брата. Любопытство боролось с просьбой брата. И просьба победила. Ведь письмо никуда не денется, он успеет его прочесть. А завтра в бой, лишние волнения не нужны. Гилберт поднялся. - Я спать, брат. Прочти потом. Дай слово, что сделаешь это не раньше завтрашнего штурма. Людвиг снова удивился спокойному тону брата, но всё таки кивнул. - Обещаю… *** Солнце постепенно выплывало из-за горизонта, освещая просторы изрытых взрывами полей. Трупы лежали вразброс, куски снарядов перемешивались с брошенными винтовками. Кучка солдат разместилась на пригорке, отходя от перенесённого сражения. Многие были ранены, ещё больше – убиты. Никто не верил в завтрашний день. Они снова взяли квадрат, прогнав врагов всё дальше, но радости это ни у кого не вызывало. Людвиг сидел на траве, в третий раз перечитывая короткое письмо. Слёзы то и дело накатывались на глаза. А он было забыл, что такое слёзы. Ровные буквы плыли перед глазами. Мужчина не выдержал и поднялся, незаметно утёр глаза тыльной стороной ладони и неровным шагом пошёл к лесу. Он сам не знал, зачем идёт туда. Его никто не окликнул, никто его не остановил. Перед глазами прыгали строчки… «Здравствуй, Гилберт. Я не знаю, где ты сейчас и что с тобой. Но я твёрдо уверена, что ты получишь это письмо. Неделю назад у нас родился сын. Я назвала его Фридрихом, как мы и хотели. Он похож на тебя, Гилберт. Здоровый, светлый мальчик. Он очень ждёт тебя. Возвращайся домой.». Короткое письмо было написано тремя годами ранее и не нуждалось в подписи. Не было ничего удивительного, что оно шло так долго. Их роту бросало по стране, почтальоны наверняка не успевали следить за их перемещениями. Выходит, у Гилберта есть сын. Такой же шустрый, с такими же яркими горящими глазами. Элизабет старалась, когда писала его отцу письмо. Выводила буквы… Людвиг тяжело опустился на землю у дерева, прислонившись к нему спиной. Письмо искало адресата слишком долго. И нашло слишком поздно. Сейчас ему казалось, что Гилберт всё знал. Как будто чувствовал. Он запретил ему читать письмо до сражения. А может он просто не хотел раньше времени волновать брата. Людвиг не знал. Перед его глазами до сих пор стояло лицо брата, с немым удивлением уставившегося вперёд, куда-то в лёжку русского снайпера. Пуля тихо прошла сквозь голову, затерявшись в белоснежных волосах, окрасив их алой кровью. Людвиг помотал головой, тщетно пытаясь отогнать эту картину, которую попеременно сменяло лицо Элизабет. Она провожала их на вокзал, слишком радостно для прощания улыбаясь. В голове вертелся единственный вопрос: Как же так?..