Everyday Everlark Headcanon

Китнисс ненавидит свои шрамы. Хотя вслух этого и не говорит, но Пит это знает по тому, как она касается их, и потому, с каким скорбным выражением смотрит на них в зеркало. Они ей неизменно напоминают о том, что она потеряла. Однажды Пит, придя домой, обнаруживает, что на зеркало в ванной накинуто полотенце. Подумав немного, он берет несколько простыней и расстилает их на кровати. Зовет Китнисс подняться в спальню, и говорит:  — Раздевайся. Она протестует, но он более чем настойчив, и в итоге она сдается и ложится на кровать без ничего, лишь закатное солнце окутывает своим оранжевым светом ее оливковую кожу. Пит стоит рядом, вооруженный палитрой и кисточками, и прежде чем она успевает возразить, он приступает к работе. На ее спине, на груди, плечах, на шее, на ногах и даже на запястьях. Все происходит в полной тишине, если не считать редких вздохов, которые слетали с губ Китнисс. Когда же он заканчивает, он велит ей зажмуриться, помогает дойти до ванной и снимает с зеркала полотенце.  — Открывай глаза. Медленно разлепив веки она видит свое отражение и это заставляет ее сердце пропустить удар.  — Ты разрисовал все мои шрамы! Именно это он и сделал. Он все их разрисовал — стрелолистом и примулами, древесными листьями и одуванчиками. Она таращится в зеркало, озирая все свои преображенные шрамы, и из глаз у нее начинают катиться слезы. Она касается примул, нарисованных у ее сердца, и через зеркало смотрит на Пита.  — Надеюсь, теперь ты их будешь видеть по-другому, — произносит он.  — Буду, — шепчет она. — Спасибо, Пит.